Бегство из пламени огня

В этой главе мы рассмотрим некоторые проблемы, связанные с инспирацией, в свете «классических постулатов» Елены Уайт. В предыдущей главе я исследовал вопрос использования в Библии «человеческих» источников, поскольку он становится камнем преткновения для многих верующих. Такой же вопрос встает и в отношении трудов Елены Уайт, о чем и пойдет речь в данной главе.

Сам не знаю почему, но библейские заимствования из «чуждых» источников никогда не вызывали у меня какого–то протеста. С одной стороны, это хорошо, потому что они не расшатывали мою веру, а с другой — плохо, потому что я не способен до конца прочувствовать переживания тех, кому «повезло» меньше, чем мне. К счастью, большинству из нас хватает других забот, и мы не держим себя в постоянном напряжении, решая все эти проблемы. Поэтому у нас есть возможность помогать друг другу в нужде: вы можете помочь мне, когда у меня не хватает сил, а я могу помочь вам, когда вы ослабели.

В качестве ободрения для нас хочу привести слова апостола Павла из Рим. 15:1, 2: «Мы, сильные, должны сносить немощи бессильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, во благо, к назиданию»!

Рассуждая о богодухновенности, важно помнить об одном: то, что полезно одному, может причинить немалый вред другому. В качестве иллюстрации опять обращусь к вопросу об источниках. Я хорошо помню, как несколько лет назад мне позвонила одна рассерженная женщина, прослушавшая запись моего семинара, посвященного теме богодухновенности. Одна из конференций пригласила меня прочитать этот семинар в церкви, в которой был настоящий раскол по этому вопросу. Я поделился с людьми тем, что, по моему мнению, могло послужить им к назиданию, но эта женщина обвинила меня в том, что я подрываю веру людей, и объяснила почему.

За несколько лет до моего приезда к ним она услышала от кого–то, что Елена Уайт активно заимствовала из произведений других авторов. Эта женщина пошла в библиотеку университета Лома–Линда и удостоверилась, что это действительно так. Ее вера в Елену Уайт разлетелась в прах. Но это еще не все. Она тут же отправилась в Калифорнийский университет и записалась слушательницей на курс «Библия как литературное произведение». Очень скоро и от ее веры в Библию тоже почти ничего не осталось. При этом она продолжала активно участвовать в жизни церкви. Основываясь на своем личном опыте, она посчитала, что я скорее разрушаю веру, чем созидаю ее.

Спустя несколько лет она позвонила мне снова, чтобы поделиться своей тревогой по поводу духовного состояния одного из наших студентов. Хотя о предыдущем нашем разговоре она даже не заикнулась, я ее узнал и даже вспомнил, как ее зовут. И спросил ее, в каком состоянии находится она сама. Она ответила, что снова вернулась на путь веры и очень этому рада. Из разговора с ней я понял, что она и вправду человек верующий. Я тоже был очень за нее рад.

Можно ли избежать таких метаний из стороны в сторону? Думаю, что нам вполне это по силам. И говорю это, исходя из собственного опыта изучения «классических постулатов». Елена Уайт был женщиной веры, испытавшей, что такое «инспирация», «богодухновенность», на самой себе. Я уверен, что мы должны извлечь из ее опыта как можно больше для себя пользы.

Я хочу предупредить вас, что если вы уже преисполнены гнева на Елену Уайт и знать ее не хотите, то сказанное мною может еще более распалить ваш гнев, особенно когда я буду говорить об ее обращении с источниками. О чем я весьма сожалею. Я был бы очень рад, если бы вы посмотрели на нее иными глазами, и тогда градус вашего раздражения наверняка упал бы. В любом случае, вам нужно помнить, что я говорю как друг и в защиту друга, который мне очень помог. Вы убедитесь, что мой подход к авторитету Елены Уайт далек от традиционного. Но к этому подходу я пришел благодаря ее трудам и благодаря тому, что она указала мне на Священное Писание.

Далее я буду рассматривать конкретные вопросы в свете «классических постулатов». Первые два вопросы более важны для меня лично; другие два представляют немалый интерес для всех остальных. «Классические постулаты» затрагивают все четыре вопроса. Я обрисую вкратце каждый из них, а затем мы разберем их по очереди, сопроводив ключевыми цитатами из «классических постулатов».

1. Разночтения в фактах, приведенных в библейских книгах. Почему так случилось, что в обоих Заветах (Книги Царств и Паралипоменон в Ветхом и четыре Евангелия в Новом) содержатся параллельные повествования об одних и тех же событиях, причем они не совпадают в некоторых деталях, и порой существенно?

