Батальон-призрак

Глава X " Четвертый день . Дождь "

16 августа 1941 года где-то в Белоруссии (в 120 - 160 км от госграницы СССР).

Начался четвертый день, и с утра день не задался, потому, как часов с шести начался дождь, мелкий, противный и что самое плохое - долгий. Проснулись мы именно от дождя, ночевка под моросящим дождем не лучший досуг партизана. Пришлось доставать шинели и надевать, ну и что, что лето еще, простуда нам противопоказана, но есть и в этом плюс. Плюс этого дождя в том, что мы можем спокойно напасть на нашу цель, на желдормост, просто если дождь не перестанет (а он вовсе не собирается останавливаться) то мы можем довольно близко подобраться к самому мосту.

Быстро позавтракав, идем вперед, все еще на юг, и мы почти на Украине, вот мост перейти и уже земли братьев украинцев. Хотя и тут в Полесье, украинцев хватает, и русских (и стой стороны и с этой) и вообще нельзя разделить наши народы, невозможно. Ни один этнолог или этнограф не сможет точно указать, где начинается русский и где кончается украинец (или белорус). Опять я куда-то вбок по мысли отвалил, видимо это последствия контузии.

Так вот село Ковеньки, а за ним мост, этот-то мост нам и нужен, то есть не нужен, то есть нужен, но не нужен целым. Противно чавкает грязюка, хоть и недавно начался поставщик осадков, но грязь уже повсеместно, конникам полегче, а велосипым похуже. Нет велосипед идет в грязи неплохо, но проблема в том, что сцепление с землёй не так хорошо, как на сухом грунте, и например повороте, можно так навернуться, что неделю придется одёжку отстирывать.

Но мы идем вперед, как я уже и говорил, в такую погоду хороший (да и посредственный тоже) хозяин собаку на двор не выгонит. Да и звук дождя будет скрывать наши шаги (или топот).

Идем долго, без дождя мы бы час назад дошли до Ковенек, но пока еще телепаемся, месим глину. Нет, охрану мы могли бы снести взводом-другим, но мы должны тем самым мостом воспользоваться, что бы переправиться. А перейдя реку, взорвем, хотя рельсы не самый лучший автобан, но лучше так, чем переплывать, например с великом на загорбке.

Скачем (какая уж скачка, колупаем по грязи) с Аней.

- Анют, а ты когда на коне скачать научилась?

- Никогда, села и поехала, кобыла у меня политически грамотная попалась, понимает, что нельзя ронять авторитет командирши, - хохмит Бусинка, - а ты сам, Виталенька?

- Ну, практически так же, да и лошади осознавали, что они облечены доверием и несут тушку комдива, а теперь осознали, что и комбатская репутация вещь не последняя.

- Как тебе погодка?

- Такую погоду, наверно и называют - срань господня, - богохулю я.

- Точно, товарищ капитан, не погода, а шахер-махер еврейский парикмахер.

- Ау, мало того, Михась, ты встреваешь в разговор третьим, так еще и антисемитизмом страдаешь.

- Нет, товарищ капитан, никакого антисемитизма. Во первых я эту приговорку у одного знакомого еврея подцепил, у Изи Цукермана, правда он не парикмахер, а сапожник. Но человек золотой, соседом моим был, это еще в Оренбурге, скажем до получки долго еще, а денег кот со своими кошенятами наплакал, а жрать хочется, и в такие моменты запросто можно было у дяди Изи занять. Никогда не отказывал, меня родитель часто под конец месяца к Изе посылал, и хоть бы хны, хоть тридцатку, но достанет и даст. И хоть бы раз попросил возврат, как только получали зарплату, мама или папа, я относил деньги, и что такое проценты дядя Изя не знал. Так что зачем мне антисемитизмом страдать, а? Нет, товарищ капитан, к евреям у меня отношение ровное, вот казахов, не любил, было дело. У нас-то в Оренбуржье казахов много, и бывали драчки с казахами. как-то поймали меня казашата и отодрали как сидорову козу. Правда и мы их бивали почём зря. Но произошла одна история, пошли у меня тёрки с одним казахом, из-за девки конечно, в параллельном классе училась украинка одна, Олесей звали. Ну и соёлся на тот момент свет клином на ней, и для меня и для Канбая (так звали казаха), решили мы устроить дуэль на кулаках. Уговорились встретиться у кинотеатра, встретились, и только хотели начать выяснение отношений, как три пьяных то ли урки, то ли просто придурков приблатнёных, на девку одну наезжать стали. Я и полез девку отстаивать, она с нашей школы, правда года на два старше. Тут урки стали меня бить, думаю хана, убьют к чертям, а потом раз и уркаган один свалился, а вся морда в крови, это Канбай его какой-то каменюкой приложил. И сразу стало полегче, двое блатных против меня с Канбаем, ох и получили мы по организьму, но и ответки дали так, шахер махер, еврейский парикмахер, что уркаши бежали свои организьмы спасая. И какая к чёрту после этого дуэль? Мы с Канбаем лучшими друзьями стали.

