Бегство из пламени огня

Должен признаться: на самом деле я хотел назвать свою книгу так: «Как Елена Уайт спаслась из преисподней». Однако это название вызвало серьезные разногласия среди моих родных и друзей, членов моего класса субботней школы и моих студентов в колледже. Мнения были самые разные — от одной крайности до другой и все, что между ними.

Скажем, студенты, большинство из которых знакомы с трудами Елены Уайт на весьма поверхностном уровне, склонялись в основном к названию «поострее». Чуть меньше половины из них высказались за тот вариант, который я предложил изначально; примерно столько же настаивали на «смягчающем» подзаголовке: «И обрела радость в Господе». И около десяти процентов предлагали найти какую–нибудь более умеренную альтернативу. Одна девушка даже воскликнула: «Доктор Томпсон, нам будет так трудно вас защищать!»

Насколько я пониманию, худшее, что может случиться с книгой, если она останется незамеченной. Однако когда я стал размышлять над этой конкретной книгой и молиться о ней, мне стало ясно, что будет гораздо хуже, если человека, которому она нужна и для которого она могла бы стать благословением, отпугнет ее слишком громкое название. Поэтому я выбрал вариант поскромнее, в котором нет «перчинки», но который, по милости Божьей, может произвести нужное впечатление.

Наверное, вы уже поняли, какой смысл я вкладываю в название этой книги. Этим названием я хочу сказать, что Елена Уайт спаслась от учения об аде. Это действительно так. Только произошло это не сразу, а постепенно.

Почему я откладывал этот разговор до 6–й главы? Потому что хотел подготовить вас к той вести, которую вам предстоит в этой главе услышать, чтобы вы могли испытать ту же радость во взаимоотношениях с Богом, какую испытала Елена Уайт, когда сама восприняла эту весть. Разница между ней и нами лишь в том, что для нее, насколько я понимаю, потребовалось несколько десятилетий, прежде чем туман, окутывавший ее, наконец рассеялся, а у нас, по моим расчетам, должно уйти на это лишь несколько минут, ровно столько, чтобы прочитать написанное ниже.

Впрочем, у всякой книги есть одно преимущество — ее можно закрыть и отложить в сторону. И вернуться к ней, когда и вам, и Господу станет очевидно, что вы готовы правильно воспринять ее содержимое.

И еще я хочу добавить, что я весьма благожелательно отношусь к людям, которые медленно соображают, ибо каждое утро я наблюдаю подобного субъекта в зеркале. Стыдно признаться, но я, адвентист седьмого дня в четвертом поколении, отучившийся более шестнадцати лет в адвентистских учебных заведениях, «открыл» для себя, что Иисус был Богом во плоти, только на втором году обучения на богословском факультете Университета Андрюса! Трудно поверить, но это так.

Вот как это произошло. С ранних лет я называл Его как положено: «Божественный», «Мессия», «Сын Божий». Но у меня настолько глубоко запечатлелся в сознании образ Иисуса, приносящего за меня жертву умилостивления в Своей крови, что я воспринимал Его как безусловного Друга, тогда как Бога Отца, как мне представлялось, еще нужно было в чем–то убеждать. Наконец, в семинарии я решил прояснить для себя один важный вопрос: если Отец меня любит, то зачем мне посредник между мною и Богом? Этот вопрос не давал мне покоя с тех пор, как я прочел в Великой борьбе, что мы должны будем «находиться в присутствии Святого Бога без Заступника»[89]. В поисках ответа на этот вопрос я наконец «услышал» весть, заключенную в Евангелии от Иоанна 14–17. В частности, я «услышал» слова Иисуса: «Видевший Меня видел Отца»[90]. Если Иисус был Богом во плоти, если Бог Сам пришел на планету Земля, чтобы спасти меня и вас, значит, Он действительно очень хочет, чтобы я оказался в Его царстве. Более того, из Ин. 16:26, 27 я узнал, что придет день, когда мне не понадобится посредник, потому что я буду уверен в любви Самого Отца. И вот предстояние «в присутствии Святого Бога без Заступника»[91] вдруг превратилось из угрозы в обетование.