2. Разночтения в богословии и различия в опыте, описанные в библейских книгах. Откуда взялся такой контраст между ветхозаветным и новозаветным Богом? Между нежным Иисусом и жестоким Богом Синая, Ахана и Озы? Почему народ Божий в Библии столь по–разному воспринимает мир и Бога — от миролюбивого образа Бога в 22–м псалме до мстительного в 136–м?

3. Временные рамки пророческого дара. Почему случился такой большой временной пробел между новозаветными деяниями Святого Духа и Его проявлением в адвентизме?

4. Использование «человеческих» источников богодухновенными авторами. Как богодухновенный автор может прибегать к небогодухновенным источникам, не подрывая при этом Божественный авторитет?

1. Разночтения в фактах, приведенных в библейских книгах.

Вопрос: Почему так случилось, что в обоих Заветах (Книги Царств и Паралипоменон в Ветхом и четыре Евангелия в Новом) содержатся параллельные повествования об одних и тех же событиях, причем они не совпадают в некоторых деталях, и порой существенно?

Если вы сумеете уловить единый для всех приведенных выше цитат дух, то вы увидите, что Елена Уайт плавно смещает фокус с голых фактов на их восприятие. И в этой самой связи, если «все человеческое несовершенно»[54], но при этом полезно, то можно вполне позволить себе замечать разночтения в библейских летописях и задаваться вопросом, откуда они взялись.

Несколько лет назад один учитель из адвентистской школы рассказал мне, как реагировали некоторые старшеклассники, когда он стал рассказывать им о разночтениях в евангельских повествованиях. В качестве примера учитель взял надпись на кресте (во всех четырех Евангелиях она разная). Один ученик ответил так: «Зачем вы нам это рассказываете? К чему нам это знать?» Другой сказал: «Бог мог бы сделать эти таблички одинаковыми, если б захотел». Да, конечно, мог бы. Но почему не сделал? Вот вопрос, который меня сильно занимает.

Совершенно очевидно, что Бог не хотел, чтобы все четыре Евангелия были одинаковыми. Он дал нам четыре разных рассказа о жизни Иисуса. Я прихожу к выводу, что лучшего способа помочь нам понять, что важно, а что не очень, у Бога не было. Если мы хотим, чтобы библейские авторы могли свободно создавать свои повествования, делиться с нами своими сердечными помыслами и переживаниями под водительством Святого Духа, «каждый обладая своей собственной индивидуальностью»[55], то нам не стоит зацикливаться на «противоречиях».

Если просто дать нескольким свидетелям рассказать о том, что они увидели, то они будут единодушны в описании важнейших событий, но при этом разойдутся в деталях. Один из моих студентов как–то проиллюстрировал этот эффект на ярком примере из собственной жизни, показав, как это бывает в действительности. «В этом нет ничего удивительного, — заявил он, когда мы дошли до параллельных отрывков. — Несколько лет назад в наш дом проник грабитель. В наших показаниях по поводу его внешности был такой разнобой, что полиция не могла понять, кого им искать». Произошел грабеж — это очевидно, а вот насчет деталей — никакой ясности. В повседневной жизни мы сталкиваемся с подобными «разночтениями» постоянно и привыкли ничему не удивляться. Кто в здравом уме станет утверждать, что ограбления не было только потому, что свидетели не могут сойтись в его деталях? Уж в том, что их ограбили, семья уверена на сто процентов.

Однако по какой–то непонятной причине, когда дело доходит до Библии, те, кто считает, что нужно всеми силами отстаивать ее непогрешимость, ставят и себя, и саму Библию в затруднительное положение. Согласно этой концепции непогрешимости («если в Писании есть хоть одна неточность, значит, оно никуда не годится все целиком») ограбления как такового не было, если свидетели хоть сколько–нибудь расходятся в описании случившегося. Если слишком строго подходить к фактам, можно поставить под сомнение саму суть той вести, которую до нас пытаются донести.

Г. Е. Лессинг (1729–1781), известный немецкий философ и литературный критик, проводя параллель между евангелистами и прочими древними историками, отмечал: «Если мы склонны относиться к Титу Ливию, Дионисию, Полибию и Тациту с таким почтением и великодушием, что легко прощаем им всякого рода неточности и ошибки, то почему мы так строги к Матфею, Марку, Луке и Иоанну?»[56].

