Без лица

1

Февраль 2005 года

Двое мужчин, нахмурившись, изучали карту. От нее было мало толку, и один из них сверился с инструкциями, которые потрудился записать накануне. Хирану нужна работа в Англии — дома у него осталась жена и пятеро детей, тогда как у Таджа только двое малышей, отчего Хиран полагал, что должен отнестись к делу с большей серьезностью, чем друг.

Они знали имя связного. Им следовало найти его в Лондонском Королевском госпитале. Хотя, скорее всего, это он их найдет. Его звали Намзул, только это и было известно. И еще, что он, возможно, поможет все организовать. Хиран был уверен: в самый ответственный момент Тадж сбежит, он уже кое-как устроился, впереди маячила работа и звенели драгоценные фунты. Ладно, будь что будет! До сих пор дружба с Таджем придавала ему сил в странном, чужом мире, который их окружал. А теперь, перед лицом важного решения, он особенно нуждается в поддержке.

Его пугал Лондон, но тут — в Уайтчепеле[1] — он чувствовал себя больше дома, чем во всех тех местах, в которых умудрился побывать за последние пару недель. В Европу он добирался по суше. Заплатил кучу денег, чтобы попасть из Кале в Англию. Его везли в каком-то контейнере: знакомые знакомых, в свою очередь, передали его дальнобойщикам из картеля торговцев человеческим товаром. Попал в ночлежку — обшарпанный дом в районе под названием «Бродвейский рынок» в трущобах Хакни. Он делил крышу с четырнадцатью мужчинами, которые были тут транзитом, не все бангладешцы, было несколько пакистанцев, турки и еще горстка оборванцев из других стран. Поначалу это спасало. Он никого не знал, но все они приехали сюда с одной целью — дать семьям шанс не умереть дома голодной смертью. Если он продержится хотя бы год, они с Чуми соберут достаточно, чтобы отправить детей в школу. Возможно, он даже откроет продуктовую лавочку. Хиран знал, что дело выгорит, только бы поймать случай и обзавестись капелькой стартового капитала. Эта мысль грела ему душу.

— Смотри под ноги, парень! — крикнул мужчина в форме, прерывая течение его мысли. Похоже, патрульный или кто-то вроде того.

Хиран испуганно обернулся.

— Простите, пожалуйста, — сказал он, с опаской переходя на язык, который с таким трудом вбивал себе в голову. Английский казался ему сложным и запутанным.

«Просто извиняйся за все, — как-то посоветовал ему учитель. — Если наступишь на ногу англичанину, он первым попросит прощения. Манеры проведут тебя куда угодно, и простое „извините“ избавит от массы проблем».

— Не хочу, чтобы тебя сбила машина, приятель, — сказал полицейский, указывая на «ауди» у въезда на парковку «Сейнсбери». Виду дамы за рулем был недовольный, она определенно торопилась. Все в Лондоне куда-то спешили. Хиран гадал, выживет ли он здесь.

— Вы заблудились? — дружелюбно спросил патрульный, заметив у Хирана карту. — Ух, приятель, ты так странно выглядишь! — улыбнулся он, заметив, что у Хирана глаза разного цвета: один — карий, другой — светло-зеленый, странно контрастирующий со смуглой кожей.

Хирану никогда не позволяли забыть об этом недостатке. Люди избегали смотреть ему в глаза, чтобы их не пленил злой дух. С другой стороны, именно из-за глаз Чуми обратила на него внимание. Он выглядел таким трогательным и уязвимым, говорила она, и совсем не страшным.

— Пожалуйста, — повторил он, и в его странных глазах появилось виноватое выражение, — мы ищем госпиталь.

Полицейский усмехнулся и пожал плечами.

— Ну, такую громадину ты не пропустишь! Сначала прямо, вон туда, — увлеченно жестикулировал он, — затем направо, а потом посмотрите через дорогу. Большое темно-красное здание, там напротив куча палаток с чурками, «паки»[2] в общем. Э-э, без обид, ладно? — смущенно добавил он, внезапно осознав, что его собеседники, похоже, выходцы из того же региона.

