Глава XXIV "Охота на лже-партизан - 3"

3 сентября 1941 года где-то на Украине (в 160- 240 км от госграницы СССР)

Заночевали мы с "корешами" в лесу, поели, причем ели шумно и бездумно, и не от недостатка ума, а подражая блатным, те тоже, в подобные моменты не особо таяться.

- Ну, чо, братва, козырно заземлились? - продолжает всё в том же ключе Шмалько, смотри, как быстро послеколонистский налёт с него как позолота облупился.

- Шмалько, ты бы не увлекался, смотрю, ты вообще себя вором в законе возомнил, а? - пытаюсь бороться за чистоту языка я.

- Товарищ капитан, аля геркум аля гер, говорят французы, а раз мы теперь "правильные жулики" то и надо марко держать. А то вдруг лже-партизаны рядом, мы же на живца ловим, или не так?

- По понятиям братан, тогда по-рыхлому бацаем хавчик, и на цырлах дальше.

- Да ты пацан фишку сечешь, животину на стол, и пора шамать.

- Сухая жеванина жабры порвёт, по ходу у меня в сидоре пузырь ханки заначен, как насчет - замес сочинить? - блещут феней милиционер и его бывший "клиент".

- Самый час, - говорю я, вспоминая, что по утрам водку (тем более шнапс), пьют или германские аристократы, либо лесные дегенераты, но, роль есть роль.

Ну и раз роль есть роль, то мы жрём распевая, кто какие блатные песни знает, и громко со смаком выпиваем, скоро затрофеенаая ранее фляжка со шнапсом пустеет, и мы в приподнятом расположении духа, идём вперед. Впереди поёт что-то похожее по мелодии на "Мурку" Шмалько, Шульга за ним, тоже напевает, в середине "Рябуха" и "Погос". А я замыкаю блат-колонну, и из меня несется "Владимирский централ" напополам с "Хоп мусорок". Погос с Рябухой набираются ума-разума у остальных.

Шли мы громко, шумно и часа два, причём отдыхая каждые полчаса, у урок дисциплины/субординации/устава нет, они идут, как идётся, так и мы шли. Еще смолили немецкие сигареты, короче, если кто-то наблюдал нас со стороны, ни за что бы, не догадался, что мы "искатели" лже-партизан. По лесу шла реальная "кодла" правильных босяков. Кто ищет, тот найдёт, говорит народная мудрость, и мы нашли. Очередной привал, "Шмаль" нарезал нескромными пластами сало и колбасу, я нарезал тоже вообще неэкономичными кусками хлеб, сидим "шамаем", "жеванины" много, а вот с "ханкой" уже напряг. Это мы вчера вечером слишком в роль вжились, две фляжки со шнапсом на пятерых выдули, думаю, наткнулись бы вчера лже-партизаны на нас, то "не верю" как Станиславский не сказали бы.

- Ну чо братва, жеванина алмазная, а ханки нет, надо в деревню какую лыжи навострить.

- Базара нет, в натуре без ханки житняк не ладарный, надо у парижан хоть жумагаря пузырёк надыбать.

Вот тут-то нас и нашли, да мы особо и не таились, работали под живца и на живца, в кустах раздался шорох, и на открытое место выходит человечек.

- Ишь, какие красивые фраера нарисовались, ну здорово, кто такие?

- А ты сам, чо за сявка? - отвечает в тон низкорослому кривоногому человеку Шмалько, - и чо понты колотишь, кто такой по жизни?

- Какие вы грозные, крупа что ли?

- А ты кто такой, что бы мы перед тобой мелким бесом шуршали? Шел и иди своей дорогой, шевели чунями, - сказал Шульга и наставил на человечка немецкий автомат.

- Какой ты злобарный, уйду я от вас.

- Кочумарь отсюда, дешёвка! - подытоживает вжившийся в роль Погосян.

И человечек, внемлет армянину, "кочумарит" от нас, обычно у урок вперед, "на разведку" ходит сявка, наименее уважаемый или малолетний член банды или сообщества. Затем уже подтягивается "тяжелая артиллерия", так что ждём второго акта пьесы, вот только с поп-корном облом, нет его у нас. Скоро "гаубицы" и подтянулись, видимо поблизости были.

- И чо за беспредельшики нашего Зубка натихучили, он к вам по-алмазному, а вы к нему как вшиварю на анохе, - говорит здоровенный детина. Он почти двух метров ростом, гол по пояс и весь разрисован татуировками, как поля произведений Пушкина картинками.