Навязчивый образ неподатливого Бога, Которого нужно в чем–то убеждать, куда–то испарился. «Послушайте, что я узнал! — донимал я своих сокурсников. — Оказывается, Иисус и в самом деле Бог!» Одним это было уже известно, другие сильно удивлялись, что это дошло до меня только сейчас. Но, подозреваю, были и такие, кому было невдомек, о чем это я — причем скорее всего по той же причине, почему и у меня на осознание этой истины ушло так много времени. Подозреваю также, что когда Елена Уайт сделала такое же открытие, что и я, наверное, где–то в 1880–х годах, ее сердце тоже наполнилось совершенной радостью.

Все это очень важно, однако это еще далеко не все. Я хочу, чтобы вы четко понимали, что большинство из нас, можно сказать, тугодумы. Мы соображаем медленнее, чем хотелось бы, по крайней мере, иногда. Богу это хорошо известно. Он хочет, чтобы мы возрастали как можно быстрее, но Он готов терпеть, сколько нужно.

И в этой связи позвольте мне привести цитату из Свидетельств для Церкви, которая, как мне кажется, представляет собой один из самых убедительных призывов к терпению, обращенных к Божьему народу. Он прозвучал в контексте санитарной реформы и датирован 1872 годом. Но его можно применять гораздо шире. В то время санитарная реформа была еще в новинку для адвентизма. Елена Уайт получила большое видение о санитарной реформе только в 1863 году. Одни сильно медлили с ее признанием, тогда как другие, кто уже воспринял ее всем сердцем, торопились навязать ее всем и каждому. И немедленно. Вот почему Елена Уайт написала следующие слова:

У всех нас, в том числе и у Елены Уайт, свой жизненный опыт, и все мы растем и развиваемся с разной скоростью. Вот почему приведенная выше выдержка хоть и относится к санитарной реформе, но применима к каждому из нас практически в любом аспекте нашей жизни.

А теперь давайте посетим ад, то есть посмотрим на него глазами впечатлительной юной Елены. Ниже приведен отрывок из ее автобиографии, помещенной в первом томе Свидетельств для Церкви. Эти строки были написаны в 1885 году, примерно через четыре года после смерти ее мужа. Они относятся к началу 1840–х годов, когда мать Елены начала сомневаться в доктринах о бессмертии души и вечно горящем аде. В этом автобиографическом описании Елена Уайт погружается в воспоминания о событиях более чем сорокалетней давности.

Обратите внимание: юная Елена, видимо, полагала, что, не ведая страха перед вечным адом, грешники уйдут от Бога. Этими опасениями она и поделилась со своей матерью. А теперь давайте прочитаем ее воспоминания о том, что происходило в ее собственном сознании в юные годы, когда она размышляла о Боге и Его участии в наказании грешников в аду.

А теперь давайте перенесемся на сорок с лишним лет вперед и прочитаем, что Елена Уайт пишет об аде в своей книге Великая борьба (1888/1911). В обеих этих цитатах идет речь об учении о вечно горящем аде.

Вот это превращение! Елена Уайт выхватила ад у Бога и вручила его обратно сатане, который, собственно, его и выдумал. Не опасаясь более отказаться от ада как от истинного учения, она видит в нем демоническое искажение истины, стоящее в одном ряду с прочими доктринами, которые оскорбляют человеческое чувство «справедливости, милосердия и доброты». Если из ваших уст звучат такие слова, как «величайшие ценности» и «несовместимо», это говорит о том, насколько глубоко вас волнует данный вопрос.

В своих пространных рассуждениях о вере в вечный ад Елена Уайт отмечает, что эта доктрина может привести к одному из двух возможных состояний — либо к безумию, либо к скептицизму, влекущему за собой отвержение Библии и Бога. Мне представляется, Елена Уайт закончила бы как раз безумием, если бы Бог не открыл ей истину о спящих душах.

Короче говоря, эта истина принесла ей спасение уже в этой жизни, избавив ее от сумасшедшего дома.

Я могу только догадываться о тех душевных муках, которые охватывали ее, когда она боролась с тремя противоречивыми чувствами: сильным страхом перед вечным пламенем, жаждой спасения и ужасом, который внушала ей участь провести вечность в присутствии «тирана, получающего удовольствие от страданий осужденных»[97]. Но, несмотря на все эти душевные терзания, Елена Уайт, по ее же собственным воспоминаниям, опасалась, что, отвергнув учение об аде, «грешники сделают вывод, что им ничего не грозит, и не пожелают взыскать Господа»[98].