- А с Олесей что? Кому досталась? - интересуется сентиментальная Бусинка.

- А черт ее знает, вроде закрутила с монтером Дзюбой, точно уж и не помню, но это позже было. Так вот с Канбаем мы стали лучшими друзьями, вместе поступали в военное училище, хотели в лётное, да оба медкомиссию не прошли. Оба стали пехотными командирами, и если меня послали в Белоруссию, потому как мои родные края освободили от панской Польши, а другана моего, Каримбаева, ну Канбая, на Украину отправили, то ли в саму Одессу, то ли в её окрестности. Так что я вполне себе интернационалист, особенно в женском поле.

- Еще один султан-многожёнец, - шипит Аня.

В такой пустой болтовне прошли еще полчаса, и наконец, мы у моста.

- Ну, что скажешь командир разведки, что делать будем, надо и деревню почистить и мост долбануть, может, разделимся?

- Да, я думаю мой взвод и взвод этого татар-монгола бесшумного, справится.

- Почему татар-монгол-то, вроде внешне Акмурзин еще тот рязанец, - говорю я, и действительно внешне Фатхула ничем на сына степей не похож, блондин соломенного света, нос картофель и веснушки-конопушки мо всей морде лица.

- Да из лука стреляет знатно, не всякому татаро-монголу такое снилось, а внешность? Дык не с лица же воду пить, вон муждагулов внешне еще тот монголо-татарин был, зато геройский парень, и погиб за нашу Родину, так что при чём тут лицо, товарищ капитан.

- Понятно, тогда бери Акмурзина, и вперёд, а мы тут деревню почистим.

Я самолично, подошел к первой же хате и постучал, а в ответ тишина, хотя чувствуется, кто-то в доме есть.

- Хозяин, отворяй ворота, а то сейчас гранату кину, вот звона-то будет.

- Не надо гранату, пан полицейский, сейчас открою.

Дверь открывается, а за ней древний ветхий дед, современник пирамид наверно.

- Дедушка, не полицаи мы, мы Красная армия.

Удивленный дед осмотрел меня, кубанку с красной ленточкой, пощупал кожанку, маузер (то есть кобуру деревянную), особо оглядел ППШ, и говорит.

- Ласкаво просымо до хаты, товарищ командир.

Ну вот, а либерасты да потомки бандерлогов. говорят, что украинский народ при Сталине не любил красных.

- Старуха, снидать е що?

- Зараз буде, - говорит такая же ветхая старушка и мечется по хате.

- Диду, - пытаюсь говорить на языке братьев - украинцев, - снидання не треба, треба тоби попитаты. Ну, вроде дедок понял, и готовиться меня слушать.

- Полицаи або немцы в селе е?

- Нет, товарищ командир, немцив нема, полицаев дуже богато. С соседнего села вчера пригнали.

Оказывается, вчера укрепили охрану моста, коллаборантов прислали, но они в трех хатах, на краю деревни отдыхать изволят, самогонку лакают. Дед вызвался проводить до хат, где полицаи куролесили, и проводил, вот тебе и нелюбовь к коммунякам.

По дороге дед рассказал, что сам еще в 17 за Советскую власть был, потом правда всякие Скоропадские с Петлюрами, пытались Украину оторвать от Страны Советов. А потом Пилсудский (благодаря гению Тухачевского) все-таки оттяпал правобережные части Украины и Беларуси, вот старичок и жил мучался под панским гнётом. Два сына были (ну и три дочки), одного после восстания против панов, польские "усмирители" казнили, второй в СССР ушёл. А после 39-года, второй сын приезжал два раза (дочки замужем давно), инженером в Харькове стал паровозы (танки строит).

Вот тебе и западнэнец, как после этого верить Бандерам, лже-Гречаным и их потомкам?