- Сиделокаем, никого не трогаем, шамаем чем бог послал, а твой сявка с базарами полез, но мы его и не звали. Сам бы во время балдёжки такому лытки не отодрал? Что теперь и поштевкать без сявок западло?

- Короче, вы пацана правильного по беспределу натихучили, вам и ответку держать, а ну хлопцы, обшмонайте мне этих гавриков, - командует здоровяк своим, и из кустов вылезли еще человек восемь, но не все уголовники. Часть одеты в военную форму, видимо дезертиры, или окруженцы.

Понимаю, что пора рога обломать лже-партизанам (а кто они еще?), потому мгновенно встаю, при этом вынимая маузер из кобуры, и выпрямившись, направляю пистолет на полуголого.

- Ты, биндюжник расписной, чего тут поддувало разинул, порожняк гонишь, да понты колотишь? Видишь пушку, двадцать пулёв в самостреле, двадцать раз тебя закоцаю, двадцать раз вырою, и снова урою! Подошел бы твой шкет, как человек, мы на варнате гужуем, а он как ховыра дешевая, тут варганку крутит, и ты за него подписываешься, курносой меня трафишь. А я, луны, в натуре не жухарюсь!

- Хоре, братва, по ходу свои, остужаемся, ты браток не кипишуй, все в натуре ништяк, свои, говорю же свои.

Кладу маузер в кобуру, и приглашаю новоприбывших к столу.

- Чо стоим как попки, кидаем кости, жеванины навалом, еще бы пузырь горячиловки, вообще всё пучком было бы, - приглашает миролюбивый Погосян.

- Для правильных бродяг ничего не жалко, за ховырку, можно и буснуть, главное, что бы по бусняку потом не набузовать, - идёт на попятный полуголый здоровяк.

- Не набузуем братан, чай не беспредельщики галимые, мы правильные жулики.

Короче "учинили мы замес", хоть и наевшиеся были, но за "ховырку" надо было, сидели мы долго, к лже-партизанам подмога пришла, принесли еще "жеванины" и "горячиловки". Так что сидели мы часов до пяти вечера, затем новые знакомые пригласили нас к себе, ну, а нам только того и надо было. Пошли мы куда-то вправо, и прошли километров пять, а там и наткнулись на лагерь предателей.

Действительно, господа лже-партизаны особо на маскировку и т.д. не заморочились, на огромной поляне стоит бревенчатое здание, тут и есть штаб-квартира нелюдей. Вокруг строения горят костры, и шумя группы людей-сволочей "чинят замес".

- О какие люди, давно от хозяина? Смотри, лешога еще не отросла, - встречает нас разбитной блатарь.

- Да, по пяти лысаков отчалились, потом немецкий прокурор волю дал, и апирекция настала - отвечает Шульга.

- За что чалились у хозяина? - продолжает разбитной.

- Я, Медведь и Шмаль чалились за гранд, а эти кореша Погос и Рябуха, тюрягу топтали по беспределу, мусарня фаловала пацанов за кукляк. Кто кукляк взял не знают, а пацанов фаловали, ломали жестко, вот пацаны и взяли на себя этот гранд. И тоже чалились с нами, а как гитлер-прокуроры нам апирекцию выписали, так и парни с нами. Шмаль тут местный, вот и хиляем по лесу, да Парижи скребём. И брякну я вам, Парижи у вас мохнатые, и шопенфиллеров навалом, а у этих рыжья, как вшей у чушкаря.

- Своих нашли, такие же уркаганы, и откуда, только вас столько развелось, а? - громогласно грохочет среднего роста брюнет в военной форме.

- А ты чо за фраер, ты по ходу рамсы попутал? - прямо таки шипит сквозь зубы наш "Стекло". Его спешит успокоить наш новый блатной знакомец.

- Да он хоть и не блатной, зато правильный фраер, лейтенантом был в Красной армии, а теперь у немцев козырный фраер. Он у нас тут за пахана. Вот только по фене не ботает.

- Лейтенант Васюра, Алексей Семенович, - представляется "козырный фраер", - а вы кто такие, и что тут в лесу делаете?

- А мы правильные бродяги, я Шмаль, это Погос, это Медведь, это Рябуха и это Стекло.

- Что, все урки, что ли?

- А че, уркой быть западло?

