Безжалостный

Глава 15

Эта девчонка была подобна завораживающему огню, от которого невозможно отвести взгляд. По-детски миловидная и безупречная в своей внешности, как никто другой. Похожая на настоящую диковинку. Всегда и везде неминуемо привлекающая внимание, из-за чего не прошло и недели, как Лив Вуд стала одной из главных тем обсуждения в городе.

Елана Вуд гордилась своей дочерью. Всегда и везде брала ее с собой. По большей части именно это помогло ей обосноваться в новом обществе, ведь жители города, засмотревшись на маленькую Лив, с улыбками обращались к Елане со словами:

«Какая у вас прелестная дочь!»

Елана ловко это подхватывала, после чего тему дочери меняла на что-то иное. Разговаривалась с этими людьми. Заводила множество знакомств, вливаясь в общество высшей аристократии настолько быстро, как никто другой.

Но то, что для Еланы являлось плюсом и выгодой, для Лив было пыткой.

Мейсон заметил это практически сразу. В один из первых выходов в свет в составе новой семьи. Елана, взяв дочь за руку, гуляла по саду, в котором собрались остальные гости. Не прошло и пары минут, как тут же послышались восхищенные возгласы, касающиеся внешности маленькой Лив.

Услышав их, Елана засияла и принялась отвечать. В этом не было ничего особенного. Мейсону не понравилось иное — то, что женщина позволяла другим взрослым трогать ее дочь. Перебирать пряди, повнимательнее рассматривая настолько редкий и необычный цвет волос. Трепать за еще по-детски пухлые щечки и пальцами поддевать подбородок, чтобы заглянуть в бирюзовые глаза.

Обычно аристократы себя так не вели. Все прикосновения, которые они себе позволяли, были обусловлены или этикетом, или правилами высшего общества.

Но Лив была необычайной диковинкой, и в ее присутствии взрослые будто забывали про то, что им непозволительно. Или же просто закрывали на это глаза.

А Мейсона передергивало всякий раз, когда они тянули к ней руки. Тем более что девчонке это не нравилось. Она не перечила матери. Улыбалась, но в глазах Лив ясно читалось, что все это для нее пытка.

Мальчишка не понимал, почему Елана не прекратит это. Но чем больше он смотрел на женщину, тем больше ему казалось, что ей нравилось такое отношение к ее дочери. Лив для нее была словно породистая собачонка, которую она привела на выставку для оценки судей. Заранее празднуя победу и зная, что лучше и красивее, чем ее дочь, никого нет.

В те времена Мейсон не был уверен в правильности своих мыслей. Он был лишь ребенком. Тем более что во всем остальном Елана выказывала лишь безграничное обожание и любовь к дочери. Так, словно Лив была самым ценным в ее жизни.

Но чем больше Мейсон смотрел на то, как ее трогают все кому не лень, тем более невыносимым для него становилось это зрелище. Словно пытка не только для Лив, но и для самого Мейсона.

Он захотел забрать ее отсюда.

Мальчишка, тогда он еще не задумывался о природе таких мыслей, просто привык заботиться о Рите, а Лив теперь тоже была его сестрой. Поэтому желание защитить ее являлось чем-то само собой разумеющимся. Тем более если требовалось, Мейсон и другим девчонкам помогал. Он ведь мальчишка, а мальчишки должны помогать девчонкам.

— Можно я заберу Лив? — спросил Мейсон у Еланы. Он подошел к ним и, взяв девочку за руку, потянул ее на себя, а затем вовсе поставил за свою спину, становясь между Лив и стариком, который как раз трогал волосы девчонки. Перебирал их морщинистыми и грубыми пальцами, путая и делая ребенку больно. — Мы с Рите собираемся пойти в игровую комнату. Хотим взять с собой Лив.

Мейсон почувствовал, как девочка за его спиной ожила и встрепенулась.

— Мам, можно я пойду с ними? Пожалуйста! — тут же попросила она умоляющим тоном. — Мне очень-очень хочется. Обещаю, что буду хорошо себя вести.

Улыбка Еланы дрогнула. Уголки губ будто устремились вниз, а глаза приобрели темные, неприятные оттенки. В чем-то даже жуткие. Мейсон заметил это, но не успел осознать эмоций женщины, потому что буквально через мгновение глаза вернули прежнюю доброжелательность

— Дорогой, Лив лучше побыть рядом со мной. — Она мягко улыбнулась Мейсону и протянула руку, чтобы забрать дочь, но Лив вновь умоляюще попросила:

— Мам, пожалуйста. Мне очень хочется в игровую комнату. Там же все дети. И со мной будут Рите и Мейсон.

Елану слова дочери не остановили, но это сделала фраза, которую произнесла Мелиса Котор — молодая графиня, одна из самых влиятельных женщин города.

— Елана, не будь строга. Отпусти дочь в игровую. В конце концов, оглядись — больше детей в саду нет. Им тут скучно.

— Я волнуюсь за Лив. — Елана приподняла уголки губ и смущенно улыбнулась. — Мы лишь недавно переехали сюда и я переживаю о том, что она может не найти общий язык с другими детьми.

— Не стоит, — ответила Котор. — Дети тут воспитаны. Обижать не будут. Не ставьте их под сомнение, ведь таким образом вы выказываете неуважение к их родителям.

— Что вы, я ни в коем случае ничего подобного не хотела! — Елана тут же растерянно качнула головой. — Я переживаю за Лив, потому что она слишком застенчива. Но вы правы. Думаю, я зря волнуюсь.

На этом моменте Мейсон понял, что он может забрать Лив.

— Пойдем. — Все так же сжимая ее ладонь в своей, мальчишка повел Лив за собой.

До этого он не так уж много девчонок держал за руку. Разве что Рите и еще соседскую девчонку, но ладонь Лив отличалась от их рук. Была такой нежной и хрупкой, словно Мейсон прикасался к шелку.

Он уже мог отпустить ее, но почему-то все так же держал ладонь девчонки в своей. Словно пальцы отказывались разжиматься. Уже это для него было странно.