Однако, прежде чем мы продолжим исследовать духовный рост Елены Уайт, давайте взглянем Божьими глазами на одну чрезвычайно важную дилемму: как Ему донести истину до человека, который верит (как Елена Уайт, например), что Он должен насаждать страх и ужас, чтобы сделать Вселенную безопасной, тогда как на самом деле Он стремится показать этой Вселенной, что принуждение абсолютным страхом — это сатанинское искажение истины о любящем Боге?

Божья и наша дилемма: как донести истину до запуганных людей

Прошу вас, читайте дальше очень внимательно, помня о совете, который Елена Уайт дала А. Т. Джоунсу в 1900 году и который я привел ранее во 2–й главе: «Господь хочет, чтобы Его народ использовал разные методы, но не осуждение заблуждения, даже если осуждение это будет справедливым»[99]. Если честно, я не могу представить себе это высказывание в устах «ранней» Елены Уайт. В ее глазах оно было бы слишком мягким по отношению к греху и грешникам. Более того, она едва ли согласилась бы служить тому Богу, Который произнес бы подобное.

Но разве великий Бог Небесный любил и переживал о юной Елене меньше, чем Он любил и переживал о Елене зрелой? Конечно нет. Если Иисус Христос «вчера и сегодня и вовеки Тот же»[100], значит, Бог не знает перемен, ибо Иисус Христос был Богом во плоти. Та же истина провозглашена и в Ветхом Завете: «Я — Господь, Я не изменяюсь»². Если эти высказывания верны (а я твердо верю, что это так), то различие между напуганной юной Еленой Уайт и радующейся пожилой Еленой Уайт обусловлено не Богом, неизменным в Своей святости, чистоте и любви, а ее восприятием Бога.

Но, слышу я в ответ, Елена Уайт была Божьей богодухновенной вестницей. Возможно ли, чтобы такая перемена случилась в «богодухновенном» человеке? Для начала вспомним, что Елена Уайт сама установила определенную дистанцию между Богом в Его абсолютной чистоте и всем, что написано любым богодухновенным автором: «Непогрешимы лишь Бог и небеса»[101]. А тем, кто находит в Библии слова, которые, по их мнению, не приличествуют Богу, она сказала:

Это означает, что все в Библии так или иначе указывает на Бога, но Сам Бог остается выше всего, что написано в Священном Писании. В этой связи мне приходят на ум замечательные слова Хью Уильямса, старого адвентистского служителя, сказанные уже много лет назад: «Не верьте всему тому, что принижает Бога в ваших глазах, ибо это наверняка неправда. Он настолько велик и благ, что, сколько б вы ни старались, у вас не получится думать о Нем лучше, чем Он есть на самом деле»⁵.

Что касается меня, то я вижу в Священном Писании, в жизни Елены Уайт и в моей собственной жизни отражение общих закономерностей, которые наводят на определенные мысли. И эти закономерности можно суммировать в двух ключевых словах: «время» и «воплощение».

Время. Между Едемом и рождением Царя в Вифлееме простираются тысячи лет. Почему? Во–первых, прослеживая логику Писания, адвентисты говорят, что Бог должен был позволить греху полностью проявить себя перед взором всей Вселенной. А это требует времени. Затем, когда разложение достигло величайших глубин, Бог проявляет Себя зримым образом, особенно в жизни Авраама, и еще раз — в судьбе Моисея. И вот, если Иисус — это воплощенный Бог, значит, Бог Ветхого Завета должен быть подобен Иисусу. Этот означает, что Он должен быть долготерпелив. А долготерпение требует времени. «Любить, — пишет Поль Турнье, — значит уделять время. Кому нужна такая любовь, если не хватает времени ее проявить»[103]. Я думаю, эти слова относятся к Богу не менее, чем к людям.

Даже когда Бог облекся в человеческую плоть и ходил по этой земле, Ему тоже потребовалась масса времени. Ученики были крайне медлительны, но Бог не подгонял их и не торопил.

И мне Он тоже дал много времени, как уже было сказано в этой главе — около двадцати лет, прежде чем осознание Божьей совершенной любви прогнало страх из моего сердца.

