Батальон-призрак

Глава XVIII "У солдата выходной..."

24 августа 1941 года где-то в Белоруссии (в 15-30 км от госграницы СССР)

- Ну что, к фильтрации готов?

- Что? - спросонья я понять не могу, что за фильтрация, и зачем я должен быть готов к ней?

- Исполать тебе добрый молодец, - это оказывается Елисеев собственной персоной прибымши.

- Здравия желаю, товарищ старший лейтенант госбезопасности, - приветствую Каллистрата я.

- И тебе не хворать, капитан, так как дела?

- Нормально дела, немцев били, полицаев били, а то ты не знаешь, чем мы занимались?

- Знаю, конечно, вот ты мне дел мне привёл вагон и две маленькие тележки, одних пленных освободил сколько, плюс и евреев проверить надо, нацисты могут и под видом еврея или еврейки своего засланца запустить.

- Конечно могут, так это твоя работа, а еще есть у нас двое подозрительнейших приймака, и еще один уже разоблачённый приймак. Этого я сам изловил, но те двое, тёртые калачи.

- У тебя есть доказательства или подозрения?

- Вещественного ничего, но вот чуйка говорит, не наши они, может и наши, но перекрасились они у гитлеровцев. Вот только факты, немного не в мою пользу, не могли немцы знать, что мы в эту деревню заглянем, и заранее туда этих заслать. Может у них какая другая комбинация была, ну у абвера. А у этого засланца, речь слишком чистая понимаешь, только в книгах такая речь, в жизни речь человека всегда засорена сленгом, жаргонизмами, диалектизмами да и матом. Прямо не человек, а ходячий персонаж из книги, но гадливый, вонючий персонаж, слышал бы ты как он антисемитскую пропаганду ведёт, Геббельсы бы заслушались.

Рассказал я Елисееву про обормота беляка-антисемита подробней, и про показушность его, и про обоих подозрительных, что пристали к нам вместе с Нержиным, ну я про Алексеева с Уфимцевым.

Оказывается весь особый отдел сюда перекочевал, и по периметру охраняют наши ДОНцы, Елисеич хлеб не зря ест. Но нас (личный состав батальона) пропустили беспрепятственно, всех, кто пристал к нам, вплоть до "чёрных" партизан, оставили. Фильтрация!

Я первым делом отправился в штаб, к Романычу.

- Здравия желаю, товарищ старший майор!

- И тебе не хворать Виталик, проходи, завтракать будешь? Товарищ Бусенко, а вы чего стоите, как чужая, присаживайтесь.

Анюта вместе со мной пришла, оказывается.

- Прокопец, что у нас на завтрак?

В комнату заглядывает боец с хомячиными щеками, это значит денщик/ординарец Семёнова.

- Здравия желаю, товарищи командиры (это он мне с Анькой), есть тушёнка, вчерашний гуляш, а так же утренний суп с макаронами, ну и там сахар, шоколад, варенье и кофе.

- Что есть на печи, всё сюда, чертяка, мечи! - командует Романыч, и добавляет, - а тушенку не трожь, пусть полежат консервы немецкие.

Расторопный оказался, тот солдатик, что щеки как у хомяка имеет, буквально мгновенно спроворил он стол, тут тебе и суп макаронный паром куриться, тут тебе и гуляш в глубокой тарелке, шоколад немецкий, сахар-песок горкой на тарелке и кофе в кофейнике, ешь не хочу.

- Гостей принимаете? - а это Ивашин, Гогнидзе, Прибылов да братья летуны прибыли, видимо, со мной повидаться.

- Ну, по моему в уставе РККА такого рода обращений к командиру нет, или есть? - шутит Семёнов.

- Да какой устав, Виталик прибыл.

- Проходите парни, чёрт с вами, Прокопец, давай еще жратвы, да чашек давай, тут целый вагон татаро-монголов прибыло.

Чаевничали, то есть сперва позавтракали, затем чаи гоняли, почти час, может больше. Я за это время рассказал, весь наш боевой путь, и про сожженную литовскими отщепенцами литовского народа деревню, про спасённых от смерти евреев, короче про всё. Из-за той самой сожженной деревни Калиткина и нет, потому как он оперирует, с нами прибыло все восемнадцать человек, что выжили в деревне. Ими и занимается наш военврач, набрали мы в их деревне телег, и на них привезли выживших. Перевязать перевязали, йод и т.д. употребили, но этого мало, вот Калиткин и работает как проклятый, а ему бонус - одиннадцать наших и двадцать четыре польских раненых.