— Спасибо, — тихо, но радостно прошептала Лив.

Елана говорила, что ее дочь застенчива, но это было не так.

Стоило Мейсону завести ее в игровую, как Лив тут же собрала вокруг себя чуть ли не всех детей. Во-первых, она сама была им интересна, потому что приехала из другого королевства. Во-вторых, выглядела крайне необычно и была похожа на безупречную куклу с ослепительно яркой улыбкой. К тому же Лив была очень разговорчивой. И за считанные секунды могла подружиться с абсолютно любым ребенком.

Сидя на одном из стульев, Мейсон наблюдал за ней. Так, словно просто не мог оторвать взгляд от этой девчонки. А она бегала с остальными детьми, смеялась, играла. Она завораживала. Всех и каждого.

Мейсону не хотелось думать о том, что и он начал реагировать на Лив так же, как и остальные, но пока он не видел в этом ничего плохого. Считал, что она просто интересная и на нее любопытно смотреть. Просто как на красивую картину.

Разве что он время от времени смотрел на свою ладонь, в которой совсем недавно держал ее руку. Это было странно. Он не понимал, зачем вообще это делает.

Когда наступило время уезжать домой, Лив раз за разом увлеченно и весело рассказывала Елане о том, как хорошо провела время в игровой комнате и о том, как ей понравилось играть с детьми.

Женщина улыбалась и выглядела счастливой. Обнимая дочь, она говорила, что рада тому, что Лив так хорошо провела время.

Но именно этой ночью Елана впервые пришла в спальню Мейсона.

Было уже очень поздно. Мальчишка спал. Проснулся от ощущения чего-то странного и, сонно открыв глаза, замер.

На кровати рядом с ним сидело чудовище. Худое и сгорбленное. Неестественно упирающееся руками в одеяло.

— Ты, мелкий ублюдок… — Чудовище издало знакомый голос, хоть и искаженный злобой.

— Елана? — Мейсон, всматриваясь в «чудовище», сел на кровати. Как Елана его назвала? И что вообще тут делает? Может, он все еще спит? Так можно было бы решить, если бы ощущения не были бы столь реалистичными.

— Зачем вы пришли ко мне? — спросил он, потирая лицо ладонью и в очередной раз убеждаясь, что точно не спит.

Женщина приблизилась, и он убрал руку от лица.

— Как ты, мелкое ничтожество, посмел своей грязной рукой прикоснуться к моей дочери? — Елана положила ладонь на его плечо. Тонкими пальцами сжала ткань футболки и изо всех сил встряхнула мальчишку. — Как посмел увести ее от меня? Ты… Ты… Грязный мусор…

— Что… Успокойтесь. Я ничего не делал Лив! — Он попытался убрать ее ладонь, но Елана лишь в очередной раз его встряхнула, после чего вдавила в кровать. Локтем изо всех сил упираясь в его солнечное сплетение и ногтями впиваясь в плечи.

— Грязный ублюдок. Не прикасайся к моей прекрасной дочери. Иначе убью… Не приближайся к ней. Ты мусор…

Из-за того, что она настолько сильно локтем давила на него, Мейсон не мог сделать ни одного вдоха, а от острых ногтей, которые глубоко впивались в его тело, испытывал боль, которая уродовала мысли. Разрывала на части.

— Я в последний раз предупреждаю, ничтожество. Еще раз подойдешь к ней — и тебе конец. Конец… Ты представляешь, что я могу с тобой сделать? Я нож возьму… И поделом тебе будет…

Оттолкнувшись, Елана встала с кровати и пошла прочь, а Мейсон еще долго лежал, пытаясь сделать хотя бы вдох. Больно. Настолько сильно, что грудную клетку раздирало. В месте, куда Елана упиралась локтем, возникло покраснение, ясно говорящее о том, что там точно будет синяк.

Грязный мусор?.. Не приближаться?.. Возьмет нож?..

На следующий день Мейсон долго наблюдал за Еланой, но она была прежней. Все такой же улыбчивой и доброй, из-за чего мальчишка не мог понять, как эта женщина могла быть тем самым чудовищем, которое пришло к нему прошлой ночью. Если бы не расцарапанные плечи и не жуткая боль в грудной клетке, из-за которой до сих пор было трудно дышать, он мог бы решить, что чудовище ему лишь приснилось.

Почему Елана приходила к нему? Почему говорила все это? Может, она решила, что он сделал Лив нечто очень плохое?

В итоге Мейсон решил сам подойти к ней.

— Почему вы сказали мне не приближаться к Лив? Вы думаете, что я сделал ей что-то плохое? — Он хотел спросить и про нож, но не стал. Внимательно смотрел на женщину.

Ждал ее ответа.

— Дорогой, о чем ты? — Елана широко раскрыла глаза. — Тебе приснился кошмар?

Мейсон посмотрел на ее ладони. Вернее, на длинные острые ногти. А потом поднял рукав футболки. Показал глубокие царапины на плече.

— Боже… — Женщина взволнованно выдохнула. — Где ты так поранился?

Она взяла его за руку и повела к горничным, которые тут же обработали царапины. После этого Елана сказала ему, что лгать плохо. Что если он с кем-то подрался или поцарапался о ветки кустов, следует так и сказать, а не пытаться обвинить ее.

Вот только он и слова не сказал о том, что эти царапины оставила именно она.

— Я тебе настолько не нравлюсь, что ты решил подставить меня? — продолжала Елана. Она грустно опустила уголки губ. — Дорогой, возможно, ты злишься на меня из-за того, что считаешь, что я хочу занять место твоей мамы? Но ты должен понимать, что это не так. Твою маму никто не заменит. Это невозможно. Тем не менее мы теперь семья, и я прошу тебя дать мне шанс.

Она произнесла это в присутствии горничных и, естественно, уже через полчаса среди прислуги пошли слухи о том, что Мейсон решил таким нелепым образом оболгать Елану. Женщине соболезновали, а мальчишку называли плохим и ревнивым.

