Битва во времени

37. Ступени прозрения

— И мы опять сделали, как подсказало твоё видение, — прошептал Герм, насторожённо прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. — И уже идём в Тисаюм… Если всё верно поняли… А то знаете же — видения будущего всегда отрывочны, вне связи с чем-то.… А тут… и с настоящим — не всё понятно…

— Теперь и эта дорога — наше настоящее, — почти шёпотом, ответил Джантар. — Будущим оно было — тогда… И — что нам оставалось…

…Сборы в дорогу были недолгими. С собой взяли — лишь найденный почему-то не на кухонном складе, а прямо в учительской, ящик с консервными банками, ничуть не похожими на те, из которых ели солдаты (должно быть, учителя оставляли их себе, несмотря ни на какой пост), а из кладовой интерната — свои рубашки, и ещё на всякий случай, как и в прошлом году — снятые прямо с обеих сторожевых вышек ручные пулемёты и оказавшийся там же, на одной из них, бинокль. А вот радиоприёмник почему-то забыли — хотя он и так уже практически молчал — и вспомнили о нём лишь позже, по дороге. И совсем странно было — что, выходя… почему-то даже не подумали воспользоваться легковым автомобилем, действительно стоявшим у выхода на шоссе, пусть и с тремя трупами на борту — как сразу, пока было светло, увидел Лартаяу… (Когда он успел побывать там и увидеть это? Правда, тогда пробраться по этой почти перекрытой ветвями кустарника узкой тропинке было не так трудно и рискованно — как позже, когда стемнело…) Хотя возможно, в трупах и была причина — и их, несмотря на предполагаемую этническую избирательность поражающего фактора, даже не рискнули касаться… Но нет — об автомобиле, выходя на шоссе, почему-то даже не вспомнили, тоже спохватившись лишь потом… Да ещё — дополнительным потрясением оказались увиденные в темноте кладовой и нижнего склада Талиром запчасти для техники непонятного назначения, и упаковки ещё с напитками и заварками явно не для детского употребления, судя по надписям — производства Ситхурао. А впрочем — было и не до этих так не вовремя раскрывшихся новых тайн, не до вопроса, кто хранил какие запчасти, и кто, даже несмотря на пост, баловался наркотиками: солдаты, учителя, или кто-то из вспомогательного персонала. И все просто молча вышли — и двинулись в путь…

Сначала шли в какой-то особенно глухой тишине — Джантар, давно не бывавший (как, впрочем, и остальные) за стенами интерната, успел забыть, что ночью может быть так темно и тихо. Ведь в интернате все ночи напролёт двор освещали прожектора — и главное, чем все эти несколько месяцев бывали заняты ночи… Но теперь, на ночной дороге, Джантару стало вспоминаться не это — а те короткие эпизоды за пределами собственно интерната, когда ходили ловить актиний в ледяной воде горных ручьёв, а потом, поздней осенью, и зимой — несколько раз катались с горы по серпантину, представлявшему собой продолжение этой дороги по другую сторону от интерната. Всего несколько раз, несколько дней… А когда после долгой оттепели, тянувшейся почти весь радан, в начале второго месяца года, синфара, вновь ненадолго выпал снег, им уже не пришлось воспользоваться этим — директором был не Гинд Янар и не Флаариа, а Бигарз, для которого они, дети, были почти заключёнными. И как знать, что и когда вообще увидели бы за пределами интерната — не случись то, что случилось… Хотя тут и думать о чём-то, вспоминать что-то было страшно, чтобы вовсе не сорваться — как тогда, в тоннеле в Арахаге. Но и то, казалось, было не сравнить с происходившим теперь. Ведь тогда никто не призывал всех встречать конец мира, не ждал, когда в океан начнут падать звёзды…

А вокруг было темно — и казалось, притихла сама природа. Не слышалось даже стрекотания мелких членистых, писка летучих мышей — лишь какие-то хаотичные пространственные вибрации создавали странное состояние, мешая думать и воспринимать окружающее… И только когда они уже довольно далеко прошли по горной дороге, приближаясь к перевалу, вдруг стал подниматься ветер — и всё крепчал, глухо воя в вершинах высоко взметнувшихся в серое облачное небо деревьев, по мере того, как они поднимались всё выше, а горный лес непроницаемо чёрными стенами всё ближе подступал к самым обочинам дороги. А верхняя точка перевала была ещё далеко, да и порывы ветра ещё не достигали самой дороги — но Джантар уже представлял, какой силы встречный ветер обрушится на них впереди… Но пока — так и шли молча, будто сквозь глухой мрак неизвестности — и обрывки мыслей беспорядочно роились в сознании, налетая, как те же порывы ветра, но не давая забыть, что они даже не знают, что и в каком масштабе происходило или могло произойти с самим их миром… А тут ещё — вопрос Герма вдруг породил новые сомнения….

И в самом деле — прав ли он был, истолковав то видение как прямое указание именно сейчас, немедленно, этим вечером, отправляться в Тисаюм? Хотя вообще привык доверять видениям — особенно после того, как столь многое сбылось в прошлом году… Но что он видел в данном случае? Просто ночную дорогу, уходящую во тьму. И где, из чего следовало указание на нынешнюю ночь? Ни из чего. А он уже вдруг — связал видение какой-то горной дороги с тем, что происходило сейчас. Связал — опять-таки в лихорадочном поиске, в напряжении, в полушоке, под влиянием момента — как и тогда, когда бежали из Тисаюма, угнав автобус, пробирались через ночной Кераф, прыгали в Тарнале с поезда на поезд, угнали с маршрута ещё автобус в Арахаге, чтобы добраться через тоннель от аэропорта до телецентра… Но даже это всё казалось теперь какой-то идиллией — если сравнить, где были и что должны думать сейчас… А ветер всё так же глухо выл в кронах деревьев по обе стороны дороги, и пока далёкий конец пути терялся во мраке ночи — да и что ждало их там, в конце…

… — И вот мы всё повторяем — Космическая Иерархия, — наконец заговорил Донот, едва они, преодолев небольшую ложбинку, вновь стали подниматься к перевалу по восходящему участку дороги. — Но давайте наконец подумаем: как мы её представляем? Чтобы хоть было понятно, куда и к кому в случае чего обращаться… Например — какой уровень Иерархии надстоит непосредственно над нами? Стихийный дух места, затем — страны, континента, планеты, звезды, и так далее? Или духи небесных тел — уже совсем не то, что стихийные духи, пусть высокого уровня? Или может быть, как в другой версии: сразу над нами — дух-водитель народа, потом — дух-водитель расы…

— А духи-водители государств, церквей, политических организаций? — напомнил Талир. — Где тогда их место?

— А те, кто достигли высот мудрости, восходя от человеческого уровня? А то, если мы имеем в виду Иерархию именно духовности — а не просто мощи и масштабов… — начал Джантар — и понял, что не знает, как закончить начатую фразу.

— То Иерархи для нас — те, кто, пройдя наш, человеческий путь, вышли уже на какую-то следующую ступень эволюции? — закончил за него Ратона. — Хотя сами мы, на своей ступени, ничего опредёленного о ней сказать не можем? Ведь это — уровень Разума, превосходящий наш, человеческий — и надо самому подняться на него, чтобы знать, что он собой представляет…

— А тут — понять бы хоть, почему люди в этом мире так одиноки перед трагедиями… — ответил Итагаро. — А то что же получается — одни слабы для того, чтобы нас защитить, другим просто нет до нас дела, третьи только играют с нами, четвёртые сами не были людьми и потому нас не понимают, пятые, возможно, и помогли бы, но при условии, что мы признаем их непререкаемый авторитет — как будто в вопросах философии, мировоззрения, нравственности всё можно так чётко и однозначно поделить на хорошее и плохое… И нам же напоминают, что мы слишком малы и несовершенны, чтобы снизойти до каждого из нас — и почему-то везде и всюду как путь к совершенству предлагают то, что ничем не может нас привлечь… И всё равно непонятно: пусть даже мы — плохие, пусть в чём-то виноваты, и сами страдаем за свои глупости и несовершенства — но где же они, те, кто лучше, чище и мудрее нас? И кто из них предложил нам путь к совершенству, приемлемый для нас, людей? Почему везде только читаем — что вместо совести в человеке должен сидеть какой-то страх-ограничитель, одёргивая на каждом шагу? Или — мы сами что-то понимаем не так?..

