Однако — в недолгом вечернем сне Джантар ничего больше не увидел. Он просто заснул, и спал крепко, без сновидений — во всяком случае, насколько помнил…
Проснулся он — когда было уже темно, лишь узкий серпик Тарменеха ещё светил на вечернем небе. Все остальные успели проснуться раньше, и ждали лишь его пробуждения, чтобы пройти хоть немного, пока Тарменех не скрылся за горизонтом, но и опасаясь прервать возможный вещий сон или видение — хотя в этот раз видений не было. И, едва он проснулся — сразу отправились в путь, чтобы ещё при слабом свете Тарменеха преодолеть участок редколесья на спуске, а затем пересечь рельсовую дорогу…
Хотя сверху всё казалось почти рядом — спускаться пришлось неожиданно долго, и Тарменех почти коснулся нижним краем горизонта в створе долины вдалеке на западе — когда они наконец достигли края выемки, по которой проходили рельсы. Противоположный же край — оказался совсем безлесным, но даже Талиру с его ночным зрением не сразу удалось найти продолжение тропинки на поросшем высокой травой пространстве, которое тянулось вдаль до смутно видневшейся почти у горизонта лесной опушки… Потом они долго шли в этой траве по временами сужавшейся, а кое-где вовсе почти пропадавшей тропинке — и примерно около часа ночи наконец вышли к лесу, где тропинка, по словам Талира, вновь обретала прежний вид — но он сам предложил остановиться до рассвета, так как не мог уследить в ночном лесу за движениями всех девятерых, а просветное зрение Герма тоже мало чем могло помочь — живые ветки деревьев и кустов он видел неотчётливо, сухие не видел вовсе, и даже мог не различить их на фоне чьей-то ауры. Правда, спать никому не хотелось (да и где бы расположились для сна?), но и разговор дальше не получился — а вскоре и Джантар, и Минакри приняли какой-то новый знак, который поняли как указание немедленно прекратить всякие разговоры, и к тому же — скрестить ноги и руки, образовав замкнутый контур, чтобы не впустить в себя чью-то чужую, враждебную энергию. И так просидели на тропинке, под ночные шорохи и пронзительное стрекотание каких-то лесных обитателей, почти до рассвета — а затем, почему-то больше не испытывая потребности в сне, снова тронулись в путь.
Местность становилась заметно холмистее. Временами приходилось одолевать глубокие долины, крутые подъёмы, и даже что-то пoхожee на овраги, но тропинка — хотя и становясь кое-где извилистой, очевидно, в обход труднопреодолимых препятствий — по-прежнему вела куда-то в глубь лесной чащи, ни с чем более не пересекаясь и не давая ответвлений. И вокруг было странно тихо и спокойно — с трудом верилось, что где-то далеко в окружающем мире могло происходить чрезвычайное. Не чувствовалось напряжения, борьбы, опасности — хотя и сама человеческая цивилизация осталась вдалеке, словно за какой-то гранью… Лишь однажды далёкий звук, смутно похожий на грохот выстрела, заставил забеспокоиться — хотя и тут Итагаро вскоре предположил: должно быть, рухнуло старое дерево — и они, снова положившись на тот прежний знак в виде стрелки, двинулись в путь… А горный лес уже становился всё более тёмным, сумрачным — виды растительности постепенно сменялись, да и сама местность… Тропинка уже делала настоящие обходы вокруг каких-то обрывов или пропастей, за переплетением всё более густой чащи отчётливо темнели скалы, небо почти скрылось из виду — осталось только удивляться, почему этот участок пути был отмечен на стрелке одним-единственным изгибом… (Впрочем — абсолютной заданности предопределения и не ждали: ведь это означало бы не надежду и безопасность, а наоборот — крах всех надежд и всех смыслов…)
Говорить же на этом участке пути ни о чём особенно не хотелось — будто все возможные разговоры сводились к высказанным ранее идеям и предположениям, исчерпавшим себя уже вначале — и большей частью шли молча, в тревоге, в неизвестности. Тем более — как ни старался прямо на ходу, ничего больше не мог воспринять и Джантар. И уже не было понятно: реально ли то, что он видел во сне на привале в гроте, реально ли всё, что вообще обсуждали — или случился самый обыкновенный прорыв отравляющих газов, ничего больше, а в остальном — просто подвела интернатская учёба, собственная подсознательная фантазия и напряжённость момента…