Поэтому не так уж странно, что Елене Уайт тоже понадобилось некоторое время, чтобы на смену страху пришла радость.

Воплощение. Когда я говорю о времени, ключевым критерием для меня служит истина о Воплощении, а именно сколько лет понадобилось для ее осознания — людям в библейские времена, Елене Уайт и мне лично. Смею заметить, что истина о Воплощении сыграла большую роль в жизни Елены Уайт, хотя бы судя по тому, какие перемены она привнесла в мою собственную жизнь. Мы еще поговорим о том, как принятие этой истины сказалось на жизненном опыте Елены Уайт. А пока давайте обратимся ненадолго к адвентистской истории.

Дело в том, что в богословии первых адвентистов не было понятия о Троице. Они не верили в то, что Иисус был Богом во плоти. Таким образом, для них — как и для меня в юности — жертва умилостивления в Его крови означала, что Иисус нам Друг, а Отец — нет. Иисус еще должен уговорить Отца стать нашим Другом! Может быть, именно поэтому те, кто не принимает учение о триедином Боге, вполне буквально живут в страхе Господнем, а не в радости Его.

В прошлом адвентистские историки и богословы стояли на том, что только некоторые из первых адвентистов не верили в Троицу. Наибольшей известностью среди таковых пользовались Джеймс Уайт и Урия Смит. Однако с недавних пор историки Церкви стали подходить к этому вопросу более объективно. По словам Рольфа Поглера, среди первых адвентистов «царило полное единогласие в отвержении учения о Троице»[104]. Этим и объясняется оживленная дискуссия, возникшая после выхода в свет в 1898 году книги Желание веков, в которой однозначно говорится о полноценной Божественности Христа.

Наиболее примечательными в этом смысле были слова Елены Уайт о том, что «Христос обладает жизнью — самобытной, незаимствованной, изначальной»[105]. Какое воздействие эти ее слова оказали на адвентистов, можно судить по реакции М. Л. Андреасена, в то время еще молодого служителя. Он был настолько поражен, что решил отправиться прямо к Елене Уайт в Элмсхэвен, чтобы самолично просмотреть ее рукописи. «Я прихватил с собой целый ряд цитат, подлинность которых хотел проверить по ее рукописным материалам, — говорил он. — Я помню, как все мы были удивлены, когда впервые вышло в свет Желание веков, ибо в этой книге мы нашли такое, о чем и помыслить даже не могли, и среди прочего — учение о Троице, которого в те времена адвентисты в массе своей не принимали». Что касается конкретного высказывания Елены Уайт о «самобытной, незаимствованной, изначальной» жизни Христа, Андреасен отмечал: «Это утверждение, может быть, и не звучит для вас столь уж революционно, но для нас оно звучало именно так. Мы не верили своим глазам… Я был уверен, что сестра Уайт этих слов не писала. Но затем я отыскал этот отрывок, написанный ею собственноручно, — в том самом виде, в каком он и был опубликован»[106].

Шел уже 1940 год, а Дж. С. Уошборн, пожилой адвентистский служитель, по–прежнему совершенно отвергал учение о Троице, называя его «уродливым языческим порождением… немыслимой, абсурдной выдумкой… богохульной пародией… неумелой, абсурдной, оскорбительной карикатурой»[107]. Что верно, то верно: некоторым людям далеко не сразу удается выбраться из адского пламени. А некоторые, пожалуй, так и остаются в нем до последнего. Что тут скажешь… А что бы сказал на это Бог?

Прибегает ли Бог к орудиям сатаны?

Этот вопрос звучит несколько дерзко, да и не совсем правильно. Однако он вполне может помочь нам разобраться в Библии, в трудах Елены Уайт и в нашем собственном духовном опыте. Отвечая на задание, связанное с ветхозаветными «жестокостями», один из моих студентов написал: «Я с детства усвоил, что всякое благо исходит от Бога, а за всякого рода злом стоит сатана». И в этом я с ним в общем–то согласен. Но при всей его убежденности, этому студенту не давали покоя ветхозаветные отрывки, в которых Бог, а не сатана, подталкивает людей к дурным поступкам, а затем Сам же за них и наказывает (см. 2 Цар. 24).