Мейсону было не привыкать. Взрослые часто были о нем не лучшего мнения. Будучи незаконнорожденным, он изначально являлся для аристократии грязью.

Но то, что происходило с Еланой, было чем-то за гранью.

К вечеру слухи о том, что Мейсон пытался оболгать Елану, дошли и до Форда Рида. Он поймал мальчишку в коридоре и, прожигая его яростным взглядом, толкнул к стене.

— Как ты посмел сказать такое про Елану? Еще и в присутствии прислуги?!

Мейсон уже давно понял, что разговаривать с Фордом бесполезно, но все же спросил, что же такого плохого он сказал.

Напрасно. Отец был настолько зол, что вопрос лишь окончательно вывел его из себя. В этот вечер Форд впервые ударил Мейсона, грозясь наказать его куда сильнее, если мальчишка опять попытается сказать про Елану что-то плохое.

А ночью она вновь пришла к нему. Опять царапала, ногтями впиваясь в кожу. Сжимала его шею, угрожая жуткими муками от ее рук, если Мейсон еще хоть раз посмеет рассказать о том, что делает Елана.

Это было лишь начало, и тайное все равно вскоре стало явным. Елана сама выдала себя, потому что в следующий раз, бросаясь на мальчишку, создала шум, на который сбежалась прислуга.

Прибежал и Форд. Увидев свою невесту, он ужаснулся, а она, бросившись к нему в объятия, зарыдала и начала что-то тихо шептать. Позже они ушли, и Мейсон подумал, что теперь что-то обязательно изменится. Но нет. Форд почему-то закрыл глаза на этот случай.

Словно его и не было.

Мейсон считал Елану ненормальной, а значит, с ней следовало что-то делать. В доме жили Рите и Лив. Она могла прийти ночью и к ним. На себя Мейсону было плевать. Он боялся за сестер.

— Елана их не тронет, — мрачно сказал Форд, когда Мейсон пришел к нему с этим вопросом.

— Она ненормальная, — произнес мальчишка. — Она просто так бросается на людей. Ее лечить нужно, пока она сестер не тронула.

— Заткнись, — процедил Форд сквозь плотно стиснутые зубы. — Она не просто так на тебя… У нее есть причина так поступать. Ты сам по себе причина. Ты хоть знаешь, кто твой отец?

Мейсон не знал, кто он, но мама говорила, что папа хороший человек. Просто им было не суждено быть вместе.

Форд же, кривя губы, сказал, что отец Мейсона ублюдок и монстр. Что некогда он причинил Елане боль, которую она никогда не сможет унять.

Он вообще много чего рассказал Мейсону про его отца. Даже то, чего ребенку лучше не слышать.

— Ты отродье, — прошипел Форд, будто именно этими словами подводя итог. — Такой человек, как твой отец, не должен был размножаться. Твое рождение ошибка, и своим присутствием ты лишь всем вредишь. Ты даже не представляешь, как Елане тяжело тебя видеть. Как ей больно. И ее желание, чтобы ты не подходил к ее дочери, закономерно. Не делай ей еще больнее. Не приближайся ни к Елане, ни к Лив. К Рите тоже не подходи. Иначе я буду вынужден отправить тебя куда-нибудь подальше.

В дальнейшем Форд часто говорил Мейсону нечто подобное. С особым усердием пытался вбить ему в голову то, что он не должен был рождаться и ему должно быть стыдно за то, что он вообще дышит.

Никто даже не догадывался о том, с каким наслаждением он это делал. Насколько сильно ненавидел Мейсона. Беря в жены его мать, он надеялся получить власть и богатство Ридов, а когда все это досталась Мейсону, помимо неприятия Форд ощутил острое желание, чтобы мальчишка просто взял и исчез, ведь своим существованием он отбирал у него все, что Форд уже считал своим.

В этой жажде они сходились с Еланой.

— Ты достоин этой власти и денег, — нашептывала ему Елана. — Сколько всего ты смог бы сделать с таким влиянием! Но эта женщина… твоя бывшая жена… взяла и оставила все этому никчемному мелкому ублюдку! Нагулянной мрази. Ты понимаешь, насколько это несправедливо? Он так похож на своего отца! Вырастет таким же, как тот. Ублюдком и чудовищем. Еще и деньги получит. А ты порядочный человек. Все это должно было достаться тебе.

Елана всей душой ненавидела биологического отца Мейсона и, видя в мальчишке его копию, хотела сделать с ним много всего. К тому же Мейсон мешал ее счастливой и богатой жизни. Если бы его не было, все принадлежало бы Форду, а так, из-за завещания умершей жены, он мог распоряжаться лишь незначительной частью денег. После совершеннолетия Мейсона не станет и этого.

Мейсон мешал своим существованием Елане так же, как мешал Форду. В этом они сошлись и видели в мальчишке ничтожество, которое раздражало их уже тем, что оно дышало.

Время шло. Ночные приходы Еланы уже не были для Мейсона чем-то странным и необычным. По сравнению с тем, что начало происходить в его жизни, они даже казались скучными. Незначительными. Даже когда она пыталась выцарапать ему глаза, которыми он опять посмел посмотреть на Лив.

Вот только чем больше времени проходило, тем накаленнее становилась обстановка. Мейсон взрослел, и вскоре Елана начала бояться приходить в его спальню. В очередной раз явившись к нему и попытавшись как обычно вдавить его в кровать и впиться ногтями в тело, она не получила желаемого. Мейсон ее скрутил, после чего и вовсе вышвырнул в коридор.

Только в этот момент до Еланы дошло, что он вырос. И больше не был беззащитным

ребенком.

А это становилось опасным. Они не успели сломить его сознание. Превратить мальчишку в бесхребетное нечто, которое будет беспрекословно слушаться и само отдаст им все, что должно было принадлежать ему по завещанию.

Наоборот, Мейсон рос с яростью к ним. Звериной и жестокой. Пока контролируемой, но Форд и Елана понимали: вечно так продолжаться не будет.

Имелся лишь один способ влиять на него: Лив.