— И правда — почему?.. — задумался Лартаяу. — Если у нас ещё в 75-м веке — я вспомнил — был при дворе один философ, который утверждал, что человеческий разум есть способ, которым Мироздание познаёт себя и так совершенствуется… И даже не то, что человеческий разум есть какой-то инструмент Высшего Разума — он именно самоценен… Хотя — этот учёный с такими взглядами скоро превратился в философа-изгнанника… — тут же признался Лартаяу. — Да, и ещё он полагал, что когда-то прежде был лишь разум стихийных духов, а это — всё же нечто иное, чем разум человека. Подождите, как он говорил… — стал припоминать Лартаяу. — Разум стихийных духов не структурирует среду своего обитания как-то по-новому — они просто живут в той среде, какая уже есть. И речь не о том, кто лучше, а кто хуже — их разум просто иной. Но в Мироздании нужен был ещё активный, познающий и сознательно созидающий разум…

"Что-то знакомое… — вдруг вспомнил Джантар. — И кажется — как раз из истории философии времён династического кризиса…"

— A я из своей учёбы в монастыре сейчас вспоминаю — что и само Мироздание будто бы создавали сущности, никак не сравнимые с нашим разумом, — добавил Ратона. — Стихии, идеи, прообразы… И мне так прямо и говорили: от сущностей, принципиально иных по масштабам и природе, нельзя требовать решения человеческих проблем. И мы в общем согласны — пусть каждый делает своё дело на своём уровне. Тем более — мы, каймирцы, всегда так и представляли. А тут — мы как бы обязаны соответствовать чему-то предустановленному, чего на своём уровне и понять не можем… И кто хоть говорит всё это людям, кто даёт такие откровения? Сущности какого уровня? И это так — практически во всех учениях, с которыми мы успели познакомиться…

— Предустановленному… — повторил Итагаро. — Нет, а… если дело вообще не в этом?

— А в чём же? — переспросила Фиар.

— Да я подумал: а если тут — действительно… уже вопрос какого-то предела, познание которого людьми грозит опасностью самого разрушения мира? — вдруг спросил Итагаро. — Я имею в виду — нет ли чего-то такого, что само знание и понимание этого разумным существом может быть разрушительным? Или — какой-то мощи, которую нельзя обретать, потому что она подорвёт самые основы Мироздания? Например — всё тот же вопрос природы нашего разума. Вдруг это и есть предел, за которым — уже не познание, а разрушение?..

И уже на всех — будто повеяло чем-то запредельным, от чего, казалось, притих и ветер в кронах деревьев, и в этой тишине растворялся без остатка даже звук без того еле слышных шагов… И какое-то время все шли молча, не решаясь произнести ни слова….

— Подобно попытке разобрать бомбу или гранату? — наконец тихо переспросил Ратона.

— Но просто гранату ещё можно куда-то выбросить… А вот если ты сам — часть Мироздания, превратившегося в гранату — то уж держи его, сколько хватит сил?..

— Мальчики, не надо… — попыталась остановить его Фиар — и интонации её голоса отчётливо выдали общую тревогу. — Нельзя терять самообладание и здравый смысл… Вдруг именно от нашей стойкости будет зависеть многое… Мы же не знаем, что на самом деле происходит…

— Да, страшно… — согласился Ратона, голос которого дрожал от волнения. — Но надо проанализировать все возможности. Даже самые ужасные… А то вдруг мы не верим — а это действительно решается судьба мира…

— Но ни в одном из тех учений нет ничего подобного… — так же потрясённо внезапной догадкой ответил Донот. — Сплошные судилища и муки — но никто не предостерёг нас от такого…

— Да, видите — до высших уровней вселенской этики мы всё равно должны доходить сами, — не сразу ответил Минакри. — На таких уровнях никто не говорит с нами ни через эти каноны, ни как-то иначе… Хотя всегда ли один лишь страх за свою судьбу способен предостеречь разум от чего-то? Ведь это если он сам понимает, что уже приблизился к опасному пределу — может вовремя остановиться… А нет — другие, более мудрые, должны остановить его… Но надо же, наверно, и объяснить всё как есть — чтобы не возникло чувства насильственного ограничения и унижения как разумного существа! Иначе результат может оказаться обратным! А нам ничего толком не объясняют — только пугают и поучают, как недоумков! Будто кому-то надо не предостеречь, не предупредить — а именно сковать нашу волю страхом, обезвредить, как ту же гранату… И кто же — такого мнения о нашем разуме?

— Но тогда уж, наверно — о разуме тех, у кого не развиты потребности выше третьей группы, — попыталась уточнить Фиар. — Это они из всего делают в первую очередь оружие…

— Нет, а как же мы? — переспросил Минакри. — Никто нигде не понимает, что мы собираемся создать совершенное, высокодуховное общество из людей, занятых мирным исследованием Мироздания — а не стремимся утвердить себя над кем-то? И неужели мы настолько зависим от возможного решения каких-то могущественных сил, которые видят во всех без исключения людях Фархелема врагов и только врагов? Или — почему у нас прежде всего хотят создать впечатление, что мы кому-то мешаем, что мы — чуть ли не порок, зараза Мироздания? Но при этом даже не хотят объяснить, в чём дело — так, чтобы мы поняли?

— И мы до сих пор думали, что всё это — лишь человеческие слова, не более, — тревожно согласилась Фиар. — А вдруг — нет? Там же везде — описаны и какие-то чудеса, таинственные явления… И — искренняя вера людей в то, что это ниспослано свыше…

И тут вдруг новый, особенно сильный порыв пронёсся над кронами деревьев — такой, что Джантар даже испугался, как бы ветер не повалил какое-то из них. Но ещё страшнее были слова, только что произнесённые Фиар… Ведь они чисто логически вели к тому, что даже отвлечённо представить ужасно — а тут и была не отвлечённость. Были трупы, бредоподобные радиопередачи, обезумевшие толпы — и ужас конца Мироздания в умах многих людей, в том числе — и образованных, и облечённых властью. Было что-то реально происходящее, страшное и непонятное — и были они, девять подростков на пустынной дороге во тьме вечернего горного леса, которым, похоже, никто не собирался давать какой-то ответ обо всём этом…

— Но правда, давайте представим — от кого это исходит? — наконец решилась продолжить Фиар. — Какого уровня сущности обращаются к людям с этими откровениями? Например, возможно ли, что в самом деле — дух страны, континента, Фархелема, Эяна? И как он поймёт нас, как представит нас себе? Кто мы для него? Болезнетворные, хотя и разумные, бактерии, создающие какую-то свою, сверхсложно структурированную среду, которой раньше не было? И тем самым — нарушающие некий устоявшийся ход событий, некую уже сложившуюся реальность?

— И значит, мы — уже не способ, которым Мироздание познаёт себя? — переспросил Минакри. — И даже не её закономерная ступень — а просто неудачное творение, отходы эволюции? И все те сложные структуры, которые мы создаём — от городов и машин до книг и видеозаписей — лишь вредные отклонения от какого-то магистрального пути? Хотя в чём тогда — сам этот магистральный путь?

— Так может быть, и планеты создавать нельзя? — поддержал его Лартаяу. — Поскольку это тоже нарушает чьи-то планы и представления?

— Но как бы ни было — мы уже есть, — ответил Джантар. — Уже живём, существуем… И разве не затем, чтобы оcущecтвлять дальнейшее самопознание, усложнение и структурирование Мироздания?

— И — разве не в противостоянии энтропии, не в самопознании, и не в создании всё более сложных структур состоит смысл эволюции? — согласился Талир. — А если кто-то захотел остановиться на достигнутом — откуда следует, что он прав, и это — действительно предел? Но видите, тут получается, что мы — как бы паразиты на ком-то, карлики, раздражающие великана… И пусть его самого поглотит энтропия — лишь бы именно мы не раздражали его своей активностью! И даже если извергаются вулканы, перемещаются континенты, и целые виды животных и растений истребляют друг друга — это его не раздражает, но вот если именно мы… И это — магистральный путь? Дойти до каких-то пределов — и начать разлагаться, но дальше никого не пустить? Но откуда вообще известен какой-то предел, откуда само это понятие?

— Нет, а если бы нас самих вдруг стали переделывать по-своему какие-то сверхразумные бактерии? — спросила Фиар. — Что тогда — если быть последовательными?

— Ну, если сам же их и породил, согласно принципу эволюции… Хотя тут что-то не так, — задумался Талир.

— Вот оно что! — вдруг сообразил Донот. — На каком, скажем так, уровне масштабов наблюдается максимум сложности и разнообразия форм? И какая среда структурирована наиболее сложно — создаваемая бактерией, человеком или протозвездой? И какая сущность из них всех, троих, сама устроена наиболее сложно?

— То есть попросту говоря — на каком уровне сосредоточен максимум информации? — понял Лартаяу.

— Нет, подождите… А механизм генетической трансляции? — напомнила Фиар. — И этот пример тоже всюду приводится в литературе… И в самом деле — как он возник, или как и кем сотворён — если максимум информации сосредоточен на нашем, человеческим уровне? Ну если, по существующим расчётам, для его спонтанного, ничем не направляемого возникновения — нужно время, на много порядков превосходящее сам возраст Вселенной?