Несколько лет назад я взялся составлять полную хронологию жизни Иисуса Христа на основе четырех Евангелий. Вскоре у меня опустились руки, я пришел в отчаяние, осознав, что у меня ничего не выйдет. В евангельских рассказах оказалось слишком много различий. При этом я нахожусь под большим впечатлением от того, как К. С. Льюис описывает сущность новозаветной вести. Вот его впечатляющие, но простые слова о сути евангельского повествования:

Ни Льюис, ни Елена Уайт не считали нужным добиваться полного соответствия между Евангелиями. Как есть, так есть. Некоторые подробности могут служить просто фоном, на котором разворачиваются очень важные для авторского замысла события. Вот почему в Библии ничего не нужно менять. Ведь то самое слово, которое мы прежде считали малозначимым, однажды может оказаться весьма существенным.

Возьмем в качестве примера разночтение в порядке, в котором перечислены искушения Иисуса Христа в пустыне у Матфея и Луки. У Матфея рассказ о сатанинских искушениях заканчивается сценой на вершине горы, а у Луки — на крыле храма. Джордж Райс утверждает, что Матфей и Лука ставили перед собой разные задачи, потому и порядок искушений у них разный[58]. По словам Райса,

Видите, какое богатство мы рискуем потерять, если поставим перед собой задачу выстроить безупречную евангельскую хронологию? Елена Уайт помогла мне избавиться от подобных мыслей, чему я несказанно рад. Вместо лозунга «все или ничего» она предлагает нам сосредоточиться на концепции воплощения — на Библии, которая таинственным образом совмещает в себе Божественное и человеческое, и говорит нам, что богодухновенны не слова, а человек, который их записывает. И что самое главное, она говорит нам, что «Библия была дана для практических целей»⁴.

2. Разночтения в богословии и различия в опыте, описанные в библейских книгах.

Вопрос: Откуда взялся такой контраст между ветхозаветным и новозаветным Богом? Между нежным Иисусом и жестоким Богом Синая, Ахана и Озы? Почему народ Божий в Библии столь по–разному воспринимает мир и Бога — от миролюбивого образа Бога в 22–м псалме до мстительного в 136–м?

В данном случае я под одним заголовком объединил две проблемы. Одна связана с тем, как по–разному библейские авторы описывают Бога, вторая — с многообразием человеческих переживаний, присущих Божьим вестникам. Обе эти проблемы ставят серьезный вопрос о единстве и многообразии, а также о том, что предпочтительнее. Вот почему я поместил их вместе под одним заголовком.

Давать пространные комментарии в этом разделе я не буду, поскольку, чтобы дать исчерпывающее объяснение, почему в разных библейских книгах Бог выглядит по–разному, нужно гораздо больше места[60]. Благодаря «классическим постулатам» я получил возможность громко заявить, что эта разница действительно существует. И более всего способствовали этому два приведенных выше отрывка. Если Библия была написана людьми, «которые резко отличались друг от друга… умственными и духовными дарованиями»[61], значит, я мог открыто заявить о том, что было у меня на сердце и что я увидел в Писании.

Скажу прямо — не своим умом я до этого дошел; мне нужно было, чтобы кто–то сказал мне, что отношение Иисуса к Его врагам, выраженное в Его молитве на кресте: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают»[62], отражает более высокий уровень духовной зрелости, чем состояние псалмопевца, призывающего погибель на своих врагов: «Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»[63]

В глубине души я понимал, что в заповеди Иисуса: «Любите врагов ваших» гораздо больше христианского, чем в ненависти к ним[64]. Но я старался заглушить в себе подобные мысли о «богодухновенных» авторах, не говоря уже о том, чтобы сказать о них вслух. Одно дело — читать о жестокостях Давида, которые ему доводилось совершать в своей жизни; и совсем другое — когда Бог помещает в Библию жестокие молитвы. Я и не мог подумать, что молитва Иисуса — это гораздо лучший для меня пример, чем прочие библейские молитвы.

Поэтому когда я услышал из уст Елены Уайт, что библейские авторы «резко отличались друг от друга… умственными и духовными дарованиями»[65], я сразу же воскликнул: аминь! А когда я услышал ее слова о том, что «люди часто говорят, что те или иные выражения не могут быть Божьими» (и в этом она с ними вполне согласна!), я воспрял и обрадовался! В душе я знал, как обстоят дела на самом деле, но боялся, что надо мной просто посмеются, если скажу об этом вслух. А Елена Уайт не только сказала это вслух, но и опубликовала в печати за своей подписью!

Впрочем, она не сказала напрямую: «Ты прав!» Она выразилась мягче. Но сказанное ею означает то же самое:

Еще раз аминь!

Однако у той же Елены Уайт я узнал, что мне не нужно отбрасывать те части Библии, которые отражают «более низкий» уровень духовной зрелости. Я вполне осознал, что мне не обойтись без этих молитв в моем восхождении на «более высокие» уровни. Мне нужно было научиться быть честным со своим собственным огрубелым сердцем, выявлять свои недостатки, дабы Бог мог приступить к моему исцелению[67].

