Бессмертники — цветы вечности

Глава двадцать четвертая

Несколько дней назад полицейско-чиновничья Уфа распростилась с бывшим начальником губернского жандармского управления Яковлевым, получившим, наконец, чин генерала и новое назначение. Вместо него на освободившуюся должность прибыл новый полковник — новая метла — с фамилией, весьма подходящей для шефа жандармов — Ловягин. Доморощенные острословы не преминули воспользоваться этой возможностью, чтобы хоть в какой-то мере освежить свои поистершиеся шутки и остроты, но этого хватило не надолго, и они вскоре выдохлись и успокоились.

Ротмистр Леонтьев лучше других был осведомлен о готовящихся в управлении переменах и отнесся к ним с полным равнодушием. Полковника Яковлева он не любил, работалось с ним трудно, так что его уходу он мог бы только радоваться, если бы по опыту не знал, что новая метла метет чище не оттого, что она лучше, а оттого, что, не успев поизноситься, крепче дерет.

В неколебимой верности этой старой истины он убедился в первый же день, когда новый начальник с ходу обрушил на него целый поток восклицаний, звучащих одновременно и вопросами, и самыми неодобрительными упреками. Формально он, конечно, был прав, дел за ним накопилось очень много, причем все они без исключения были изрядно просрочены, но что поделать: революция! Он набрался смелости напомнить об этом своему новому начальнику и попросить увеличения штата. О революции полковник Ловягин знал, о нехватке и перегруженности жандармско-полицейского аппарата — тоже, поэтому разговора на эту тему не получилось. Вместо заинтересованной и доброжелательной беседы о делах, он бросил Леонтьеву две свежие подпольные газеты и, глядя куда-то в сторону, не сказал и даже не приказал, а будто выдавил из себя:

— Займитесь, ротмистр. И чтоб духу от этих господ в моей губернии не было!

Вернувшись к себе, Леонтьев уселся за стол, закурил и нехотя развернул газеты. Одну из них — орган Уфимского комитета РСДРП «Уфимский рабочий» — он уже знал. Другая — «Солдатская газета» — была очередным сюрпризом Уральского областного комитета большевиков. Обе печатались в здешней, уфимской типографии.

— Беспокойный народ эти эсдеки, — глубоко затягиваясь, грустно проговорил ротмистр. — «Уральский рабочий» — есть, «Уфимский рабочий» — есть, газету для татар и башкир — только что прикрыли… И вот еще одна — для солдат. Осталось придумать газету для крестьян, и тогда все «угнетенные» классы будут обеспечены!..

На первой странице «Уфимского рабочего» через весь ее верхний угол красовалась энергичная резолюция Ловягина:

Здесь же, на сером газетном поле, напротив начала какого-то столбца, гневно возвышался поставленный жирным полковничьим карандашом красный вопросительный знак.

— Ну что ж, срочно так срочно, — туша в пепельнице папиросу, поморщился ротмистр и стал читать:

— Все ясно, — снова закурил ротмистр, — эсдеки готовятся к своему пятому съезду, вот и активизируются. А эта общеуральская конференция по счету, пожалуй, уже третья. Весь Урал, район с добрую европейскую страну, подмяли под себя эти господа ленинцы. Неужели и впрямь думают победить?

Пункты десятый и тринадцатый были жирно подчеркнуты красным.

Сообщала газета и о других партийных конференциях, в частности — в железнодорожном районе города Уфы, где недавно были избраны подрайонные комитеты в мастерских и депо, а также и районный комитет. В Катавскую районную организацию, оказывается, входят организации Катав-Ивановска, Усть-Катава, Юрюзани, Белорецка и Тирляна. Всего в этом районе числится 264 члена их партии…

Сделав нужные выписки, Леонтьев аккуратно сложил газету и надолго задумался.

— Не будь этих газет, что бы мы знали о них, не имея внутренней агентуры? — проговорил он наконец. — Все, начиная с департамента и кончая полковником Ловягиным, требуют немедленной их ликвидации, и это правильно, но тогда мы окажемся вообще без информации. Жить по донесениям филеров внешнего наблюдения — все равно что блуждать в потемках. По ним даже путевого отчета не составишь…

Неожиданное открытие «полезности» подпольной печати для жандармерии ничуть не обрадовало ротмистра. Будь это в его силах, он бы разделался с ней в два счета, не задумываясь о таких пустяках. Но подпольная типография неуловима, а среди арестованных за последние месяцы нет ни одного, кто бы дал хоть какие-нибудь стоящие показания.

Появление «Солдатской газеты» свидетельствовало о том, что большевики развернули свою агитацию уже и в армии. Но там у них ничего не выйдет, считал Леонтьев. В армии — дисциплина, там не помитингуешь и не поагитируешь, там каждый человек на виду. Да и законы армейские озоровать не дают, — это вам не завод или мастерские! Армия — извечная опора существующего в стране образа правления, и тут все усилия напрасны!