— Да, тут — сложнейшая молекулярная технология с участием десятков молекул, которые достаточно сложны сами по себе… — согласился Донот. — И совершенно непонятно, как и из чего такая структура могла бы возникнуть постепенно — если она имеет смысл только уже вся в целом, в готовом виде…

— Вот потому и существует мнение — что эволюция в нашем, телесном мире направляется не просто свойствами органичной материи или материи вообще, — напомнил Лартаяу. — А именно — каким-то сознательным разумом иной материальности… Хотя — cpазy вопрос: вот этот первичный разум — который сам по себе должен быть несравненно сложнее нашего, человеческого, если смог породить такой мир — как и кем сотворён сам? Каким-то ещё более сложным разумом? То есть — изначально была вся полнота сложности, на почве которой создавались всё более простые структуры? Но так мы войдём в противоречие с самим принципом эволюции…

— То есть, какой-то "изначальный" человек, исходно существующий на планете, должен был бы породить или створить, например, рыбу, рыба — актинию, актиния — инфузорию, инфузория — бактерию… — даже как-то удивлённо констатировал Ратона. — Но на самом-то деле — всё как раз на оборот! И всем нашим, человеческим опытом — подтверждается именно эволюция от простого к сложному как основной принцип Бытия! Да собственно, и наше традиционное чхаино-каймирское мировоззрение основано на том же! Но в других культурах — почему-то всё иначе. И тайные учения, с которыми мы успели познакомиться, как будто ведут к тому же… Что там, Талир? — вдруг спросил Ратона. (Показалось, что Талир увидел что-то или кого-то впереди на дороге?)

— Кажется, полицейский фургон, — ответил Талир. — Да, точно… И кузов открыт — видно, ждали кого-то, чтобы захватить. И эта самосвивающаяся лента…

Джантара передёрнуло от этих слов. Ведь он тоже знал из случайно услышанного разговора учителей между собой об этой "новинке", которой обогатился полицейский арсенал за время их пребывания в интернате. Огромная, сокрушительной силы ленточная пружина из особого сплава, обладавшего "памятью формы", устанавливалась на специальных стойках где-то поперёк дороги — а затем соскакивала с этих стоек то ли просто от малейшего прикосновения, то ли по сигналу извне — и скручивалась, мгновенно опутывая жертву в несколько оборотов, да так, что просто физической силой, на используя тот же эффект "памяти формы", не смогли бы разогнуть и три-четыре человека. И страшно было даже представить, с какой силой сжимала она человека, оказавшегося на её пути, и какие ушибы и переломы могли быть получены в итоге такого "задержания", тем более — если это был не один, а несколько человек, прижатых друг к другу в самых неожиданных позах вместе с вещами, которые несли с собой… Но в том-то и дело — многих лоруанцев шокировала мысль о полном искоренении криминальной среды, а тут, когда принималось решение о таком использовании современных технологий — видимо, ничто ни у кого в душе не дрогнуло… И вот такой образчик вывернутой лоруанской нравственности — трусливой в общем, принципиальном плане, и оттого до дикости жестокой в конкретных вопросах — встретился им сейчас на ночной дороге…

— Нет, не то, что вы думаете, — сразу уточнил Талир. — Она уже спущена. В неё попались сами полицейские. Целых шестеро. И все — тоже в разорванной форме… Герм, как там, есть кто-то живой?

— Отсюда я не уверен, — чуть помедлив, ответил Герм, — но кажется, все мертвы. Ну что, возьмём этот фургон? Всё равно обстоятельства чрезвычайные…

— А… мегафон там может быть? — спросил Джантар, вспомнив одно из прежних видений. Тем более, так неожиданное объяснение получало и другое — где Лартаяу был за рулём такого фургона…

— Так всегда же бывает, — ответил Итагаро. — А… ты что-то знаешь? Ах, да — ещё видение…

— И даже не одно, — подтвердил Джантар. — Опять всё как-то странно сходится. Только бы горючего хватило… А нет — хотя бы съедем вниз. Мы же — почти на самом перевале.

"Да, странно — и даже ветер не очень чувствуется, — ещё только подумав, не сказал он вслух. — А снизу казалось, он будет такой силы…"

— Ну что, я надену рубашку? — как-то буднично сказал Лартаяу, судя по едва различимому в темноте движению, уже натягивая её (до того — нёс в руках). — Просто чтобы не потерять. А то водитель с короткими рукавами всё равно подозрителен… Они же теперь носят только длинное…

— И я сяду с тобой в кабину, — сразу предложил Талир. — Чтобы не включать фары. Мы же не знаем, что происходит…

— И опять с нами — пулемёты, — сказал Итагаро. — И опять непонятно, зачем их взяли. Припугнуть кого-то — вряд ли пригодятся, когда все ждут гибели мира, а стрелять ни в кого не собираемся…

— Просто для большей уверенности, что ли… — ответил Лартаяу. — Хотя как вообще с ними выглядим… Или… думаете, даже сейчас возможно какое-то нападение?

— И этого нельзя исключать, — подтвердил Итагаро. — Да я понимаю — ты думаешь, как это выглядит с точки зрения высших существ. Но мы же тут — в мире людей, и знаем, какими бывают люди… Даже в самые трагические моменты…

— И как, далеко ещё до фургона? — спросил Лартаяу. — А значит — и до этих трупов?

— Да вот, фургон уже весь открылся за поворотом, — ответил Талир. — Правда, вы не видите…

— Каким поворотом? — не понял Джантар. Хотя его глаза давно адаптировались к темноте, он по-прежнему не различал дороги, и даже едва видел всех остальных, ориентируясь скорее по их голосам и направлению свинцово-серой с редкими тёмными прогалинами полосы неба над дорогой — и эта полоса была направлена прямо вперёд, не образуя ответвлений. Однако после слов Талира Джантар стал особенно пристально вглядываться в почти непроницаемый мрак — но тут порыв ветра, сорвавшийся непонятно откуда, отбросил ему волосы на лицо, так что он на какие-то мгновения едва не потерял ориентацию. — Где этот поворот?

— Здесь развилка, — громко произнёс Талир сквозь усилившийся вой ветра. — Фургон — на боковой дороге, на главной — только ленточная ловушка. Так что дальше — направо, примерно под утлом в 32 градуса… В общем — следуйте за мной, чтобы не споткнуться о трупы…

Преодолевая яростные порывы ветра, из-за которых теперь приходилось идти даже немного наклонясь вперёд, чтобы не сбивали с ног — Джантар вместе с остальными последовал за Талиром… А вскоре — и сам стал различать ещё неровную узкую полоску неба между деревьями над боковой дорогой, но самого фургона не видел. И они всё шли, и Джантару казалось, что фургон ещё далеко — но вдруг Талир свернул вправо, а затем сквозь вой и свист ветра в ушах Джантар услышал глухой удар его ладони об открытую дверь словно вдруг выросшего из темноты фургона, и, осторожно обойдя эту дверь, наконец увидел перед собой на сером фоне неба тёмную громаду фургона с едва различимым верхом зарешеченного окна в сплошной черноте открытого кузова. Ветер теперь дул уже в спину, резкими порывами толкая Джантара — туда, внутрь…

— Осторожно, здесь ступеньки, — предупредил Талир. — Отсек для задержанных закрыт на замок… — добавил он, поднимаясь, и шаги далеко разнеслись во тьме гулким металлическим эхом. — Нo там пусто…

"И мы уже вряд ли узнаем, что тут произошло… — подумал Джантар. — Кого они ждали, кого хотели поймать — здесь, на перевале…"

— Но всё равно, я бы не рискнул открывать, — продолжал Талир. — Мало ли кого они возили раньше… А вот отсек для охраны… Две скамьи по обе стороны, так что вчетвером разместиться можно, но вшестером — уже не уверен… И то — всё равно троим придётся ехать в кабине. И дверь, смотрю, нечем привязать, чтобы не гремела по дороге — но и закрывать опасно. Вдруг защёлкнется — и Лартаяу не справится с замком… Что делать, придётся ехать так.

— Ладно, Ратона, поднимаем ящик, — сказал Итагаро. — Талир, а ты смотри, как мы его ставим…

— Достаточно, — ответил Талир спустя несколько мгновений, после глухого удара и скрежета. — Так он не даст двери захлопнуться. Но не забудьте, что он — под левой скамьёй.

— Так, а теперь — кто поедет в кабине? — спросил Ратона. — Вы с Лартаяу — понятно, но мне кажется, третьим должен быть не я…

— Ладно, давайте я, — предложил Донот. — Но вам там, в отсеке, будет тесно…

— Так я могу не надевать рубашку, — ответил Джантар. — Просто положу рядом с собой, по другую сторону от Ратоны.