…И лишь потом — уже во второй половине дня, когда на внезапно встретившемся расширении тропинки был снова устроен привал — все как-то постепенно, по одному, стали замечать странное. Сперва Ратона и Талир, потом и остальные, кроме Джантара — стали признаваться друг другу, будто мельком воспринимали образы или знаки в виде геометрических фигур, но почему-то не сразу обратили внимание. Затем — Фиар и Талир вспомнили, что при пробуждении у обоих было что-то похожее на депрессию с чувством собственной слабости и безнадёжности всего их пути, справиться с которой стоило немалого труда (и не сказали об этом сразу!), Ратона же — как будто в тот самый момент увидел угрожающий символ, похожий на нож или меч, Герму — послышался как бы издевательский хохот, а Итагаро — потом тоже вспомнил, что видел во сне странное равенство: девятку, равную восьмёрке. Вот это, последнее, не могло особенно не встревожить: их было как раз девять… А вскоре и Доноту привиделось подобное "равенство": девять равно уже семи — и стало понятно: до них добрались силы зла, пытавшиеся внести смятение в души, и раскол — в сам их круг!.. Весь остаток дневного перехода — старались вообще меньше говорить и думать, и даже не без колебаний решились на очередном привале подкрепиться гроздьями красного ягодного папоротника, чтобы пока не трогать консервы — хотя и знали: какие-то ядовитые разновидности этого древнейшего из сохранившихся в природе Фархелема семенных растений (вернее даже — переходных от папоротников к семенным, из-за чего так и назывался) вовсе неизвестны, да и сами гроздья свешивались с дерева, росшего далеко в глубине леса, и при этом снова был какой-то, уже благоприятный, знак…
…Однако новое пробуждение — застало их уже после заката, в глухом горном лесу, где никто, кроме Талира, не видел даже просветов неба над головами… Да собственно, один лишь Талир и мог что-то видеть, да ещё Герм (и немного — Фиар) различали ауры остальных — самих же их, почти не видевших света аур, окружала практически полная темнота, в которой Джантара из-за укачивания трудно было сохранять равновесие. И, до сих пор уверенные, что всё идёт по известному кому-то плану — теперь они оказались в полном недоумении. Ночное прохождение участка пути, отмеченного на стрелке коротким синим отрезком, оказывалось невыполнимым… Даже возникли сомнения, какой участок был изогнут: этот, второй по счёту синий, или оранжевый, предшествовавший ему? Оказывается, и это они помнили по-разному! И Донот даже снова заговорил было об относительности предопределения, а Герм предложил попробовать найти иной смысл всего знака-стрелки — как вдруг…
…Джантар принял eщё совсем нечёткий знак — который истолковал просто как попытку привлечь их внимание, или призыв что-то правильно понять и принять спокойно — и, едва успел сказать это остальным, где-то далеко в глубине лесной чаши вдруг вспыхнул мигающий свет, а затем, несмотря на расстояние, оглушительно (хотя — после тишины этих двух дней) завыла сирена!.. Все вскочили в испуге — и даже не сразу обратили взимание, что вскоре прекратилось и мелькание, и вой — остался лишь ровный, будто от прожектора, свет, в слабых отблесках которого на листьях деревьев с трудом всё же можно было различить тропинку, уходившую дальше, в практически непроницаемый мрак… А ещё какое-то время спустя Итагаро предположил, что это просто на военном объекте где-то в стороне от тропинки по непонятной причине сработала сигнализация — и предложил, не теряя времени и пользуясь этим, немедленно идти вперёд. И правда же — нигде в ответ не последовало никаких человеческих или астральных действий, так что больше всего и было похоже: на объекте, где не осталось живых людей, сработало некое автоматическое устройство. Тем более, это неожиданное происшествие вдруг дало и столь же неожиданное объяснение короткому синему участку на стрелке — будто было очередным знаком…
Они двинулись дальше по притихшему лесу. Сквозь чащу по-прежнему пробивался свет далёкого прожектора, с трудом, но позволяя видеть в окружающем мраке тропинку — которая теперь действительно шла очень широким полукругом, будто огибая особенно большое препятствие. Впрочем, Джантар далеко не сразу понял: сколько они ни шли, источник света как-то ощутимо не удалялся, оставаясь почти на прежнем расстоянии и под тем же углом к тропинке — будто находился примерно в центре дуги, по кoтopoй здесь пролегал их путь. И лишь потом, когда всё же стали заметно удаляться от источника света, а изгиб тропинки постепенно и трудноопределимо выпрямился, Талир шёпотом признался: ему удалось различить вдалеке, в направлении на свет, что-то вроде сторожевой вышки, наподобие тех, у входа в интернат, и ограду из колючей проволоки, окружавшую выступ холма или скалы, высоко поднятый над окрестностью… А вскоре для остальных стало совсем темно — и едва Итагаро предложил сделать привал на очередном, уже едва различимом расширении тропинки, и они успели расположиться там — далёкий свет так же внезапно погас…
— Да, точно, мальчики… — прошептала Фиар. — Опять — знак… Опять нас ведут…
— То есть уже — пользуясь военным объектом, где не осталось людей, — предположил Итагаро. — И значит — эти объекты тут повсюду. Только хорошо замаскированные…
— А тропинка? — спросил Ратона. — Куда ведёт — если даже никак не связана с ними?