Мейсон был зависим от нее, и Елана уже давно это заметила. Интерес мальчишки к ее дочери она уловила еще с первых дней их знакомства. Изначально это вызывало в ней ярость. Как этот мусор вообще смел даже просто смотреть на Лив?

Из-за этого она всячески пыталась ограничить их общение. Тем более он мог рассказать Лив то, что Елана желала оставить в тайне от своей дочери. Лив была доброй девочкой и просто могла не понять того, что этот мальчишка заслуживает подобного отношения.

К счастью, она слушалась свою маму, а та очень часто нашептывала о том, что Мейсон плохой. Со временем Лив, которая изначально тоже тянулась к нему, начала внимать словам мамы и отстранилась от Мейсона.

Мальчишка продолжал смотреть на девчонку. Просто издалека. Елану раздражало и это. Сильно. Так, что она несколько раз пыталась выцарапать его глаза, но каждый раз ее останавливал Форд. Он не особо препятствовал тому, что его жена раз в несколько месяцев ходила в спальню мальчишки. Или тому, что она достала ключи, когда Форд поставил на его дверь замок. Ему было плевать на то, что она могла сделать с мальчишкой что-то действительно плохое. По большей степени, он хотел этого. Но одно дело царапины на теле, и совсем другое — выколотые глаза. Такое не скроешь от общественности.

— Ты с ума сошла?! — закричал он, заведя Елану в свой кабинет и захлопывая дверь.

В эту ночь она исцарапала Мейсона до такой степени, что его пришлось отвезти в больницу и долго рассказывать врачу о том, что мальчишка упал с дерева и поцарапался о ветки. Помимо этого Форду пришлось заплатить крупную сумму, поскольку врач в эти россказни явно не поверил. Видя Мейсона, никто бы не воспринял это как правду.

— Дорогой… — прошептала Елана, глотая слезы, которые тут же скользнули по щекам.

— Ты должна держать себя в руках, — сказал Форд, сжимая зубы с такой силой, что даже челюсти заныли.

Форд любил Елану. Она была его обожаемой женщиной. А так как Мейсон был настолько сильно похож на своего биологического отца-ублюдка, что одним своим присутствием причинял ей сильную боль, Форд лишь сильнее ненавидел мальчишку.

Эта ситуация была слишком неоднозначной. Моментами — критичной.

Форд хотел бы излечить свою женщину. Но для этого требовалось убрать Мейсона, чтобы он не появлялся на глаза Елане и не пробуждал в ней плохие воспоминания. Но из-за завещания он не мог этого сделать. А еще — из-за общественного мнения.

Значит, следовало иными способами помочь своей женщине. Как минимум, морально поддерживать. Так, чтобы она ощущала себя любимой.

Только понимание этого не давало Форду сорваться и накричать на Елану.

— Теперь нам придется долго держать его в больнице, — сказал он. — Пока царапины не заживут. Но это пустяки. Ты понимаешь, что подумали врачи? Я заплатил за молчание, но что, если Мейсон вернется и другие по его царапинам поймут, что что-то не так?

— Дорогой… — прошептала Елана, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Я сегодня зашла в гостиную, а это отродье было с моей дочерью…

— Я знаю. Лив сама пошла к нему. Просила помочь разобраться с игрой.

— Ты защищаешь его? — Голос жены исказился.

— Я о нем такого же мнения, как и ты. — Форд нахмурился. — Но тебе следует держать себя в руках. Помни про общество. Сделаешь с Мейсоном что-то критичное — и нам это еще аукнется. Если меня лишат опеки над ним, это вовсе будет конец всем нашим планам.

— Дорогой… Ему никто не поверит. — Елана тут же качнула головой.

Она и правда об этом позаботилась. Уже пару лет находясь в семье Рид и общаясь с женщинами из других родов, она пустила слухи, которые были подобны корням. Теперь эти женщины запрещали своим детям общаться с Мейсоном. Также Елана слышала, что у него появились конфликты со старшими ребятами. Порой слухи творят чудеса. По желанию рушат жизни.

Мейсон был из тех детей, которые все держат в себе, но Форд все равно слишком сильно боялся, что мальчишка может сказать лишнее. Даже если ему и не было толком кому рассказать и даже если ему никто не поверит — это все равно могло создать проблемы.

Особенно сильно Форд начал бояться после того, как по неосторожности сломал ему ребра. Тогда эту проблему решила Елана. Она впервые по отношению к Мейсону задействовала главный и единственный рычаг давления — Лив. Сказала, что если Мейсон в больнице не скажет, что подрался с кем-то из других ребят, то просто возьмет и увезет Лив в другое королевство. Так, что мальчишка ее больше никогда не увидит. И что Лив там будет плохо. Она будет жить в нищете и в ужасных условиях.

Со стороны такой шантаж выглядел глупо. Мейсон же толком никогда и не разговаривал с Лив. С чего бы ему настолько сильно дорожить ею? Опасаться момента, когда он ее больше не увидит?

Тем более на кону была его собственная жизнь.

Но шантаж сработал. Когда полицейский по донесению одной из медсестер разговаривал с мальчишкой, тот сказал про обычную драку. Если бы Мейсон сказал правду — Форда лишили бы опеки, и все покатилось бы к чертям. Но мальчишка обрел бы нового опекуна, и вместе с ним — нормальную жизнь.

Вот только Лив… Этот случай показал Елане и Форду слишком многое. Раскрыл мощный способ давления на Мейсона. В дальнейшем они часто его задействовали. Произносили «Мы увезем Лив, если ты не…»

И это действовало. Безупречно. Позволяя управлять Мейсоном, как марионеткой.

Но вечно так продолжаться не могло. Наступит время, и Мейсон станет совершеннолетним, а через несколько лет и Лив.

Девчонкой все равно проще управлять. Она покладистая. Любит маму и слушает ее.

А вот с Мейсоном все куда труднее. Он был огромной проблемой.

Форд часто думал над тем, что делать с Мейсоном, и порой мысли были действительно страшными и жестокими. Но мужчина не считал себя плохим. Он рассматривал это лишь как торжество справедливости, которое было несовместимо с жизнью Мейсона.