- Да нет, среди ваших тоже есть хорошие парни.

- А я Филиппок, - знакомится с нами давешний разбитной урка, - держи краба, братва.

Пожимаем по очереди руку Филиппка, и я интересуюсь, насчет клички:

- Чо за погремуха брателло, или это лицо?

- Нет, это в натуре погремуха, но взята с лица, у меня фамилия - Филиппец, оттуда и погремуха, тюрьма на первоходе дала.

- Слышь, братуха, брызнул я лупетками, а у вас в семье еще и мусара, это чо за дела?

- В натуре есть у нас в семье мусар, но он давно из мусарни скочумарил, да мы его в масть и не принимали, так попутчик, хотели мы его отбуцкать, да пахан не дает.


Я конечно не экстрасенс, и бывшего милиционера расшифровал по донашиваемой милицейской форме, похожей на красноармейскую (фасоном), но синего цвета.

- Зёма, а может варнат замутим, а чо время под вечер, ездовые амазонки есть, причем и парухи и городские, у нас все есть братва. Монгол, братуха, если не в падлу, гикни мазих, босяки скажи новые, нарисовались, при алтынах.

- Филиппок, а чо за бубновый заход, хоть мы и правильные бродяги, но тебя не знаем, а ты поляну накрыть обещаешь, марух кликнул, горчиловку гарантуешь, цимес-то в чем, на чо нас фаловать хочешь, а? - понизив голос, говорит разбитному Шмалько, действительно, в чем дело, с чего это Филиппок, нас "подогреть" хочет, а?

- Есть дело, братва, вы вижу босяки правильные.

Васюра с окружающими его окруженцами (по военной форме видно) уходят в строение, и разбитной продолжает чуть громче:

- Короче не светит мне эта кодла, и Жиган тоже за нас, и остальные наши, сам обмаракуй Шмаль, лохматая кража западло?

- Конечно западло, честный жиган такого ни в жизнь не сделает.

- С мусаром корешиться западло? Западло! Галмана с галманятами по беспределу кокнуть - западло? Западло! На немца рога мочить, западло? Западло! Мы бродяги честные, Рысака мотать - это наше, сонником ходить - это наше, филки стопорить - это наше, ну бухаря взять, ладно. Но вот мокрушничать по беспределу, да сейфы лохматые насильно вскрывать, ведь люди не поймут.

- А когда под немецкую подстилку ложились, чо рогами не раскинул? Какая разница под кем быть, под краснозадыми или под чернопогонными, один хер и те и эти менты голимые. Хай, одумались, и что теперь делать? - лезет в разговор Погосян.

- Кончать надо этих беспредельщиков, - почти шипит Филиппок.

- А не поздно шнифты открыли, братва? Чую на вас и сейфов лохматых и клюквенного кваса навалом. В тюрьму попадете, босяки вас там за эти залеты и опустить могут, и не только, уже только за контакты с мильтоном можно под нары...

- Потому и поляну накрываю, потому и марух кликнул, посидим, дрогнем, а потом надо покумекать, как нам из этой ботвы выйти.

- Не нам зёма, а вам, мы не при делах, ваш расписной нас пригласил, вот мы и завернули на огонек. А люди мы свободные, босяки вольные, залетов и косяков, на нас нет, - это наш "Шмаль" давит на урок.

- Да, братуха, мы тебя не фаловали под гитлера ложится, мы тебя на взлом лохматок не фаловали, мокруху ты не для нас делал, какие к нам непонятки? Этот косяк, братва, не на нас, вам с ним и разбираться. Мой тебе совет, валите из этой кодлы, и босяков своих с собой забери, а мы не собираемся за тебя подписываться так, что сам рогами шевели.

- Вас только пятеро?

- Да нет, братва наша на одной хазе ныкается, мы бродяги правильные, и делом правильным занимаемся, гоп-стоп, или Париж выставим, галчи навалом отхватили, еще лысак покалымим, и можно балдеть года два, причем козыпно балдеть, рыжья и башлей хватит. Но при этом, мы воровской закон не нарушаем, ни одной мокрухи, ни в одной лохматой краже рога не замочили, и с ментами хоть красными хоть гитлеровскими не корешились, мы перед людьми чисты и с наваром козырным, - это я пытаюсь, умничать и по фене ботать. Вроде прокатывает, ну или воры, с подмоченной сотрудничеством с гитлеровцами репутацией, сейчас в состоянии аффекта и потому тишина.

