Бегство из пламени огня

В большинстве иллюстраций, которые будут приведены ниже (особенно из произведений Елены Уайт в следующем разделе), ключевым, определяющим фактором (а зачастую и ключевым различием) служит метод мотивации. Страх — это типичная реакция на Божье могущество, а радость — на Божью благость. Однако в некоторых случаях Божья благость тоже может вызывать страх, а то и ужас. Нечто подобное произошло с Петром, когда он стал свидетелем чудесного улова рыбы: «Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный»[206]. А, в общем–то, различия между угрозами и посулами, то есть между отрицательной и положительной мотивацией, видны невооруженным глазом. И, согласно Писанию, Бог готов использовать оба подхода в любом их сочетании. Не хотелось бы слишком обобщать, но с некоторой натяжкой можно сказать, что Ветхий Завет имеет уклон в сторону отрицательной мотивации, а Новый — в сторону положительной. Хотя яркие примеры и того, и другого есть в обоих Заветах. Одной из лучших библейских иллюстраций своего рода «смешения» этих двух подходов служит восклицание Павла, обращенное к коринфянам: «Чего вы хотите? с жезлом прийти к вам или с любовью и духом кротости?»[207]. Матфей передает рассуждения Самого Иисуса по этому поводу, когда Тот повторяет популярное в те времена дворовое присловье: «Мы играли вам на свирели [положительная мотивация], и вы не плясали; мы пели вам печальные песни [отрицательная мотивация], и вы не рыдали»[208].

Короче говоря, Бог не ограничивает Себя «идеальным» методом. Он в этом смысле исключительный прагматик и будет пользоваться теми методами, которые работают. Апостол Павел всего–навсего следует Божественному примеру, когда восклицает:

А. Перепись Давида: кто в ответе — Бог или сатана?

Некоторые склонны считать отрывок из Паралипоменона подлинным, а отрывок из Книги Царств — поддельным, потому что Бог изображен в нем как источник зла. Я же считаю, что оба эти отрывка передают «истину» в ее применении к конкретным человеческим нуждам и обстоятельствам. Я убежден, что, поняв этот переход от Бога к сатане как действующей злой силе, мы сможем лучше понять и концепцию «жестокого» ветхозаветного Бога, которой была посвящена 7–я глава.

Б. Воздавать злом за зло или подставлять другую щеку?

Если судить поверхностно, то данное сопоставление может ввести нас в заблуждение. Богословы в массе своей сходятся на том, что ветхозаветный принцип «око за око» нужно рассматривать в юридическом контексте и что он был призван ограничить месть, а не потворствовать ей. Глубоко укоренившийся обычай кровной мести, защитой от которого отчасти были города–убежшца[210], представляет собой грубое и неоправданное расширение принципа «око за око». Однако предложенное Иисусом толкование Божьего «идеала» касается только отдельных людей, избравших для себя этот высокий стандарт поведения. Служить в качестве основы для гражданского законодательства оно не может. И все же комментарии Иисуса обращают наше внимание на популярные, но неверные представления о том, что допускал Ветхий Завет, а что нет.

В. Враги: ненавидеть или любить?

Что интересно: Иисус говорит о соответствующей «традиции», однако как такового повеления: «Ненавидь врага твоего» в Ветхом Завете нет. Первая половина этой цитаты: «Люби ближнего твоего», конечно же, взята из Лев. 19:18. Этим словам предшествует целый ряд повелений: «Не враждуй на брата твоего в сердце твоем… Не мсти, и не имей злобы на сынов народа твоего»[211]. Но все это связано с внутриродовыми отношениями. В Исх. 23:4, 5 есть повеление не оставлять в беде вола или осла своего врага. Но речь здесь прежде всего идет о животном, принадлежащем врагу, а не о самом враге.

Однако, на самом деле наибольший вклад в «жестокую» репутацию Ветхого Завета делают Божественные повеления стереть с лица земли национальных врагов Израиля (например, амаликитян в 15–й главе Первой книги Царств) и мстительность по отношению к личным врагам, о которой говорится не только в упомянутом выше 138–м псалме, но и во многих других псалмах тоже[212]. В своей совокупности эти отрывки создают впечатление, что в ненависти к врагам нет ничего плохого.