— Видите, а я уже сам стал забывать, — признался Ратона. — Ладно, сяду в угол…

Так они и расположились: Ратона — слева в углу у самой переборки, Джантар — рядом с ним, и у самого дверного проёма ещё сумел втиснуться Минакри, а справа, так же — Итагаро, Фиар и Герм. Как только они сумели уместиться в узком отсеке для охраны, Джантар вдруг понял, что до них через весь пустой отсек для задержанных свободно долетали звуки из кабины — судя по которым Лартаяу уже пытался запустить двигатель. Должно быть, как ни странно — кабину от отсека для задержанных отделяли не глухие окна, а вполне проницаемые для воздуха и звуков решётки…

— Тесно сидим — зато не должны выпасть по дороге, — не совсем уверенно сказал Герм. — Так на чём остановились? — тут же попытался он вернуться к прерванному разговору — едва мотор заработал, и фургон плавно тронулся с места. — Если разум, что был прежде, сложнее нового, сотворенного им — и этот новый разум в принципе не может подняться на уровень того, что его породил… — Герм умолк, задумавшись. — Да, это уже не соответствует принципу эволюции…

— И вообще — если сложная структура порождает простую, не способную в перспективе превзойти её уровень… — уточнил Ратона. — Но практически, на примере эволюции в плотном мире, мы видим — что позднее возникшие структуры превышают уровень предковых форм! Не рыба происходит от человека, а человек — от рыбы, через множество промежуточных стадий. И так же — в интеллектуально-духовном плане: следующие поколения идут дальше предыдущих… А если те пытаются ограничить их уровнем собственного прошлого — это уже воспринимается как насилие, как патология… Но в тех учениях — везде речь о каких-то пределах, о чём-то недозволенном… И почему это так?

"И как многое до ходит — лишь здесь, на ночной дороге, — снова подумал Джантар. — Где, казалось бы, совсем уж не до того…"

— И потом, всякий прообраз вообще, — после короткой паузы продолжил Ратона, — потому и прообраз, что не содержит всей сложности будущего творения. А только — основные идеи, тpeбовaния к будущему твоpeнию, как бы его приблизительные контуры… И всё равно, если допустить, что человеческий разум сотворён ещё каким-то разумом, также во всём аналогичным человеческому — поскольку тот ставит вопросы и выдвигает требования, которые мы понимаем одинаково с ним — остаётся вопрос: каково происхождение того, первого человеческого разума? Сотворён ещё каким-то другим подобным же разумом, а тот — ещё, и так далее? Но так — всё просто уходит в бесконечную неопределённость… И получается — всё равно должно быть что-то дочеловеческое, какой-то иной разум — или, по крайней мере, программа, не аналогичная нашему разуму. Тем более, например, разум стихийных духов — он же и есть иной. И наверняка совершенствуется как-то по-своему, иначе, чем мы. И никто никого не хуже, каждый — на своём уровне, и совсем не презирает предшествующие, без которых не было бы его самого…

"Но что мы блуждаем кругами таких рассуждений? — с беспокойством подумал Джантар. — Ходим вокруг того, что, казалось бы, само собой разумеется?"

— Так — почему человек должен ощущать себя неблагодарным творением, презирающим породивший его разум? — продолжал Ратона. — Или, во всяком случае — предшествовавший ему? Если по всему получается — изначально было только что-то простое, в чём заключались потенции всего сложного? И мы не хотим уличить кого-то в несовершенстве — хотим именно понять, разобраться: что есть само это простое, эта первооснова — и есть ли вообще какие-то пределы усложнению, совершенствованию, умножению знаний о себе и окружающем мире? А то мы же знаем, что основной принцип Бытия — именно эволюция материи, противостояние хаосу, энтропии, образование сложных структур, способных перерабатывать и накапливать информацию! И пока что самая сложная структура из известных нам — мы, люди Фархелема! Даже люди Иорары, похоже, устроены проще нас — не говоря об остальных формах жизни на нашей планете… Так в чём тут какое-то кoщунствo, неблагодарность — если сам нынешний уровень знаний подводит нас к такому выводу? Разве мы через это хотим утвердить себя как наивысших во всём Мироздании, на ком кончается эволюция? И если бы знали какую-то структуру сложнее себя, разум выше и совершеннее нашего — неужели не приняли бы и это как факт? Но нам никто ещё не доказал ничего подобного! Вместо этого — невразумительные намёки на неблагодарность человека кому-то, первичному и высшему, на то, что он сам хочет поставить себя выше всех в Мироздании — и тут же словно кто-то очень заинтересован, чтобы человек принял именно его версию всего сущего и подходы по всем вопросам! То есть — именно за сознание человека идёт борьба, именно его мировоззрение рвут по частям какие-то претенденты на божественность — и тут же заявляют, что сам он ничтожен и очень мало значит в Мироздании?.. Хотя, казалось бы — что им, таким могущественным, мы, такие незначительные? Или человек — это и для них не так уж мало?

— А упрёк, что мы — какие-то неудачные творения, — донёсся голос Лартаяу из кабины (и Джантар обратил внимание, что снова не слышал рокота мотора — фургон катился своим ходом), — это упрёк, по сути, не нам. Не мы же сотворили себя такими, какие мы есть… Но сами — как раз стремимся к большему совершенству…

"Нет, а к чему вообще это говорим? — снова подумал Джантар. — Будто вправду готовимся объяснять что-то иному разуму, держать перед ним ответ… И… значит — в самом деле думаем, что это возможно? Или… что c нами сделали в интернате? Что-то происходит — а мы даже не можем понять, что… И вынуждены разбираться сначала в себе…"

— А знаете, трудно управлять фургоном в рубашке, — признался Лартаяу. — Тело совсем отвыкло, теперь она — как скафандр. Хотя и снять — так положить тут некуда…

— Ты из неё просто вырос, — ответил Донот. — За полгода после катания с горы. Да и жарко к тому же…

— А в 75-м веке — что носили и летом, — почему-то вспомнил Лартаяу. — Хотя — другая раса, другое ощущение тела. Сейчас уже сам не представляю себя таким… И вот, как бы ни было — а мы помним себя прежними…

"Ах, вот к чему это, — понял Джантар. — Но — сколько читали про эту жизнь как единственный шанс, — вспомнил он с каким-то острым ударом тревоги. — И тоже — почему? На чём основано, как это понять? Если действительно — помним? Но зачем-то же изучали и это… Мы, те, кто должны были разобраться в тайнах цивилизации…"

— Нет, но так же? — будто ещё сомневаясь, спросил Ратона. — По всему получается — исходно было лишь самое простое, потенциально содержащее в себе всё сложное, развившееся позднее? То есть — то самое Первичное, непроявленное, невыразимое в словах и образах нашего мира — как мы и знали до сих пор?

— И я ещё помню — из той, старой медицинской школы 74-го века… — добавила Фиар. — Первичное — не проявлено и непознаваемо, в словах и образах нам даны лишь его проявления…

— Так — где же он, этот кто-то, будто бы поджидающий нас на финише? И — где тот предел дознания, который он будто бы положил нам? — продолжал Ратона. — И что настолько неизмеримо, выше человека — по человеческим же понятиям, кстати говоря — меняющимся от века к веку? Кто он, знающий единственно правильные ответы на все вопросы, во всех больших и малых делах? И — где, наконец, то высшее состояние или та следующая ступень, к которой должен стремиться человек? Ведь и люди-гении, люди-праведники — всё же люди… А те же стихийные духи — или например, духи-водители народов и государств — в каком смысле они выше нас? Где тут какой-то критерий сравнения? Если и сами масштабы, мощь, знания, творческие потенции — всё разное?

— И опять же — не странно ли, если бы сущности сверхчеловеческого уровни решали наши, человеческие вопросы? — напомнила Фиар. — И вообще, можем ли мы представить, что они думают, чувствуют, к чему стремятся — там, на своих уровнях? Или могут ли они представить, что думаем, чувствуем, и к чему стремимся мы?

— Но почему нас будто заставляют ждать от них какого-то ответа? И тут же говорят — ты не вправе ждать, что кто-то решит всё за тебя! — напомнил Ратона. — Но потом — снова начинают внушать, что именно они откуда-то свыше знают наперёд все ответы! И искать вопреки этим ответам свои — великий грех!

— А мы и не догадывались спросить учителей сразу: откуда вы знаете, что именно таково мнение сверхчеловеческих сущностей? — согласилась Фиар. — Хотя они, наверно, сказали бы просто — от своего учителя, а тот — от своего… То есть Высшее — только потому Высшее, что преподано учителями человеческого же уровня? — даже удивилась Фиар. — Так получается?

— Хотя подождите… Те учителя в 76-м веке — кажется, говорили мне, что завершают человеческую эволюцию, и в этот мир больше не вернутся… И… мне даже страшно говорить вам такое — особенно сейчас… — признался Ратона с внезапной дрожью в голосе. — Да, и — ещё говорили, что я уже как-то кармически связан с ними — вроде того, что буду чуть ли не вечным их учеником… Но потом, в этой жизни, я их не встречал… Или… думаете — кто-то из тех, в интернате? — вдруг сообразил Ратона. — Но нет, так и говорили — выходят на иную, высшую ступень… Хотя не помню, чтобы объясняли — на какую, в чём состоит, чем выше и лучше нашей нынешней…

— И тут после этой учёбы реально не представишь устройство тонкого мира… — ответил Джантар. — Всё больше — легенды, предания. Но куда-то же они потом попадают — и кто-то откуда-то является людям, давая откровения и пророчества…

— Но главное — какова цель откровений? — добавил Минакри. — Вообще, в плане сотен или тысяч лет?..