— А откуда мы знаем, что не связана? — с внезапной досадой ответил Итагаро. — Конечно, есть какие-то выходы… Но — так замаскированы в этой чаще, что мы ни разу не заметили. И — сколько тут всего этого, если задуматься… Хотя сейчас оно нам помогло — но вообще? Действительно, сколько ресурсов, труда — зачем? На средства уничтожения себе подобных — которыми всё равно ничего ни от кого нельзя защитить или даже завоевать? Ведь — какая местность осталась бы после тех же химических и бактериальных бомб? И — о чём думали столько людей, с какой мыслью всё это создавали?
— Сперва сами не понимали, на что идут, — предположил Талир. — Как например, наши родители…. Наверно, думали: пусть тайны, пусть секретность — не безумцы же в любом случае руководят этими проектами… Пусть числится армейским — воевать в современном мире никто не будет, а для мирной жизни — пригодится. И самим где работать — закрылись столько институтов… Но что со всего этого теперь, когда случилось такое? Что дало секретное пребывание таких масс людей в тайге, горах, пустыне? Если видите, сейчас тут — пустой, брошенный объект?..
— А где сами наши родители, даже не знаем, — вспомнила Фиар. — Мы же с ними так и не увиделись…
— Но уж с ними ничего не должно бы случиться, — с внезапной тревогой ответил Джантар. — Хотя знать бы, что сейчас в Тисаюме… И вообще — во внешнем мире… А то — так и не чувствую ничего определённого…
— И объективно получается, что мы всех там бросили, — вдруг сказала Фиар. — Наговорили про Иерархию Света, толкнули на противостояние злу, а теперь оказывается — без поддержки реальных сил. Ведь что до сих пор знали — в основном мифы, метафоры? А сами — идём по каким-то чужим знакам…
Тяжёлое молчание охватило всех… И Джантар понял: да, и сам он давно уже чувствовал это. Просто не решался признаться себе…
— Но мы же сами верили, — попытался возразить Талир. — И говорили — как сами знали…
— Но что теперь? — ответила Фиар. — И кто там что думает о нас?..
И без того непроницаемая тьма — словно ещё более сгустилась, скрывая даже слабый свет аур. Да — горькая, тяжёлая правда, от которой некуда скрыться… Фиар неосторожно высказала то, что подсознательно тревожило всех, не давало покоя каждому. Ведь сейчас, в это время — даже непонятно, где и кем, но возможно, в самом деле решалась судьба мира, в разных слоях астрала метались переполнившие их души, вырванные из тел, стояли пустыми десятки, если не сотни (о тысячах страшно было подумать) заводов и военных объектов, представлявших собой поистине мины огромной разрушительной силы, кого-то преследовали на каких-то летательных аппаратах пришельцы из будущего или дальних миров — а им здесь, на горной тропинке, кто-то давал знаки, и они, пусть поначалу споря и сомневаясь, в итоге всё равно снова пускались в путь. А в Тисаюме остались фактически обманутые ими люди, которых они взбудоражили пропагандой, основанной, как оказывалось, всего лишь на мифах — и сбежали, едва возникла реальная опасность, к которой были не готовы…
— Да, верили, — наконец заговорил Лартаяу. — И даже — взялись проповедовать от имени той же Иерархии Света…
— И оставили всех как бы на её ответственность, — добавил Ратона. — На тех, кто как бы всегда всё знает и всё может. Реальных, живых людей — оставили надеяться на миф…
— Потому что — в наших умах очень постарались создать именно такой образ, — ответил Донот. — С одной стороны — высшая сила и правда, с другой — что-то низшее, бутафорское. И будто есть некий фактор, который в итоге отличит высшее от низшего — и оправдает всё, что было сделано в интересах "правильной" силы. И мы никак не могли преодолеть этот образ — хотя подсознательно пытались бороться… И — заставили поверить в него множество других людей… Что — есть чёткая, незыблемая грань между Добром и Злом, и надо только держаться "правильной" стороны, чтобы самому быть правым…
— И что теперь делать? — напряжённо переспросил Лартаяу. — Нельзя же просто повернуть обратно! После того, как уже столько прошли…
— Да, но опять же — к кому идём? — спросил Донот. — Если это — совсем не те Иерархи Света, которые представлялись нам вначале?
— А в Тисаюме, наверно, думают: мы их обманули и бросили, — повторила Фиар. — Хотя — знать бы, что там вообще…
— И вот — думали, что руководствуемся какой-то высшей логикой, — мрачно добавил Итагаро. — А теперь — неизвестно кто завёл нас неизвестно куда… И как, вам хоть не страшно?
