Божьим промыслом. Принцессы и замки

Глава 48

И генерал, немного подумав, собрал офицеров у края дороги и провёл совещание, не останавливая колонны. Первым делом он спросил у Мильке:

— Теперь дорога так и пойдёт в гору?

— До самого замка Тельвис, — уверял его капитан, — дорога так и будет подниматься. И к замку мы придем, думаю, лишь через два дня. А может, и на третий к полудню.

Волков размышляет, глядя на проходящих мимо сапёров и их телеги, а полковник Брюнхвальд его спрашивает:

— Сдается мне, вы что-то задумали, господин генерал?

— Проеду вперёд, — отвечает ему Волков, — я хочу посмотреть этот замок, увидеть до того, как вы, полковник, притащите пушки. Хочу всё увидеть и всё узнать, что удастся. Может, и вправду нам нет нужды устраивать осаду и пальбу. Может, нам хватит и десяти хороших лестниц и храбреца Хенрика с сотней охотников, которые управятся с делом за час.

— Ах вот как? — произнёс Брюнхвальд. — Значит, думаете про штурм.

— Не хотелось бы в этой глуши торчать и лишнего дня, — отвечает генерал; он опять не хочет говорить офицерам про то, что замок тот — жилище ведьмы. — А так влезем на стены, осмотрим замок, узнаем, там ли маркграфиня, и без всякой пальбы, без сапёрных работ повернём обратно. Если я осмотрю замок и решу, что его можно будет взять штурмом, я пошлю к вам человека, чтобы вы обоз не тащили, а подошли ко мне скорым шагом только с пехотой.

— Так действительно будет лучше, — согласился полковник, да и из остальных офицеров никто не возражал, и Брюнхвальд продолжил. — Я пока веду колонну, как было задумано раньше.

— Да. Гренер, пусть сержант Биккель и шесть его людей едут со мной.

— Я распоряжусь, господин генерал, — отвечал ротмистр.

— Может, вам взять всех кавалеристов? — предложил Брюнхвальд. — Мало ли что там в дороге вас ждёт.

Это была здравая мысль…Но…

Хенрик, фон Готт, фон Флюген, сержант Биккель и шесть проверенных кавалеристов из Эшбахта, не считая слуг и кучера, — все эти люди могли бы сойти за свиту путешествующего вельможи, а отряд кавалерии в тридцать человек был бы слишком приметным на горной дороге. А он не хотел привлекать к себе внимания.

— Нет, шести человек с сержантом будет достаточно, — отвечал генерал. Потом он ещё раз инструктировал офицеров и, оставив отряд, поехал вперёд.

Как оказалось, дорога в ущелье вовсе не была безлюдной, на ней то и дело попадались как небольшие крестьянские телеги, так и громоздкие купеческие возы в четыре мерина. А на каждом удобном склоне горы ютился один или даже два крестьянских дома. И дома те были вовсе не маленькие. Наконец они доехали до большой скалы, что нависала над самой дорогой, и в тени той скалы увидели здание, что вовсе не походило на деревенский дом, а скорее напоминало большой трактир, но над которым висели два стяга. Белые полотнища с чёрным львом. А ещё там же, у стены, в приятном безделии сидели два добрых человека в кирасах; их давно устаревшие шлемы лежали подле них, а к стене были прислонены две алебарды.

Место это было очень узкое, только этот трактир да дорога на два больших воза, а всё вокруг занимали массивные скалы. Мимо этого трактира было никак не проскочить. И, понимая это, со двора заведения вышел не спеша стражник, без алебарды, но с тесаком на поясе, и махнул едущему впереди всех, по своему обыкновению, фон Флюгену: стой!

И тот остановился и оборотился назад: видит ли это всё его сеньор?

И сеньор всё видел, он как раз выглядывал из кареты. Генерал уже хотел кирнуть, чтобы фон Флюген спросил, что нужно стражнику, но вслед за стражником из ворот вышел человек без брони и оружия и в хорошей одежде. Он сразу направился к остановившейся карете, а подойдя и без особого почтения поклонившись, заговорил, при том нагло заглядывая в окно кареты:

— Моя фамилия Толли, я взыматель проездных сборов, а вы кто, добрый господин.

— Взыматель проездных сборов, — повторил генерал. — Как интересно. А я барон фон Рабенбург.