Давайте рассмотрим этот вопрос в таком ракурсе: если я попрошу вас выбрать между добром и злом в нижеследующем списке, то вы скорее всего сделаете свой выбор без каких–либо затруднений и колебаний:

Радость — страх

Утешение — боль

Здоровье — недуг

Мир — война

Процветание — нищета

Красота — уродство

Почет — бесчестие

Истина — ложь

Жизнь — смерть

Тут и выбирать нечего — все понятно: у радости, утешения, здоровья, мира, процветания, красоты, почета, истины и жизни конкурентов нет. Есть целые библейские отрывки, которые укладываются в этот перечень как влитые. Например, Послание к Филиппийцам 4:8: «Наконец, братия мои, что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том помышляйте».

А теперь настал черед для вопросов потруднее: вы когда–нибудь пробовали сопоставить Ветхий Завет с Флп. 4:8? Как по–вашему, что от него после этого останется? А сам Новый Завет вы по этому критерию когда–нибудь оценивали? Я помню, как один преподаватель ветхозаветной истории в Эдинбургском университете, посвященный христианин, проговорился мне, что хочет написать книгу обо всех «нехристианских высказываниях» в Новом Завете. Он жуть как устал от всех этих разговоров о «превосходстве» Нового Завета!

Ярким примером того, что бывает, когда к Библии подходят с «высокой» меркой, служит Томас Джефферсон, знаменитый государственный деятель и просветитель. Его сокращенная версия Евангелий, ставшая известной как «Библия Джефферсона», содержит всего лишь 25 000, а не 773 000 слов, как в полноценной Библии. Он вычеркнул все, что «не отвечало требованиям». Ничего сложного, сказал он. Слова, принадлежащие Иисусу, «выделяются на общем фоне так же ярко, как алмазы в навозной куче»[108].

Все дело в том, что большинству из нас будет совсем не сложно найти множество примеров из Библии и из реальной жизни, когда Бог использовал в Своих целях то, что справа в нашем перечне, а дьявол в своих — то, что слева. Я не перестаю удивляться, когда люди в очередной раз признаются мне — нередко при этом смущаясь и краснея — что наиболее важные уроки в жизни они получили в трудные для себя времена.

У Елены Уайт есть несколько ключевых цитат, которые указывают, на мой взгляд, в том же направлении:

Даже когда речь идет о таких понятиях, как правда и ложь, граница между ними кажется вполне определенной и очевидной, пока не начинаешь понимать то, что понял однажды Уильям Блейк:

Поэтому давайте скажем прямо: Бог и сатана используют один и тот же набор инструментов. Но между тем, как они их используют и с какой целью, такая же разница, как между ночью и днем, жизнью и смертью.

Ну а как насчет страха? О том, как должно быть в идеале, написано у Иоанна: «В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви»[112].

Таков идеал. Но вся беда в том, что мы живем в беспокойном мире, где страх занимает свое непреложное место. Бог все время прибегает к нему, чтобы привести нас к Своему царству. Как сказано в Ин. 4:18, Бог стремится к тому, чтобы страха не было вовсе. Только тогда для нас будет возможна чистая, незамутненная радость. А пока Бог стоит перед дилеммой — и мы, кстати, тоже — которая метко подмечена у К. С. Льюиса:

Слабость либерального подхода, представленного в сокращенной Библии Джефферсона, состоит в том, что без трудностей и неурядиц нам не понять, как Бог поступает по отношению к людям, перед которыми простирается долгий — а может, и не очень — путь к идеалу. Настоящая Библия приводит нам множество примеров, порой даже неприглядных, как действует Бог в этом мире, полном тревог и бедствий, ведя несовершенный народ к Своему царству.

Что касается страха перед вечно горящим адом, то Елена Уайт в конце концов поняла, что это демоническое искажение очень хорошего орудия воспитания — страха, который приносит одну только пользу в руках любящего Бога. Сатана присвоил это орудие и превратил его в инструмент вечного ужаса. Внушив людям, что именно этот инструмент находится в Божьих руках, сатана предпринял одно из самых опасных обольщений в истории вселенского конфликта между добром и злом.

Мы должны крепко–накрепко усвоить, что даже если такая посвященная христианка, как Елена Уайт, была увлечена этим обольщением, значит, вырваться из этого «пламени огня» будет не так–то просто. Но при этом спасение от него будет замечательным свидетельством о Божьей благости. К нему мы и будем стремиться.