Иисус постарался развеять это общепринятое мнение, не только повелев Своим последователям любить врагов, но и показав на кресте, как нужно просить Бога о прощении для них[213]. Причем Иисус учил любить далеко не только соплеменников; женщина–сирофиникиянка, одержимый из Десятиградия, женщина–самарянка у колодца и сам добрый самарянин вполне могут засвидетельствовать, что любовь Иисуса охватывала всех. Иисус отыскал в Писании песнь Страдающего Раба из 53–й главы Книги пророка Исаии (заметьте: в Ветхом Завете!) и сделал ее краеугольным камнем Своего служения.

Г. Спасение: дается с трудом или с легкостью?

Если сделать обзор всех новозаветных бесед о спасении, то обнаружится удивительное разнообразие ответов. Даже к богатым у новозаветных авторов разное отношение. Скажем, богатому юноше было предложено оставить все его имение[214], тогда как Закхей раздал лишь половину[215] и ему не было ни слова в упрек. Писание не дает одной простой формулы на все случаи жизни.

Д. Решительное исключение или терпеливое обхождение?

Появление двух этих противоречивых отрывков в одном письме, принадлежащем перу одного автора, делает их особенно бросающимися в глаза. Обратите внимание: в 1 Кор. 5:11 в список тех, с кем запрещено общаться, попали даже лихоимцы (то есть жадные, алчные люди). Был ли Павел в этом случае таким уж «долготерпеливым и милосердным», какими он призывает быть коринфян в 13–й главе? Едва ли.

Не во всех приведенных выше библейских примерах противопоставлены Ветхий и Новый Заветы, однако в любом случае такой контраст существует, причем Иисус олицетворяет более мягкую и позитивную мотивацию. Впрочем, бывают и примечательные исключения, когда Ветхий Завет предлагает положительную мотивацию, а Новый — отрицательную.

Схожую тенденцию можно проследить и в трудах Елены Уайт, между ее «ранними» и «поздними» произведениями. Если говорить точнее, речь идет об устойчивом движении в сторону позитива. Однако в ее жизни можно найти и немало обратных примеров, когда она меняла позитивное отношение в ранние годы на отрицательное в более поздние.

Большая часть приведенных ниже иллюстраций взята из трех последовательных книжных серий: Духовные дары (1858–1864), Дух пророчества (1870–1884) и Конфликт веков (1890–1917). Таким образом, у нас будет возможность проследить перемены, случившиеся в образе мысли Елены Уайт за долгие годы ее служения.

А. Жизнь Иоанна Крестителя: тягостная или радостная?

Елена Уайт повествует о жизни Иоанна Крестителя во всех трех сериях. Лично я вырос на описании Иоанна, которое дано в книге Желание веков, самой поздней редакции этого повествования (1898), поэтому я был поражен, когда обнаружил, в каком стиле его жизнь описана в более ранних версиях, особенно когда провел сравнение между разными изданиями:

Во всех этих описаниях есть одна постоянная величина — а именно простота, свойственная жизни Иоанна. Разница в том, как он воспринимал свой незамысловатый образ жизни — как бремя или как радость. Писание хранит по этому поводу молчание, предоставив Елене Уайт возможность интерпретировать эту историю в рамках ее собственного жизненного опыта. Когда бедность и лишения воспринимаются как жертва, которую требует от человека суровый Бог, такая жизнь едва ли будет приносить много счастья. И наоборот, если человек ведет такую жизнь из любви к милостивому Богу, те же самые лишения могут превратиться из бремени в радость.