Но в этот момент раздался удар болтающейся незакреплённой двери по кузову фургона — и отдался у Джантара внутри мгновенной тошнотой. А уж как должны были ощутить Минакри и Герм, сидевшие у самого борта…

— Да, ну и грохот… И волна отдаёт — по сидящим в середине, — впрочем, уточнил Герм. — Видно по аурам… Джантар, Фиар, как вы?

— Кажется, в порядке, — ответила Фиар. — Но неприятно…

— А я вот ещё думаю… — начал Джантар, вдруг поняв, что особенно беспокоило его. — Мы привыкли представлять воинство и иерархию тьмы отвлечённо — как что-то несовершенное, полудикое… Ну, как они обычно представлены в литературе? А у них же наверняка есть и своя позиция, которую они умеют аргументированно отстаивать, и опять же немалые силы — так как их там, в астрале, веками подпитывают энергии отсюда. И мало того — у них есть свои сознательные и бессознательные ставленики здесь, в плотном мире…

— А с другой стороны — жертвоприношения, муки, страдания ни в чём не повинных живых организмов, — ответил Минакри. — В том числе самих людей — вспомните хотя бы шрамы на животе и представьте, какие излучения боли и ужаса идут от такого "посвящения в мужчины"! Хотя казалось бы, зачем высшим существам заставлять одних людей делать это с другими, да ещё чтобы те сами покорно шли на это — ведь иначе, кто не прошёл, не считается полноценным взрослым? Если это — не иерархи каких-то извергов, убийц, людоедов… Но принято думать, что это делается во славу высших сущностей, которые водительствуют церквями и государствами! И… значит — именно их кто-то сознательно представляет нам в качестве Иерархов Света?

— Так… вот откуда… такие религии… — как-то сдавленно произнёс Итагаро. — Они там просто наслаждаются страданиями живых существ! Хищники со своей идейной позицией, хищники во главе какой-то веры и морали — о чём любят распространяться политики…

— Но тогда и сами правители большинства стран Фархелема… — Талир не договорил, как бы предоставляя это кому-то другому.

— А посты, смирение гордыни, самоограничения и тому подобное? — добавил Минакри. — Разве не то же самое — в духовном плане? Такой же поток энергии — от психологических тягот, унижения достоинства разумных, вынужденных подавлять что-то в себе? А мы и не понимали…

— А Чхаино-Тмефанхия… — голос Джантара дрогнул — будто ужасающая бездна разверзлась перед его мысленным взором. — Вот чем мешает им всем… — едва заставил он себя продолжать. — Так же, как мы, кайми рцы — здесь, в Лоруане…

— Но мы всё-таки разумные существа… — тоже почти через силу, хотя и стараясь говорить возможно твёрже, ответил Минакри. — И должны подумать — что тут можем сделать, чем и как противостоять злу…

Однако тут уже никто не ответил — и общее молчание прерывалось лишь шорохом шин катившегося под уклон фургона, ударами двери о его борт и воем ветра. Но это была уже не тревожная тишина растерянности — тишина единения, которая наступает при осознании грозящей всем опасности. И в этой тишине, в напряжённых молчаливых раздумьях — как-то вдруг становилось понятнее многое из того, что было прочитано, но не понято сразу: и эти назойливые призывы к "освобождению" от чего только можно, и даже — утверждения, что какие-то высшие миры имеют большее число пространственных и временных измерений… Джантар даже стал вспоминать, как всё старался, но не мог представить эти описываемые в некоторых учениях взаиморасположения миров разной мерности — тем более… что и там повсюду, и в двух-, и в четырёхмерных мирах — присутствовали почему-то явно трёхмерные формы: сооружения как благочестивых, так и нечестивых "иномирян" в виде сфер, кубов, цилиндров!.. Хотя в двумерном мире, находясь внутри него, даже нельзя было бы видеть перед собой картинную плоскость — лишь некую "картинную прямую"; в четырёхмерном же — и вовсе, по идее, наблюдались бы формы, не имеющие аналога в мире трёх измерений, ведь само трёхмерное тело было бы лишь проекцией или сечением четырёхмерного, так же, как в трёхмерном мире круг может быть проекцией или сечением в опредёленной плоскости цилиндра, конуса, эллипсоида, шара… И сколько это ни обсуждали — там же, в библиотеке, и потом ещё в спальне — никак не удавалось понять: почему в четырёхмерных мирах всё, по описаниям, трёхмерно — хотя это было бы так же странно, как если бы привычный трёхмерный мир населяли двумерные существа, ползающие лишь в пределах некой плоскости или поверхности сферы — да и какие физические процессы могли бы выделить в трёхмерном пространстве некую плоскость, или в четырёхмерном — трёхмерный объём протяжённостью в миллионы световых лет, чтобы это соответствовало реально наблюдаемым масштабам Вселенной?.. И лишь теперь для Джантара вдруг стал проясняться ответ: нет, вовсе не затем, чтобы познакомить читателя с устройством реальной Вселенной, кто-то утверждал такое!.. Тут что-то не то…

"Да, а… ещё нерешённый тогда вопрос — посмертная судьба диких животных! — словно что-то переключило мысль Джантара уже на другое. — Какой была — в глубокой древности, когда ещё не было человека? А значит — и… всех этих миров, предназначенных для воздаяния за те или иные человеческие грехи? Или как?"

И правда… Об этом как-то тоже не думали… Хотя некоторые учителя говорили, что в тонком мире человек появился раньше — но куда было деваться от факта, что в психике человека столь многое явно унаследовано от дикой природы, животных инстинктов — в виде тех самых, низших групп потребностей? Но и этот вопрос — в итоге оказался как-то обойдён в поисках и размышлениях… А ведь реально — животные миллионами лет как-то переходили в тонкий мир до появления человека, и возвращались в плотный, питаясь… "тут" — мясом и кровью других животных, а "там" — соответствующими излучениями! Ведь уже были привычны к излучениям страданий поедаемой жертвы… И значит — вот кому нужны теперь излучения боли и ужаса от людей, мучительные обряды, изнурительные посты, и сама психологическая безысходность при чтении "священных" текстов и попытках вникнуть в их смысл? И — человеческая интуитивная, глубинная память наверняка хранит что-то о встречах с ними там, в тонком мире…

Да — но и не всё так просто… Там же за миллионы лет… наверняка сложились целые их сообщества — аналогичные плотноматериальным биоценозам! И пока подошёл срок, подготовленный всей предшествующей плотноматериальной эволюцией для появления разумного существа — ведь до того, как верно заметил Ратона, мог существовать лишь тонкоматериальный прообраз, прототип человека — во главе этих "биоценозов" астрала уже наверняка стояли иерархи, аналогичные вожакам диких стад плотного мира! А впоследствии, похоже… выдвинулись и некие квазиразумные сущности — прошедшие затем путь и человеческой эволюции, но оставшиеся с хищническим по сути мировоззрением! Иерархи уже сознательного зла и насилия, ловцы душ, не желающие выпускать из своих энергетических объятий однажды попавшую в них жертву!..

Вот именно… А здесь, в плотном мире — им откровенно служат, по сути, предатели рода человеческого. Те же подонки с кусками кровавого панциря у алтарей, рассуждающие о вере и морали, те же учителя, чья "высшая истина" представляет собой смирение и страх всякой самостоятельной активности — для всех, кроме ним самих, объявивших себя представителями Наивысшего… Кoтoрое в их же интерпретации предстаёт некой надзирающей и карающей силой, чудовищно жестокими способами вершащей "высшую справедливость" — от чьего гнева не уйти никому, даже будь он сам неповинен ни в чём, адекватном по дикости и жестокости…

Хотя… мало ли вообще в мире совершается зла — и будто совсем без страха перед этой силой? Убийцы — убивают, воры — воруют, не страшась посмертных мук… А те же правители, которые едва не завели цивилизацию в тупик? А "обычная" школа, которая до недавних пор ломала судьбы одних подгонкой под жизненные ритмы других? А те же расстрелы своих на войне, произвол всевозможных чиновников, "ошибки" обычного, человеческого правосудия? И где эта "высшая справедливость" бывает тогда?