И Форд уже давно убил бы его. Подобное было не трудно, но проблема заключалась в ином. Умрет Мейсон — и вся власть (а также деньги) перейдет двоюродному дяде мальчишки. Но не Форду.

— Ты можешь управлять его деньгами только пока ты его опекун, — хмурясь, говорила Елана. — И то лишь малой суммой. Но вечно опекуном ты не будешь.

Форд и так все это прекрасно понимал. Как и то, что с наступлением совершеннолетия Мейсона он всего лишится.

Решение проблемы возникло само по себе. Когда Форд начал засматриваться на Лив. Он все так же обожал Елану, но не мог спорить с тем, что Лив куда красивее. Привлекательнее. С такими мыслями он время от времени начал невзначай прикасаться к ней. Сначала безобидно. Но однажды, собираясь чуточку больше переступить грань (ведь Лив все равно ничего не понимала), он получил по лицу от Мейсона.

Откуда мальчишка вообще взялся в комнате, мужчина не понял. Успел лишь ужаснуться тому, как Мейсон, оказывается, подрос. Это вызвало панику и страх. Осознание того, что срочно нужно что-то делать.

Именно в тот день мысль Форда о том, что Мейсон агрессивен, натолкнула его на идею, которая должна была решить все проблемы.

— Я могу вечно оставаться опекуном Мейсона, — сказал Форд, обращаясь к Елане. — Если он будет не в своем уме и будет подтверждено, что он сам не в состоянии принимать решения.

Елана была в восторге от этих мыслей. Они означали, что Мейсону следует поломать сознание.

Конечно, они годами пытались это сделать, но не получалось. Вот только, это были лишь детские игры. Теперь они пришли к взрослому решению. Слишком большие деньги стояли на кону. Они этого стоили. В конце концов, некоторые даже за куда меньшее убивали, а Форд и Елана и вовсе собирались лишь сделать так, чтобы ситуация разрешилась справедливо. Чтобы каждый получил то, чего заслуживает.

Мейсону сказали, что на год отправят его в закрытый колледж. Вновь пообещали, что, если он не будет послушным, они увезут Лив. Но на самом деле вместо колледжа его затянули в психиатрическую клинику. Подкупленный врач, за свою работу получивший целое состояние, должен был выполнить лишь одно задание — из здорового человека сделать больного.

Когда Мейсон понял, куда его привезли, уже было слишком поздно. Также было слишком поздно, когда его оттуда забрали.

Это сделал его двоюродный дядя, и лишь спустя полгода. Слишком много времени ему потребовалось, чтобы понять: не так просто его племянник не приезжает домой на каникулы и все это время не отвечает на звонки.

Когда Денер забрал Мейсона, мальчишка уже не был похож на себя. Это был совершенно другой человек. Или не человек вовсе. По-хорошему, его уже можно было опять отправлять в психиатрическую больницу, но на этот раз другую. Нормальную. Где ему хоть как-то попытаются помочь. Или, как минимум, не дадут навредить другим. Ведь уже теперь нахождение Мейсона в социуме было опасно для других людей. Подобное подтвердили специалисты.

Но Денер решил попробовать исправить ситуацию. Ради этого он задействовал все свои связи, многим перешел дорогу и потратил такую кучу денег, что уже подошел практически вплотную к банкротству.

Вот только просвета в состоянии Мейсона все равно не было.

Изначально Денер держал его у себя дома. Под присмотром специалистов и взаперти. Позже мужчине все же пришлось на время отдать мальчишку в клинику. Денер каждый день приходил к Мейсону и, смотря на него, не узнавал своего племянника.

Он ведь был совершенно другим. Живым. Думающим о настоящем и будущем. Имеющим правильное воспитание и справедливый, твердый и светлый характер. Да, иногда мальчишка переступал черту, но лишь когда считал это нужным. У него вся жизнь была впереди, и он был на многое способен. Например, вовсе положить к своим ногам весь мир. Со временем взойти на вершину.

Теперь же Мейсон и на человека не был похож. Пустые, мертвые глаза. Он вообще не разговаривал. Мог бесконечно долго сидеть неподвижно, а потом с такими же лишенными эмоций глазами вонзить ручку в руку медбрата, который присматривал за ним. Сделать это просто так и совершенно не идти на диалог.

По большей степени, Денер даже не мог называть этого мальчишку Мейсоном. Ведь это и не был Мейсон.

Поэтому, каждый раз произнося это имя, нечто подобное он делал через силу.

Форд и Елана не знали о том, что Денер забрал Мейсона, а он понимал, что мальчишке нужна Рите. Он любил сестру. Считал ее самым ценным. Поэтому однажды, когда Рите шла в школу, Денер перехватил ее и тайно отвез в клинику к Мейсону. Тогда девчонка впервые узнала о том, что ее брат не в колледже. Рите стало известно о том, что с ним произошло.

Невозможно описать то, что она почувствовала, увидев Мейсона и впервые попробовав заговорить с братом. Но ее состояние однозначно было близко к истерике. Тем более мальчишку предварительно связали, чтобы он не навредил сестре.

Рите любила своего отца. Он ее баловал и относился как к сокровищу. Девочка видела, что к Мейсону он относится иначе, но сам мальчишка всегда говорил, что все нормально и Рите не стоит обращать на это внимание. Лишь намного позже, думая об этом, Рите поняла, что брат не желал, чтобы то плохое, что происходило в семье, коснулось и ее. Поэтому, он сам закрывал ей глаза. Толкал в радужный и теплый мир. А сам оставался далеко за его пределами.

Но этот случай на многое открыл Рите глаза. Ее отношение к отцу изменилось.

Она училась лишь в начальной школе. Была еще совсем ребенком, но в эти дни резко повзрослела.

— Не рассказывай отцу о том, что видела Мейсона, — сказал ей Денер.

— Почему? Я хочу поговорить с ним. Высказать папе все. Он поступил ужасно! — Голос девочки дрожал. В этот день она вообще много плакала.

