Башня. Новый Ковчег

Глава 8

Глава 8. Кир

— Куда собрался?

Отец схватил Кира за руку.

— Я к Вовке!

— Подождёт твой Вовка, никуда не денется.

Утро субботнего дня не задалось с самого начала. Отец выглядел суровее, чем обычно, смотрел на Кира насуплено из-под сведённых к переносице бровей. Кирилл принялся быстро перебирать в памяти события — в чём он мог провиниться? Неужели Колобок опять чего-то настучал?

— Сядь, — приказал отец. — Сейчас мы с матерью соберёмся, в столовую все вместе пойдём.

— Ну ты чего? Я тебе маленький что ли за ручку с вами в столовку ходить? — возмутился Кир и, повернувшись, обратился к матери. — Мам, скажи хоть ты ему.

Мать, которая обычно поддерживала его в таких ситуациях, на этот раз приняла сторону отца:

— Послушай папу, Кирилл.

— Ну вы… — по лицу Кира поползла кривая ухмылка. Он хотел ещё немного поспорить, отвоёвывая себе право на самостоятельность, но, наткнувшись на молчаливый взгляд отца, осёкся. Понял: сегодня спорить бессмысленно.

В столовой народу в этот час было много. Кир пытался, насколько мог, держаться особняком от родителей, но тут, делай-не делай вид, что ты не с ними, всё одно — бесполезно. К тому же мать постоянно дёргала:

— Кирюша, ты кашу или запеканку будешь? Кирюша, хлебушек тебе взять?

Кириллу оставалось только молиться, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из своих приятелей или того хуже — на недругов.

Взяв завтрак, они уселись в центре зала. Отец словно нарочно выбрал место, чтобы быть у всех на виду.

Кир быстро застучал ложкой, чтобы поскорее уже проглотить размазанную по тарелке кашу и слинять. Отец, угадав его намерения, коротко усмехнулся:

— Не торопись. Всё равно нас ещё ждать будешь, — и как будто нарочно медленно разломил кусок хлеба, отложил часть в сторону, взял ложку и принялся неторопливо есть.

— Ты чего издеваешься? Если собрался пропесочить меня, то давай — песочь.

— А есть за что? — отец прищурил глаза.

— Да ты найдёшь, — буркнул Кир себе под нос.

— Ваня, скажи уже ему, — мать повернулась к отцу. — Чего ребёнка мучаешь?

— Ребёнка? Этот ребёнок уже нас перерос, а ты с ним всё тетешкаешься. До скольки лет колыхать-то его будешь?

Родители заспорили. Кир вздохнул и отвернулся. Мать всегда была на его стороне, и, хотя её забота подчас здорово доставала, но, если б она не вступалась за него перед отцом, жизнь Кирилла стала бы совсем невыносимой. И, всё же, Кир не любил, когда они ругались.

— Ну вот что, ребёнок, — отец насмешливо посмотрел на него. — Утром по громкой связи всех оповестили, что никто не должен покидать уровень. Матюгальник орал здорово, но у тебя же сон как у младенца.

Кир пропустил мимо ушей язвительную колкость отца.

— Чего это?

— Не сказали. Наверно, из-за гриппа. Может, на карантине подержат недельку-другую.

— А работать как? — удивился Кир.

— Никак. Будешь отдыхать.

— Круто!

— Господи, ну что ж ты за дурак-то какой растёшь, — устало покачал головой отец. — И в кого только?

Кирилл не знал, как отнестись в этим внезапно образовавшимся каникулам. С одной стороны, было здорово побездельничать недели две, не слышать и не видеть толстого Колобка, грядки эти осточертевшие, а, с другой стороны, это же с этажа никуда не выбраться — сиди, как пень, у родителей под носом. Даже до Веселова, который жил двумя этажами ниже, и то не добежишь. Хорошо ещё хоть Вовка Андрейченко с ним на одном уровне.