Об этом Хирана предупреждали. Он слышал голос учителя у себя в голове:

«Для англичан ты всегда будешь или пакистанцем, или индусом, хотя сегодня чаще говорят „мусульманин“. Всех в одну кучу. Если у тебя смуглая кожа, ты попадешь в эту корзину, и неважно, откуда ты — из Пакистана, Индии, Бангладеш, Шри-Ланки. Не принимай такое близко к сердцу и помни, что это — обоюдоострый меч. Ты же не можешь определить, откуда они — из Англии, Шотландии, Уэльса или Ирландии. Они все на одно лицо. Просто прими это».

Толковый совет.

— Спасибо, — несколько раз повторил Хиран с легким поклоном.

— О’кей, приятель, без проблем. — На лице полицейского было написано некоторое замешательство. — Просто идите на запах кари, — рассмеялся он, надеясь, что парни поймут шутку.

Они не поняли. Но Хиран кивнул, улыбнулся и подтолкнул Таджа туда, куда показал патрульный. Повернув за угол, они увидели длинный ряд крытых лотков. Там продавалось все — от пиратских DVD до овощей. Торговцы старались отвоевать друг у друга побольше места: обувь против рыбы, часы против бобов. Яркие сари развевались, как занавески на ветру. В заполнявшем улицу гомоне Хиран уловил обрывки фраз на урду.[3] Стала понятна шутка патрульного. Маленькие закусочные, торгующие в основном острыми блюдами, проперчили всю улицу. Они чередовались с обычными магазинами, в которых можно было купить чемоданы, мобильные телефоны, одежду на самый разный вкус и бакалею. Ярко освещенные мини-маркеты обещали продать что угодно, кому угодно и в любое время дня и ночи.

В этой толчее Хиран почувствовал себя лучше. Как и обещал полицейский, прямо через дорогу, довлея над человеческой суетой, возвышался Лондонский Королевский госпиталь. Это было величественное здание, но его великолепие потускнело. Тем не менее, словно огромное прожорливое существо, госпиталь проглатывал людей дюжинами, чтобы ровно в таком же количестве изрыгнуть их обратно из огромного створчатого прохода: человеческие тела вились нескончаемой змеей, полностью заполняя улицу, по Уайтчепел-роуд, и голова этого монстра — или, возможно, его хвостовая оконечность — лежала в проеме знаменитых ворот госпиталя.

Дождавшись, пока человечек на светофоре вспыхнул зеленым, они влились в поток, текущий к входу, и вскоре оказались в приглушенном мраке вестибюля.

— Куда теперь? — спросил Тадж на урду.

Хиран специально ответил на английском. Ему нужна была практика.

— Нужно найти вход в подвал в западном крыле. Это между библиотекой и помещениями часовни.

Указатели на грязной желтой стене, вероятно, остались еще от строителей Вавилонской башни — только этим можно было объяснить наличие указателя на урду.

— Там написано «Вниз».

Таджи указал на остатки былого великолепия в виде стальной викторианской лестницы, которая вилась вокруг ажурной решетки шахты лифта. Лестница была столь прекрасна, что Хиран на мгновение застыл, очарованный искусной работой, и Таджу пришлось одернуть его.

В подвале архитектурных украшений не было и в помине. Вереница холодных коридоров с низкими потолками источала сырость. Шаблонный геометрический узор был слабой, заведомо проигрышной попыткой скрасить унылое однообразие коричневых стен, которые, по-видимому, когда-то тоже были желтыми. Картину дополняла липкая лента, удерживающая вздутый линолеум.

— Куда дальше? Что там в инструкции? — шепотом спросил Тадж.

Хиран пожал плечами.

— Ждем здесь, — ответил он. — Тем более что уже почти время молитвы. Комнаты для молитв вон там. — Он мотнул головой в сторону.

Тадж кивнул и сполз по стене, усаживаясь по пол. Хиран двинулся по коридору, доставая из кармана фотографию Чуми и малышей; он держал ее у самого сердца. Фото запечатлело не улыбки, а лохмотья. Именно поэтому он должен был… Эта фотография напоминала ему: он правильно поступил, отправившись в Лондон, пойдя на такой риск, собираясь сделать то, что он собирался. Если у него получится, это изменит их жизнь к лучшему.

— Ты будешь молиться? — спросил он.

Тадж покачал головой.

— Не уверен, что Аллах простит нас, — сказал он, — мне нужно подумать.