- Короче, братва, у вас гарью пахнет, потеряемся мы от вас, надеюсь пахан ваш со своими фуфлыжниками кипиш не поднимет? Шухер не поднимут?

- Могут, так что замёрзните до черноты, братва, потом и сквозанёте, косяк тут наш, нам его и решать. А пока, гуляй рванина, во и марухи приканали, вон Дуська бикса козырная, и спереди рубец алмазный, и сзади карась бананный и трюфеля барые, да и Жоржета тоже чувиха не из тухлых, да и феня у неё первый сорт.

Подошедшие женщины были развязно одеты, и бесстыдно выставляя свои "достоинства" осматривали нас, но мне они не глянулись, разврат у них так и сквозил во взглядах, парням нашим эти "марухи" тоже не понравились, и Дуська, и Жоржетта и третья, имени которой мы так и не узнали.

- Благодарим, но как бы от твоих марух, с носа не закапало, какие-то они стрёмные, лушпайки в натуре, еще хризантему в цвете подарят.

Я не ручаюсь за точность переданных в моей тетради слов, потому как записывал я услышанное позже. Обычно записываю все вечером, но в тот вечер было не до того, и записал я всё уже через сутки, может "правильный босяк" найдёт "косяки" в том, что я записывал, так наверно запомнил я плохо, или переврал где-то, не обессудьте. Главный факт в том, что наше неблатное происхождение, граждане уголовники-жиганы не просекли, значит, мы хорошо старались.

Уголовники конечно преступники, и от них исходит постоянно угроза простым людям, но в этой ситуации им нельзя было позавидовать. То, что вначале им показалось интересной игрушкой в войнушку, причем прибыльной, в результате привело их к "косякам" и беспределу, за что отвечать им придется. Это конечно не социально-близкие, которых можно перековать, но и не "Паршивые овцы", правда как всегда, где-то в середине.

Наступила ночь, и нагулявшиеся дезертиры, предатели и урки (все масти членов лже-партизанского отряда) легли спать, хотя где-то справа от нас. у костра кто-то играл на гитаре и напевал блатной романс. Филиппок с расписным Монголом (хотя тот ни с какого ракурса не был похож на монгола) проводили нас:

- Фарта вам бродяги, даст бог шнифт на шнифт попадёт, встретимся поздороваемся.

- И вам блажняка, поканали мы.

Шли мы недолго, полчаса, потому как навстречу нам попался Акмурзин, как он нас углядел и как узнал, не знаю я, может башкиры ночью видят как кошки? Может не все, но один точно, ибо Фатхула самолчино окликнул меня:

- Салам, товарищ командир, куда же вы так пропали, и чего от вас пахнет как от виноводочного магазина после крушения полки с водкой?

- Задание выполняли, это раз, не твоего ума дело, это два, еще вопросы есть, или хочешь три наряда вне очереди?

- Ясно, товарищ капитан, вопросов нет.

- Где все?

Тут, как и договаривались, вашу "блатную" группу вели бойцы Зозуля и Анохин, они причем вас не только вели, но и слушали. Товарищ капитан, откуда вы языка жиганского набрались? Шмалько понятно, в колонии детской набрался, с Шульгой тоже понятно, они милиционеры, просто обязаны понимать, что говорит контингент, но вы-то?

Ну все, товарищ Акмурзин, три наряда вне очереди, как будем в расположении ДОН, ты у меня "рога вмочишь" как самый последний "бык-рогомёт", "век воли не видать", понял?

- Простите, понял. Товарищ капитан, ваши "кореша" все спят, может устроим им "кипиш", и "атас не цинканём"?

- Прекратить фенеботствовать Акмурзин, насчёт атаки на лагерь, всё верно, самое время.

- Ну что, болам, как дела? - спрашивает появившись из ниоткуда Автомат-бобо.

- Все хорошо, дедушка Авто... Авазмат, пришло время наказать лже-партизан.

- Раз пришло, так накажем. заслужили шайтановы дети.

- Окружим, вперёд пойдут мои ребята, снимаем заслоны, а потом нападение со всех сторон, закидываем гранатами и стреляем всё что движется, - предлагает Фатхула.

- А что, хорошо, Фатхула снимает охрану, это поможет нам подобраться ближе, на бросок бомбы, оттуда и алга, добивает мысль Фатхулы дедушка Автомат.

- Согласен, - резюмирует Сабир.