— Страшно… — признался Джантар. — И не только за себя… Что-то происходит со всем нашим миром — а мы идём по загадочным знакам непонятно куда и почему. И не сделали ли ошибки уже в самом начале? Правда, нет и чувства обмана, чувства, что идём в ловушку. Но меня уже беспокоит — и что нет такого чувства… Тем более — тут уже не мистический, чисто мысленный — a… реальный знак. Я имею в виду — прожектор с сиреной. Кто-то явно специально осветил участок пути, чтобы мы прошли — и сразу погасил…
— Хотя опять же возможно совпадение, — ответил Донот. — Случайное срабатывание сигнализации…
— И опять думай — случайность или нет, — мрачно согласился Итагаро. — Хотя было в том знаке-стрелке — в виде изгиба…
— Да, понадеялись на поддержку в трудный момент… — добавил Лартаяу. — Но давайте наконец подумаем — на чью? Если это — уже не мифологический образ, а… какие-то конкретные существа?
— Но, понимаете… Читая всё это — мы будто не замечали: они хотят быть для ученика, сотрудника, посланца — всем… — ответил Донот. — Не чем-то, не кем-то — всем. Всей силой, правдой мира, смыслом жизни — всем абсолютно… Не допустить в его сознание альтернативных мнений, не позволить в чём-то усомниться, обратиться к источникам информации, дать чему-то свою оценку… И мало того, везде рассуждения о преимуществе не то что ученического — а какого-то подчинённого, рабского положения перед свободным, о том, какое благо — состоять при учителе, который всё знает, может и предусмотрит…
— И вообще, знаете… — начал Итагаро, но остановился, думая, как сформулировать. — От большинства текстов — впечатление, будто кто-то попросту… бьётся у кого-то крючке — и обосновывает "высшими соображениями", почему так должно быть! Почему надо именно так измениться, зависеть от таких-то сил, стать чьим-то орудием, безоговорочно верить как учителю! А мы попались на это — и подвели стольких людей, которые нам поверили…
Удар смешанных чувств прокатился в сознании Джантара. И так хотелось сразу что-то ответить — но не знал, что… Они же только и думали — как бы противостоять злу, разрушению, организовать сопротивление в масштабе всей планеты, чтобы спасти свой мир, цивилизацию… И чем теперь всё оборачивалось?
— Мальчики, но так нельзя, — попыталась ответить Фиар. — Что-то действительно происходит. Очень серьёзное и страшное…
— Но что мы объективно сделали — как будто при самых благих намерениях… — продолжал Итагаро. — С верой в высшую силу, готовую всегда и всюду бескомпромиссно бороться со злом, в олицетворение самого Вселенского Добра, в общие интересы Разума перед лицом Мирового Хаоса — и что некто, ведущий нас этими знаками, понимает всё так же, как мы… Конечно — борьба за судьбы мира… Но давайте хоть теперь подумаем — не странно ли всё это? Вокруг идёт такая борьба — а он просто ведёт нас по тропинке, давая нам знаки, кто-то тут же морочит наваждениями, сами мы попадаем под влияние то одной, то другой идеи — о "людях дальних миров", людях из нашего будущего, ещё каких-то мистических силах? И это — когда, казалось бы, все силы и знания должны быть брошены на спасение нашего мира?..
— То есть… всё вообще может быть не так, как поняли? — растерянно переспросила Фиар. — Но — как же тогда?..
— А вспомните, что читали об этих диких по подлости "испытаниях"… Ученика посылают — воровать, попрошайничать, проповедовать в толпе уж точно какую-то чушь, "под секретом" сообщают, что другой ученик — "враг веры", чтобы посмотреть, как поведёт себя с тем… И тоже везде — игра на сокровенном, святых чувствах, вопросах личной судьбы, судьбы родных и близких, судьбы всего мира! И подумайте: стал бы кто-то играть на том, что действительно касается его жизненных интересов? Разве в бою за общую цель, когда решается судьба мира — кто-то возьмётся издевательски испытывать своих, толкать на глупости, преступления, предательство?
— Опять низший астрал… — вырвалось у Фиар — но она умолкла, и Джантар не понял, что хотела сказать дальше.
— А если — не низший? — переспросил Итагаро. — И нам надо — прямо сейчас немедленно, разобраться во всём этом обмане?
— Но трупы на улицах — не обман! — не выдержал Донот.
— И проект судебной реформы! — добавил Талир. — Уж точно — не затем, чтобы как-то испытать нас!
— Нет, конечно… Просто — мы должны были взять на себя реальную власть в городе! — твёрдо ответил Итагаро. — А вместо этого — сдали её какому-то мифу! А на самом деле — кому? И вообще… Если вспомнить — ту, прошлогоднюю историю… И — сам факт, что гипнотически внушить человеку в общем можно что угодно…
— Что ты хочешь этим сказать? — тревожно прозвучал голос Фиар в, казалось, ещё более сгустившейся тьме.
— А… что не свели ли нас попросту с ума? — объяснил Итагаро. — В порядке провокации — исключительно против нас лично? И всё, что мы воспринимаем — не более, чем бред, иллюзия? К восприятию которой нас очень умело подготовили всей нашей учёбой в интернате? Настроили соответствующим образом, чтобы мы всё именно так поняли…
— И… нет на самом деле никаких знаков? — воскликнул Лартаяу — и голос долетел до Джантара сквозь озноб. — И не было трупов на улицах? И радиопередач о конце мира?