Обратите внимание, как со временем смягчается тон в каждом последующем издании. В первом описании в жизни Иоанна нет ни единого проблеска радости; во втором он находит удовольствие хотя бы в служении; наконец, в последнем его переживания поданы совсем иначе и, оказывается, ему нравится его незамысловатый образ жизни. Как съязвил один из моих студентов, когда я впервые представил эту последовательность цитат на занятии: «Вы хотите сказать, что чем больше Елена Уайт радовалась в Господе, тем радостнее становилась жизнь Иоанна Крестителя?» Именно так. А с литературной точки зрения интересно отметить, как изменилась тональность цитаты из Желания веков — и все благодаря пропуску фразы «лишена приятных минут».

Б. Любовь к родным: конкурент Божественной любви или ее иллюстрация?

Как уже отмечалось в 9–й главе, в религиозном мире (в широком смысле этого слова) набожные «консерваторы», поклоняющиеся более деспотичному Богу, имеют склонность сосредоточиваться на вертикальных отношениях (послушание Богу), пренебрегая или даже грубо попирая горизонтальные отношения (любовь к ближнему). Одной из самых жутких иллюстраций подобной установки можно считать атаку террористов 11 сентября 2001 года, считавших, что исполняют долг верности перед своим Богом.

«Либералы», напротив, склонны делать акцент на горизонтальных отношениях. Упомянутая ранее цитата Ллойда Грэма, который призывает сбросить «духовную тиранию, дабы мы могли посвящать свое время человеку, а не Богу, своему самосовершенствованию, а не спасению своих душ, которым не грозит никакая погибель»[216], служит наглядной иллюстрацией этой точки зрения в ее крайнем выражении. Короче говоря, этот неверующий автор может даже согласиться со второй великой заповедью Иисуса (любовь к ближнему), но у него совершенно нет времени на первую (любовь к Богу).

Нижеследующие цитаты показывают, как Елена Уайт перешла от более консервативной позиции к более либеральной, причем так, что обе эти позиции стали составлять в ее изложении гармоничное целое. Эти две различные точки зрения нашли отражение в ее комментарии на 2–ю главу Евангелия от Иоанна, где рассказывается о свадьбе в Кане Галилейской, а именно на ответ Иисуса, который Он дал Своей матери, когда та обратилась к Нему с просьбой: «Что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой»[217].

Контекст, сопровождающий эти две цитаты, еще более подчеркивает существующий между ними контраст. В цитате от 1877 года упрек продолжает звучать и в следующем абзаце:

Точной параллели в издании 1898 года нет, однако второй цитате предшествуют слова, где гордость Марии названа естественной:

Далее я хочу привести еще одну цитату из Желания веков, которая раскрывает, каким образом Елена Уайт снимала напряжение между Божественным и человеческим, вместо того чтобы подчеркивать его:

В. Божья любовь к непослушным детям

А теперь от библейских комментариев Елены Уайт обратимся к ее трудам, где она рассматривает вопросы практического свойства. Не могу не отметить разительный контраст в ее взглядах на Божью любовь к тем, кто Ему непослушен. Первая цитата взята из ее письма к детям, вторая — из статьи в Знамениях времени, написанной тридцатью годами позднее.

Кому–то может показаться вполне уместным объяснить это «противоречие» тем, что первая цитата взята из письма Елены Уайт к собственным детям и потому не несет в себе такой же «богодухновенной» заряженности, что и материал, изданный для более широкой аудитории. Однако такой же точно взгляд высказан ею и в «изданном» свидетельстве от 1856 года:

С этими цитатами о любви Божьей к Его непослушным детям связана одна интересная история из моей личной жизни. В 3–й главе я уже вкратце упоминал о моих юношеских попытках осилить Свидетельства для Церкви. Не думаю, что меня отвратили от этого чтения какие–то конкретные цитаты. Скорее, меня не устроил их общий тон. Я сильно сомневаюсь, что мне удалось добраться до 137–й страницы.

Но когда модель перехода от страха к любви заняла прочное место в моем сознании, я мог позволить себе спокойно относиться даже к самым ярким и колоритным цитатам. По крайней мере, мне не нужно было больше заключать в скобки какие–то трудные места как «небогодухновенные». Елена Уайт убедила меня, что «непогрешимы лишь Бог и небеса»[223] и что не все, что дается по вдохновению свыше, является прямым отражением Бога в Его абсолютной благости и чистоте.

