Башня. Новый Ковчег

Глава 3

Глава 3. Кир

— А дальше чего?

— А дальше он такой типа говорит: че за херня вообще…

Звонкий девчоночий смех перекрыл Лёхин голос. Кир чуть поморщился. Он слышал эту историю в Лёхином исполнении миллион раз, и она не казалась ему смешной, даже когда Лёха рассказывал её впервые — рассказчик из приятеля был так себе.

Кирилл Шорохов сидел на полу в подсобном помещении сортировочной, вытянув ноги и прикрыв глаза. Где-то сверху монотонно гудела вентиляция, а за пластиковой перегородкой негромко переругивались какие-то женщины.

— Кир, эй, Кир, — Ленка Самойлова расстегнула несколько пуговиц на его рабочей куртке и медленно провела пальцем по груди, чуть царапнула острым ноготком. Прижалась к нему большой тёплой грудью. Он заворочался, отстраняясь.

Грудь у Ленки была здоровая. Сама вроде тощая, невысокая, а грудь… Нет, раньше Киру она даже нравилась, в смысле грудь нравилась, да и Ленка тоже, а потом как-то приелось.

— Чего вечером будем делать? К тебе пойдём? — Ленкин палец продолжал выписывать бессмысленные каракули на его груди.

— У меня родители дома. Давай к тебе.

— Не, у меня отчим эту неделю в дневную.

Кир чуть скосил на неё глаза, нехотя отметил про себя — врёт, наверно. Зачастил чего-то её отчим в дневную смену работать. Вообще, Ленкино враньё Кира не трогало. Их отношения давно зашли в тупик, просто они пока не знали, как бы их половчее закончить, и продолжали встречаться, вяло, по инерции.

— Кир, ну чего? Потопали? — из-за угла показалась белобрысая Лёхина голова. — Хватит уже зажиматься.

— Дурак, — скривилась Ленка.

Лёха Веселов заржал, растянул на пол-лица свой лягушачий рот, немало не стесняясь отсутствия переднего зуба. Лёха вообще был парень не из стеснительных.

— Пошли. А то сейчас Колобок прибежит, опять нам штраф впаяет.

Колобком они звали своего бригадира, маленького, толстого, с небольшими пухлыми ручками, увенчанными короткими пальцами-сосисками. У него всё было круглым: необъятный живот, лысая башка с аккуратно прижатыми к черепу ушами и гладкое безбородое лицо, которое обходила стороной любая растительность. Фамилия Колобку тоже досталась, видимо, в насмешку: Черепков. Словом, когда у подчинённых не было особого желания работать (а такое желание вообще возникало нечасто), они упражнялись в остроумии и игре слов.

— Сейчас, — Кирилл потянулся и зевнул.

Идти работать не хотелось. Хотелось сидеть тут, на грязном полу в сортировочной у девчонок, слушать гул вентиляции и ни о чём не думать.

— Шорохов! Веселов! — снаружи раздался раскатистый голос бригадира. Что-что, а бас у Колобка был будь здоров, проникал в любые щели. — Опять у девок торчите! А работать за вас кто будет? Кто?

— Конь в пальто, — пробормотал Кир, медленно поднимаясь. Ленка тихонько захихикала.

— И учтите, лодыри, на этой неделе последнее предупреждение! Надоело за вами по всему уровню бегать! Ещё одно нарушение и штраф!

Колобок катился впереди, размахивая своими карикатурно-маленькими ручками. Лёха с Киром плелись сзади.

— А чего сразу штраф-то? — возмутился Кир. — Мы вообще-то всё сделали.

— Чего вы сделали? Ну чего?

Колобок обернулся и почти уткнулся лысой башкой Киру в грудь. Шорохов был высокий, и бригадир едва доставал ему до плеча.

— Чего велели, то и сделали, — буркнул Кир.

Сегодня их с Лёхой заданием было окучить два десятка рядов картошки. Они осилили едва половину и свалили к девчонкам в сортировочную — отдохнуть и потрепаться.

— А чего? Имеем право на отдых, — заявил Лёха. — Законное.

— Дебилы, — Колобок устало помотал головой.

В свои девятнадцать лет Кирилл Шорохов слабо представлял, чего он хочет от жизни. Не работать — это точно. Во всяком случае не так, не на этих проклятущих грядках. Учиться, правда, ему тоже не хотелось.

Когда пять лет назад Кирилл окончил школу, с трудом одолев положенные семь классов, он буквально вздохнул с облегчением — век бы больше этот интернат не видать. Учёба ему не то чтобы не давалась, скорее уж было лень и неинтересно. К тому же в их компании ботаников не жаловали, за чрезмерную тягу к знаниям можно было и огрести, а Кир предпочитал быть на стороне тех, кто бьёт, а не тех, кого бьют. Родители его, конечно, были недовольны, особенно отец, но на отца не угодишь, ему всё, что бы Кир не сделал, было не так, да не эдак.