— А реально мы вообще… где? — спросил Талир. — Всё там же, в интернате? Или… его тоже нет? Он — тоже иллюзия?
— А всё то, прошлогоднее? — вырвалось у Джантара. — Включая саму Иорару? С этого же начиналось… И — тоже не было? Но… что тогда вообще реально? И как это определить?
— Или… нереален и весь наш мир? — добавил Герм, и Джантара опять бросило в озноб. — И — мы вообще не знаем реальности, которая окружает нас на самом деле?
— Но до чего так можно додуматься… — попыталась вмешаться Фиар, хотя и в её голосе прозвучал испуг.
— Да, можно… — ответил Итагаро. — Но вспомните — что мы изучали, что пытались понять как высшую мудрость. Учения — где фактически утверждается чьё-то право на безграничный произвол над душой ученика, изнасилованной ложью до предела… И ему в ходе испытаний доводится противопоставлять себя вечности, Вселенной, Высшему Разуму — уже усвоив схему Мироздания, устроенного чудовищно жестоким образом, по совершенно бесчеловечным законам, где в итoгe якобы состоится какой-то суд не то над ним лично, не то над всем сущим в этом или во всех мирах…
— Но всё, что мы видели — реально! — не дала ему договорить Фиар.
— И на фоне этой реальности кто-то играет с нами посредством неких знаков… — продолжал Итагаро. — А в Тисаюме остались тысячи людей, обманутых нами — потому что мы сами были обмануты уклончивым словоблудием о какой-то жертвенности, доверии к учителю, особой мудрости, которая может входить в противоречие с обычным человеческим здравым смыслом — но всегда и во всём выше его! Хотя чем это сейчас поможет…
— То есть… всё это и было исходно придумано лишь для таких испытаний? — понял Талир. — Проверки, насколько можно извратить личность человека, его сознание, убеждения? Нет — а сами знаки? Кто и зачем даёт их нам?
— Не знаю… Но хочу, чтобы, по крайней мере, с нами перестали играть! Если для них самих есть что-то человеческое, что-то святое! Поскольку то, что мы увидели и узнали — давно превзошло масштабы всякой игры! И пусть мы заблуждались в чём-то — но уже не те обстоятельства, чтобы над этим насмехаться! Или они вправду считают, что стоят настолько выше всего человеческого?
— Но кто тогда эти "они"? — переспросил Талир. — Что могут собой представлять?
— Или в самом деле связь возможна только урывками? — предположил Ратона. — В виде таких коротких знаков — чтобы не могли быть перехвачены? И мы зря обижаемся на них за это?
— Но нас уже провели на мифах — и мы сделали страшную ошибку, — ответил Итагаро. — И — все видели наше бегство от реальной опасности…
— Да, мы не ждали такого, — согласилась Фиар. — Но и не просто бежали — сказали, что идём за помощью…
— А сами, не зная реальной ситуации, блуждали в знаках и мифах, — добавил Итагаро. — И как и перед кем теперь будем выглядеть?
— Но если уж так ставим вопрос — значит, надеемся вернуться, — попыталась разрядить обстановку Фиар.
— Но что и кому сумеем объяснить? Что в этой "высшей мистике" всё — точно как в самых обыкновенных тайных обществах и спецслужбах? Где тоже — самое обыкновение начальство хочет быть для молодого сотрудника образцом всего: силы, правды, мудрости! А тот поверит, зайдёт слишком далеко в борьбе с конкретным злом, убеждённый в их поддержке — и останется один против многих… А тем уже самим неловко за такое его рвение — как раз перед теми, с кем якобы бескомпромиссно борются! И начинают по-всякому изворачиваться, оправдываясь за его молодость и неопытность — а ему, знаете, особенно вкрадчиво объясняют: так нельзя, ты должен понять реальное положение дел, и всё такое… И он узнаёт: на самом деле, видите ли, кто-то от кого-то зависит, у кого-то с кем-то — особые отношения… Это пока всё относительно ясно, спокойно, благополучно — они могут изображать величие, мощь, мудрость и бескомпромиссность в борьбе со злом, а как до дела — он должен понять: всё не совсем так… А — на что же сами до тех пор толкали человека, который не всё правильно понимает, что внушали, на что настраивали? Тем более — зная, с чем он может столкнуться на таком пути? И подумайте — до какой же степени надо презирать того, кто им верит… Для чего, собственно, и нужен этот образ себя как Иерарха Света в человеческом варианте!.. И спрос в случае чего — не менее как с предавшего Иерархию Света! И в чём разница: если и там, и тут реальная помощь и поддержка — на уровне человеческой слабости и несовершенства, а спрос за всё — сполна? А сами, между прочим — в каком-то своём центре или глубоком тылу и не рискуют так, как человек в реальной жизни, на переднем крае борьбы — которой они, как принято думать, руководят! И на что хватает их самих, как дойдёт до дела? И само дело — в чём тогда состоит? Что вообще всерьёз, а что — нет? Что для них значит столько же, сколько для нас?