В любом случае, я привел этот отрывок в статье под названием «От Синая до Голгофы», опубликованной в журнале Adventist Review в декабре 1982 года. Сразу после яркой цитаты об «обычаях мира сего» из Свидетельств для Церкви, т. 1, с. 137, я поместил в свою рукопись следующий комментарий:

Хотя содержание статьи практически до последнего слова согласовано с редакторами, они в последнюю минуту сняли эту цитату, потому что один из сотрудников редакции посчитал, что я высказался неподобающе о Елене Уайт. Сейчас я вполне его понимаю — лучше, чем тогда. Если ты глубоко религиозный человек, то лучше держаться подальше от всякого рода «негатива», если у тебя нет концепции, которая может дать ему надлежащее объяснение. Наши взаимоотношения с Богом слишком дороги для нас, чтобы ставить их в опасную зависимость от тех или иных «проблемных мест».

Однако с этой цитатой у меня связаны и другие воспоминания, более яркие и живые по своему характеру. Однажды мне позвонила одна адвентистка, посещавшая мои публичные выступления осенью 1981 года, где я читал серию докладов, посвященных Синаю и Голгофе. Когда я зачитал приведенную выше цитату об «обычаях мира сего», у нее возник ко мне вопрос, а вернее замечание. Вот какой телефонный разговор у нас с ней состоялся:

«А известно ли вам, что Елена Уайт написала письмо своим детям, в котором она говорит, что Бог не будет их любить, если они будут плохо себя вести?» — спросила она.

«Ничего об этом не слышал», — ответил я.

«А оно, между прочим, было опубликовано в детском субботнем урочнике несколько лет назад!»

«Неужели?» — удивился я. Чем дальше, тем интересней.

Я спросил у нее, не знает ли она случайно, когда было написано это письмо. Вспомнить точно она не смогла.

«Я думаю, где–то 1859 или 1860 год», — предположил я.

И действительно, когда она прислала мне экземпляр урочника, там стояла именно эта дата — 1860 год. Вот почему я так строго слежу за датировкой цитат Елены Уайт — и почему так важно рассматривать библейский материал в надлежащем историческом контексте. От времени написания многое зависит.

Во всех приведенных выше сопоставлениях просматривается одна тенденция: чем раньше было написано произведение, тем жестче и суровее суждения, в нем высказанные. Этим, пожалуй, объясняется, почему независимые адвентистские движения, придерживающиеся более строгих взглядов, обычно предпочитают ранние произведения Елены Уайт, тогда как более умеренные адвентисты основного направления отдают предпочтение более поздним ее трудам. Еще более строгие консерваторы утверждают даже, что поздние произведения не были написаны по вдохновению свыше. Якобы их сформировали секретари Елены Уайт. При этом либеральные адвентисты, не чуждые некоторого цинизма, частенько говорят, что настоящая Елена Уайт была строгой и суровой, а славными и мягкосердечными были ее секретари. Большинство в Церкви, как правило, не учитывает ни место, ни время написания тех или иных цитат, что нередко приводит к очень странным их сочетаниям.

Возможно ли в данном случае нам найти общий язык? Думаю, да. Во всех приведенных выше примерах явственно видна тенденция от внешней мотивации и акцента на Божьем могуществе к внутренней мотивации и акценту на Божьей благости. Говоря более простым языком, это движение от угроз к поощрению, от страха к радости (от «жезла» к «любви и духу кротости» у Павла в 1 Кор. 4:21), по пути к совершенной любви, непроизвольной и невынужденной, как написано у Иеремии: «И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: „познайте Господа", ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Господь, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более»[224].

Если человеку нужны от богодухновенных авторов только «верные» сведения, он может поддаться искушению и начать выяснять, какие именно сведения «верны», а остальное отвергнуть. Но так быть не должно. Чтобы получить о чем–то полное представление, нужно рассмотреть предмет со всех сторон; точно так же, чтобы иметь полноценное представление о Новом Завете, нам не обойтись без жестокостей Ветхого. Здесь выбирать не приходится.