- Дедушка Авт... ой Авазмат, а вы не хотите лук попробовать?

- Капитан-болам, я хоть и родился в XIX веке, но с луком воевать мне не приходилось, ты меня с кем-то путаешь. Много из чего стрелять приходилось, даже из кара-мультука, но из лука, увы.

- Ладно, простите, тогда вперёд?

- Да, - слышится с трёх сторон, и батальон снимается с отдыха, и нас ведут три тюрка, узбек (Автомат-бобо), башкир (Акмурзин) и татарин (Гарифулин), на лес опускаются сумерки, зато мы уже у лагеря гнид семибатюшных, и медленно, стараясь не шуметь, окружаем лже-базу лже-партизанского лже-отряда.

В шести местах костры всё ещё горят, на улице всё-таки не очень тепло, да не май месяц на дворе, да регион вовсе не Батуми с Гаграми. Слышны крики, и не только мужские, мужики пьют, само собой спиртное, а женщины что кричат, потом разберемся. Над ухом что-то свистит, блин это какой-то славянин из акмурзинских стрелков-бесшумников, послал стрелу, и стоящий с винтовкой в руках бандит падает навзничь, но никто это не замечает, бандиты заняты своими бандитскими делами. Примерно таким же образом, снимаем еще троих "охранников", ну что за охрана такая, если она себя выдаем огоньком папиросы? Разве можно курить на посту? Нет, и это вам выговор, с занесением стрелы в организм. Перемещаюсь в сторону, не хочется своих сотрапезников-уголовников убивать, зайдём со стороны дезертиров и изменников, если суждено жиганам умереть, пусть падут не от моей руки. Как ни странно, но и Шмалько, Рябухин, Погосян и Шульга тоже двинулись со мной, видимо тоже "своих" убивать "западло".

Проходит еще минута, пока тишина, движемся еще ближе, и вот ближний к нам костёр в двадцати метрах, даже видно как ведренная бутыль с чем-то горячительным (зуб даю, самогон) ходит по кругу, на костре варится какое-то варево. Достаём гранаты, ну, с богом, и в костер полетели пять или шесть гранат, после наших взрывов, в костры полетели гранаты других групп, как только взрывы смолкли, стреляя короткими очередями, вперёд двинулись и мы.

В руках ППШ, темно, но лже-партизаны "милостиво" подсветили себя огнём костров, бегу грохоча как бешеный КВ, и стреляю короткими очередями во все подозрительные места. И я не одинок, что справа, что слева бегут, топот стоит ещё тот, сзади грохочут сапогами мои "кореша", по блатному анабазису. Бандюки опомнились, и тоже начали стрелять, но мы бежим из темноты, а они на свету, это раз, у них очень мало автоматического оружия, а у нас много, это два, и мы напали неожиданно, это три. Не знаю, который фактор сыграл сильней, но еще пять минут стрельбы и мы контролируем лагерь. Даже то самое бревенчатое строение, штаб-квартира самого "пахана" Васюры, "козырного фраера", взято сходу.

- Всех живых сюда, ко мне, мёртвых обыскать, тяжелораненых бандюков добить, - кричу я, и мой крик, подхвачивают наши бойцы со всех концов лагеря.

- Что делать с нашими ранеными, - спрашивает кто-то от второго костра.

- Перевязывать, - отвечаю я.

Проходит еще полчаса, и перед нами стоят семь человек, остальные убиты/добиты, после того, что они натворили, жалеть и вопить о верховенстве закона, о правах человека, о том "что я не хотел", поздно. Война, а по законам военного времени, за грабежи, изнасилования, убийства и самое главное, за измену Родине, всего одно наказание - смерть. Осматриваю, среди попавшихся бандюков ни одного киргиза, но один чернобровый есть, подхожу к нему, бью кулаком в лоб и спрашиваю:

- Кто такой?

- Младший сержант Туляпбергенов.

- Ты сука не младший сержант, ты сука бывший младший сержант, откуда призван?

- Город Чарджоу, Туркменская ССР.

- Ты сволочь свою Туркмению опозорил. Остальные, чего молчим, представляемся.

- Бывший лейтенант Васюра.

- Бывший красноармеец Петрихин.

- Бывший красноармеец Кияница.

- Гражданин Вашкевич.

- Гражданин Филиппец.

- Бывший воентехник Стромайтис.