Но пока его к Вовке не отпускали. Отец не объяснял, почему, просто не отпускал и всё, и Кирилл маялся от безделья, слоняясь из угла в угол. Сам отец куда-то ушёл, но ему строго-настрого велел оставаться дома с матерью.

— Мам, — несколько раз принимался уговаривать мать Кир. — Ну, мам, я только до Вовки добегу, туда и обратно.

— Нет. Отец сказал, будь дома, значит будь дома.

Она заметно нервничала. Несколько раз выходила в общий коридор, Кир слышал, как она говорила о чём-то с соседкой.

Отец вернулся часа через два.

— Ну чего, Вань? Что мужики говорят?

— Да никто ничего толком не знает, — махнул рукой отец. — Одни говорят одно, другие — другое.

— А Егор Саныч?

— Запропастился куда-то. Мы с Караваевым весь этаж прочесали — нет нигде. Как сквозь землю провалился.

У Егор Саныча, их участкового врача, наверняка, были ответы насчёт карантина. Должны были быть. Вот только где он?

— Ладно, Вань, — мать погладила отца по руке. — Потом ещё сбегаете поищите его. Должен появиться, и тогда…

Что «и тогда» мать договорить не успела: опять включилась система оповещения, и спокойный, чуть металлический женский голос произнёс:

— Внимание! Уважаемые жители шестьдесят пятого уровня, прослушайте важное сообщение!

Кир замер. Системой оповещения на этажах власти пользовались регулярно — это было удобно, действенно, и к такому способу сообщения новостей и распоряжений все давно привыкли. Но сегодня, видимо, сказалась общая тревожность, туманная неизвестность, которой был окутан весь этаж, и люди высыпали из своих отсеков, хотя в этом и не было никакой необходимости — голос из матюгальника, как называл систему отец, одинаково хорошо был слышен и в коридорах, и в квартирах.

Кирилл вертел головой, натыкался на взгляды соседей — пугливые, недоумевающие или заинтересованные. Мать крепко вцепилась в Кира, словно, ему было пять лет, и он мог легко потеряться в этой толпе. В другой раз Кир возмутился, вырвался бы, но сейчас он просто стоял, положив свою руку на материнскую и осторожно и бессознательно сжимал её сухую ладонь, чувствуя пальцами прохладную, шершавую, уже начавшую стареть кожу.

— Сейчас вам будет зачитан список фамилий в алфавитном порядке с указанием номера жилого отсека и выполняемых обязанностей. Те, чьи фамилии будут названы, должны подойти к восточному грузовому лифту в указанное время. При себе иметь смену белья и гигиенические принадлежности. Время будет названо отдельно. Уважаемые жители Башни, просьба сохранять спокойствие. Нарушители будут привлечены к административной ответственности. Список зачитывается три раза. Внимание! Внимание!

Кир вдруг отчаянно захотел, чтобы их фамилии не оказалось в этом чёртовом списке. Хоть бы их там не было. Хоть бы не было. Хоть бы…

К восточному грузовому лифту они подошли с последней группой: Шороховы оказались в самом конце алфавитного списка. Невысокий кряжистый охранник раздавал каждому какие-то пакеты.

— Это что? — отец Кира показал головой на пакет.

— Сухпай. Следующий!

— Погоди! Для чего это? Куда нас повезут?

Наверно, первый раз в жизни Кирилл услышал, как голос отца дрогнул.

— Всё там, папаша, скажут. Всё скажут. Не волнуйтесь.

— Выходим, не торопясь, никого не задерживаем. Не толкаемся, — скомандовал один их охранников, когда двери лифта наконец-то открылись. Охранников по традиции было двое — эта братия в Башне всегда ходила парами.