Денер свел брови на переносице, пытаясь понять, как понятно объяснить ребенку ситуацию. Так, чтобы еще сильнее не напугать ее.

— Понимаешь, состояние твоего брата не очень хорошее. На данный момент он действительно болен.

— Вы имеете в виду?..

— Да, я именно это и имею в виду. Твой отец и твоя мачеха хотели сделать так, чтобы он не мог принимать решения. Они своего добились. В любой момент они могут обратиться в специальные учреждения, и после обследования Мейсона уже официально поместят в клинику. После этого я его забрать не смогу.

— А… что же нам делать?

— Тебе нужно попытаться достучаться до Мейсона. Ты всегда была дорога ему. Может, он немного придет в себя, если ты будешь рядом. Если ему станет лучше и он будет похож на человека, насильно забрать его в клинику будет труднее. Сейчас сделать это проще простого.

Денер не рассказал Рите даже части того, что происходило. Ребенку нечто такое не следует знать. И для нее все это будет слишком тяжело.

Факт был в том, что Мейсона больше не было. Доктора подтвердили, что его разум необратимо нарушен. С этим уже ничего не сделать.

— Возможно, мои слова покажутся вам жестокими. Тем более речь идет о ребенке. Но вам лучше смириться, — сказал доктор. — Считайте, что его убили. Перед вами лишь оболочка, в которой теперь не ваш племянник, а то, что лучше не выпускать в социум.

Слова и правда были жестокими. Слишком.

И Денер винил в этом лишь себя. Он всегда знал, что Форд холоден к Мейсону и не воспринимает его как сына, но и подумать не мог, что в жизни мальчишки могло происходить нечто такое.

Денер всегда пытался держать связь с Мейсоном. Минимум раз в неделю звонил ему. Несколько раз в месяц приезжал в гости. Мог забрать мальчишку в офис. Там долго сидел с ним в кабинете и рассказывал о корпорации «РидТер», ведь после совершеннолетия все это должно было принадлежать ему, из-за чего дядя еще с самого детства вводил Мейсона в курс дела.

Главным было то, что мальчишка не просто с интересом изучал то, что ему рассказывал Денер. Ему это действительно нравилось. Так, словно сказывалась кровь Ридов, показывая, что это дело действительно его.

Во время таких встреч и телефонных разговоров Денер постоянно спрашивал у Мейсона, как у него дела и что нового произошло в его жизни. Мальчишка всегда отвечал, что все нормально, и у Денера никогда не было повода усомниться в этом.

А сейчас, подкупая прислугу Форда и изучая то, что происходило в доме Ридов, Денер приходил в ужас, который, казалось, взрослый человек испытать не может.

Как можно было так относиться к ребенку?

Форд и Елана совсем ненормальные?

И почему Мейсон никогда и ничего не рассказывал? Почему все привык держать в себе? Разве он не понимал, что он лишь ребенок и ему нужна помощь взрослого? Или в Денере он не видел того, на кого можно положиться?

В этом всем Денер винил лишь себя. Ему следовало раньше все заметить. Изначально что-нибудь предпринять. Сесть и поговорить с Мейсоном. Многое обсудить. Помочь ему.

Ведь уже теперь было поздно разговаривать.

Вернее, не с кем.

В те дни Денера раздирало желание пойти в особняк Ридов и сделать с Фордом и Еланой то, чего они заслуживают, ведь пока они ели, пили и веселились, наслаждаясь жизнью, Мейсон уже был «мертв».

Останавливало Денера лишь одно: его власть в городе была намного слабее власти Форда, за которым значилось влияние Ридов, а, пытаясь помочь Мейсону, Денер и вовсе лишился практически всего. Если он сейчас пойдет против Форда, он проиграет, и племяннику помочь уже не сможет. Поэтому, насколько бы сильно его ни раздирало изнутри, Денер решил заглушить это и сосредоточиться на Мейсоне.

Но мальчишка не реагировал на дядю. Вообще никаким образом. Раз в несколько дней Денер привозил к нему Рите. Это было непросто. Тайно забрать девчонку, которая дома делала вид, что собирается в школу, а потом так же незаметно вернуть Рите обратно. При этом когда девчонку привозили в клинику, Мейсона всегда неминуемо привязывали.

Но на сестру у него была хоть какая-то реакция. Он на нее смотрел. Кажется, слушал Рите. Никогда не отвечал на ее вопросы и слова, но для него это было нормально.

Лишь однажды, когда Рите в очередной раз привезли к нему и она уже около часа сидела у Мейсона, он, смотря на нее пустым взглядом, спросил:

— Как… Лив?..

Рите тут же встрепенулась и начала рассказывать о том, как дела у Лив. О том, как она ходит в школу и о том, как живет. Про то, что у нее все замечательно и она завела еще больше друзей.

Для Рите это был знаменательный момент — Мейсон впервые с ней заговорил.

Но Денер, который всегда присутствовал рядом с Рите во время ее встреч с братом (так как оставлять их наедине было не безопасно), придал этому случаю куда больше значения.

Мейсон ведь не разговаривал. Вообще. Лишь когда Денер впервые пришел в клинику, чтобы забрать Мейсона, он посмотрел на дядю мертвым взглядом и задал этот же вопрос:

«Как Лив?»

Тогда Денер отмахнулся от этого вопроса. Лишь коротко ответил «Отлично». Ему было не до разговоров про эту девчонку. Главным было как можно скорее вытащить мальчишку из этого ада.

Позже, когда стала понятна проблема Мейсона с речью (то есть то, что он не разговаривал и не реагировал на разговоры), мужчина даже начал считать, что тот вопрос ему лишь показался.

Но нет, Мейсон опять его задал.

Что в этой девчонке такого? Почему Мейсон, который молчит так, словно вовсе забыл, что такое разговаривать, уже во второй раз спрашивает про нее?

Денер решил спросить об этом у Рите.

— Лив нравилась Мейсону, — ответила девочка. — Они никогда толком не разговаривали, но я видела, что он постоянно смотрит на нее. Я даже шутила, что он по уши в нее влюбился.