Окружили дома, можно их обстрелять, конечно, но если начнется переполох, это может так Михасю с Фатхулой аукнутся, что мало не покажется, пришлось посылать гонца к мосту. И на велике, к реке метнулся Нил Кокорёв, самый наш быстрый велосипедист. Прошло полчаса, и Нил, вернувшись доложил ситуацию.

Оказывается бесшумники бесшумно (тавтология?) укокошили охрану моста. Часового снял ножом Епифан Чалых, сибиряк и просто хороший парень, он же проник на ту сторону моста и снял тем же ножом часового с той стороны. Остальных перестреляли из арбалетов, причем быстро и эффективно, с каждым днём, наши ребята воюют всё лучше и лучше. Нам остаётся, всего лишь переправится через мост, мирно, тихо и оберегая ноги коней, что бы не повредить их меж шпал.

Потому решили карательно-воспитательную акцию начать немедленно, ну я и начал, взвёл ПП и рванул в первую хату, во вторую хату спешенных конников повел старшина Скворцов, а в третью саперов повел Алесь Головченя (это старший из Головчень).

Не надо думать, что в полицаи шли только трусы и шкурники, были и среди них (оказывается) идейные и смелые. Я вбежал в хату, сделал короткую очередь в потолок и вскрикнул:

- Сдавайтесь полицайские рожи, конец вам пришел.

Один из таких смелых, открыл огонь из пистолета (ТТ вроде), выкрикивая при этом:

- Бей кацапив, бей москалий!

Эта сука всадила в меня по моему весь магазин от ТТ, а у ТТ такие невежливые и грубые пули...

Слава богу есть такая вещь как перемотка, но я тебя запомнил гад, я тебя найду, сука вислоусая.

Перемотало обратно.

Я вбежал в хату, сделал короткую очередь в смелого полицая и вскрикнул:

- Сдавайтесь полицайские рожи, конец вам пришел.

Смельчак корчился в агонии, и это деморализовало остальных "самостыйникив".

- Ну шо, хто жидив вбивал, хто коммунистов расстреливал, колитесь гады, - кричу я вода дулом автомата, по сидящим пьяным рожам. Винтовки (таки мосинки) стоят тихо в углу, видимо только вислоус с собой имел пистоль, остальные ни разу не БГТО.

Ребята слали вязать полицаев, а чего с ними церемониться, взяли они нас, они б не вязали, а сразу бы перестреляли.

Иду в соседнюю хату, и оттуда раздается гулкий выстрел мосинки, автомат наготове, и я просовываю сперва его дуло и только потом голову.

- Всё кончилось, товарищ комбат, они сдались, - говорит служака Скворцов. И действительно, в комнате стоит полтора десятка полицаев, причём в центре соит такая живописная личность, что сам Хмельницкий позавидовал бы его виду. Личность простоволоса, и с головы спадает оселедец, смешиваясь с длиннющими усами, надет на него синий жупан, а ноги в таких широких шароварах красного света, что можно было бы в них одеть всех присутствующих. Кстати, оселедец это не изобретение козаков, это вообще-то древняя прическа тюркских воинов и называлась она "айдар". Псевдоним Аркадия Гайдара оттуда. Так и слово жупан происходит от тюркского же слова чапан, да и слово казак (как и козак), происходит от слова казах, такие вот эти бандерофили и петлюролюбы эуропейцы с азиатским налётом.

- Выводи, товарищ Скворцов, этих красавцев во двор, судить будем, да и из первой хаты тоже, что там в третьей?

- Пока стреляют.

Подхожу к третьей хате, раздается выстрел и из окна, в звоне стекла, появляется некто, по кожаным галифе вижу, что не наш, он не успевает встать, как чувствует превращение кинетической энергии в потенциальную. Это я его прикладом ППШ приложил, нечего под ногами комбата валятся. В момент удара, кожаноштанный пытался встать, теперь не пытается. От него несет сивухой, как от заправщика бензином, или как от маляра ацетоном.

Из дверей хаты выбегает Алесь, и с ходу дает мощного рабоче-крестьянского пенделя валяющемуся под ногами полицаю, от пинка с того падает фуражка без кокарды и снова на темени оселедец. Еще один древний турок, понимаешь ли.

- Ну что Алесь, готовы.

- Да готовы, трое убито, восемь лапки задрали вверх, а это двенадцатый, уйти пытался.

- Теперь не будет.

От беспрерывно падающих капель дождя, лежащий предатель приходит в себя и открывает глаза. Его взгляд прилипает к красной ленточке на моей кубанке и тухнет, парниша понял, что попал.

- Ну что пан петлюровец, доигрался? - спрашиваю я наводя дуло автомата меж глаз бандюгана-полицая.