Или… она и страшна лишь тем, кто её боится? И получается, что злым и не знающим страха дозволено всё — а добрые и совестливые должны постоянно оглядываться на кого-то? И если злым можно, не дрогнув, пустить под откос целое человечество — добрый не вправе и поднять безоружную руку против вооружённой, чтобы как-то защитить себя? И не только себя — пусть опасность угрожает его родным, близким, пусть он видит, как кого-то убивают в его присутствии — всё равно он должен прежде всего подумать: "А вдруг я или он это заслужил?" И вообще, нападать можно — защищаться нельзя? Ведь всякий нападающий, всякий творящий зло — возможно, прав, ибо осуществляет некое воздаяние, а защищающийся, возможно, как раз этого и заслуживает? И пусть не знает своей вины — всё равно виновен, раз уж на него напали? И… потому перед злом надо отступать бесконечно, сперва — напролом через судьбы других людей, потом — куда-то вглубь себя, своей личности, достоинства, и даже дойдя там, казалось бы, до последних пределов — и их перешагнуть? Вот… "высшая мудрость" этих учителей и этих учений! И он, Джантар, не понял сразу, всё пытаясь найти в ней что-то иное…

"Но это же означает и другое… — уже как-то отчётливее подумал Джантар. — Да, они страшны тем, кто их боится… И — именно потому уверяют, что добро должно быть слабым и вечно оглядывающимся назад! И именно такое — слабое и дрожащее — должно противостоять мощи и самоуверенности зла! Ведь для них "добро" — лишь то, что служит им, покоряется им. Вот им и нужно, чтобы люди искали мудрости не в себе, а вне себя — и в итоге приходили к ним как её источнику. А люди своим страхом ещё сами подпитывают их… Тех, кто претендует на безграничную власть над человеком, право лезть в самые потаённые закоулки души — чтобы надругаться над всем самым сокровенным, убедить в слабости и ничтожности перед ними, отравить самые чистые порывы души грязью самых низких эмоций… Но… тоже вопрос — что они сами без людей?.."

Эта мысль — как когда-то совсем другой ночью, в почтовом вагоне — будто яркой вспышкой озарила сознание Джантара… И даже фургон казалось, на мгновение замедлил свой бег — хотя на самом деле он продолжал катиться под уклон, не сбавляя скорости, а это лишь так показалось Джантару в момент его озарения…

"Boт именно — кто? — как-то ещё отчётливее мысленно повторил он. — Кто они без тех — кого, глубочайшим образом презирая, тем не менее куда-то так назойливо тянут за собой? Кто они сами по себе — без тех, на чьём страхе играют?.."

— Думаешь… там сложились сообщества каких-то сущностей, от животного состояния привыкших питаться кровью и излучениями боли? — поражённо переспросил из кабины Талир. — А знаешь, возможно… Хотя везде говорится, что человек в тонкоматериальной эволюции изначально шёл своим путём — ничего общего с животным… Но мы из здешней, плотноматериальной эволюции, знаем другое… Да, вот вам и прообраз…

— Точно… — так же поражённо откликнулась Фиар. — И вот вам и духовность… Рассуждения о чём-то высшем, мудрости, нравственности, и тут же — кровавые жертвы…

— Посты, самоистязания, аскетизм, — уже вслух добавил Джантар. — Комy-то нужны излучения страданий, дискомфорта… Кому-то хорошо, если людям плохо…

— И где мы это поняли… — ответил Ратона. — Хотя не это ли и должны были понять в итоге нашей учёбы?.. Не это ли — главная тайна цивилизации?

— Нет, мальчики, подождите с выводами, — в голосе Фиар прозвучала особенная тревога. — Нам уже сколько раз казалось, будто мы что-то поняли. А тут нужен прежде всего план практических действий. Но как его выработать, даже приблизительно не зная, что происходит?

— По крайней мере, рабочая гипотеза у нас есть, — не вполне уверенно ответил Итагаро.

— Но нет чёткого знания ситуации — которая, возможно, меняется с каждой минутой! — возбуждённо заговорил Минакри. — А мы обсуждаем всё это чисто теоретически, совершенно не представляя, как могут развиваться реальные события! И это — мы, с нашими способностями… Вот именно! — вдруг что-то сообразил Минакри. — С которыми кто-то другой yжe сам мог бы сыграть перед соответственно настроенной толпой роль божества!

— Как ты говоришь, Минакри? — удивлённо переспросила Фиар.

Минакри, однако, не ответил — и несколько мгновений слышались лишь гулкие удары двери о борт фургона, который нёсся под уклон всё быстрее. А наверху в дверном проёме всё так же мелькала неровная свинцово-серая полоска неба между зубчатыми стенами горного леса…

— Да, кстати — а по какому времени объявили конец мира? — вдруг спросил Итагаро.

— По алаофскому! — спохватился Минакри. — А ведь это — целый час разницы во времени! Хотя, если бы у нас были часы…

— И есть же, — ответил Талир. — Я ещё в учительской подобрал чьи-то на столе. И на них… — он чуть помедлил, должно быть, доставая их откуда-то, — уже 12 минут за полночь по алаофскому!.. Как я сам не подумал…

— Значит, уже 16 шасвара… — сказал Герм. — Правда, не здесь, а в Алаофе… Но… мы же ничего необычного не наблюдаем, верно?.. Никаких… особых эффектов?..

"Вот именно… — вдруг подумал Джантар. — Умом всё понимаешь — но, когда объявляют такое…"

— Нет, ничего… — подтвердил Талир. — А то — уж я наверняка увидел бы…

— То есть — объявленный график конца Мироздания начинает срываться?.. — удивительно ровным для таких слов голосом констатировал Герм. — Но… я надеюсь, тех монахов вместе с ракетой не запустили?.. — тут же с тревогой вспомнил он. — А то — в самом деле… Нет, но… что собираемся делать мы сами?

"И правда… — слова Герма будто подхлестнули мысль Джантара. — Рассуждаем об общих вопросах — а там творится такое. И неизвестно, что могут натворить сами люди… Надо срочно что-то решать…"

— Однако это идея… — начал Итагаро. — В таких обстоятельствах люди склонны верить тем, кто сумеет эмоционально потрясти их, продемонстрировать чудеса… А мы как раз это могли бы… Тем более, когда-то раньше и на меня произвело бы впечатление, — признался Итагаро. — Но зато как я был бы разочарован, узнав — чем такой человек почти год позволял себя морочить… Или — если бы увидел его успех, а потом — явную неудачу. И это — даже я, каймирец… А те, для кого такие способности — чудо? Они ждут чего-то совсем уж сверхчеловеческого. Или будь всеведущим и готовым сотворись чудо по первому требованию — или будь "как все". И откуда это у них…

— Просто эти способности с течением времени стали редкими. И тут — тоже какая-то многовековая цикличность, — предположила Фиар. — И ещё — сам фактор расы. Хотя — в 74-м веке и лоруанцы меньше удивлялись таким способностям…

— А потом — в основной массе перестали представлять, что это такое… — согласился Минакри. — Ожидая от таких людей большего, чем они реально могут… Вот те и стали уходить в горы, тайгу, пустыни, болота — от толп, ожидающих чуда… Или — от реакции на чудо того же "простого человека"…

— Но — что конкретно? — нетерпеливо переспросил Джантар. — У вас уже есть какой-то план?

— Пока нет, давайте думать быстрее, — ответил Талир.

— И — сколько можно сомневаться в нашем праве самостоятельно действовать? — добавил Ратона. — Видите — нам всё равно непонятно, кого и в каком смысле считать Иерархами, и как они участвуют в истории нашего человечества в её трагические моменты! А так как люди хотят следовать за какой-то особенной силой — продемонстрируем её им! Особенную — но человеческую…

— Гиял Хальбир так и говорил: я — не божество, я человек, как и вы — и значит, человек может творить чудеса, — напомнил Герм. — А чем кончилось? Но мы не имеем права позволить себе такой конец!..

— Да, мальчики, тут уже страх людей сам по себе страшен, — согласилась Фиар. — А нам надо не пожертвовать собой — а уберечь от чего-то других. Пока даже не знаем — от чего… Хотя правда — где же сейчас эти тайные обители, мудрецы, чудотворцы, о которых мы столько читали…

— Ну допустим — тоже знают, что происходит, — как показалось Джантару, даже с внезапным раздражением ответил Минакри. — И — думают о том же, что и мы. Но нам надо решить, что мы можем и должны сделать сами — не ожидая соизволений свыше! Правда… — тут же умолк Минакри. — Нет… — не сразу продолжил он, — кажется, идея не так хороша, как я было подумал…

— Но почему? — не поняла Фиар. — Хотя практически я сама ещё не представляю — но всё-таки…

— Сама обстановка настолько иррациональна, что демонстрацией чудес можно вызвать противоположные реакции, — попытался объяснить Минакри. — И быть принятым — либо за благого чудотворца, либо за демона… Тем более — какая бывала реакция даже в обычной, спокойной обстановке? И не вернее ли — больше полагаться на знания и логику?

— А взрослые — станут слушать подростков? — с сомнением переспросил Итагаро. — Даже когда им сказали, что гибнет мир? Или — особенно, когда кто-то сказал им такое?

— Не станут, — спустя несколько мгновений ответил из кабины Донот. — И потому — им надо продемонстрировать именно мощь, явить что-то "высшее"… А так — что говорить? О масштабах Вселенной, о человеческом разуме как способе её самопознания? И кому — вот этим взрослым? Я имею в виду — оставшимся, — печально уточнил Донот. — Так что похоже, без чудес не обойтись…

"Нет, а… что говорить, если даже сумеешь продемонстрировать чудеса?", — хотел было переспросить Джантар, но почему-то сдержал себя.