Хиран чувствовал что-то подобное. Но он был набожен и, сняв, как предписано, обувь, тихо вошел в душную комнату. Кроме него, в западном крыле нашелся только один человек, который хотел помолиться в этот час. Время бежит быстрее, если молитва объединяет многих. Но сегодня Хиран был счастлив, что комната почти пуста. Ему нужно было собраться и вымолить прощение у своего Бога за то, что он намеревался сделать.

Когда он вынырнул из молитвенного транса, то был уже один. Он почувствовал себя лучше. Он был уверен, молитва была не напрасной. В коридоре Тадж переминался с ноги на ногу, неохотно беседуя с мужчиной, в котором Хиран узнал недавнего компаньона по молитве.

— Ты, должно быть, Хиран, — сказал тот на урду.

Хиран кивнул:

— А вы Намзул? — ответил он на английском.

Мужчина широко улыбнулся:

— Да, это я. Салам. Добро пожаловать в мой офис.

Ни Хиран, ни Тадж не улыбнулись в ответ, хотя Хиран и пробормотал «Салам». У него под мышками выступил пот. Вот оно. Справится ли он?

— Тут душно, — сказал Намзул, — пойдем на воздух. Я куплю вам чего-нибудь горячего попить.

Тадж ничего не ответил. Хиран кивнул:

— Спасибо.

— Пойдем.

В голосе Намзула звучала забота, улыбка была доброй, а во взгляде — столько искренности, что хотелось доверять ему безоговорочно.

— Не бойтесь. Я все объясню.

Мужчины последовали за ним, как цыплята за наседкой. Намзул, похоже, знал тут все входы и выходы. Он одаривал встречных приветливой улыбкой и даже пару раз остановился перекинуться парой слов. Красивая китаянка, направлявшаяся в одну из палат с большим букетом, обменялась с ним любезностями. Намзул низко поклонился, и она улыбнулась его театральному жесту. У их проводника была легкая, танцующая походка. Он то и дело оборачивался и с улыбкой повторял свое заклинание: мол, им не о чем волноваться.

Внезапно они словно провалились в двустворчатый проем и оказались на ярком дневном свету, который едва не ослепил их. Было очень холодно, и Хиран плотнее закутался в свой видавший виды анорак. Это была подачка от надсмотрщика, который курировал его переправу из Франции в Англию. Хиран ненавидел холод и тосковал по лету — тосковал сильнее, чем по дому в Дакке или объятиям Чуми.

Приятели очутились в небольшом внутреннем дворике, окруженном больничными корпусами.

— Поговорим тут, — сказал Намзул. — Присаживайтесь, я скоро вернусь. Кофе будете?

— Спасибо, — сказал Хиран, толкая Таджа, чтобы и тот поблагодарил.

Намзул, пританцовывая, удалился, но вскоре, как и обещал, принес картонные стаканчики, вернее, пластиковые контейнеры с едой, на которых стояли стаканчики. Он с ними ловко управлялся.

— Вы выглядите голодными. Купил вот врапы с куриным тандури. Не роскошно, но не так уж и плохо. Держите.

Он вручил им коробки, поставил кофе на скамейку и начал рыться в карманах, откуда извлек пакетики с сахаром и палочку от леденца, чтобы его размешать.

— Хорошо? — спросил он, когда они приступили. — Вы должны быть здоровыми. — Он погладил свой живот и усмехнулся.

Хиран откусил кусочек врапа. Курица была холодной и полусырой. Но он был благодарен за любую пищу, если та оказывалась у него в животе. Тадж тоже набросился на еду с ожесточенностью голодного человека. Людской поток катился перед ними в направлении восточного крыла госпиталя.

— Кто этот человек? — спросил Хиран, указывая на статую, у которой они сидели.

Намзул пожал плечами.

— Какая разница? Здесь никто не обращает на это внимания. Один из членов британской королевской семьи, мне так кажется.

Игривое настроение Намзула словно испарилось.

— Давайте поговорим о деле, друзья. Вы знаете, зачем мы здесь. — Это было утверждение, а не вопрос, но оба все равно кивнули. — Я всего лишь посредник, — продолжал Намзул, — заключаю сделку и больше ни в чем не участвую. Я заплачу вам, но это не мои деньги. Деньги дает… ну, скажем так, более богатый человек. Я свожу вас вместе и делаю так, чтобы сделка состоялась. Вы понимаете?