— Нет, а вдруг тут действительно не то? — попытался остановить его Герм. — Например — в самом деле перескок с одной ветви на другую? При котором меняются смыслы событий…
— И мы так прямо скажем людям в Тисаюме, которые нам поверили? — не дал ему договорить Итагаро. — Или как?
— Да пока сам хочу понять… А то действительно странно, — признался Герм. — Хотя у нас непрерывная память на определённую последовательность событий — а не то, чтобы, заснув здесь, проснулись опять в интернате…
— Или — на ветви, отделившейся раньше, где и самого интерната нет, — почему-то добавила Фиар. — И даже — всей той прошлогодней истории. Хотя что вместе неё — даже не представляю…
— Или — где само наше человечество развилось из яйцекладущих рептилий, а не плацентарных, как здесь, — добавил и Джантар. — Или — вовсе нет нашего человечества, лишь Иорара — везде, по всей планете…
— Да, такого мы не знаем, — согласился Герм. — Но — если переход постепенен, как бы на фоне "обычной" жизни?.. И пока мы планируем что-то одно, верим в одно — оно понемногу превращается в другое? И мы незаметно оказываемся в неожиданной ситуации, где всё имеет другой смысл? Будто делали всё правильно — а уже к чему-то совершенно не готовы, и не знаем, что дальше? Всё было так — а стало не так…
— И тогда уж — сами повороты наших судеб… — с удивлением понял Джантар. — Когда вдруг происходило то, чего, кажется, никак не должно быть…
— И вообще — судьбы, когда человек чувствует, что "его ведут"… — продолжал Герм. — Хотя вот именно — к чему, к какой цели? И почему обязательно — через тяжёлые испытания, переживания, потрясения? Понимаете, очень похоже — будто кто-то специально решает, что я должен пройти! Ужас ошибочной операции, потерю специально оборудованного дома… Или, если мы так действительно искупаем какие-то грехи — почему особые способности и чувство миссии в борьбе со злом, требующее особой духовной чистоты, раскрылось у грешников? И потом — всякие лжепророки, одержимые, психопаты тоже утверждают, что "их ведут"…
— Я и говорю — как же сам человек? — согласился Итагаро. — У кого-то — высшая логика, высшие цели, он знает что-то лучше нас… А как же — тот, кем воспользовались в этих целях? Через его интересы, совесть, долг перед другими людьми — можно просто перешагнуть? Сделать так, чтобы его чистые намерения выглядели недостойно — и пусть оправдывается сам? И главное — чем? Путаницей, которую мы изучали?
— И тоже понять бы — зачем, — добавил Герм. — Как будто те, кто подбирали нам "запретную" литературу — сами не знали, что это…
— И как было подстроено! — напомнил Донот. — Чтобы мы нашли это как бы сами, втайне от взрослых…
— Мальчики, но мы не можем позволить себе срыв! — напомнила Фиар. — Не забудьте — где мы, и что сейчас происходит…
— Так и хотим разобраться! — ответил Итагаро. — Потому что и есть — всё это нам подсунули как каким-то неполноценным! Пусть обладающим особой силой — но низшим умственно или нравственно! Которых потому надо контролировать через некую идею — чтобы она глубоко потрясла, овладела ими… Вы поняли?
— То есть — им даже не важно было, во что мы поверим? — поражённо переспросил Ратона. — Нужен был просто рычаг контроля за нашей силой?
— Если верили, что сила у нас есть… — добавил Донот. — А не просто считали нас сумасшедшими с претензией на исключительность — и подсунули то, что сами считали бредом…
— Нет — а послание Адахало о тайнах цивилизации? — напомнила Фиар. — И что-то же происходило и происходит реально!.. "Простой человек", "регионы по вероисповеданию", наконец, эта Элбиния…
— Так и произошло то, чего они не ждали! — ответил Итагаро. — Они думали: подсовывают нам бред — а для самих всё просто и ясно! Я же говорю — лишь тогда они так самоуверенны…
— А насчёт тайн цивилизации — думаешь, врали? — переспросил Донот. — Уже с самого начала? То есть — либо сам Адахало, либо кто-то от его имени?
— Вот тут — не знаю… Но похоже, сами всерьёз это не принимали…
— Значит, опять — всё не так, как мы думали… — потрясённо констатировала Фиар. — Но что-то происходит… И кто-то даёт нам знаки… Как теперь понимать всё это?
— Да, теперь вопрос — что происходит реально, — согласился Итaгapo. — И кто с какой стороны участвует. Ведь тут — уже не мифы…
— И получается — остаются только наши горные жрецы? — спросила Фиар. — Только им мы можем верить?