— А если действительно начнётся какое-то световое представление в небесах? — вдруг спросил Герм. — И нам будет совершенно нечего этому противопоставить?

"Но… что, и это возможно? — внезапное воспоминание о видении с роем движущихся огней в ночном небе заставило Джантара содрогнуться — так что он даже испугался, как бы не вылететь из фургона. — Хотя лазерные технологии позволяют… И что тогда?"

— И люди пойдут за тем, кто продемонстрируем им большую мощь, — закончил тем временем Герм. — Вот о чём надо подумать…

— Но что ты имеешь в виду? — не выдержала Фиар. — Что — какие именно силы сделают такое? И если, например, просто люди посредством просто лазеров — то что они станут делать дальше? А если не просто люди — то кто и как? Но… не хочешь же ты сказать, что на наш Фархелем с неба посыплются самые настоящие звёзды?

— И… перед нами всерьёз встанет вопрос — что нам пытаются предложить взамен нашего мира? — добавил Итагаро. — И нам придётся, насколько сами знаем, предупреждать всех о том, чем это может оказаться?..

И вот уже вырвался на волю всеобщий страх и неуверенность — скрытый всё это время, казалось бы, под чёткой и неопровержимой логикой прежних знаний… И Джантар понял: да, он тоже не уверен — несмотря на то, что на их стороне все данные об истинных масштабах Вселенной, её протяжённости в пространстве и древности во времени, возрасте самого Фархелема — и даже собственная глубинная память каждого из них… Ведь, с другой стороны — были и все эти, тоже довольно-таки древние учения, и их реальное влияние на людей, казалось бы, с тем же современным образованием. А главное — что-то же реально происходило! И где-то там, впереди, чего-то ждали потрясённые и перепутанные толпы людей… А они здесь, в этом фургоне — словно искали спасительных зацепок в том, прежнем знании, пытаясь убедить себя в невозможности чего-то ужасного с тех позиций — когда надо обратиться лицом к суровой, неумолимой реальности, и действовать уже в соответствии с её логикой — тем более, когда речь всерьёз шла о судьбе мира… И самим сохранить при этом здравый смысл, не сорваться, не сойти с ума…

— Но ведь в психику человека, его восприятие — можно вторгнуться так, что он не отличит правду от лжи, реальность от иллюзии, — Фиар едва сумела заставить свой голос не дрожать. — И в том числе — увидеть, как падают звёзды, трескается небо… И можно устроить представление, изображающее битву в небесах — посредством обычной лазерной техники… И вообще, можно так сдвинуть восприятие, что человек растеряется от самой необычности ощущений…

— А как и о чём предупредить людей, не подготовленных ни экстрасенсорно, ни психологически? — задумался Минакри. — Сказать им — что надо сгармонизировать энергию всей толпы, так как возможно, придётся отстаивать — ни больше ни меньше — весь наш мир? Или начать объяснять чтo-тo про Единое Поле, Первичное, Космическую Иерархию? Но они хоть поймут, о чём речь? А сказать, будто и за нами стоит что-то могущественное и загадочное, мы не можем — нужно искреннее единение всех, без малейшей дисгармонии, привносимой ложью! И потому же нельзя сказать о каком-то вторжении из иных миров — мы и этого точно не знаем…

— И вообще — это имеет смысл, только когда есть явный, видимый враг, — согласился Итагаро. — А сказать про газы, про этническое оружие — так и этого мы точно не знаем. Хотя надо как-то сплотить оставшихся перед лицом общей угрозы — а мы даже не знаем, какой она природы, каких масштабов… А тут и учёные, которые, по идее, знают о лазерах, голографии, гипнозе — сами верующие… И как представить образ мыслей верующего учёного? Что для него знания и научная логика, если "мораль" — всё равно там, в этих учениях? И к чему его можно призывать, к борьбе против чего? А… начать истолковывать всё, что знаем мы — и вдруг действительно начнётся это представление в небесах…

— Нет, но тогда уж главное — чем оно закончится! — не выдержал Герм.

— Но сами-то мы — люди, разумные существа, которым есть что защищать! — с решимостью отчаяния откликнулся из кабины Донот. — И обращаемся, во всяком случае, к тем, кто не утратил волю и способности здраво мыслить!

— Да, но надо же понять — что для них сама их вера, что они в ней находят? — ответил Итагаро. — Неужели за это рабское ликование у чьего-то трона — причём в буквальном смысле — они действительно готовы предать всё? То есть — вообще весь наш мир? И сама цель их существования — не познание мира, не самосовершенствование, а просто… — Итагаро запнулся, даже не найдя слов, — какое-то тупое убогое довольство? И даже их специальные знания не прибавили им мудрости — не говоря уж о готовности защищать наш мир от зла и разрушения? Нет, не понимаю…

— А кто из них сам читал канонические тексты? — переспросил Лартаяу. — Они просто ходят в храмы, на эти формальные церемонии — и всё! А мы рассуждаем так, будто к ним можно обращаться на уровне доктрин, мистических учений… Хотя и не начинать же, как некоторые проповедники: вот вы не знаете, не можете знать всего — а вдруг "там" окажется не то, что вы ожидаете…..

— Да, мальчики… — прошептала Фиар. — Они даже особенно не думают над этим — их просто оскорбляет факт, что есть ещё другая вера, кроме их собственной…

— Не думают… — повторил Итагаро. — Называются учёными — а не думают, что это может означать… Как будто им достаточно самой веры — а судьба реального мира их вовсе не волнует. А тут надо суметь объяснить людям происходящее… Для чего — по крайней мере, понять это самим…

— А если начать так… — предложила Фиар. — Вы же сами — люди 79-го века, знакомые с достижениями современной науки, многими идеями из фaнтacтики, знаете об истинных размерах Мироздания — а все эти канонические тексты взаимно противоречивы, истинное происхождение их неизвестно… И воздействуют они прежде вceго на эмоции, овладевая умом человека через страх… А если что-то из описанного и существует где-то реально — по крайней мере, есть выбор…

— А если кого-то раздражает выбор, сделанный другим, — добавил Лартаяу, — то — не потому ли, что собственный выбор сделан лишь из страха, и осознаётся как внутренняя несвобода?

— И обидно, что сам попался как в ловушку, и гложет зависть, что другие не попались, но — и голос протеста уже страшно поднять, — согласился Итагаро. — А сами тексты — так и рассчитаны, что уже с первых слов начинают засасывать, как трясина… Хотя, как думаете — сработает это, дойдёт до них, если так сказать?

— В такой ситуации, возможно, и дойдёт, — предположил Минакри. — Но на фоне голографической имитации падающих звёзд — эффект может быть обратным…

— Подождите, а откуда мы взяли, что возможна такая имитация? — спросил Донот.

— Сам не знаю… — уже удивлённо ответил Герм, отталкивая дверь, едва не захлопнувшуюся на очередном повороте горного серпантина. — Просто представил, даже не знаю, почему… Но и исключать такую возможность нельзя. А то вдруг задержка вызвана просто технической неполадкой…

— Но — задержка чего? — переспросил Джантар. — Имитации — с какой последующей целью? А если не имитации… — он не решился договорить, как-то сам не вполне поняв, o чём подумал в этот момент.

— Не знаю… — только и смог повторить Герм. — Всё пока — на предположениях… Конкретно — ничего… Легенды, предания, пророчества — о каких-то силах, которые наблюдают за нашим миром, карах за грехи, всеобщем суде, о том, что когда-то, миллионы лет назад, будто бы уже было человечество разумных ящеров, которые не то технической ошибкой, не то просто "гордыней" и "чародейством" сами погубили себя… Но странно — нигде ни слова об Иораре…

— И прорыв этнического оружия — пока лишь предположение, — напомнил Итагаро. — Талир, как там, далеко до Тисаюма? Ты его хоть немного видишь отсюда? Или ещё нет?

— Пока нет, — ответил Талир. — Хотя думаю, зарево от городского освещения — увидели бы и отсюда. Скорее всего, отключена энергия. Хотя… что это? — вдруг воскликнул Талир. — Не думал, что бинокль так концентрирует свет… Но я сейчас посмотрю ещё… Нет, не понимаю… Далеко, за деревьями — какое-то пламя посреди леса. Авария, прорыв трубы, что ли… Но я надеюсь — хоть не самосожжение каких-то фанатиков?..

"И что мы можем сделать? — с дрожью по всему телу подумал Джантар. — Если туда нам и не добраться…"

— А светофильтр к биноклю разве не прилагается? — спросил Лартаяу. — Может быть, посмотри ещё раз подробнее, через фильтр?

— Уже не успею, — ответил Талир. — Пока доставал фильтр, закрыло холмом…

"А тут вообще — отсек для охраны без окон, — мысленно добавил Джантар. — Только и видно дорогу позади нас. Но там везде темно…"

— Ну так, в конце концов — наши ближайшие действия? — вновь попытался перевести разговор в практическую плоскость Ратона. — Может быть, воспользуемся городской системой экстренного оповещения?