— Оболтус, — сердито вздыхал отец. — Другие, вон посмотришь, если не в библиотеку, то хотя в кино ходят, развиваются, а ты… только с девками по углам тереться, да с такими же дебилами малолетними по этажам бегать.

— Отстань от него, — заступалась за Кира мать. Но мать всегда за него заступалась.

Работать Кира после интерната определили сначала в пластмассовый цех разнорабочим (там же работал и отец), но буквально через две недели его отловил в туалете начальник цеха — Кирилл пытался толкнуть пакетик холодка одному чуваку с участка переработки. Холодком называли местный наркотик, который делали где-то несколькими этажами ниже — маленькие круглые таблетки с едва уловимым мятным вкусом, из-за которого наркотик и окрестили холодком. От одного-двух драже слегка кружилась голова и становилось весело, но от хорошей пригоршни крышу сносило не слабо. На холодке можно было как разориться, так и разбогатеть.

Это был первый и последний опыт Кира в дилерстве, опыт крайне неудачный и болезненный. Наркоту у него конфисковали, а от законного наказания спасло лишь то, что начальник цеха, Афанасьев, мужик хоть и жёсткий, но не злобный, не стал докладывать о его поступке выше.

— Исключительно ради твоего отца, паршивец, — начальник говорил тихо, медленно цедя слова сквозь зубы и не скрывая презрения. — Надеюсь, жопу он тебе надерёт так, что неделю не присядешь.

Отец чаяния Афанасьева оправдал: всыпал Киру от души, тот надолго запомнил. А потом ему ещё и Костыль добавил — местный дилер, который собственно его холодком и снабдил. Шестёрки Костыля Кирилла отметелили будь здоров, хорошо хоть зубы целы остались (Лёхе через пару лет повезло меньше), и потом Кир где-то ещё полгода отдавал деньги за непроданный товар. С процентами, разумеется.

Но из пластмассового цеха его вытурили. Пинком под зад — покатился прямо вниз, в теплицы, где и застрял на пять лет на картофельных и помидорных грядках, в душных и влажных подземных казематах, под вечным светом неестественно ярких ламп.

Наркотой торговать ему охоту отбили, но употреблять Кир употреблял. Не прямо чтобы очень часто, так время от времени — чтобы не выглядеть белой вороной.

— Будешь? — Лёха протянул Киру пакетик с несколькими таблетками.

После того как Колобок наконец-то ушёл к себе в контору, которая располагалась в центре этажа, они с Лёхой ещё несколько минут поделали для приличия вид, что усердно работают, а потом забрались подальше, за высокие кусты помидор, чтобы их никто не видел. Лёха громогласно объявил: «Технический перерыв» и достал из кармана пакетик с холодком.

— Ага, давай.

Кир не успел взять у Лёхи таблетки — за его спиной раздался знакомый сиплый голос:

— Чем травитесь, мелюзга?

— Чем и всегда, — Кирилл обернулся и презрительно сплюнул, стараясь попасть говорившему на ботинки. Принесла же нелёгкая ещё одного придурка.

Лазарева или Лазаря, как его все звали, в теплицах не любили. Высокий, худой, словно он состоял из одних только костей, обтянутых болезненно-жёлтой кожей, Лазарь был лет на пять старше Кира с Лёхой, но умом застрял где-то на уровне начальных классов. Пользы от Лазаря как от работника было мало, но он приходился дальним родственником бригадиру, потому его тут и держали.

Лазарь плюхнулся рядом с Киром, обдав того застарелым запахом мочи и пота. Кир почувствовал, как к горлу подступает тошнота.

— Ну? — Лазарь протянул большую грязную ладонь.

— Чего ну?

Киру хотелось садануть Лазаря прямо в жёлтые вонючие зубы, но брезгливость пересилила. Даже дотрагиваться до этого ушлёпка было противно — потом век не отмоешься.

— А то! Со старшими надо делиться.

Лёха отсыпал в протянутую ладонь несколько таблеток.

— Мало, всё давай.

— Ты часом не…

Злые маленькие глазки Лазаря ещё больше сузились, превращаясь практически в щёлочки.

— Ща Колобка позову.

Он не блефовал, все знали — Лазарь может. Ему прямо удовольствие доставляло заложить кого-нибудь бригадиру, оттого особо с ним и не связывались. Лёха негромко выругался и сунул весь пакетик в протянутую ладонь. Прошептал едва слышно:

— Подавись.

Лазарь заржал. Потом открыл рот и высыпал зараз всё содержимое пакетика. Активно задвигал челюстями, громко причмокивая. Тонкая ниточка беловатой, слегка пузырящейся слюны покатилась по грязному подбородку. Выглядело всё это преотвратно. Кира замутило.

Лазарь закрыл глаза и откинулся к стене.