В 5–й главе Евангелия от Матфея Сам Иисус со всей ясностью говорит о том, что о Писании можно рассуждать в категориях «хуже–лучше», не подвергая при этом сомнению его богодухновенность. Шесть раз Он восклицает: «Вы слышали, что сказано… а Я говорю вам». Он сравнивает одно богодухновенное слово с другим, и это очевидно. Однако все эти сравнения предваряет один очень важный стих: «Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить»[68]. Иисус совершенно ясно показал, что «исполнить» не значит «нарушить» или «упразднить». Скорее, это значит наполнить новым и более глубоким смыслом — не затрагивая при этом старый смысл, который может помочь нам в процессе роста.

Слушатели Иисуса с детства знали заповедь «не убивай». А теперь, говорит Иисус, даже если вы просто придете в гнев (убийственный гнев?), вы уже подлежите суду (Мф. 5:21, 22). Вот так–так!

От чего проще удержаться — от убийства или от гнева? Видите, насколько высоко Иисус поднял планку. Но если я чувствую гнев в глубине души, мне нужно дать ему себя обнаружить, дабы Господь мог исцелить его — не устраняя тот прекрасный идеал, который показал нам Иисус.

Беда в том, что мы легко пасуем перед нашими идеалами. Когда нам в очередной раз не удается «взять высоту», у нас появляется сильнейшее искушение опустить руки, и все потому, что идеал кажется нам совершенно недостижимым. Но если мы будем взирать на Иисуса, Он поможет нам не отступать и не сдаваться. И это очень важно.

Мой знакомый, австралийский ученый Артур Патрик, как–то поделился со мной цитатой из Карла Шурца (1829–1906), американского политика и журналиста немецкого происхождения. Я нахожу ее весьма поучительной и полезной:

Завершить этот раздел хочу тремя короткими комментариями, которые стоят того, чтобы сделать их пространнее (но не в этот раз), и касаются того, как последователям Иисуса выжить в этом жестоком и злом мире.

А. Божья жестокость. Я глубоко убежден, что в конце времен Бог очистит землю от всякого зла. Но я рассматриваю это окончательное очищение как прискорбный, но необходимый акт, призванный сделать Вселенную безопасной для всех тех, кто хочет исполнять закон любви. Я отнюдь не считаю, что Бог будет «сводить счеты» со Своими врагами в том смысле, в каком зачастую это делаем мы. В своих выводах я исхожу из евангельских повествований. Когда Бог истребляет, Он не «сводит счеты». Но Он Бог, и в конце Он восстановит Вселенную в ее первозданной чистоте.

Однако на протяжении большей части библейского повествования Бог обращается с людьми весьма жестко. В качестве оправдания этой жесткости чаще всего приводят довод о теократии, но это объяснение вызывает у меня все больше и больше сомнений, ибо оно подразумевает по сути, что Бог имеет право на жестокость просто потому, что Он Бог. И разговаривать больше не о чем.

Я готов доказывать «с пеной у рта», что жесткость Божья в Ветхом Завете была крайней, но вынужденной мерой. Именно этого ожидали от Бога люди, ставшие жестокими по причине греха. Единственный способ для долготерпеливого Бога достучаться до сердец жестокого народа — говорить с ними на том языке, который они понимают. Именно таким «откровением» стала в свое время гора Синай.

Увы, перекос, вызванный насилием, в значительной мере присутствует в человеческом обществе и поныне. Мой коллега пересказал мне как–то разговор, который состоялся у него с адвентистом из одной из развивающихся стран. Тот поведал ему, что, пробыв некоторое время в Университете Андрюса, он пришел к убеждению, что мужчины его племени должны оставить обычай бить своих жен. Вернувшись домой, он сумел со временем убедить своих соплеменников отказаться от насилия. Но тогда начали жаловаться сами жены:

«Наши мужья к нам совсем охладели. Они больше не бьют нас, как прежде!»

Причем эти перекосы одними странами третьего мира не ограничиваются. Я знаю одну посвященную адвентистку, которая пошла работать учительницей в колонию для несовершеннолетних преступников[69]. Среди ее подопечных были подростки всех возрастов, совершившие разного рода правонарушения, в том числе тяжкие. Однажды к ней подошла одна девочка и спросила, потупив взор: «Как часто вас бьет муж?» Учительница замерла от удивления. «С чего ты взяла? Мой муж никогда меня не бил. Он меня любит».

Смутившись на мгновение, девочка ответила: «Но если муж вас любит по–настоящему, он должен вас бить. Ведь родители бьют детей, чтобы показать им, что они их любят; так же должен поступать и парень, который любит девушку; когда новичок вступает в банду, его тоже бьют для порядка, чтобы показать, что он свой; а когда двое женятся, муж бьет жену. Я вам сочувствую: ваш муж вас не любит».