Все это он пробормотал на урду. Парни кивнули. У Хирана от страха бешено колотилось сердце, но он решился задать самый главный вопрос:

— Сколько?

— О, — весело воскликнул Намзул, — ты сразу в сердце метишь, да? — Он рассмеялся и добавил на английском: — Прости за каламбур.

Хиран не понял, о чем идет речь, и счел за лучшее промолчать. Он внимательно посмотрел на Намзула. Тот допил кофе и ловко швырнул пустой стаканчик в урну возле скамейки. Он снова был серьезен.

— По триста фунтов каждому, если, конечно, ваши почки в порядке.

Триста фунтов! Для Хирана это было целое состояние.

— Почку отдадут мусульманину?

Намзул кивнул.

— Да.

Похоже, он ждал этого вопроса — судя по тому, как быстро и уверенно ответил.

Хиран вздохнул с облегчением. Ему было важно знать, что его жертва спасет жизнь брата по вере. Другое дело, что он торговал тем, чем наделил его Аллах, Его бесценным даром, но это обстоятельство его не беспокоило. Спасти человека — благое дело, за которое Аллах его простит. Но если он отдаст часть своей плоти неверному, Аллах может передумать. Поэтому еще раз убедиться было не лишним.

— Когда мы получим деньги? — спросил Хиран, ни на миг не забывавший о том, как отчаянно нуждаются его дети.

— Если вы согласны с условиями, то сегодня.

— Деньги у вас с собой?

— Нет, дома.

— Мы туда пойдем?

Намзул поднял руку:

— Сейчас я все объясню по порядку. Вас отвезут на лодке в Хартфорд, это рядом с Лондоном. Там вас встретят и на машине отвезут в место, название которого вам знать не нужно. Дорога туда займет где-то час. Вас привезут в больницу на обследование, доктора сделают анализы, больно не будет, не волнуйтесь, и команда хирургов будет знать все — и о почках, и о состоянии вашего здоровья в целом. На это может уйти несколько дней, но о вас будут хорошо заботиться. Вы же ничем серьезным не болеете, да?

Они дружно затрясли головами.

— В любом случае это уже головная боль врачей, а не наша. Я только выдаю деньги. Думаю, вы хотите отправить деньги домой. Я прав?

— Да, — ответил Хиран, — нашим семьям.

— И, как я понимаю, хотите это сделать до операции?

Хиран кивнул.

— Поэтому мы поедем вместе в банк, я переведу деньги со своего счета на любой счет в Дакке, который вы назовете. Все будет происходить у вас на глазах — честно и аккуратно. Я даже разрешу вам за мой счет позвонить домой и сообщить, что деньги высланы. Потом вы немедленно, прямо из банка, пойдете со мной к лодке. Там нас встретят. С вами я не поплыву, но провожатый все время будет с вами, до самой больницы.

— И что потом? — спросил Хиран. У него начинали сдавать нервы, в горле застрял комок, сердце колотилось как бешеное.

— Ну, я не знаю всех этих врачебных тонкостей, — сказал Намзул. Его голос был сладким, как патока. — Но вы будете в надежных руках профессионалов. В конце концов, это же Англия, и вы попадете в дорогую частную клинику. Насколько я понимаю, это относительно простая операция, вероятность осложнений крайне мала. Я уверен, ее и в Азии постоянно делают. Они удалят почку, и как только вы почувствуете себя достаточно хорошо, вас выпишут из больницы. Но о вас позаботятся до полного выздоровления. Не волнуйтесь, — добавил он, заметив, что Хиран нахмурился, — я не позволю, чтобы с моими земляками что-нибудь приключилось. В конце концов, мы — бангладешцы.

— Как быстро мы поправимся?

Намзул слегка покачал головой, словно прикидывая в уме варианты:

— Для таких молодых парней, как вы, это дело двух недель.

— Мы сможем работать?

— На легких работах, так говорят врачи. Через месяц вы сможете работать как обычно, а через восемь недель и думать забудете об этом. На память останется только шрам. — Он похлопал Хирана по руке. — Волноваться совершенно не о чем. А потом, как и обещали, тебя устроят в ресторан. — Он посмотрел на Таджа. — А что насчет твоего молчаливого друга?