И все-таки «Солдатскую газету» он просмотрел. До него ее читал полковник Ловягин, очень внимательно читал, о чем свидетельствовал след его красного карандаша, тянущийся из столбца в столбец, из статьи в статью. Леонтьев шел по этому красному следу, перечитывал отмеченное, делал для себя нужные выписки и шел дальше. В одной заметке корреспондент из «казармы № 12» писал об охватившем страну голоде (лето 1906 года было неурожайным) и приводил своих читателей к следующему выводу:

Из «Казармы № 11» неизвестный «Новобранец» писал:

Нет, при чтении таких вещей спокойным оставаться нельзя. Леонтьев швырнул газету на стол, закурил и нервно заходил по кабинету. Что и говорить, в армию за последние годы пришло немало беспокойного и даже революционного элемента. С каким трудом удалось прошлой осенью собрать и отправить новобранцев! Подстрекаемые революционными агитаторами деревни отказываются давать царю солдат. В заводских поселках и на станциях проводы новобранцев превращаются в многолюдные политические митинги с непременными лозунгами: «Долой самодержавие царя!», «Да здравствует самодержавие народа!»

Привести молодых солдат к присяге тоже стало проблемой. В уездном Стерлитамаке додумались даже до того, что предложили не желающим присягать заменить присягу честным словом. Однако, дорожа своим честным словом больше святой присяги, солдаты все-таки присягнули, давая при этом понять, что такая присяга их ни к чему не обязывает и что все они не ставят ее ни в грош!..

После такого рода размышлений трудно было переключиться на повседневные дела, но и они требовали к себе внимания. За каждым из них теперь словно бы стояла мрачная тень нового начальника с огромной колючей метлой в руке. Попасть под эту метлу Леонтьеву не хотелось.

Всю весну он усиленно занимался оставшимися еще с прошлого года делами. Разобравшись с ними, приступил к последним, возникшим в связи с февральскими арестами. Некоторых из арестантов за неимением улик он освободил, организовав за ними негласное наблюдение на свободе, с остальными продолжал работать, не питая, впрочем, больших надежд на успех. Среди последних был и Петр Литвинцев.

Что делать с этим бродягой, ротмистр положительно не знал. В первое время он склонен был отпустить его на все четыре стороны, но разговор с полковником Яковлевым насторожил. Правда, теперь Яковлева не было в Уфе, и он, ротмистр, ни от кого не зависел, был свободен в своем решении.

Выпустить? Можно и выпустить, ведь из-за неимения улик Литвинцеву до сих пор не предъявлено даже формального обвинения. Департамент полиции, за которым он числится, каждый месяц осведомляется о ходе дознания, и отвечать становится все сложнее. Со всех точек зрения освобождение Литвинцева возможно и желательно, но…

Но ротмистр не лишен был чувства долга. Что ни говори, а Яковлев в своей жандармской службе кое-что понимал. И разве не возможно, что под личиной безобидного бродяги скрывается один из тех, кого, например, руководство партии эсдеков направило на Урал для укрепления областного комитета? Разгромленный прошлым летом Уральский обком РСДРП опять действует. И даже проводит общеуральские партийные конференции! В то же время из агентурных данных, полученных пермскими и екатеринбургскими органами, хорошо просматривается появление среди людей, близких к комитету, совершенно новых лиц. Не из их ли числа и этот говорливый беспаспортный бродяга?

Вспомнился последний дружеский совет Яковлева порыться в циркулярах Министерства внутренних дел на тот случай, если окажется, что Литвинцева разыскивают как бежавшего или скрывающегося серьезного преступника. В последние годы таких молодчиков развелось более чем хотелось бы, особенно после известных пресненских событий в Москве, восстаний в армии и на флоте, неудачных экспроприации на юге и в Прибалтике. Немало таких деятелей и тут, на Урале. Взять того же Ивана Кадомцева, — где он? Где Михаил Гузаков? Где «товарищи» Лука, Леонид, Назар, Лазарь, Степан, Андрей, Потап? Где Алекееев, Новоселов, Миславский, Токарев, Мызгин, Соколов? Где десятки других коноводов боевых дружин, чья антиправительственная партизанская деятельность охватила уже не только Уфу и заводы Уфимской губернии, но и весь Урал?

Леонтьев обложился циркулярами и фотографиями разыскиваемых. Среди последних встретились старые знакомцы Якутов, Серебровский, Воронин, Накоряков, за которыми полиция охотится уже давно. А вот фамилии Литвинцева в циркулярах не было. Так и должно быть, после некоторого раздумья решил Леонтьев. Каким же дураком надо быть, чтобы, бежав из-под стражи, скрываться под собственной фамилией! А среди революционеров таких дураков нет, значит фамилия Литвинцев может быть уже другой, полученной вместе с чужим паспортом где-нибудь в Самаре, Саратове или Уфе…

Перебирая фотографические карточки за прошлый год, ротмистр задержал взгляд на одной, запечатлевшей молодого симпатичного матроса в аккуратной форменке и слегка сдвинутой на висок бескозырке. Странное дело, но в памяти Леонтьева сразу же возникли матросская тельняшка и синий якорек на руке Литвинцева. Похож? Сейчас он не мог этого сказать. Нужно было немедленно послать в тюрьму фотографа и, получив снимок, сличить ее с этим. Можно будет даже произвести экспертизу.