- Понятно, ублюдки, где ваш главный? - спрашиваю так же грозно я, и все кивками показывают мне Васюру.

- Ну, привет главное чмо этого курятника, немцы много сребреников платят?

Васюра молчит, да и что ему сказать, те, кого они дискредитировали, их нашли и призывают к ответу, сказать тут нечего. Тем более узнал он меня, понял кто я и чего ради "замесы чинил" с "бродягами" из его войска.

- А где ваш киргиз?

- Нет у нас киргиза, и не было, - отвечает угодливо и подобострастно Вашкевич.

- Ну не киргиз, казах, узбек, короче монголоид должен быть у вас, где он?

- Казах он, да тут был, вроде с нами сидел, а потом взрывы, выстрелы и мы его потеряли, - всё так же подхалимски говорит Вашкевич.

- Авазмат бобо, попросите бойцов осмотреть убитых, должен быть тут казах, нам нужно его найти, во что бы то ни стало.

- Филиппок, как ты брателло?

- Плохо, гражданин начальник, мента просмотрел, за босяка принял.

- Расслабься, где остальные жиганы?

- А нет никого, гражданин начальник, завалили их, купил ты нас, гражданин начальник, баки завалил, а я и не просёк, да и не до того было.

- Ну сам понимаешь, "косяки" на тебе, беспредел на тебе, и ответить придётся. а я кстати не милиционер, пограничник я.

- Косяки мои, я и отвечу, хоре базлать, и так на душе мотня порватая.

Парни, во главе с дедушкой автоматом, осматрев трупы, нужного нам не нашли, о чем и докладывает мне Автомат-бобо.

- Болам, этого лаънати, среди убитых нет, бежал что ли?

- Пять человек сюда, охраняем этих уродов, остальные ищем киргиза, который казах, среди убитых его нет, или притаился или под шумок бежал. Увидите, стреляйте по ногам, мне он нужен живым, хотя бы на десять минут, - и сам тоже присоединяюсь к поискам, ищем долго, полчаса, но результата нет, куда-то подевалась эта сволочь. "Сквозанул сявка" думаю я, и опомнившись, вспоминаю, что роль блатного уже доиграна, фу, прилипло.

Искали тварюгу часа три, обошли все окрестности, нет и всё, и следов нет, просто человек (хотя какой он человек) не может исчезнуть без следов. Нашел его, конечно же дедушка Автомат, мы снова осматривали трупы бандюков, уже светало и автомат-бобо как закричит:

- А ну слезай хароми, а то как выстрелю в турмук! Мы его на земле ищем, а этот отанга лаънат на небе сидит.

Действительно, высоко на дереве, замечаем прижавшегося к стволу человечка в униформе РККА, Автомат-бобо стреляет, и человечек начинает спускаться. Как только его ноги касаются земли, ему на загривок опускается приклад карабина дедушки Авазмата, и у человека подкашиваются ноги и он валится кулём на землю.

- Ну, всё, вот он и "киргиз", ну-ка представься, сучье отродье, - говорю я, и тот прямо лежа отвечает.

- Бывший старшина Касумбаев.

- Ты командовал отрядом на хуторе у Золинца?

- Нет, товарищ командир, не я, это все Васюра.

- Врешь, тварь узкоглазая, меня тогда не было, я с господином Шнайдером встречался, и отрядом командовал ты.

- Слышь, Васюра, а тебя кто спрашивал? Ты всё что мог, уже сделал, тебе и вот этим уродам, страна доверила свою защиту, а вы. Мало того не стали воевать, так ещё на сторону фашистов перешли, так ещё мучили, грабили, убивали и насиловали? Вопрос всем восьмерым, кто насиловал жену и дочку генерала Л. на хуторе Васильки у города Золинец?

- Все, кроме Васюры, его не было, он с нашим начальством из немцев встречался, - отвечает Петрихин.

- Как тебе не стыдно, Касумбаев, насиловать женщин, ведь ты мусульманин, - говорит неугомонный дедушка Автомат.

- Авазмат-бобо, вы не то говорите, здесь нет мусульман, христиан, иудеев или буддистов, здесь есть честные воины, и как вы говорите хароми.

- Прости, капитан, ты прав.

- Всё, товарищи, этих связать крепко-накрепко, выставить посты, и охранять не как эти бандиты, а как описано в уставе РККА. У этих ублюдков выставить два поста, остальной разбор на завтра, теперь отдых!


Загрузка...