— Я не буду ничего делать, — заявил тот, — мало ли что может пойти не так! — Он обращался к Хирану, совершенно игнорируя Намзула.

— Все будет в порядке, — настаивал Намзул, — мы не разделали это. Богатые арабы готовы выложить за почку огромные деньги. Вот что я скажу: возможно, я смогу немного поднять цену. Парни, вы так старались попасть в Лондон, но пока еще не нашли нормальной работы. Я знаю, вам хочется побыстрее начать зарабатывать, и наше предприятие может немного отсрочить осуществление ваших планов, но это прекрасная возможность получить много денег за один раз. Ваши жены будут счастливы. — Намзул улыбнулся. — Ну да ладно, у меня для вас есть специальное предложение. Как насчет трехсот пятидесяти фунтов? — Он с надеждой посмотрел на Таджа.

— Тадж, — Хиран уставился на приятеля широко открытыми глазами, — это огромные деньги!

— Мы и так отдали все, что было, чтобы попасть сюда и начать зарабатывать. Теперь они хотят забрать еще и часть моего тела. — Тадж посмотрел на Хирана, потом перевел взгляд на Намзула. — Четыреста фунтов.

Хиран затаил дыхание, но тот улыбнулся.

— Тихий, но хитрый, — сказал он. — Хорошо, мое последнее предложение — четыреста фунтов каждому, но, парни, не забывайте, что часы тикают и оно остается в силе до тех пор, пока открыты банки, то есть до шестнадцати ноль-ноль. Так что поспешите! — Он выразительно посмотрел на свои огромные наручные часы и отвернулся, чтобы выбросить недоеденный врап в урну. — По рукам? — спросил он и поднялся.

Оба кивнули.

— Отлично. Мне нужно позвонить, а потом мы сможем пойти ко мне домой. Это прямо за углом.

Джон Шерман гулял в парке Спрингфилд со своим псом по кличке Рори, размышляя о том, насколько все вокруг изменилось с тех пор, как он был мальчишкой. Он здесь родился, в этом районе, и помнил, как вокруг становилось все больше хасидов[4], как район постепенно становился еврейским. Из окон его дома, расположенного в конце Кастелвуд-роуд, на вершине холма, открывался живописный вид на болота и ниже — на петляющее русло Ли, притока Темзы. Он отлично ладил с соседями-хасидами. Хотя они, как, наверное, всякие радикальные ортодоксы, были замкнутыми и скрытными, это не мешало им оставаться приветливыми, тихими и внимательными людьми. Тем не менее никого из них он не назвал бы другом. Вдобавок никто из них не следовал давней британской традиции держать собаку. Кто-то подсказал Джону, что собаки — некошерные животные, к тому же проблемой была некошерная собачья еда, которую нельзя хранить в доме. Кроме того, как рассказал Джону кто-то из соседей, в представлении еврейской общины собака была связана с опасностью. Эта неприязнь восходила к тем мрачным временам, когда собачий лай был первым сигналом погрома. Он с уважением отнесся к услышанному и не позволял Рори надоедать соседям. На самом деле Рори был слишком стар, чтобы причинить кому-либо беспокойство, не говоря уже о вреде, но даже состарившийся спаниель вызывал неподдельный ужас в глазах почтенных домохозяек, когда забредал на лужайку возле их дома. «Здесь дети! Подумайте о детях!» — однажды крикнула ему женщина, напуганная маленьким спаниелем, который, наслаждаясь возможностью просто поваляться в земле, вынюхивал что-то посреди клумбы. С тех пор Джон всегда был начеку, но такое отношение его совсем не радовало. Британцы — нация собачников! Посмотрите на каминную полку в любом английском доме. Рядом с фотографиями предков и потомков вы увидите портреты домашних питомцев. Да, англичане любят своих собак, но хасидские страхи не были персональным несчастьем Джона Шермана. «Англия перестает быть английской», — думал он, переходя реку по небольшому мостику. Рори уже умчался вперед. Ему нравилось бегать возле воды.