Люди начали выходить, и, хотя был приказ не торопиться, они всё равно отчего-то спешили, неловко суетились, озираясь по сторонам и прижимая к груди выданные пакеты и свои вещи — те, которые было велено взять с собой. Кир двигался в этой живой, колыхающейся в разные стороны толпе, пытаясь приноровить шаг к всеобщему движению, но то и дело спотыкался. И ему уже почти удалось поймать этот неровный стихийный ритм, стать его частью, как вдруг невысокая женщина, с тонкими, чуть вьющимися волосами мышиного цвета и невыразительным блёклым лицом, резко остановилась, сбивая общий, уже почти отлаженный ход, и тоненько закричала:

— Это что же за произвол-то! Власть нас за людей не считает! Это…

Она вдруг странно ойкнула и стала медленно оседать на пол прямо перед Киром. Он не сразу понял, в чём дело, и только увидев, как один из охранников, тот, что стоял ближе, лениво убирает за пояс электрошокер, замер от внезапно осенившей его догадки.

— Давай-ка, парень, оттащи её в сторону, — приказал охранник Киру.

— А…

— Через пару минут очнётся. Будет как огурчик, — охранник хохотнул и отвернулся.

Кирилл нагнулся, попытался приподнять женщину — она показалась ему тяжёлой, несмотря на маленький рост и бросающуюся в глаза худобу. Неожиданно почувствовал, как кто-то помогает ему, поднял голову. Это был отец.

Вдвоём они оттащили женщину к стене, уложили прямо на пол. Отец подложил ей под голову сверток — её свёрток, он выпал у женщины из рук, когда она упала. Мать, которая всё это время не отходила от них ни на шаг, принялась легонько похлопывать женщину по щекам, пытаясь привести в чувство.

— Да брось, Любаш, сама очнётся, — за напускной суровостью и безразличием в голосе отца слышалась и жалость к этой женщине, и горькая нежность к своей собственной жене, растерянной и подавленной всем происходящим.

— За что они с ней так? Она же ребёнка недавно потеряла, мало ей горя от этих, — шептала мать.

— Это жизнь, Люба, не начинай…

Женщина пришла в себя действительно через несколько минут, как и говорил охранник. К тому времени лифт уже уехал, а те, кого привезли вместе с ними, успели разойтись — вернее направились в центр этажа, где горел свет и откуда доносились голоса.

Этаж, пустой и гулкий, был совсем не похож на их жилой уровень. Коридоры здесь были намного шире, чем у них, и за счёт этого, а также за счёт полностью застеклённых помещений, которые занимали большую часть этажа, этот уровень просматривался почти насквозь. Кир заметил, что вход на лестницы по обе стороны лифта был перекрыт — намертво заделан плотными пластмассовыми щитами, а прямо за шахтой лифта, где на обычных этажах начинались жилые отсеки, опять шли ряды таких же помещений, как и те, что располагались по центру. Темнота и полумрак, глядящие из пустых стеклянных глазниц, пугали и вгоняли в дрожь. Кир знал, что где-то там, в конце длинных, звенящих пустотой коридоров были окна наружной стены Башни, но света от этих окон было немного. Впрочем, как и везде внизу.

— Пап, а здесь что? — тихо спросил он отца.

— Это школа, — отец оглянулся, посмотрел долгим взглядом в тёмную глубину, лениво и равнодушно дышащую у них за спиной.

— Школа? В смысле?

— До Закона не было никакого интерната, это его уж после организовали. А раньше были просто школы. По одной на несколько десятков этажей. В этой я учился. И мама твоя. Странно, я уж думал, отсюда всё растащили, а оно вон как… Ну, раз власти здесь не убирают ничего, видимо, надеются однажды всё вернуть, как было.

Сзади тихонько всхлипнула очнувшаяся женщина. Кир с отцом обернулись: она уже стояла на ногах, слегка покачиваясь, и, казалось, она вот-вот упадёт, если бы не мать. Мать Кира поддерживала женщину одной рукой, а другой ласково поглаживала ту по плечу.

— Ну же, Марина, — приговаривала она. — Уж соберись, соберись, пожалуйста. Нечего расклеиваться.

— Давайте-ка, обопритесь об меня, — отец подошёл к женщине. — И пойдём потихоньку. А ты, — он кивнул Киру. — Вещи все возьми. И наши, и Маринины. Чего застыл истуканом?

В голосе отца послышались прежние недовольные нотки.