Он ещё какое-то время посидел рядом с ними, ждал, наверно, когда дурь ударит по мозгам в его тупой башке, хотя Кир сомневался, что у Лазаря вообще есть по чему ударять. Так оно, видно, и было, потому что спустя несколько минут, Лазарь, как ни в чём не бывало, открыл глаза, поднял руку и снисходительно потрепал Кира по плечу:

— Ну бывайте, мелюзга. В следующий раз, когда закидываться соберётесь, не забывайте дядю пригласить.

Он, кряхтя, встал и развалистой походкой пошёл прочь. Словно, и не выжрал почти полный пакетик таблеток только что.

— Чтоб ты сдох, гнида вонючая, — от души пожелал ему вслед Лёха.

Технический перерыв был испорчен, и парни, хоть и нехотя, но вернулись к работе. Длинные ряды картофеля тянулись к центру этажа, к застеклённым окнам офисов — пятачку яркого света, где трудились конторские учётчицы, а начальство, устав от решения производственных задач, тихонько подрёмывало в удобных креслах.

— Всё! Не могу больше, — Кир отбросил в сторону мотыгу.

Лёха Веселов удивлённо посмотрел на него.

— Пойду отолью, — пояснил Кир.

— Что за фигня?

Из туалета раздавались странные звуки. Кто-то то ли надрывно кашлял, то ли блевал, то ли делал и то, и другое вместе.

Кирилл осторожно толкнул дверь и с опаской заглянул внутрь. Звук доносился из туалетных кабинок.

— Эй, — тихо позвал Кир. — Всё нормально?

Он прошёл в туалет. В одной из кабинок с выломанной дверцей сидел на толчке Лазарь, выпучив глаза, и из его горла вырывался саднящий булькающий кашель.

— Т-т-ты… чего? — Кир попятился назад, не в силах оторвать взгляд от спущенных штанов и худых ног, покрытых густой рыжеватой шерстью.

— Ы-ы-ы, — просипел Лазарь, сдавленно булькнул и выплюнул прямо на Кира сгусток мокроты.

— Фу, — Кир развёл в стороны руки, хотел выругаться, но Лазарь, вдруг прекратив кашлять, бесчувственным кульком повалился вперёд, уткнувшись лицом в серый кафель.

— Лёха! Лёха! Сюда!

Кир не помнил, как выскочил из туалета, вопя и размахивая руками. Ему всё чудилось, что где-то за спиной хрипит Лазарь.

— Ох ты ж боже ж мой, — охал Колобок, пока они с Лёхой волокли тяжёлое негнущееся тело Лазаря до медпункта. — Что ж это такое-то? Что же такое?

Кир держал Лазаря за плечи, и, хоть ему и приходилось тяжелее, чем Лёхе, он всё же был в глубине души рад, что ему не нужно было касаться руками голых лазаревских ног, да лицезреть сморщенные лазаревские причиндалы. Лёха тоже старательно отводил взгляд, чертыхаясь сквозь зубы и запинаясь всякий раз, когда идущий сзади Колобок, наступал ему на пятки.

В медпункте они уложили Лазаря на койку, которую указала медсестра.

— Штаны бы хоть на него надели, — лицо медсестры брезгливо скривилось.

— Сами надевайте, — буркнул Кир. — Чего мы нанимались что ли.

— Ирочка, да ты послушай его, послушай. Жив он, жив? — Колобок суетился рядом, то и дело всплёскивая своими маленькими ручками.

Медсестра взяла руку Лазаря, нащупала пульс.

— Кажется, есть, — и повернувшись к бригадиру, спросила. — Звонить что ли в интенсивку?

Во взгляде медсестры мелькнуло что-то такое, что Киру не понравилось. Да и с чего ей спрашивать у Колобка разрешения? Он за медицину не отвечает.

— Погоди, погоди, Ирочка, — забормотал он. — Сейчас… может ещё очнётся.

Он повернулся к парням, посмотрел на одного, потом на другого.

— Ну, давайте говорите, принимали чего?

Кирилл переглянулся с Лёхой. Дело принимало нехороший оборот.

— Вы чего, Евгений Геннадьевич. Чего мы принимали? Ничего мы не принимали, — Кир постарался вложить в свой голос больше возмущения. Не хватало ещё, чтобы их заподозрили в приёме наркотиков на рабочем месте. Тут одним штрафом точно не отделаешься.

— Ты подожди, подожди, — бригадир приблизился к нему, внимательно посмотрел снизу вверх, сказал вкрадчиво. — Не торопись, парень. Скажи, вот как на духу. Не бойся. Жрали свой чёртов холодок или нет?

— Нет!

Они с Лёхой выпалили это почти одновременно. Колобок опять открыл было рот, но тут тело лежащего на койке Лазаря выгнулось дугой, и он опять закашлялся, брызгая слюной в разные стороны.

— Я звоню в интенсивку, Евгений Геннадьевич, — крикнула медсестра, метнувшись к телефону.

— А! — Колобок в сердцах махнул рукой, и, кажется, в первый раз на памяти Кира крепко и забористо выругался.