О какой любви могла идти речь в таком возрасте? Но Денер решил проверить. Попросил у Рите телефон и, вернувшись к Мейсону, показал ему фотографию Лив.

В этот момент он впервые увидел в глазах племянника что-то помимо пустоты. На эту девчонку он реагировал. Как сказали врачи — прежнего Мейсона Рида нет, но, как оказалось, нечто в нем все же осталось. То, что касалось Лив Рид. Денер не мог понять, что это такое, и единственное, что ему оставалось, — это еще сильнее углубиться в эту тему, в очередной раз подкупая прислугу Форда.

В это время Денер и узнал, что у Мейсона возникла привязанность к этой девчонке. Причем еще с самой первой встречи. Возможно, это были те самые светлые детские чувства и симпатия, на которых Форд и Елана паразитировали. С помощью Лив шантажировали Мейсона.

Денер все меньше и меньше понимал ситуацию. Его племянник всегда был здравомыслящим ребенком. Как он мог испытывать к какой-то там девчонке настолько сильную симпатию, которая впоследствии сломала ему жизнь? Уничтожила его?

Ведь, если бы он не поддавался шантажу, возможно, так же не поддавался бы и Форду. А еще, возможно, Мейсон уже давно рассказал бы дяде о том, что происходит в его жизни.

Существование этой девчонки убило Мейсона, но Денер решил воспользоваться ею в попытке оживить племянника.

Ради эксперимента он приходил к племяннику и начинал ему рассказывать про Лив Рид. Денер понятия не имел, чем занимается эта девчонка и что происходит в ее жизни. Он просто выдумывал что-нибудь. Например, рассказывал, что она заинтересовалась книгами. Главное — почаще произносить «Лив».

И впервые Денер увидел в глазах Мейсона интерес. Стоило мужчине затронуть какую-нибудь другую тему, как глаза мальчишки опять становились мертвыми. Но как только он произносил «Лив», Мейсон начинал его слушать.

Впоследствии он этим пользовался. Денеру такая привязанность племянника к этой девчонке казалась дикой, но раз он реагировал на нее, это было шансом вернуть его хоть в какое-то сознание.

Для этого потребовалось много времени, и в основном этим занималась Рите. Она много времени проводила с Лив. Фотографировалась вместе с ней, снимала видео, которые позже показывала брату. Рассказывала о том, как они вдвоем проводят время.

— Хочешь опять увидеть ее вживую? — как-то спросил Денер. — Тогда ты долженначать разговаривать.

Мейсон долго смотрел на него, и Денер не мог осознать, понял мальчик его слова или нет. Но примерно через несколько минут тот спросил:

— Отвезешь… к ней?..

Эти слова были огромным прорывом. Они означали, что Мейсон все же понимал речь.

— Сейчас не могу, — осторожно ответил мужчина. — Она испугается тебя. И ты можешь причинить ей вред.

— Ей… не сделаю больно.

— Ты никому не должен делать больно, — еще более аккуратно сказал Денер. — Ты увидишься с ней, когда станешь прежним.

О прежнем состоянии не могло быть и речи. Мужчина это понимал, но в приоритете было хотя бы что-то человеческое. Денер не был уверен, что Мейсон не причинит Лив вред. Врачи связывали его, даже когда приходила Рите.

Примерно в это время Форд и Елана узнали о том, что Мейсона забрали из той клиники, куда они его поместили. Скорее всего, они захотели официально подтвердить его болезнь и тут с ужасом узнали, что Денер вмешался в их планы.

Тогда он с ними встретился. Желание уничтожить этих двоих преобладало, но он умел держать себя в руках. Тем более у обеих сторон было что противопоставить друг другу.

Денер собрал достаточно доказательств, чтобы привлечь Форда и Елану к ответственности за жестокое обращение с ребенком.

У Форда же имелись документы о том, что Мейсон был помещен в психиатрическую лечебницу. Стоило их задействовать, как Мейсона привлекли бы к обследованиям, после чего на всю жизнь отправили бы в клинику.

Они долго разговаривали и сошлись на том, что Денер не трогает этих двоих, а они, в свою очередь, не трогают Мейсона.

Шло время, и постепенно Мейсон приобретал человеческие черты. В основном они были созданы искусственно. Вследствие того, что Денер рассказывал ему о том, как должны себя вести люди.

Он разговаривал. Не много. Если и произносил слова, то лишь в том случае, если в них была нужда. И с виду был похож на обычного парня, пусть и мрачного. С первого взгляда и не скажешь, что он чудовище.

Денер понимал, что по большей степени это уже не его племянник, но новый Мейсон знал правила и придерживался их. Себя контролировал.

Некоторое время Мейсон жил у него, но в один из дней сказал:

— Ты говорил, что отвезешь к ней.

Денер понял, о ком он, хоть в последнее время они ее и не упоминали.

— Зачем она тебе нужна? Ты действительно хочешь вернуться в тот дом?

— Более чем, — холодно ответил парень.

Это было опасно. Денер не понимал, как Мейсон отреагирует на Форда и Елану, а ведь их до сих пор нельзя было трогать. Когда-нибудь они получат свое наказание, но для этого должно наступить время.

Денер ожидал другого, но при встрече с Фордом и Еланой Мейсон был безразличен. Он лишь окинул их пустым и от этого жутким взглядом.

А вот эти двое наоборот пришли в ужас. Денер и Мейсон приехали в их особняк без предупреждения, и Форд с Еланой, увидев парня, застыли. В их глазах явно читалась паника. Женщина, сделав шаг назад, вовсе выказала желание убежать.

— О, ты вернулся из колледжа? — Из коридора вышла та самая девчонка. Еще было раннее утро и она выглядела заспанной, но Денер не мог не согласиться с тем, что она казалась безупречно великолепной куклой. Лив Рид впечатляла. Но мужчина не думал, что Мейсон настолько сильно привязался к ней только из-за внешности. — Я не знала. С возвращением.

После этого она ушла. Было видно, что Лив пыталась держаться подальше от Мейсона и эти слова произнесла лишь из приличия. Иначе бы и их не было.