— И куда же это вы следуете, господин барон? — всё в той же своей нагловатой манере интересовался взыматель. Теперь он отошёл от окна и с интересом осматривал сундуки и ящики багажа, что крепились к карете сзади.

— Я еду в Аххенцель, — отвечал генерал, не отрывая глаз от этого неприятного человека.

— А что же вам нужно в том кантоне? — усмехается чиновник. — Всем известно, что горцы не жалуют родовитых господ.

— Вообще-то я не обязан тебе ничего объяснять, но раз уж ты спросил, то я собираюсь в том кантоне нанять немножко добрых людей.

— Добрых людей? — взыматель заинтересовался. Он всё ещё был ехиден. — Вы, барон, никак воевать надумали?

— Да нет, — ехидно замечает барон. — Надумал я тебя повесить, а люди — это так, для охраны, — и генерал добавляет. — Фон Готт, а ну-ка хватайте этого взымателя.

И оруженосец тут же подъехал к сборщику денег и схватил его за шиворот. Стражники, видимо не привыкшие к таким ситуациям и таким дерзким проезжающим, только привстали со своих мест, но даже и не подумали браться за алебарды. А лишь следили за происходящим: и что же будет дальше?

— Что вы! — воскликнул тут же Толли, и всё его злобное веселье сразу поубавилось, он пытался вырваться, но фон Готт был очень крепким молодым человеком. И тогда Толли попросил: — Господин барон, велите своему человеку меня отпустить. Я официальное лицо графа и графини фон Тельвис.

Волков сделал знак: отпустите его, фон Готт. И оруженосец выпустил наглеца. И тот, оправляя одежду, уже серьёзно говорил:

— Я поставлен здесь владетелями графства Тельвис, чтобы собирать деньги с проезжающих, — при этом он указал на белые стяги на строении, — и потому прошу к себе отношения уважительного. Прошу заплатить за проезд и проезжать.

— Заплатить за проезд? — переспросил Волков. — А имперский эдикт о беспошлинном проезде по всей территории империи тебе не указ, что ли?

Но тут Толли продемонстрировал свою юридическую подкованность:

— То не пошлина, то сбор на содержание дороги. Оползни и камнепады ежегодно обрушиваются на дорогу, её нужно убирать и ремонтировать, чтобы людишки торговые и всякие иные могли беспрепятственно тут ездить.

— И сколько же с меня? — интересуется генерал.

— Карета пойдёт за большой воз, четыре коня в ней, да ещё десять под людьми, да шесть коней в поводу… Итого… два талера шестьдесят крейцеров.

Можно было бы этому жулику, конечно, и не платить, но генерал подумал, что этот вор может послать кого-нибудь по какой-нибудь горной дороге в замок, жаловаться на проезжего барона. А это было совсем ему не нужно. И он полез в кошель, достал оттуда талер и швырнул его в окно:

— Держи, мерзавец. Больше не дам.

А чиновник Толли, ловко поймав монету, тут же оценил её:

— Так это ещё и талер Ребенрее, самый лёгкий из всех монет.

Но генерал уже катил в карете дальше, и люди его уже ехали за ним. А Волков при этом думал с усмешкой: «Интересно, как этот вор будет взымать сборы с Карла Брюнхвальда? Наверное, весь отряд пересчитает вместе с телегами».

А ближе к вечеру, в одном приятном месте, где скалы не так сильно нависали над головами, они увидели большой двор, окружённый низкой оградой, а на воротах того двора висело несколько старых пивных кружек, что сообщало всякому путнику, что тут он может отыскать себе и ночлег, и пищу, и кружечку пива.

И здесь Хенрик, поравнявшись с каретой и заглянув в неё, сказал генералу:

— Мы с капитаном Мильке тут отдыхали, господин генерал, мы почти доехали.

— Почти? — уточнил Волков.

— Да, ещё час пути, и за тем поворотом, — оруженосец указал вперёд, — начнётся подъем на гору, на которой стоит замок.

— И дотемна мы до него не доберёмся?

Хенрик только покачал головой: нет.

— Тогда остановимся на том постоялом дворе, который только что проехали, — говорит генерал и тут же интересуется у своего оруженосца: — Там хорошие постели?

— Для меня, господин генерал, все постели хороши, я так устаю в седле за день, что готов спать на досках.

