Болотный край 2

Глава 12

— Да, Женёк, умеешь ты удивить. Хоть больше не выпускай тебя за забор, — покачал головой Колокольцев. — Отправили на разведку, а ты притащил толпу народа. Теперь ломай голову, где их расселить, во что одеть и чем кормить.

— Ты сейчас наговоришь, Юрий Иванович. Там же почти все наши, — ответил я ему. — Пока шли, про многих узнал. Там учителя, слесари, автомеханики, повара и куча народу с полезными специальностями.

— Будто у нас тут у каждого по машине и пара ресторанов, где требуется шеф-повар.

— Не скажи, — возразил я ему. — Механизмов у нас уже гора с холмиком. Вон, моторку делаем, забыл? А еда? По мне лучше есть перловку с лосятиной, которую сделает профессиональный повар, чем кто-то из дежурных. У половины стряпню легче выбросить, чем травить желудок.

Этот разговор был своеобразной психологической разгрузкой. Оба понимали, что я не виноват. Просто начальство пребывало в шоке от предвкушения проблем, с которыми они вскоре столкнутся из-за новичков.

— Да я бы не отказался от перловки с мясом. Да где её найти?

— Это я образно. Ну, не нужны они тебе, так выгони.

— Цыц! — погрозил мне пальцем мужчина. — Чтоб никто не слышал больше от тебя такого. Разберёмся.

Спустя пару дней после возвращения я, наконец-то, был предоставлен самому себе. Закончились пересказы по десятому разу моих приключений, описания деталей, уточнение всех знаковых происшествий по картам, точнее, уж крокам. Кроме меня по разу, а кого и по два вызывали моих товарищей по отряду. Начался честно заработанный отдых: отсыпался, отъедался, занимался тем, что душеньке хочется.

За время наших блужданий на границе территорий инсектов и под землёй, в посёлке произошли серьёзные изменения. Во-первых — увеличилась внутренняя территория. Частокол сдвинули заметно в разные стороны, добавив соток сорок земли. Во-вторых — недалеко поселились гоблины, тот обезглавленный и чудом выживший род, что по осени пришёл в этот край и с которым совет устроил заигрывания в целях привлечения этих коротышек на свою сторону. Я даже, помниться, приложил к этому руку, укрепляя различные хрупкие предметы — подарки гоблинам. В-третьих — прибавилось срубов-бараков и отдельных домиков для ценных и полезных членов нашего общества. Последние были сродни дачкам из советского и раннероссийского прошлого по своим размерам. Даже комнаты в коммуналках для несемейных были просторнее. Но там ведь и не гулянки устраивать? Только и нужно переночевать, сложить вещи и тому подобное. В-четвёртых — началась постройка корабля для весеннего плавания. На мой взгляд, это была огромная шлюпка с одной мачтой, судя по чертежам. Но поселковые корабелы назвали его стругом. Порядка двадцати метров в длину, четыре шириной и высокая мачта с двумя вытянутыми вверх треугольными парусами, как у яхт. Судно планировалось оснастить четырьмя или пятью парами вёсел, двигателем от Нивы и двумя баками из бочек на триста или четыреста литров. Также по плану на чертежах красовалась крошечная каютка, по центру которой как раз стояла мачта. Она предназначалась в основном для груза, которому противопоказана сырость. И для больных с ранеными.

На данный момент был изготовлен киль и установлена часть шпангоутов, на которые будет крепиться обшивка. Корабль ставили прямо на льду реки, чтобы потом не мучиться с его спуском. Правда, кое-что предупреждал, что подобный горе-инженерный ход может аукнуться во время весеннего ледохода, но основное большинство решило положиться на русский авось.