Затем начали рассказ ребята, и вот, что происходило у них:

Фон дер Дурм, очень хотел уничтожить нашу дивизию, танков с зольдатиками Гиммлер и Ко подкинули ему немало, да и получше тех, что были у Фицлебена, да предыдущих "ораторов". Но вот не хотел Семёнов проигрывать какому-то дер Дурму, ладно бы фамилия была покрасившее, так ведь какой-то стрёмный Дурм. Тем более впервые на нас такую толпу собрали, у предыдущих македонских войско пожиже было да числом поменее.

Пришлось Семёнову играть на упреждение, если бы те силы, что даны были дер Дурму, собрались всё-таки в кулак, то ДОН пришлось бы не сладко, очень не сладко. Сами посчитайте; румынский полк, танковый полк СС "Бавария", батальон макаронников, батальон "Нахтигаль", последний полк (остаток) УПА ПС, два батальона литовских националистов, батальон белорусских националистов (из эмигрантов и новообращенных), 119-ая охранная дивизия. В общем получается две полнокровные дивизии, против одной нашей, которая всё-таки до дивизии не дотягивает (по личному составу). Так Гиммлер еще два танковых батальона выцыганил откуда-то и тоже направил фон дер Дурму.

Как я и сказал выше, Семёнов не стал дожидаться сбора всех гитлеровских сил, а начал бить их поодиночке, на подходе. Первыми получили на орехи, танкисты из полка СС "Бавария" при разгрузке, на станции, налетели соколы кравцово-никифоровцы, и навтыкали фашистским танкистам по самое не хочу. У-2 охотились за зенитками, а остальные всей оравой долбали эшелон танкёров эсэсовских. Только "Бавария" оправившись от бомбежки, вышла в дорогу, как дорога оказалась заминированной, и густо, как борщ сметаной. А дело было ночью, да шрапфугасы, что танковые, что противопехотные как стоили копейки так и до сих пор дешевле ананасов, и чего ж их не навтыкать где бог пошлёт? Так и таки навтыкали, не сам Прибылов старался, Смирницкий резвился, да всякие последователи прибыловского гения тоже ручонками шаловливыми пошуршали. Самое главное, ручки сапёрские шуршали в ночи, и отшуршали за полчаса до подхода "Баварии", ну баварцы и оценили талант советских сапёров.

Короче до места дошла лишь половина полка, и та морально опустившаяся, этакий полуполк чмов. Ну и господа баварские нацисты возомнили, что пронесло, да не тут-то было, Семенов спустил на "страдальцев" Тодоровича. А он ещё тот любитель гитлеровцам поднасрать, напал на расположившихся ночернуть баварских фашистов, налетела ДРГ Тодоровича на фашистов, настрогала энное количество трупаков арийских и скрылась "аки тать в нощи". Причём тодоровические ребята умудрились ухлопать уже второго командира "Баварии" гауптштурмфюрера эсесни некоего Йогана Бенцля, первого, штурмбанфюрера Куно Зелински, ухлопал безвестный шрапфугас во время ночной подляны Смирницкого. Идо сих пор неясно, от протвопехотного шрапфугаса скопытился сучара штурмбанфюрер с славянской фамилией, или от противотанкового, но сие уже ни черта не важно, сдох и сдох, и хрен с ним.

Ахундов, в то же почти время, из батальона берсальеров, которые вместе с "Нахтигалями" шли по дороге, оставил рожки да ножки. "Соловьи" разбежались (правда не все, а выжившие), а итальяшки, попали в плен (и то же только выжившие). Ехала, понимаете, колонна по дороге, охранение и разведка само собой, но вот стоявшие за несколько километров гаубицы, разведка колонны просечь не может, и не смогла. А на какой из сосен сидят корректировщики Полуэктова, поди догадайся, как только артиллерия остановилась, и только итало-украинским фашикам показалось, что наступил мир, налетели самолёты. Это Кравцов со своими, во второй рейс вышли, и тоже знатно побили хохло-итальяшек, казалось бы укро-латиняне отмучились и готовы к употреблению, как тут из лесу вышел Ахундов со своими. Тогда и наступил у гитлеровских прихвостней полный аллес абгемахт, или гитлер капут по-русски, тогда-то и совершили спринтерские подвиги господа укро-фашисты из "Нахтигаля", а некоему Рихарду Ярому, далеко убежать не удалось. На одной ноге только в мультике можно быстро бегать, а количество ног чешско-еврейскому полувождю украинских националистов уменьшила советская, ни разу не гуманная, граната по имени Ф-1 и по прозвищу "лимонка". А кто кинул ту гранату, это только богу известно, ну и может чертям каким, что утилизировали тело этого австро-венгерского последыша в аду. Потому как издох сердешный от потери крови, когда в лесу вторую ногу искал, так и не нашёл.