Джон отдался неспешному течению мыслей. В Англии намешано столько культур, что даже в Лондоне невозможно ощутить исконный английский дух. То, что видят туристы, и то, чем живут лондонцы, — совершенно разные вещи. Погуляв по центру, насладившись достопримечательностями и покатавшись на знаменитых двухэтажных автобусах, которыми похвалялись рекламные проспекты «Визит Британ», довольные туристы возвращались в универсальный комфорт отелей. Джон понимал, что, с их точки зрения, Лондон, конечно, очарователен. Но рядовой лондонец сталкивался не только с толпами зевак, которые сами по себе способны вызвать известное раздражение, но и с милями подземки по дороге домой. Если вы — турист и ограничитесь однократным проездом от «Виктории» до «Найтсбридж», то подземка покажется вам приятным местом. Но если вы дважды за день покрываете расстояние от «Виктории» до «Кокфостерс», это сущий ад. Там никто не улыбается. «Царство мрака и уныния», — думал Джон, чувствуя укоры совести за то, что когда он работал в ночную смену, то ездил машиной. И особенно за то, что выбрал тогда трассу М5. Он двигался в сторону Лондона, в то время как встречная полоса агонизировала в вечной пробке. Утром по М5 невозможно было добраться до Лондона, а вечерами — выехать. Он был уверен, эта дорога способна довести до ручки. Но это не единственная проблема Лондона. Был еще общий трафик. «Ох, не начинай», — сказал себе Джон и потряс головой, прогоняя невеселые мысли.

Он улыбнулся, заметив, как Рори резвится и прыгает у реки, словно вернувшись в беззаботное щенячье детство и потерявшись в мире запахов и веселых игр. Погода была прохладной, но солнечной, блики играли на воде, и Джону нравилось смотреть, как лодки разрезают ее блестящее покрывало. К тому же можно было не волноваться, что Рори может кому-то помешать: хасидские семьи не спускались так близко к воде, предпочитая наслаждаться свежим воздухом чуть поодаль. А тут в основном бегали трусцой и гуляли с собаками.

Поодаль Джон увидел несколько хасидов. Их было легко узнать по длинным черным пальто, белым рубашкам, черным жилетам и черным шляпам; бледные лица обрамляли темные пейсы. На первый взгляд они показались Джону печальными. Но тут, словно опровергая это впечатление, один из них рассмеялся в ответ на реплику приятеля, и лица обоих засияли счастьем. Джон улыбнулся, жалея, что не может разделить их радость.

Мужчины взглянули в его сторону и вернулись к разговору. Пора возвращаться. Так или иначе, но Рори, наверное, уже устал. Джон тихонько позвал старого приятеля, который убежал достаточно далеко и рылся в тине у самой воды. Как бы крыса или полевка его не укусила! Джон прибавил шагу, оставил мирно беседующих мужчин позади, и решился посвистеть Рори. Пес поднял голову, взволнованно вильнул хвостом и вернулся к тому, что привлекло его внимание. Похоже, он что-то нашел. Джон свистнул еще раз.

— Рори! Рори! — взволнованно закричал он, уже не обращая внимания на окружающих.

Пес продолжал его игнорировать. Если уж и в самом деле что-то нашел, звать бесполезно, нужно брать его на поводок. Взглянув на часы, Джон поспешил к собаке. Пора было возвращаться, ему еще предстоял поход в кино. Он обещал Кати, что поведет ее на «Одиннадцать друзей Оушена». Они так давно не были в кино, что порой не понимали, о чем говорят друзья за обедом. Джон еще питал надежду, что Кати передумает и выберет «Дом летающих кинжалов». Ему очень нравились работы Чжана Имоу. «Герой» — изумительная лента, и он полагал, что новый фильм тоже не разочарует, во всяком случае, будет поинтереснее, чем история об ограблении казино. Но Кати не особенно волновали сюжет и режиссура. Вернее, не так сильно, как Джордж Клуни и Брэд Питт. Джон вздохнул.

— Рори!

«Вредный пес!»

Он прибавил шагу. И вдруг замер на месте. У него перехватило дыхание. Рори трепал человеческую руку! Ошибки быть не могло: Рори сжимал в зубах человеческие пальцы. Сжимал и рычал. Рычал так, словно играл в перетягивание каната. Это был счастливый рык, но Джона едва не стошнило. Ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы справиться с шоком. Потом он достал телефон и набрал 9-9-9. Через несколько минут послышался вой сирен.

А потом Джон Шерман все же уступил своему желудку и расстался с обедом.