Как донести до таких людей весть о Божьей любви? Не имея в Своем распоряжении добросердечных верующих, которые могли бы на собственном примере показать, что такое нежная Божья любовь, Бог был вынужден сделать шаг назад и обратиться к людям на единственном языке, который они понимали, — на языке жесткости. Жесткость Божья в Ветхом Завете свидетельствует прежде всего о жестокосердии народа, до которого Он пытался достучаться. Если вы хотите узнать, каков Бог на самом деле, посмотрите на Иисуса. Сколько человек Он уничтожил? Ни одного. В Евангелиях упоминаются всего лишь два чуда, связанных в той или иной мере с насилием, но ни одно из них не было совершено по отношению к людям. Я имею в виду свиней, бросившихся в море, и проклятую смоковницу[70].

Спору нет, Иисус действительно рассказывал притчи о суде, порой жестоком суде. Но они указывают на последний суд. Иисус никогда не проявлял терпимости к греху как таковому. Но перед Ним стояла цель превратить жестокосердных грешников в мягкосердечных, прощенных и прощающих святых.

Б. Применение силы при самозащите, при защите ближних и при защите государства. На мой взгляд, христианам часто приходится сталкиваться со всеми этими вопросами в своей практической жизни, их редко кому удается избежать. Но здесь я хотел бы сделать акцент на двух принципах: во–первых, применение силы необходимо сводить к минимуму; а во–вторых, мы в любом случае должны относиться к людям по–христиански. И в каких бы обстоятельствах мы ни оказались, нужно стараться спасать жизнь, а не отнимать ее.

В. Гнев. Сама Библия увещевает нас: «Гневаясь, не согрешайте»[71]. Было бы странно, если бы человек, пусть даже и христианин, не гневался при виде всякого рода несправедливостей или притеснений. Однако тот, кто охвачен злобой, всегда неправ[72]. Да и вообще, когда несправедливость совершается по отношению к нам лично, будет лучше, с духовной точки зрения, если на нашу защиту встанет кто–то другой. Если говорить о нашем духовном состоянии, то мы становимся на скользкий путь, когда защищаем себя сами. Конечно, порой другого выхода не остается. Но если в церкви царит здоровая атмосфера, ее члены будут вставать на защиту других и давать другим защищать себя.

3. Временные рамки пророческого дара.

Вопрос: Почему случился такой большой временной пробел между новозаветными деяниями Святого Духа и Его проявлением в адвентизме?

Что касается пророческого дара, то в проблеме временного пробела между новозаветной эпохой и возникновением адвентистского движения на самом деле никакой проблемы нет. Она возникла вследствие неверного понимания либо просто заблуждения. Позиция Елены Уайт по этому вопросу вполне однозначна: никакого пробела не было и не будет.

Вопрос на самом деле в том, признает или нет церковное сообщество этот дар подобно тому, как признали пророческий дар Елены Уайт адвентисты седьмого дня. Насколько я могу судить, такое признание — явление достаточно редкое.

Хотел бы отметить также, что, учитывая адвентистское понимание «великой борьбы», Бог, по всей видимости, рассчитывает на нашу твердость в вере даже в отсутствие ярких проявлений особых даров. В своей книге Disappointment with God (Разочарование в Боге) Филип Янси утверждает, что согласно Писанию пик Божьего чудотворения приходится обычно на период духовной немощи, а не духовного возрастания. О времени странствования Израиля в пустыне он говорит:

У Клайва С. Льюиса есть две цитаты, которые я очень люблю. Они свидетельствуют о том же самом. Первая находится в книге Письма Баламута, своего рода богословии наизнанку, где истина рассматривается глазами беса (по имени Баламут), обучающего своего племянника (Гнусика), как увести пациента (человека) от Врага (Бога). Приведенная ниже цитата вложена автором в уста Баламута:

Другая моя любимая цитата из Льюиса образует заключительное высказывание в его эссе «Сила молитвы», одном из лучших, на мой взгляд, произведений, посвященных молитве–прошению, впервые появившемся в журнале The Atlantic Monthly.

Итак, Бог готов наделять дарами по необходимости, и так было всегда. Насколько очевидны они для других — это уже другой вопрос. И в свете великого противостояния между добром и злом надежды, которые возлагает на нас Бог, в сжатом виде выражены в хорошо знакомых нам словах Елены Уайт: Он просто хочет, чтобы мы «стояли за правду, даже если небеса упадут на землю»[76].

4. Использование «человеческих» источников богодухновенными авторами.

