Афина не отрываясь смотрела в волшебную чашу у подножия трона Зевса. В ней то и дело пробегала рябь от гулявших по Олимпу ветров. Одним движением богиня успокоила воду, которая стала теперь прозрачнее неба, и наклонилась, чтобы лучше разглядеть, как Кратос высвобождает взгляд Медузы.
— Твой смертный сражается достойно.
Афина подняла голову. На троне снова восседал ее отец и, подавшись вперед, тоже сосредоточенно вглядывался в чашу. В голосе Зевса слышалось удовлетворение или Афине это показалось? Даже ей не удавалось ничего прочесть по лицу владыки Олимпа, но она решила все же попытаться.
— Я не заметила, отец, что ты следишь за битвой, — сказала она, отойдя немного в сторону, чтобы одновременно видеть чашу и наблюдать за выражением его лица.
— Кровопролитие чрезвычайно занимательно, — ответил Зевс. — Уже давно у нас не было такого прекрасного и бессмысленного смертоубийства.
— В мой любимый город его принес Арес, — сказала Афина прерывающимся голосом. — И своей жестокостью Кратос обязан тоже Аресу. Он — произведение моего брата.
— А может, и более того, — пробормотал владыка Олимпа. — Знаешь, разорение Афин начинает обретать поэтические формы. Почему бы тебе не попросить Аполлона, пусть сочинит в честь такого события, например, оду. Необязательно что-нибудь столь же сложное, как поэма Гомера о Трое, — в конце концов, Троя противостояла всей Греции десять лет. А Афины пали, не прошло и десяти дней. Однако многие из твоих воинов погибли геройской смертью. А тут еще этот спартанец. — И верховный бог указал на волшебную чашу, которая сейчас отражала схватку Кратоса со стаей гарпий. — Его яростный путь мщения. Ничтожный человечишка бросает вызов богу войны? Какая прелесть, честное слово. Лучше бы и я сам не придумал.
— Высокая похвала, мой господин, возможно, самая высокая из всех, что мне доводилось получать.
Афину заставили задуматься его слова. Зевс встал во главе Олимпа не в последнюю очередь благодаря своим стратегическим способностям. И теперь ей хотелось понять, откуда у отца такой интерес к происходящему и не вынашивает ли он собственные планы.
Но как бы там ни было, Кратос играл ключевую роль.
— Отец, мне отрадно видеть, что ты так внимательно следишь за сражением. Будет ли дерзостью спросить, в чем причина?
— Моя дорогая дочь, ты здесь ни при чем. Мне нравится наблюдать, как твой смертный противостоит ужасным Аресовым ордам, этим подонкам Аида. То, что Кратос до сих пор жив, делает эту историю более интересной, нежели казалось некоторым богам.
— Ты благоволишь Кратосу?
Зевс задумался, поглаживая пальцами облака своей бороды. Напрасно Афина старалась угадать его мысли по выражению глаз. Когда Громовержец медленно заговорил, видимо тщательно подбирая слова, она затаила дыхание.
— Мой сын выказывает все большее неуважение, и это меня огорчает. Он убивает твоих почитателей в Афинах, чего, впрочем, следовало ожидать.
Афина принялась было объяснять, что Арес отбирает почитателей и у самого Зевса, разрушая его храмы и уничтожая жертвенники, но осеклась, видя, что отец уже понял это.
— Гордыня Ареса растет с каждой победой. Если Кратос способен расстроить его планы, делай все возможное, чтобы помочь своему смертному.
— Но так моего брата не остановить, — возразила Афина и тут же пожалела о своих словах, чувствуя, что страсть помешала ее истинным намерениям. — Я бы предпочла действовать не столь явно. Каждый олимпиец знает, что я поддерживаю доблестных воинов, столкнувшихся с непреодолимыми трудностями. Но они редко побеждают — вспомним бедного старика Леонида при Фермопилах, его в конце концов предали… А вот если фортуна уже на их стороне… Что ж, даже владыка Олимпа знает, как чествовать героя.
— Ну так что, выйдет Кратос победителем или нет? Что ты предлагаешь?
— Ничего особенного, — ответила Афина. — Всего лишь позволить Кратосу пользоваться божественной помощью в его борьбе.
— Я не буду в открытую противостоять Аресу, как бы дерзко он себя ни вел.
Зевс трепал бороду все более нервно, между облаками заплясали молнии, запрыгали от пальца к пальцу. Афина пыталась уловить его настроение, и снова у нее ничего не получалось. Когда он опять заговорил, в ней зажглась надежда.
— Меня всегда тревожило, почему оракулы знают больше, чем могу узреть даже я, владыка Олимпа?
— Может быть, так лучше? — предположила Афина.
— Лучше для кого, дочь моя, лучше для кого? — Зевс вновь обратил взор к волшебной чаше, которая отображала неимоверный ущерб, нанесенный Аресом жителям Афин и самому городу. — Сейчас будет самое интересное, — оживился владыка Олимпа, наклоняясь поближе.
Когда на поле боя появился Арес и принялся давить афинян ногами, у Афины перехватило дыхание. Тогда Зевс махнул рукой, и чаша показала Кратоса, который бежал по улице к вершине Акрополя. Невдалеке какая-то женщина пыталась защитить от гарпии своего ребенка, но не смогла. Другая гарпия впилась когтями в саму несчастную.
— Женщина — из твоих почитательниц! — указала Афина на истекавшую кровью жертву. — Ты это видел?
— Действительно, — нахмурился Зевс. — Она моя жрица. Вон то небольшое здание — это ее гостиница, посвященная одному из моих воплощений, Зевсу Филоксеносу.
— Ты правда думаешь, отец, что Арес намеренно убивает только моих подданных и смерть жрицы случайна? — проговорила Афина. — А вдруг он имеет виды на твой престол?
— Пожалуйста, милое дитя, не надо. — Зевс коснулся изображения женщины в тот самый момент, когда гарпия вырвала из нее позвоночник. Владыка богов вздохнул и отнял палец, на котором осталась капля воды из чаши. Он подбросил ее высоко в воздух, в солнечных лучах она превратилась в радугу, а затем исчезла. — Вот так, — удовлетворенно добавил он. — Теперь она получит хороший жребий от Эака у врат преисподней.
— Но почему ты заступаешься за простого смертного, а мне не дозволяешь защитить тысячи?
— Потому что это мое право, — ответил Зевс, сверкнув глазами.
Он не спускал с Афины пристального взгляда до тех пор, пока она не потупила взор, затем снова увлекся картинами, которые показывала чаша.
— Видишь? Он только что убил гарпию, но теперь все эти монстры загнали его в угол! Великолепно!
— Разве?
— Скажи-ка мне, сколько чудовищ у Кратоса на сегодняшнем счету?
— Почти четыреста, — нахмурилась Афина. — А что?
— Всего четыреста? — раздраженно переспросил Зевс. — Так ему никогда не добраться до оракула.
Но богиня верила в доблесть Кратоса, и эта вера была бы крепче, если бы Зевс не чинил ему препятствий.