— К ним же как будто и идём… — начал Итагаро — и нерешительно умолк. — Но эти знаки… — он, показалось Джантару, даже невольно хотел переглянуться с остальными, забыв про окружавшую их темноту. — Как же так…
И с этими словами тьма ещё больше сгустилась — но словно не эта, обычая ночная тьма, а страшный, тупой и глухой мрак на самом дне чего-то, в котором, казалось, тонуло всё, включая и это — самое сокровенное, caмую последнюю надежду… То, во что веками, тысячелетиями, так естественно и привычно верили миллионы людей их расы, их культуры… И неужели — тоже могло оказаться не тем, за что принимали? Нет, немыслимо было и представить…
А с другой стороны — мало ли иллюзий рухнуло в эти дни, на этой дороге? Но то всё и было — чужое, насильственное. То, во что заставляли себя верить лишь потому, что было преподнесено как высшая мудрость, великие откровения, тайны… А в это — верили сами! Не в возможность снискать милость примитивными самоунижениями, не в жалкое благоговение изнасилованных душ — в средоточие подлинной мудрости, благородства, оплот противостояния злу! Но вот перед ними — была цепь этих знаков, а позади — невольно обманутые люди в Тисаюме…
И мгновения текли — и никто не находил в себе сил хоть словом нарушить эту ставшую особенно глухой тишину ночного горного леса. И не решался спросить остальных: неужели правда? Поколеблено — то, что казалось незыблемым во всех предшествующих потрясениях?..
— Я понял… — вдруг особенно напряжённо прошептал Лартаяу.
— Но — что? — неожиданно громко вырвалось у Джантара. — О чём это ты?
— Я… увидел… — ответил Лартаяу. — Вернее — услышал… "Мы знаем о вас. Вы очень нужны. Держитесь. Не теряйте надежды…" Во всяком случае — что-то вроде этого…
— Но… кто сказал? Откуда это? — вырвалось у Фиар — и Джантару передалось возбуждение, мгновенно охватившее всех. — Неужели…
— Да… Я так и понял… — подтвердил Лартаяу. — Это они. Горные жрецы… Это их слова. Я всё-таки видел одного — и повторил, как слышал…
— Но как видел? — срывающимся шёпотом спросил Герм.
— Как-то… быстро… Только на мгновения…
— Но как хоть он выглядел? — переспросил Донот. — И в какой обстановке? Что-то… вокруг него? И… он сам себя так назвал?
— Как будто да, — не сразу подтвердил Лартаяу. — И я так понял — они вообще знают о нас… А обстановка… Не рассмотрел. Просто какое-то помещение — и всё…
— Но там хоть был день — или ночь? — сообразил Джантар. — В смысле, что где это — недалеко, там, куда мы идём — или…
— А вот это я не понял, — снова помедлив, ответил Лартаяу. — Хотя подождите… Там было искусственное освещение… И за окном — полная темнота. Так что возможно, и есть — там, где нас ждут…
— Искусственное освещение… — с внезапным полуоблегчением повторил Джантар. — Значит… всё-таки не костёр, не факел на стене — а что-то современное…
— Но — какой он сам? — спросила Фиар. — Как он выглядел?
— Ну, как… — Лартаяу вдруг запнулся. — Понимаете, саму его внешность я рассмотрел не очень. Каймирец, лет примерно 60-ти… И я… скорее просто почувствовал, что это он и есть. Не знаю, как — но почувствовал…
— И значит — всё-таки правда, — ещё ошеломлённо, будто не до конца веря в услышанное, произнёс Итагаро.
— Но опять — мгновение, — добавила Фиар. — За которое ни о чём толком не спросишь…
— Так — идёт битва… — ответил Лартаяу. — И о нас знают… Во всяком случае — сейчас я верю…
И настала тишина — уже не та, что прежде. В ней была не только тяжесть, тревога, неизвестность — а и надежда. Хотя — и потрясение новой неожиданностью, и что-то неопредёленное, порождавшее смутные, не поддававшиеся сознательной формулировке, вопросы…
— И всё-таки, — продолжил Лартаяу. — Там идет битва, решается судьба мира. А мы — здесь… Если вообще всё верно понимаем…
— Но мы не хотели бежать, оставив кого-то в опасности, — ответила Фиар, хотя и неуверенно. — Просто так сложилось…
— Да, но это: "вы очень нужны"… — повторил Лартаяу. — И — для чего? Как понять? Будто… нас специально оставили в тылу, пока другие рискуют! — сообразил он. — Но как же…
— Не всем же непосредственно участвовать в битве, — не смутился Донот. — И это не обязательно признак нашей слабости. Вдруг мы почему-то особенно нужны для будущего?