Вопрос: Как богодухновенный автор может прибегать к небогодухновенным источникам, не подрывая при этом Божественный авторитет?

Говорят, что подобное обращение Елены Уайт с источниками — без надлежащих ссылок — было и остается серьезным камнем преткновения для тех, кто склонен отвергать ее авторитет[77]. Подобный фактор сыграл немалую роль и в утрате веры в Библию в девятнадцатом веке, когда исследователи обнаружили, что Библия не настолько уникальна, как считалось прежде, но имеет много точек соприкосновения с древней ближневосточной культурой. Поэтому ее авторы не стеснялись заимствовать из «небогодухновенных» источников. Я не буду останавливаться здесь на этом вопросе более подробно, но в 4–й главе я уже попытался выявить некоторые причины связанного с этим отхода от веры, причем не просто отхода, а гневного разрыва.

Отталкиваясь от своих собственных наблюдений, могу с большой долей уверенности утверждать, что психология и логические доводы тех, кто отвергает Елену Уайт по причине ее заимствований из других источников, во многом схожи с доводами тех, кто отвергает Священное Писание и Бога примерно по тем же соображениям. Когда человек начинает ощущать определенный гнет или нажим со стороны «богодухновенных» писаний, и неважно по какой причине, то, обнаружив в них «человеческие» источники, он находит повод от этого гнета освободиться. Если этот человек близок к атеистическому концу религиозного спектра, авторитет «угнетающего» священного текста и стоящего за ним Бога может в одночасье разрушиться в его глазах, стоит ему обнаружить какие–то внешние источники. В итоге атеист становится свободным, его больше не угнетают ни Библия, ни Бог.

Многие критики Елены Уайт ощущают гнет с ее стороны — либо в том, что касается образа жизни (она говорит нам, как себя вести), либо в том, что касается свободы мысли (она ограничивает нас интеллектуально). Одни бывшие адвентисты становятся агностиками либо атеистами, другие пытаются занимать компромиссную позицию, отвергая все, что якобы исходит от людей, но сохраняя веру в Бога, Библию и принимая все, что, по их мнению, написано Еленой Уайт без заимствований из человеческих источников. Когда я попросил одного из яростных критиков Елены Уайт объяснить, почему он так рьяно выискивает в трудах Елены Уайт посторонние источники, он ответил мне просто и без обиняков: «Потому что я свободный человек». Другими словами, над ним больше не довлеет ничего, что принято выдавать за слово Божье и что на самом деле берет начало из человеческого источника.

Я взялся за эту книгу отчасти потому, что мне хотелось обозначить те доводы, которые позволят нам честно и сознательно признавать «авторитет» Елены Уайт, не воспринимая его как гнет. Этот свой замысел я буду осуществлять по ходу повествования.

Теперь обратимся к вопросу об источниках. В первой из приведенных выше цитат есть одно слово, которое, на мой взгляд, звучит как намек, в нем нет окончательности, категоричности. Мне в свое время указал на него Дж. Пол Гроув. Елена Уайт утверждает, что Бог руководил их «отбором», когда они размышляли, что говорить и что писать. Можно ли включить сюда и отбор источников? Вполне. Однако это слишком смелая мысль, и мало кто принимает ее во внимание.

Нижеследующая цитата гораздо более показательна. Она лучше других помогает нам понять, почему Елена Уайт зачастую не давала ссылки на источники. Этот вопрос мы сейчас и рассмотрим.

Почему Елена Уайт так мало говорила о своих заимствованиях из других источников? Некоторые предположения

Если вы уже настроены враждебно по отношению к Елене Уайт, то на этом месте вы скорее всего отложите в сторону эту книгу. Но для тех, кто относится к ней положительно или как минимум нейтрально, эти рассуждения покажутся полезными и поучительными.

Во–первых, я хотел бы обратить ваше внимание на две цитаты, которые, на мой взгляд, превратно истолковываются как подтверждение той мысли, что Елена Уайт будто бы намеренно скрывала сам факт использования в ее трудах посторонних источников.

Меня всегда удивляет, когда критики приводят два эти отрывка в подтверждение неискренности Елены Уайт. Совершенно очевидно, что в первом говорится о Божественном водительстве при передаче увиденного, и ни о чем более. Она не затрагивает вопрос заимствования из человеческих источников, хотя я уверен, что она и в этом случае заявила бы о Божественном водительстве тоже. Но, даже зная о заимствованиях из других источников то, что мы знаем сегодня, я не вижу в данной конкретной цитате ни единого слова, которое нужно было бы заменить во имя торжества истины.