Прознав, про это, УПА ПС слились самостоятельно, от них осталось четыре самозваных полковника, и десятка четыре "офицеров", рядовой состав "ищут пожарные, ищет милиция", причём до сих пор.

Белорусский батальон оказался стойче, но ненадолго, после первого же столкновения с бойцами Топоркова, любители "Пагони", тоже показали чудеса нового вида спорта - бега врассыпную с разбрасыванием оружия и амуниции по окрестным леса. Видимо коллеги по славянскому национализму, оуновцы да упашники, обучили и этих методам быстрого бега врассыпную с разбрасыванием оружия и обмундирования по лесам.

На данный момент, фон дер Дурм имеет 119-ую охранную дивизию, но и ее эшелоны пострадали (мы с Майером в том деле тоже поучаствовали), кроме этого войска у генерала есть литовцы и румынцы, ну где-то на подходе еще цыганские батальоны Гиммлера. Простите не цыганские, а выцыганенные Гиммлером. Правда и их поджидает засада, но пока они так сказать актуальны.

Баварцы заживляют раны и лечат медвежью болезнь, итальянцы строят полосу обороны ДОН (военнопленные они), оставшиеся в живых "Нахтигали" где-то бегают, ну и "пагонщики" тоже обживают дебри лесов. Видимо у них в лесу чемпионат по спринту на пересеченной местности, с обязательным разбрасыванием оружия и одёжки, таки в полуфинале трезубцофилы с пагонелюбами, чую первые вне конкуренции...

Короче Семёнов, по старой русской, зело негостеприимной традиции, немного отымел незваных гостей. Правда при этом погибли и наши ребята, и немало, те же макаронники, убили восемнадцать ребят, а "баварцы" тридцать пять.

Зато дер Дурм, временно прекратил свои поползновения, насчет уничтожения ДОН, не до того ему, раны он зализывает, и по ходу опять выпрашивает танчеги с золдатиками, да пушчонки с миномётиками.

- Слышь, Виталик, мне покоя, не даёт идея с "чёрными партизанами", - сказал мне Романыч, когда все ушли, и мы остались вдвоём.

- И чего ж не покоится тебе?

- Понимаешь, у нас уже много евреев скопилось, я о мужском поле, конечно, и все просятся в бой, мстить гитлеровцам. Но куда я их пошлю, в основном это или старики замшелые, или вовсе желторотики зелёные, ну как те, твои "чёрные партизаны". А как прослышали про этих, так мне молодёжь еврейская всю плешь проела, отпусти, мол товарищ комдив, по деревням пойдём, да полицаев с одиночными гитлеровцами резать. Что думаешь, может пустить их? Не пущу если, то убегут же, очень уж фашисты их достали.

- Не знаю, Романыч, не знаю, дети же, я бы и самих "чёрных партизан" отправил бы в тыл, страху на гитлеровских подпевал да шестёрок они напустили знатно, но... Они будущее нашей страны, вправе ли мы его гробить?

- И я, того же мнения, Виталик, да говорю же достали меня, даже раввин ихний раз десять заходил, мол благословляет еврейских юношей на правый бой.

- Будь я на месте еврея, родственников, которых замучили фашисты, я бы наверно тоже рвался бы в бой, и месть их священна. Не знаю, не знаю, ты комдив тебе и решать, я может из-за таких проблем и сбежал в батальон.

- Хитрован, отвертелся значит, ну ничего посмотрим. Тогда пусть месяцок поучатся, ножевому бою, стрельбе, маскировке да иным потребным наукам. Не пускать же их в бой необученными, полицаи тоже не лыком шиты, там всякой сволочи хватает. И бывшие красноармейцы, и уголовники, и булак-булаховская шушера да националисты доморощенные, не подарки они. Понятно, что регулярной армии они боятся, а вот из детей этих могут и нарубить фарша.

- Как тут Маша?