Отдав распоряжение о посылке фотографа, он вернулся к своему прерванному занятию и отыскал в циркуляре некоторые сведения о хозяине этой карточки:

Опять эти боевики! Мало ему своих, уфимских! Этак, глядишь, опять завяжется дело, которое потом не будешь знать, как и развязать. Нет, нет, это ему лишь показалось.

Мало ли кто носит матросские тельняшки и накалывает себе якоря! Тем более, что Литвинцев сам не скрывает, что плавал матросом на волжских пароходах!..

Вспомнив о том, что запрос о Литвинцеве на место проживания его семьи до сих пор еще не отослан, он закончил необходимые формальности и отправился на беседу с филерами. Все они в один голос утверждали, что с приходом весны активность их поднадзорных значительно возросла. Теперь они не только ходят друг к другу в гости, но и встречаются на прогулках — в садах, на берегу реки, просто на улицах. По вечерам в районе мусульманского кладбища и водокачки опять стали собираться подозрительные толпы. Среди рабочих мастерских и депо зреет недовольство. В среде местных политиков много новых лиц. Кроме того, в Уфу вернулся Эразм Кадомцев…

Недавно начальник Самарского жандармского управления известил своего уфимского коллегу о том, что, по доставленным ему сведениям, в Уфе готовится повторение демской экспроприации. И вот после долгого отсутствия появляется Эразм Кадомцев. Случайно ли это? И не ждать ли следим за ним появления его исчезнувшего братца Ивана?

Леонтьев срочно поставил в известность полковника Ловягина. Тот вошел в сношения с полицмейстером и губернатором, и машина заработала. Специальные группы выехали на изучение местности в Юматово, Дему, Воронки, Шакшу и другие станции и разъезды. В район железной дороги стали стягиваться подразделения местного гарнизона и силы полицейской стражи.

Вскоре вся железная дорога от западных границ губернии до восточных была взята под охрану. За Эразмом Кадомцевым, проживавшим открыто у своих родителей, установили круглосуточное наблюдение. С тревогой ждали выхода печально известной «четверки» с большой суммой денег. И облегченно вздохнули, когда она прошла спокойно, безо всяких эксцессов до самого Златоуста.

Немало времени эти тревоги и хлопоты отняли и у ротмистра Леонтьева. Когда же он опять вернулся к своим повседневным делам, то первым делом поинтересовался ответом на запрос о личности Литвинцева. Ответа еще не было, зато заключение экспертизы давно лежало у него на столе. Как он и ожидал, несомненной тождественности Литвинцева и беглого матроса Ивана Петрова экспертиза не установила. Но сходство заметила тоже, особенно в верхней части лица: лоб, брови, глаза. Но мало ли на свете людей с похожими бровями или глазами?

Леонтьев с облегчением сунул бумажку в стол. Ну и слава богу. Вот получится ответ из Киселевки, выпущу на все четыре стороны. У меня и без того забот полон рот. Не до бродяг!..

Да, весна делала свое дело. Сошел снег, открылись реки, просохли дороги и окрестные леса. Теперь опять пойдут рабочие массовки за городом, а боевая дружина выведет в тайные лесные лагеря свои неуловимые отряды, чтобы подготовить для полиции новые неприятности.

Первое мая в Уфе прошло почти спокойно, но в лесах, по докладам филеров, то тут, то там встречались большие массы народа. То же самое делалось в других городах и рабочих поселках Урала. В Златоусте, по сообщениям оттуда, едва ли не каждую ночь происходили вооруженные нападения на полицейских и городовых. Сводя счеты с заводской администрацией, кто-то неизвестный подложил бомбу под нефтяные баки, в результате чего сгорели сто шестьдесят тысяч литров нефти и машинное отделение. В апреле выстрелами в окно был убит председатель местного отделения «Союза русского народа» Аникеев. Через день двое неизвестных ранили начальника депо станции Златоуст инженера Васильева… В городе идут аресты. Из-за ненадежности местной тюрьмы арестованных доставляют в Уфу…

В начале мая из Самары пришел ответ на запрос о личности «назвавшегося Петром Литвинцевым». К полной неожиданности Леонтьева ни в Киселевке, но во всей Графской волости никого из родственников Литвинцева не оказалось. Значит, все показания этого человека — бессовестная ложь?

Не успел он осмыслить этого неприятного факта, как из Златоуста пришло сообщение, заставившее на какое-то время забыть обо всем другом: в ночь на 11 мая из склада саткинского завода «Магнезит» неизвестные лица, действуя силой оружия, вывезли 13 ящиков динамита и других взрывчатых веществ, 1408 аршин бикфордова шнура и 1707 капсюлей.

Более шестнадцати пудов взрывчатки — в руках боевиков! Да этого хватит, чтобы растрясти всю Уфу!

И начальствующая Уфа затрепетала…