Бог войны

Глава восемнадцатая

— Узнаю меч, — пробормотал Зевс, глядя в волшебную чашу. — Это оружие — одно из самых могущественных за всю историю мира. Как тебе удалось выманить его у Артемиды?

— Выманить, отец? Мне? — Афина покачала головой. — Сейчас между ней и Аресом что-то вроде перемирия, но Артемида собственными глазами наблюдала вспышку его безумия. Не думаю, что она так легко уступила бы меч Кратосу, если бы не хотела выразить свою поддержку.

— Я тоже видел, насколько кровожаден мой сын, — мрачно буркнул Зевс. — Почти целиком сровнять с землей Афины! Уцелели только несколько зданий вокруг главной площади и храмы на вершине Акрополя. Даже твой Парфенон почернел от копоти пожаров и развалился.

— И твоих святынь разрушено много. Для жестоких убийств он выбирает твоих почитателей наравне с моими.

— Война всегда губит без разбора, — сказал Зевс. — Однако Арес снова отказался явиться и объяснить, почему он так беспощаден к моей пастве. Одно дело — сжечь Афины дотла, а другое — сделать из этого оскорбительное для меня представление. Если только, — задумчиво добавил он, — страсть к войне не превратилась в болезнь, пожирающую его мозг.

— У него свой расчет. — Как обычно, Афина четко и решительно повернула разговор в нужное ей русло. — А что с Кратосом, отец? Твою поддержку он получит?

Зевс не спешил с ответом, что было для него нехарактерно.

— Интересно, моя милая дочь, — наконец произнес он, глядя на ее отражение в волшебной чаше. — Я заметил, что ты зашла довольно далеко в стремлении поддержать и защитить своего любимца.

— Он — последняя надежда Афин.

— Неужели? Тогда почему же, ходатайствуя сейчас передо мной, точно так же как и перед другими богами, ты не просишь за своих почитателей, за город, за жрецов? Говоришь, что Кратос — их надежда, а ты, надо полагать, — его надежда. Так не лучше ли употребить твой дар убеждения и склонность к манипуляциям на то, чтобы помочь им более простым способом? Гефест, например, способен погасить все эти пожары одним взмахом руки. А Аполлон исцелил бы всех раненых. Я сам мог бы…

— Да, отец, я знаю. Ты совершенно прав. Как всегда, зришь в корень.

Афина глубоко вздохнула, поняв, что настал поворотный момент. И решила, что для ее целей самое лучшее сейчас — сказать правду.

— Мой отец и господин, истинная цель Ареса — не я и не мой город.

Зевс выжидающе смотрел на нее, и его лицо не выражало ничего.

— Отец, он стремится заполучить твой трон!

— Значит, все твои старания направлены исключительно на то, чтобы защитить меня?

— Прости мне мое предположение, — добавила Афина, — но я опасалась, что твоя знаменитая любовь к детям не позволит тебе трезво оценить поступки Ареса.

— Или что моя знаменитая любовь к детям не позволит мне трезво взглянуть на тебя. — По интонации Зевса по-прежнему нельзя было угадать его мысли, но богиня все же уловила нотку огорчения от того, как Арес обошелся со святынями Зевса в Афинах. — Стало быть, ты лишь пытаешься спасти меня от самого себя? Потому что я забыл уроки собственной жизни?

— Весь Олимп будет радоваться смерти Ареса.

— Ты считаешь? А может, боги сбились в кучку, надеясь урвать себе клочок власти, когда на Олимпе свершится отцеубийство?

— Ты сам, победив в титаномахии, предпочел обречь своего отца на вечное ползание в пустыне Потерянных Душ, вместо того чтобы убить его, — сказала Афина. — Ты слишком хорошо знаешь, к чему приводит убийство внутри семьи, и потому постановил, что между олимпийцами такому не бывать. Но Арес, возможно, уготовил тебе, отец, такую же участь, какая постигла Кроноса. Вечные мучения, цепи, которые нельзя разорвать, — и это в лучшем случае, если он сможет одолеть свое безумие и проявит выдержку.

— И как давно ты знаешь о намерениях Ареса? Когда ты задумала убить брата, используя Кратоса как орудие уничтожения?

— В тот день, когда он хитростью заманил обезумевшего от жажды крови Кратоса в мой деревенский храм, — ответила Афина, и снова это была чистая правда. — Именно тогда я поняла, что помешательство Ареса не знает границ, что его высокомерное тщеславие беспредельно. Какую судьбу он, по-твоему, уготовил для Кратоса? Почему наделил смертного раба почти олимпийской силой и выносливостью? Зачем приковал к его запястьям клинки Хаоса, того самого Хаоса, первоначального мира, завоеванного и упорядоченного твоим дедом Ураном? — Афина выпрямилась и повернулась к отцу. — Кратосу уже тогда была отведена роль богоубийцы. Но вот что заставляет мое сердце холодеть от ужаса: этим богом, жертвой Кратоса, должен был стать ты, отец. Арес пестовал его с той же целью, что и я теперь: сокрушить бога и избежать при этом вечного проклятия Геи, которое падет на любого, пролившего родную кровь. Отец, ты должен помочь Кратосу! Он не надежда Афин, он — надежда самого Олимпа! Мой господин, я видела будущее в своих самых страшных кошмарах. Если падет Кратос, то падет и Олимп.

Задыхаясь и чуть не плача, богиня предвидения и хитроумных стратегий исчерпала свой арсенал. Остались только правда и любовь.

— Отец, умоляю…

— Мой указ останется в силе. Один бог не может убить другого.

На это Афине сказать было нечего.

— Кратос может добраться до Арены воспоминаний и пройти последнее испытание. Но этим все не кончится, — продолжал Зевс, мрачно посмотрев на нее. В его бороде между грозовыми фронтами вспыхивали сотни молний. — С этого, моя дорогая дочь, все только начнется. До тех пор ему придется одержать много побед, в том числе и над собой. И если он справится — я подчеркиваю: если! — я признаю его достойным.

— Достойным чего, отец мой?

Зевс не ответил.