«Ах, молодость. Счастливая молодость».

Хозяин, крупный, дородный мужчина, руководил на большом дворе то ли своими работниками, то ли сыновьями, которые привезли большой стог сена и раздавали уставшим за день лошадям. Мужик сказал, что его зовут Бауэр, был он при том наружности к себе располагающей, с открытым лицом и огромными натруженными руками. А ещё этот Бауэр обещал Хенрику, что в его перинах нет клопов, а спать в комнатах ночью очень хорошо, так как вечером с гор идёт прохлада. Надо только окно открыть.

Волков, послушав такие обещания, стал надеяться, что так всё и будет. И решил остановиться здесь, тем более что кроме отдельных крестьянских домов, разбросанных в округе по склонам гор, никакого иного жилья тут не было.

Ужин ему подавали такой же, какой подали и простым возницам. Горох, ливерная колбаса, обжаренная с луком, хлеб был не из чистой пшеницы, но всё равно был неплох. Пиво было сносным, а дешёвое вино, что принёс по его просьбе мальчишка-разносчик, полностью соответствовало своей цене. Зато в комнатке его маленькое окошко выходило на гору, и раскрыв его, барон прекрасно проспал почти всю ночь и лишь к утру пару раз просыпался. Да и то тут же засыпал снова.

Утром завтракал он молодым сыром и простым молоком всё с тем же хлебом из смешанной муки, только на сей раз хлеб этот был ещё горячим после печи. А потом стал собираться и сказал Хенрику:

— Друг мой, дело, что нам предстоит, — непростое; возможно, придётся приблизиться к замку на арбалетный выстрел, не дай Бог хозяева здешние нас увидят и встретят болтом или, к примеру, аркебузной пулей, так что скажите людям, чтобы готовились, и сами готовьтесь. А мне доспех приготовьте, облачусь.

— Верхом поедете? — сразу уточнил фон Готт.

— Точно! — вспомнил Волков. — Оседлайте мне большую рыжую кобылку и вороного моего.

— Может, пистолеты зарядить? — предложил фон Флюген.

— Ну что ж… — Волков улыбнулся, он знал, что самый молодой из его оруженосцев испытывает страсть к пистолетам. Любил из них стрелять. А так как разрядить пистолет невозможно, скорее всего, юноша надеялся сделать по возвращении пару выстрелов по какой-нибудь цели. И генерал сказал: — Зарядите, фон Флюген, зарядите.

Но фон Готт на правах старшего ткнул юношу в бок кулаком и сказал весьма неприветливо:

— Сначала иди-ка лошадей оседлай, умник, а пистолеты я и сам снаряжу, ежели надобно будет.

С фон Готтом желающих спорить было мало, и оруженосцы занялись делом. Принесли ящик с доспехом и стали доставать из него латы. Гюнтер им помогал, а Томас пошёл помогать фон Флюгену с лошадьми. И вскоре всё было готово, а Волков, уже облачённый в доспех, но без шлема, подшлемника и перчаток, выглянул в окно.

«Солнце какое… Я сегодня запарюсь в доспехе».

И вправду, день обещал быть жарким. А тут дверь открылась и на пороге появился фон Флюген; он уже успел стащить сумку с пистолетами у фон Готта, видно, зарядил их и повесил поверх своей бригандины. Был он при мече и кинжале и, хоть не надел шлема, но красиво нацепил лишь берет с пером, всё равно выглядел боевито. И, появившись в покоях Волкова, вдруг произнёс:

— Господин генерал, тут к вам просятся.

— Ко мне? — удивился тот. Брюнхвальду было рано, он никак не мог тут появиться. Да и знал бы Волков, что отряд подходит. — И кто же это?

— Граф местный с человеком своим каким-то, — без особого пиетета сообщил молодой оруженосец. — Внизу ждут.

— Граф? — и Волков, и Хенрик оба замерли, желая знать большего.

— Ну да, — продолжал фон Флюген так же, как будто говорил о каком-то купчишке или бездельнике. — Говорит, что он Леонид Фаркаш фон Тельвис и просит его принять. Спрашивает, удобно ли вам сейчас будет.

— А что с ним за человек? — интересуется Хенрик.

На что фон Флюген лишь скривился и в презрении высунул язык:

— Кажется, придворный его, сопляк из пажей.