Насчёт оружия никаких новых подвижек не было. От штуцеров, какие получил я и Иван, руководство решило отказаться. Слишком сложным и долгим оказалось оружие в производстве. Даже несмотря на то, что самые тонкие и важные детали — ударно-спусковой узел — могла копировать Михалина, упор сделали на револьверы и одноствольные переломки: под автоматный патрон и копию винтовки Холла. Последнюю делали крупного калибра, под тяжёлые пятидесятиграммовые пули, которые могут остановить хоть разъярённого медведя, хоть смертоносного вуурша или медлительного кхорда с его почти непробиваемым хитином, особенно со спины. Мушкеты отличались длительной перезарядкой в отличие от переломок под автоматный патрон. Но их мощь того стоила. Не только же на усиленные арбалетные стрелы рассчитывать? Правда, эти мушкеты носить только таким лосям, как Лось, так как отдача от выстрела там ого-го какая!

Была ещё одна приятная новость. Лиза перешла от лекарств и боеприпасов на топливо. Обработанные ей горючие материалы, в том числе и обычные дрова, горели дольше и выделяли энергии больше. Особенно полезным это оказалось для бензина. Так на двигатель, который превратили в электростанцию в посёлке, на сутки хватало всего десяти литров для постоянной работы. Конечно, не обошлось без, так сказать, тюнинга движка. В своём обычном виде он быстро бы вышел из строя, при этом «ел» бы топливо со старым, заводским аппетитом. Но так как ещё перед разведрейдом я укрепил каждую деталь, каждый узел своими искрами, то движок работал без запинки на ядрёном Лизкином бензинчике.

Пошатавшись без дела четыре дня, я пошёл к Колокольцеву с просьбой отправить меня с отрядом куда-нибудь «далеко и за ништяками». Попросил снарядить рейд в центр болота. С учётом машин и Шуа в качестве проводницы, хватило бы только нас, максимум можно было бы добавить пятерых человек. Тем более что население увеличилось примерно в полтора раза. Можно отправить хоть сотню со мной. Заодно на какое-то время частично уйдёт проблема с жильём для новичков.

В ответ глава рявкнул:

— Если заняться нечем — на охоту! Народ скоро нечем будет кормить.

Вот так и провёл время до самой весны, до вскрытия реки. То на охоте, то в разведке ближайших окрестностей, то в виде посланников к гоблинскому племени к учителю Люра, то сидя днями за использованием своей сверхспособности. К слову сказать, после постройки струга, его вновь разобрали и вручили мне, чтобы укрепил самые важные детали и хотя бы часть досок от обшивки. Пришлось напрячься и сделать.

Наконец, пришла весна. Настоящая, а не календарная. Река вскрылась, потом очистились берега от снега и льдин. Я и отобранные для путешествия спутники сидели, как на иголках, ожидая: «ну, когда же?!». И, наконец, это случилось.

— Через неделю отплываете, — сообщил мне Колокольцев. — И вот что ещё.

Я вопросительно взглянул на него.

— Ты пойдёшь старшим под легендой сына последнего командира Красного Оплота.

— На хрена?

— Это лучше, чем непонятные купцы неизвестно откуда. Купчишек любой аристократ может обидеть вплоть до того, что отберёт всю добычу. А с дворянином сто раз подумает и обойдёт стороной.

Я ещё сильнее нахмурился:

— Ещё и дворянином должен представляться?! Юрий Иванович, вы же знаете про местные нравы. Да меня за самовольно взятый титул живым на кол посадят и станут подпитывать лечебными чарами, чтобы быстро не загнулся.

— Все документы имеются, — стал успокаивать меня Колокольцев. — Бумаги барона у нас, из них мы много чего полезного узнали, в том числе и про его сына. Тот погиб ребёнком в том подземном городе. Но есть его описание — цвет глаз, волос. Прям как у тебя. Эта запись из дневника станет доказательством в твою пользу в самом крайнем случае. На сына не тянешь возрастом, а вот внуке из тебя прям конфетка получается.

— И эту конфетку сожрут дворянские сластоежки. На хрен, — повторил я. Местные нравы заставляли держаться в стороне от ряда особенностей социального строя этого мира. В частности, самовольное присвоение титула могло стоить жизни. Причём из меня хотели сделать того, кто существовал реально. Это далеко не взятие баронского титула каким-нибудь вожаком наёмников, захватившего кусок никому не годной земли или замок с парой деревушек в глуши, чьих владельцев вырезал под корень.