— Мегафон и без того есть в кабине, — ответил Лартаяу. — Хотя что такое один мегафон…

— А динамики системы оповещения только украшают столбы по всему городу, — сказал Итагаро. — И например, в Моаралане — бубнили что-то неразборчивое. Людей оповестила обычная трансляция… Но и ездить по городу — повторяя в мегафон тогда уж какую-то одну фразу, а не целую проповедь… — задумался Итагаро. — Нет, вряд ли…

— Да просто надо назначить место сбора! — вдруг сообразил Джантар. — И именно это — повторять в мегафон! Но так, чтобы собрать всех — и взрослых, и детей, которых они уже поспешили где-то запереть!

— Точно! — согласился Итагаро. — А место, где заперли тех детей, не помнишь? И кстати — сколько их там было?

— Нет, место я не узнаю, — чуть подумав, признался Джантар. — А сколько их было… Несколько десятков — наверняка. А возможно — и до двухсот. Нo сам сбор лучше всего назначить — в новом центре, у городской управы…

— А так — сперва подъехали бы, расспросили обо всём детей… — ответила Фиар. — И взрослых собирали уже потом…

— Надо было Джантару сесть в кабину! — спохватился Лартаяу. — И вдруг он бы узнал место! Но сейчас уже поздно. Дальше склон пологий, остановимся — и скорость уже не набрать. А я не хочу лишний раз включать двигатель.

— И всё-таки со взрослыми лучше говорить через систему оповещения, — сказал Ратона. — А дети могли бы помочь найти её передающий центр. Если сами знают, где он — и он вообще работоспособен…

— Да это и я знаю — а что толку… Говорю же, как она работает. А Тисаюм, ко всему прочему — ещё и колоссальный склад боеприпасов, военной техники, всевозможного ядовитого сырья… — начал Итагаро, и эти слова заставили Джантара вздрогнуть. — И всё под контролем компьютерных систем — пока те сами не отключились. Но если уж и они… А я и знаю этих технических подробностей ненамного больше вас. Ведь всё засекречено, всё — закрытая информация…

— Герм, быстро смотри — там будут живые или трупы? — вдруг спросил Лартаяу — должно быть, по неслышному здесь, в отсеке для охраны, указанию Талира бросая фургон в неожиданно резкий вираж. Джантар понял, что они объезжали место какой-то аварии.

— Живых нет, можем ехать дальше, — откликнулся Герм спустя несколько мгновений. Сам Джантар ничего не увидел в темноте ниже полоски неба над дорогой.

— Но по крайней мере, взрослые не должны видеть, кто обращается к ним, — продолжил Итагаро ещё несколько мгновений спустя.

— А произношение? — с досадой ответил Лартаяу. — А сами интонации голоса? Думаете, этим себя не выдадим? Кроме разве что Донота…

— И вообще — на каком языке говорить? — спохватилась Фиар. — Элбинского диалекта толком и не знаем… Просто на лоруанском, что ли?..

— Подождите! — воскликнул Талир. — Похоже, спуск сворачивает как раз в сторону того пламени. Вот только объедем склон…

Все затаили дыхание и прислушались. Впрочем, сперва Джантар по-прежнему ничего не различал во тьме дверного проёма и не слышал никаких других звуков, кроме беспорядочного грохота двери о борт фургона — но затем в какой-то момент ему показалось, что он видит слабое ровное фиолетовое сияние аур сидящих напротив Итагаро, Фиар и Герма. И он, удивлённый этим — до сих пор ему не приходилось так отчётливо видеть ауры — даже не сразу понял, что уже различает и склоны ближайших гор, видимые в мерцающих отсветах далёкого пламени, и слышит какие-то голоса…

— Люди! Элбинцы! — вдруг совершенно отчётливо раздался в этой едва озарённой багровым мерцанием тьме далёкий крик по-лоруански с особенно надрывными интонациями! — Нам надлежит терпеть и молиться!

— Вот ты и терпи, и молись, пока самого в костёр не швырнули… — вслед за этими тяжело и сурово брошенными словами раздался треск удара явно по человеческому телу, отдавшийся волной тошноты и ужаса внутри у Джантара. — После того, как из-за тебя всей деревней жгли документы… — за вторым ударом последовал деревянный треск и сдавленный стон. — И мебель чуть жечь не начали… Ну, где в вашем каноне сказано, что надо так сделать? И вот смотрите, 40 минут уже прошло — и ничего с неба не падает!..

"И что, так и проедем мимо? — едва не вырвалось вслух у Джантара. — Хотя… как — 40 минут? Сколько же мы едем по спуску? Только что было 12…"

"Просто у них так идут часы, — донёсся мысленный ответ Талира. — На моих, смотрю — всего 20 и есть…"

— Ну, правда! — раздался вдалеке ещё голос, в котором звучало что-то совсем исступлённое. — Что вы издеваетесь над людьми? Пять месяцев только и делаем, что не живём, а к смерти готовимся! Да что его слушать, давайте его самого…

— Остановитесь! — от этого крика у Джантара снова всё содрогнулось внутри. — Вы же за это попадёте в царство врага веры!

— И мы не можем вмешаться… — прошептал Ратона. — Нас всего девять… И мы не вправе рисковать собой…

— Занклу-Хартвес вам говорил, что не так придёт? — донёсся уже чуть позади раскатистый голос (хотя Джантар по-прежнему не видел ничего, кроме едва заметных отсветов пламени на склонах гор). — Говорил? А вы кого ждали? Да что долго рассуждать… Кончай вероотступника!

— Сказано было, что не верующие в Занклу-Хартвеса трупом лягут?.. — поддакнул ещё кто-то. — И теперь видите, кто был прав…

— Но не так же было сказано… — потрясённо напомнил из кабины Талир. — Просто — будут искать убежища, но не найдут… А люди с ходу придумывают то, чего не читали…

— Нет, а сколько есть новых расшифровок и толкований, которые не читали мы сами… — ответил Итагаро уже под звуки свалки или борьбы там, в стороне. — Но что делается с людьми… То есть — что с ними стало почти за год нашего пребывания там…

— Толпа на дороге! — вдруг воскликнул Талир. — Лартаяу, тормози! Или нет! — тут же изменил он решение. — Давай сигнал! Будем прорываться!

— Смотрите, кто едет! — донеслось из темноты. — И без света… Они, что, не знают, что мир кончается?

— А, может, это они и есть? — послышались другие голоса уже совсем близко с разных сторон. — Демоны! Враги веры! Не дайте им уехать! Остановите! Раскачивайте их! Трупом ляжем, но не пропустим!..

— Конец мира вы прозевали! — раздался из кабины изменённый под "взрослый" голос Донота. — Прошло уже лишних 20 минут! Вы лучше разберитесь, что делается у вас в деревне!..

Однако фургон уже тормозил — и его вдруг коснулось руки, по металлу кузова раздались удары, в темноте прозвучал крик, как будто кто-то едва успел отскочить в сторону (а может быть, не успел?)… Но и Джантар не успел даже никак среагировать на это, или хотя бы понять, сколь реальна опасность для самих — как окружающий мрак прорезал вой полицейской сирены, а позади, в ярких отсветах внезапно вспыхнувших фар, он увидел сваленные прямо у обочины человеческие тела — и прыгающих через них куда-то прочь от фургона людей, которые только что пытались их остановить. А вслед неслись крики с проклятиями и угрозами, и даже летели какие-то предметы — но к счастью, лишь ударяли по металлу кузова, и ни один не влетел в дверной проём…

— Но я не вижу дороги! — донёсся из кабины голос Талира после того, как Лартаяу погасил фары. — Зачем было включать свет?

— Разве я знал, что такие яркие? — ответил Лартаяу. — Ладно, пока поведу сам. Включу ближнюю подсветку… Хотя и деревень поблизости нет…

— И это — люди, которых мы собираемся организовать… — прошептала Фиар. — Для отпора неизвестному, непонятному нам самим злу — которое, возможно, угрожает всему нашему миру…

— Но пока — надо думать, что и как говорить на месте, когда доедем, — ответил Донот. — Правда, теперь уже — в большинстве будут каймирцы. Если Джантар всё правильно понял из своих видений…

— И то верно… — ещё не вполне отойдя от только что пережитого потрясения, сообразил Джантар. — Давайте, пока едем — попробую ещё. Но вы уж там будьте внимательнее…

Он прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться. А вой ветра стих — и теперь ничто, кроме шороха шин и грохота ударов незакреплённой двери, не нарушало окружающую тишину. Да и там, позади, как будто уже не происходило ничего особенного — оттуда не доносилось никаких отчётливых звуков…

"Возможно, хоть наше внезапное появление помешало им убить друг друга… — подумал Джантар — и сам удивился странному эмоциональному отупению при этом. — Но всё-таки — что происходит? И до чего дошли люди в этой Элбинии? И что встретит нас в самом Тисаюме?.."