Тот хоть и не до конца пришел в себя, но задирает обе грабки вверх, то-то и оно!

Полчаса тратим на суд, из сорока трех полицаев, расстреливаем двенадцать человек, прямо за околицей села, остальным отсыпали шомполов, и пригрозили в следующий раз посадить на гиляку, полицаи осознали.

Тут ко мне подходит мужик в танковом комбезе, с танковым же пулеметов и говорит:

- Товарищ командир, возьмите меня с собой, я сержант Беззлобных, механик водитель БТ-5 *-ской танковой дивизии *-ского механизированного корпуса. В начале июля у этого самого села, мой танк был подбит, меня, раненого утащила к себе Марыся, и вылечила.

Рядом стоит женщина лет тридцати и пуская слезы, смотрит влюблено на сержанта танкиста.

- Товарищ Марыся, это вы его спасли? Женщина кивает головой, глотая слёзы.

- А как вы его из танка вытащили, вы що в танках розумиите? спрашиваю я на русско-украинском языке.

- Та ни, вин на зимли лижав та ё стонав.

- Значит сам выбрался, товарищ Беззлобных?

- Да, товарищ командир, подбили нас, подожгли, а я не вижу чем это нас, танк начал гореть, остальных убило, и я сняв пулемёт вылезаю из танка, а тут рядом как бабахнет, всё, дальше не помню.

- А муж ваш как на это дело смотрит, бестактно интересуюсь я у Марыси.

- Нет у ней мужа, в тридцать девятом еще немцы убили, бомбили они поляков, но доставалось и украинцам, пока русские не пришли, потом было тихо, но Василь згинул тогда, - помогает Марысе сибиряк (по фамилии сужу).

По слезам женщины вижу, что у них роман.

- Слышь, - чуть приглушив голос, говорю я танкисту, - может, останешься, смотри как она убивается.

- Нет! Я тут останусь, а немец до Сибири дойдёт, не бывать тому. За ребят, за экипаж свой отомстить должен, и за дивизию наш и за корпус.

- Хорошо мститель, лошадка есть, видишь мы все на лошадях, и на живых и на железных.

Услышав меня, Марыся летит во двор к себе и через десять минут выводит статного, вороного коня, ого-го, какой крутой подарок.

Потом пообнимались сибиряк с украинкой, и мы пошли к мосту. А там только мертвые фашисты лежят и Фатхула стоит рядом, видимо любуется своими трофеями. У побитых гитлеровцев забрали провиант и боеприпасы, самих же (ну трупы) покидали в реку, вместе с оружием и остальным хабаром.

Переправились на тот берег, то есть теперь он уже не тот, а этот. Минут через пятнадцать раздался грохот, это значит, что мост теперь не мост, а куча металлолома и железобетона на дне реки, привет гилерюгам от наших саперов.

А мы уходим дальше, взрывники догонят.

- Товарищ капитан, дождь надолго, может, поедем в лесопилку, там и переждем дождь.

- А если немцы заглянут на огонёк?

- Не должны, во-первых она заброшена еще в тридцатые, во вторых как они узнают про нас?

- Как? Да по следам, мост взорван, следы явно показывают, куда делись диверсанты, а в лесу было бы получше отбиваться.

- Следы можно замести, а лесопилка Конецкого тоже в лесу, и дорога заросла уже почти.

- Тогда веди, достала меня, эта хренова сырость.

И Головченя (а инициатива исходила от него) повел нас вперед, еще полтора-два часа грязевых ванн и мы у лесопилки какого-то Конецкого. Кстати, Карасевич, выполнил свое обещание, и замел следы. Тот самый Епифан с Фатхуллой, переместились в арьергард, срубили деревце и волокли за собой по очереди, а еще дождик льёт, сверху заметая последние следы.

Скоро на улице остаются лишь посты, все собираются в здании заброшенного деревообрабатывающего предприятия. Сразу же зажгли огонь, благо с дровами, вообще проблем нет, запахло съестным.

Хотя еще рано, но меня так потянуло в сон, а что, кто мне запретит?

Вот только лошадок жалко, некуда их вводить, то есть места нет, мне люди важней, зато велосипедам и пушкам пофиг. Разравниваю кучу опилок, убираю куски древесины, стелю сверху шинель, и засыпаю, все оревуар месьи (множественное число от месье) и мадамы.

Хоть и дождливый день был, но в нашем активе очистка деревни и удаление моста с карт и из реальности.