— А это — уж совсем не знаю, — с сомнением ответил Лартаяу. — И вообще, тут столько нелёгких в моральном плане вопросов. Кто должен больше рисковать собой — а кого лучше сохранить… А с другой стороны — если кто-то действительно очень нужен потом… Там, в мире после битвы, исход которой ещё не решён… Но и разве можем мы уверенно утверждать, что именно мы…
— А если — правда? — переспросила Фиар. — Хотя — и утверждать такое насчёт себя… Но и что это не так — утверждать не можем…
— В том-то и дело, — согласился Донот. — Трудно утверждать, что именно ты — совсем какой-то исключительный. Но и снять с себя такую ответственность — немыслимо. Ведь это как раз была бы слабость. В битве за судьбы мира…
— И мы опять кому-то доверились… — добавила Фиар. — В такой битве… Когда нельзя терять здравый смысл — но и трудно понять, что происходит на самом деле…
— О чём я и думаю, — подтвердил Лартаяу. — Мы — как бы в тылу битвы… Сражаются другие, а мы — в тылу. После того, как уже допустили страшную ошибку, подвели доверившихся нам людей… И возможно — нас вывели в тыл именно потому, что мы промахнулись. Но и впадать в самообвинение нельзя. Пригодиться может каждый, кто остался. И сейчас, и потом… А пока — идём по каким-то тылам…
— Хотя разве знаем, где сейчас эти тылы, — ответила Фиар. — Когда — и тут уже были касания низшего астрала…
— Так то — обыкновенные, рядовые, — даже как-то с досадой ответил Лартаяу. — И — тоже странно… Будто и сейчас им всё нипочём. Или — они уже продались какому-то мировому злу…
— Как обычные чиновники этого, плотного мира, — вспомнил Джантар. — Которые, рассуждая о грядущем мировом кризисе — тут же занимались обычными пакостями…
— А кто-то всё же — на нашей стороне, — сказала Фиар. — И даёт нам знаки… И это не игра, не испытание — мы им действительно нужны…
— Что ж — и в этот раз я, кажется, верю, — не без колебаний согласился Лартаяу. — Хотя — что остаётся?.. Когда мы — уже здесь, в горах?..
— И опять с рассветом пойдём дальше по стрелке, — добавил Итагаро. — Если не случится чего-то ещё. Хотя похоже — те, кто дали знак, уверены, что тут мы в безопасности.
— С рассветом… — повторил Донот. — А ещё целая ночь… Талир, не посмотришь, сколько времени?
— Сейчас посмотрю, — Джантару по едва заметному движению ауры показалось: Талир склонился над часами, надетыми теперь на руку Донота. — Представьте, ещё нет полуночи. До неё целых 20 минут. И значит — сколько нам тут ждать…
"И опять — никакого определённого чувства, — подумал Джантар. — Ни — что и как в окружающем мире, ни — что будет с нами и вообще… И даже… сам образ стрелки — он что, уже существовал объективно? Или сформирован в чьём-то сознании? Или возник — уже только в моём? Изо всей нашей учёбы — даже не поняли, как это бывает… В каком виде информация существует первично, объективно, как и откуда воспринимается, как трансформируется в сознании людей…"
Но тут он понял: он уже не ощущает какого-то подозрения, недоверия. Теперь — наконец была правда… Мгновение, отрывок правды, пришедший в момент сомнения — от тех, кто просто не могли сказать больше. Ведь где-то вдалеке шла битва за их мир — и те, кто вели эту битву, должны были ещё и какими-то тайными, неведомыми противнику путями, провести их к месту встречи, ожидаемой при благоприятном исходе… И уж это — наверняка были не те, кто в мирное время сыплют туманными намёками, изображая обладание тайной, но теряются при малейшей реальной опасности, извиваются в потугах доказать верность некой силе или идее, изводят устремлённых к добру и мудрости учеников пустыми нравоучениями, испытаниями, упиваясь властью над ними… А те — кому не безразлична судьба реального мира, и… они — как личности, имеющие значение для будущего…
— Вот и заканчивается этот день… — наконец произнёс вслух Донот. — Второй день нашего пути. Или третий, если считать вечер ухода из интерната. 17 шасвара 7842 года…
— 17-е… — повторила Фиар. — А позавчера, 15-го — тебе же и исполнилось 17… В день, когда и проснулись ближе к вечеру…
— Правда… — растерянно подтвердил Донот. — Я и забыл… Вообще — о скольком же мы забыли в интернате… Что из нас там сделали…
— Давайте спать, пока нельзя идти, — сказала Фиар. — Прямо на траве, или прислонившись к деревьям — как получится. А что делать — больше не на чем. Будем надеяться, что те, кто нас ведут, предусмотрели и это…
— И я надеюсь… Только — не всем сразу, — ответил Ратона. — Хотя — как в этой темноте кому-то не заснуть?
— Ну, я-то вижу, — напомнил Талир. — И могу какое-то время не спать. Но потом и мне надо выспаться. Хотя это потом и решим. Пока что пользуйтесь темнотой…