- Свинья ты, Любимов. Девка дня три после ухода твоего как в воду опущенная была, но ничего потом пришла в себя, а поначалу все в бой просилась, да кто ж её отпустит. У неё с Ахундовым какие-то шашни появились.

- Надеюсь, у них всё будет хорошо, а я вот с Аней опять.

- Всё, не хочу ничего слышать о твоих похождениях, иди отсюда, мне работать надо. Прокопец, подь до меня, и этого проводи. Ах да, стой. Виталик, это я тебе.

- Чего еще, Романыч?

- Насчёт твоего анабазиса, всё сделано неплохо, правда сумбурно, но это первый поход, зато говорят полицаи разбегаются, не хотят в полиции служить, ты со своим батальоном, да "чёрные партизаны" такого им страха напустили. А теперь у тебя другая задача, слыхал конечно о дер Дурме и его похабном воинстве, так вот, их у него много. Но бить их надо, и если дер Дурм соберёт своих кровопийц в кулак, то нам придётся очень не фиолетово, а скажем вельми коричнево. Потому в этот раз, а именно завтра вечером, идёшь в рейд вдоль по линии Зденьков-Цесарны-Гроздув-Ляшкевичи-Гровеньки и стругаешь все колонны фрицев. Деревни и гарнизоны не трогать, ваша цель - кусать войска которые идут к фон дер Дурню. На марше бить легче, а так как ты у нас командир подвижного соединения, да еще не привязанного к дорогам, то и карты твоим ногам в руки. То есть напал, ужалил больней больного и ногами ходу. Понял?

- Конечно, понял, работаем, значит по старой схеме?

- Что за старая схема?

- Напал, напинал, сбежал.

- Точно, всё иди, там Анютка твоя наверно материт меня старого.

- А с фига ли ты старый? Тебе полтинника еще нет, ты еще товарищу Сталину письмо напиши, так, мол и так, староват я, дайте мне пенсию и направление в Гагры.

- Хрен тебе, всё вали отселева, утомил как Геббельс Геринга. И вообще, до завтрашнего полудня отдыхай, свободен!

Охренеть, мы оказывается завтракали с утра и до трёх часов дня, не хило так, короче пошёл я из штаба, куда глаза глядят, а глядели они туда, где жрачку дают. Потому как хоть завтрак и продолжался полдня, но я давно проголодался.

Пришел в столовую, а там жрачом и не пахнет, не сезон понимаешь ли, но по старой памяти Крамсков (мочалок командир, тьфу поваров) пообещал сообразить что-либо, и отослать в мою землянку. Оказывается моя землянка (бывшие апартаменты, бывшего комдива) освобождена для моего квартирования, а ещё и Аютку туда разместил некий начтыл. Ну что, спасибо. Тем более Валера (Крамсков который) пообещал, что хавка меня догонит, прямо в землянке моей, ну что ж пойду.

Бегом вбежал в свои апартаменты, и сходу схлопотал по морде, какой-то тряпкой. Там Аня стояла, в неглиже, юбка сапоги и вообще ниже пояса, всё на месте, а выше пояса ничего нет. Тьфу, там до фига чего есть, а из одежды ничего не было.

- Ань, чё за дела, это же я.

- И что, стучаться тебя не учили?

- Прости милая, "а это что у вас тут, почтенная Солоха"?

- Убери руки скотина, они ж у тебя холодные.

И тут бы случится греху, да у входа стучаться, ого, не все как я.

- Товарищ капитан, разрешите войти.

Смотрю, а Анька свои прелести гимнастёркой уже прикрыла, потому, разрешаю войти. Входит незнакомый мне боец и несёт поднос, на подносе дымится кофейник (по запаху чую, что не чайник) в одной тарелке нарезанный хлеб, а в другой колбаса, мясо и сыр. Красноармеец разложил угощение на столик и удалился.

- Ну что, Анютка, пошалим, я руки согрел.

- Неа, я тоже кушать захотела, а вот потом...

Поели мы быстро, Бусинка поскакала помыться, а я оттащил крамсковское угощение обратно на кухню, то есть поднос с посудой, ибо мы слопали и выпили всё. Минут через пятнадцать вернулась и моя ненаглядная, и планировала волосы высушить, да ну их, в процессе высохнут. До глубокой ночи мы занимались с Аней. Короче наслаждались друг другом, с перерывами на отдых и регенерацию/реабилитацию. А потом часов в одиннадцать заснули, и дрыхли аж до девяти утра, но это уже совсем другая история, сори, совсем другой день.