Она понятия не имела, сколько эта короткая встреча значила для Мейсона. Не видела того, как он смотрел на нее.

— Убирайтесь отсюда! — сказал Форд сквозь плотно стиснутые зубы. — У нас уговор, что мы не трогаем друг друга.

— Убирайтесь? — переспросил Мейсон. Говорил сухо. На отца смотрел безразлично. — Этот дом принадлежит мне. Я вернулся, отец.

От того, как парень произнес эти слова, глаза Форда забегали. Словно от пробудившейся растерянности и страха. Елана и вовсе в ужасе прикрыла рот ладонью.

Денер думал, что они лишь ненадолго заедут сюда, но Мейсон решил остаться. У дяди не оставалось другого выхода, кроме как поселиться тут вместе с ним. Присматривать за племянником. Если нужно, помогать. Хотя в какой-то момент он понял, что помощь племяннику не нужна.

Поздно вечером Форд и Елана сидели в кабинете. Женщина находилась на грани истерики. Форду тоже очень не нравилось происходящее.

— Что нам делать? — Голос Еланы был пропитан паникой. — Это наш дом.

— Я знаю, — сквозь зубы процедил Форд, размышляя над тем, что можно сделать.

Они начали строить планы. Обсуждать разные варианты. Пока дверь резко не открылась и на пороге не возник Мейсон.

— Что ты тут делаешь? — Форд напрягся и тут же встал с кресла. — Нам не о чем разговаривать. Просто держись от нас подальше.

Мейсон безразличным взглядом окинул кабинет. Вальяжно вошел внутрь. Сжал пальцы на шивороте рубашки отца.

— Хороший кабинет. Я заберу его себе. — С этими словами Мейсон ударил его лицом об стол, разбивая ему не только нос, но и лицо. Потом еще раз… и еще. Теперь Мейсон был выше и крупнее Форда. Сильнее его. А еще — куда более жестоким.

Пока Мейсон бил отца, Елана с трудом сдерживала полный ужаса крик. На него могла сбежаться прислуга и попытаться остановить парня, но женщина боялась привлечь его внимание к себе. Зажав рот ладонью, она быстро побежала к выходу, оставив мужа на растерзание монстру, но когда она уже была около двери и даже потянула ручку на себя, дверь внезапно с грохотом захлопнулась.

Это сделал Мейсон, массивной рукой опираясь о деревянную поверхность.

— Уйди!.. Отойди от меня! — изо всех сил закричала Елана, теперь уже надеясь привлечь своим криком прислугу.

— Знаешь, я всегда думал, что ты сумасшедшая. — Он вплел пальцы в ее волосы. Сжал их, не позволяя женщине убежать, и, наклонившись к ней, произнес: — Но теперь я намного более ненормальный, чем ты.

Он отпустил ее, и Елана тут же рухнула на пол, пытаясь отползти от него подальше. Движения нелепые. Скованные страхом.

— Однажды ночью я приду к тебе. Развлечемся, — сказал Мейсон, выходя в коридор.

Этой ночью Елана сидела в комнате, дверь которой закрывалась на три замка. Впоследствии по ночам она практически не спала. Боялась в тишине услышать шаги и не была уверена в том, что Форд ее защитит.

Но Мейсон к ней так и не приходил. Ни разу. Вот только именно ожидание было хуже всего. Давление, которое испытывала женщина.

Однажды они подумали о том, чтобы уехать. Начать жить в загородном доме. Но Мейсон не разрешил.

Этот дом тоже принадлежал ему. У Форда не было ничего своего, и Мейсон ясно дал понять, что они могут жить тут, но лишь потому, что тут должна остаться дочь Еланы.

Вновь были попытки шантажировать Мейсона с помощью Лив, но теперь это уже не получалось.

Теперь все было с точностью наоборот.

Он смотрел на нее всю жизнь, с самой первой встречи. Но не мог подойти ближе, чем дозволялось. Она была ярким и ослепительным огнем. Самой красивой и безупречной девочкой во всем мире. Он же был ублюдком, непризнанным своей же семьей. Ее одевали в самые великолепные платья, для него же привозили одежду по списку. Просто чтобы она была. Чтобы общество не начало шептаться, что Форд не покупает одежду своему сыну. Но чаще всего она была больше на несколько размеров. Висела на нем. Не подходила совершенно.

Лив была для него всем.

Он для нее — никем.

Слишком несопоставимы.

Сколько бы он ни смотрел на нее — каждый раз все более отчетливо понимал, что она никогда не достанется ему. Для Мейсона она слишком хороша. В его грязных руках никогда не будет такого сокровища.

Со временем это понимание лишь усугубилось. В особенности после того, как его сознание было поломано. Он больше не был нормальным. Толком не являлся человеком. А она была чрезмерно великолепна и безупречна, чтобы принадлежать такому, как он.

Но если он чего-то и хотел, так это быть с ней. Чтобы она была его. Он желал этого даже больше, чем дышать.

Настоящее

В ту комнату я возвращалась с трудом. Сто раз останавливалась и боролась с очередным нахлынувшим желанием убежать. Или хотя бы отодвинуть время своего возвращения в комнату, в которой ждал Мейсон. Поэтому, даже подойдя к двери, я некоторое время просто стояла. А потом сделала глубокий вдох и наконец-то вошла внутрь.

Мейсон стоял около открытого окна. Курил, но, когда я вошла, он повернулся и посмотрел на меня.

— Может, лучше вернемся в особняк? — спросила у него. — Я не голодна.

— У нас свидание.

Я поджала губы и отвернулась. Нахмурилась, чувствуя, что он все еще смотрит на меня. У меня от этого мурашки побежали по коже.

— Пожалуйста, хватит на меня смотреть, — попросила на выдохе. Не выдержала.

— Можно тогда буду трогать?

— Нет, — ответила я слишком быстро. Вообще ни в коем случае не допуская подобного.

В этот момент принесли еду, и я набросилась на нее. Надеялась, что это поможет поскорее уехать отсюда.