Во второй цитате, на мой взгляд, тоже все вполне очевидно. Елена Уайт не хочет, чтобы люди думали, будто она пишет под Божью диктовку. Когда она говорит: «Слова, которые я использую при описании увиденного, являются моими собственными», она имеет в виду, что это действительно ее слова, а не Божьи. Здесь не стоит вопрос о человеческом источнике ее слов. И опять же, я не вижу в этой цитате ни единого слова, которое нужно было бы заменить во имя торжества истины.

Тем не менее что правда, то правда — Елена Уайт действительно крайне редко упоминает о том, что в своих трудах она прибегает к другим источникам. Последние абзацы «Вступления» к Великой борьбе представляют собой примечательное исключение. Мы рассмотрим этот отрывок ниже. Но сначала позвольте мне обратить ваше внимание на четыре фактора, которые помогли мне понять, почему она обращается с источниками так, а не иначе.

А. Ее читатели придерживались крайне консервативных взглядов на инспирацию. Когда выяснилось, что библейские авторы заимствовали из других источников, это привело, с точки зрения верующего человека, к плачевным результатам. Одни потерпели «кораблекрушение в вере», другие просто не обращают на этот факт никакого внимания. Адвентисты были и остаются консервативными христианами, они воспринимают подобные свидетельства столь же болезненно, что и прочие консервативные христиане. Если бы вдруг, во времена Елены Уайт, выяснилось, что она достаточно «вольно» обращается с внешними источниками, это привело бы к крайне отрицательным последствиям. На собственном опыте могу сказать, что эти данные и поныне плохо сказываются на студентах из консервативных семей.

Суматоха, поднявшаяся в 1883 году вокруг новой редакции и переиздания Свидетельств для Церкви, служит наглядным примером неприятных последствий, которыми грозит внедрение «либеральных» идей в «консервативное» сообщество. Когда возникла необходимость заменить на новые печатные формы Свидетельств, Елена Уайт пожелала внести в них некоторые поправки. В 1883 году Генеральная Конференция приняла официальное постановление о внесении изменений и переиздании, в котором были приведены следующие соображения:

Помимо резолюции Генеральной Конференции от 1883 года, в 3–м томе Избранных вестей приведено датированное 1884 годом письмо Елены Уайт к Урии Смиту, председателю редакционной комиссии, в котором она уговаривает его поскорее взяться за эту работу. Судя по этому письму, она знала о членах церкви в Батл–Крике, которые противились внесению редакционной правки в Свидетельства для Церкви

И враги не преминули этим заняться. Критик и бывший адвентист Д. М. Кэнрайт указывал на пересмотренное издание Свидетельств для Церкви как на свидетельство того, что труды Елены Уайт не богодухновенны. В своей книге Seventh–Day Adventism Renounced (Адвентизм седьмого дня: опровержение) Кэнрайт прикидывает, сколько исправлений может быть во всех свидетельствах, на основе выборочной проверки нескольких страниц. Получилось более 63 тысяч. «Хорошенькая богодухновенность, скажу я вам!» — восклицает он[82].

Консервативные сообщества с трудом воспринимают перемены любого рода, тем более когда речь идет о «богодухновенных» писаниях или давно устоявшихся церковных учениях. К примеру, в то время, когда адвентизм был на пути к принятию доктрины о Троице, служители на одном из лагерных собраний попытались, с помощью так называемого «устного» голосования (когда голосующие хором кричат «за» или «против», а председательствующий на слух определяет, каких голосов больше), помешать тем докладчикам, которые высказывались в пользу Святого Духа как «Божественной Личности»[83].

Зная о консервативных настроениях своей аудитории, Елена Уайт старалась не афишировать тот факт, что в ее трудах есть заимствования из других источников.

Б. Духовные произведения редко отличаются документальной точностью. Не стоит ожидать документальной точности от автора, который ставит перед собой прежде всего духовные цели. «Проложить путь к сердцам собравшихся» — вот как она описывала свою работу во время миссионерских поездок с мужем Джеймсом[84]. Даже в наше время издатели стараются избегать излишней «документальности» в религиозных изданиях. Например, в книге The Message (Весть), очень популярном библейском парафразе Юджина Петерсона (2002), нет даже порядковых номеров библейских стихов. Так же, как и в The Readers Digest Bible (1982), удобном для чтения издании Библии, представляющем собой сокращенную версию общепризнанного американского перевода.

Что касается произведений Елены Уайт, то это вопрос авторитета. Попытки отыскать у нее неточности продиктованы желанием избавить себя от необходимости к ней прислушиваться, особенно если ее труды вызывают у человека ощущение несвободы.

В. Елена Уайт, по всей видимости, отличалась хорошей памятью. В ходе изучения источников, которыми пользовалась Елена Уайт, были обнаружены записи с обширными цитатами даже в ее дневниках. Другими словами, она при случае прибегала к другим источникам, даже когда у нее не было намерения публиковать написанное в печати. Может быть, все дело в ее хорошей памяти? Трудно сказать с уверенностью, но по мне так это вполне возможно.

Г. Елена Уайт просто не знала, как и почему нужно правильно оформлять ссылки. Здесь нельзя не упомянуть заключительные строки «Вступления» к Великой борьбе. Мы рассмотрим их более подробно в дальнейшем, а пока нужно отметить, что, когда кто–то обращал внимание Елены Уайт на недостатки в документальном оформлении ее книг, она с готовностью предпринимала шаги к их исправлению. По крайней мере, так было в случае с Великой борьбой. Когда издание 1888 года было подвергнуто критике за некоторые исторические неточности, Блена Уайт и ее сын Уильям обратились за помощью к У. У. Прескотту. Прескотг, получивший магистерскую степень в Дартмаусе, одном из самых престижных учебных заведений в Америке, был в числе самых образованных адвентистов своего времени. Однако просьба «усовершенствовать» Великую борьбу вылилась для него в душевный кризис. Он согласился, хоть и неохотно, и выполнил эту работу. Но на Библейской конференции 1919 года он рассказал, как она на него повлияла, припомнив слова, которые он сказал тогда У. Уайту:

Можно ли ожидать безупречной точности в деталях от женщины, получившей всего–навсего трехлетнее образование? Не думаю. «Инспирация» не подразумевает всеведения и полной осведомленности в нормах, принятых в академической среде. Эти нормы весьма разнообразны, и несведущему человеку трудно уложиться в эти рамки. В качестве иллюстрации хочу рассказать вам о показательном случае, приключившемся с одним весьма уважаемым адвентистским богословом. Завершив работу над своей докторской диссертацией, он стал изыскивать возможности для ее опубликования и отослал ее в три разных академических издательства.

К своему немалому огорчению и стыду, он вскоре узнал, что совершил серьезный проступок. Он нарушил принятую в научной среде процедуру. Поскольку издатели платят немалые деньги за экспертизу поступающих к ним рукописей, авторы исследовательских работ следуют общепринятому правилу не отсылать рукопись более чем в одно издательство за раз. Обращаться в другое издательство можно только в том случае, если вашу рукопись не приняли в первом. Мой коллега узнал об этой «этической» норме слишком поздно, когда двое из трех издателей выразили желание опубликовать его книгу. Они весьма строго выговорили ему за его невольный проступок, но, к счастью, отнеслись к нему великодушно. Итак, если человек с докторской степенью, полученной в одном из лучших университетов в стране, мог совершить подобную ошибку, то что говорить о женщине, едва окончившей начальную школу.

Подытоживая вышесказанное, я не нахожу никаких подтверждений тому, что Елена Уайт имела хоть какой–то злой умысел, не давая ссылок на источники. Тогда как большинство исследователей, изучающих ее заимствования из других источников, движимы стремлением подорвать ее авторитет, я интересуюсь этим вопросом по другой причине. Когда в поле моего зрения попадает какая–то идея, которую она развивает в своих трудах, — в частности, ее понимание закона — мне становится интересно, какую литературу она читала. И мне очень хочется сравнить написанное ею с источниками, которыми она пользовалась, чтобы увидеть, какие изменения она привнесла. Но об этом мы поговорим позднее в последующих главах. Л сейчас давайте обратим свой взор на ее самое откровенное высказывание о заимствованиях из других источников — опять же из «Вступления» к Великой борьбе.

Факты, их применение и источники: Великая борьба в свете «Вступления»

«Классические постулаты»: краткий обзор

Вдумчивый читатель заметит, что в своих «классических постулатах» Елена Уайт отмежевалась, причем значительно, от тех позиций, на которые впоследствии встали фундаменталисты. Когда я излагаю этот материал на семинарах, которые провожу по церквам, каждый раз кто–нибудь из присутствующих да выпалит: «Понять не могу, о чем вообще столько шума; ведь у Елены Уайт все разложено по полочкам!». Однако если Церковь хочет быть более открытой и созвучной действительности в вопросе об инспирации, одних «классических постулатов» Елены Уайт будет мало. Потребуется множество вдумчивых адвентистов, которые будут относиться к ним со всей серьезностью, воспримут их сердцем, воплотят их в жизнь и поделятся плодами с Церковью и миром. Удивительное сочетание искренности и ободрения, которое заключено в этих высказываниях, это настоящий драгоценный дар для Церкви. Я надеюсь, мы сумеем воспользоваться им с гораздо большей пользой, чем до сих пор.