— Жень, пойми, с такой легендой нам будет легче заручиться помощью местных. Это всё ради нашего выживания, в конце концов.

— Так давайте я назовусь командиром наёмников, которые обосновались на этих землях, и заодно назвавшимся бароном. Это вполне в местном духе.

— Мы думали о таком, но не подходит. Для тамошней знати, — он мотнул головой в сторону, куда мне в скором времени предстояло уплыть, — такие скороспелки совсем не в чести. Достанут дуэлями и пакостями. А сын одного из командиров ордена Красный Оплот — это фигура. Тем более у тебя есть магический дар, что априори прибавляет весомых плюсов на весы твоей легенды отпрыска дворянского рода. Представишься баронетом, сыном барона. Расскажешь о своей жизни и жизни покойных родичей…

— Откуда? Придумывать, чтобы проколоться на мелочи, которая тут всем известна кроме нас? Известна дворянам, поправлюсь. И потом! Наши линкийские крестьяне не помогут в этом вопросе ну никак.

— Не перебивай, Жень. Я же тебе сказал, что у нас есть дневник жизни полусотника ордена, «твоего» деда. Звать тебя баронет Евгений Гор’Шуз, сын и внук баронов Исниальда и Олитида Гор’Шуз…

И я сдался, хотя под сердцем после этого поселилось чувство, что рано или поздно это мне аукнется. Успокоил себя тем, что в случае провала живым не дамся, отныне стану носить под сердцем небольшую гранату с тёрочным запалом. И тем, что риск у самозванного баронета, самоназванного барона из наёмников и купца без связей примерно одинаков.

А эти прохиндеи, под которыми я подразумеваю поселковый совет, практически не сомневались в моём согласии. Даже успели состряпать легенду про мою жизнь в горах в последнем убежище Красного Оплота, где меня нашли земляне (наше, вернее «их» появление в этой местности тоже залегендировано, и там нет никакого Переноса и болота).

Что же до ордена, членом которого я вдруг стал с лёгкой руки моих заигравшихся властью земляков, то история его вот такая. Появился он лет сто назад в одном из королевств, куда мне вскоре предстоит наведаться. Главной его целью была защита людей от монстров. Постепенно все свои силы они бросили на борьбу с инсектами и тварями из-за и из-под гор. В политику и власть орден не лез и вроде как занимался тем, о чём и кричал. И возможно такая избирательность сыграла ордену плохую услугу, так как в глазах власть предержащих и о власти мечтающих Красный Оплот был своеобразным наёмничьим отрядом со специфическим уставом, который не позволял участвовать на стороне любого из людей против других людей. Ну, или не одобрял такое участие. А раз пользы нет, то орден никому не интересен. После быстрого взлёта последовало быстрое падение, и за несколько десятилетий орден захирел. Одни из последних его последователей ушли на земли инсектов, где устроили тем такую «весёлую» жизнь, что им сначала небо с овчинку показалось, а затем люди-насекомые приложили массу усилий, чтобы вырезать под корень зловредных орденцев. После этого вестей про Красный Оплот не было. Часть этой истории нам рассказали наши линкийцы, часть узнали из дневника полусотника ордена Олитида Гор’Шуза, чьи регалии, оружие и записи попали в мои руки. И, скорее всего, это его призрака я видел на братской могиле, под камнями которой мы похоронили древние кости защитников подземной крепости.

Чем больше я читал сварганенную на коленке легенду и знакомился с дневником давно умершего барона, тем больше начинал верить, что у нас всё получится. Вернее у меня получится выдать себя за потомка полусотника. От ордена никого не осталось вроде бы только память. Но память достаточно добрая и крепкая, чтобы выглядеть в глазах чужаков куда как более… м-м… законнее, легитимнее, что ли, чем барон-вожак наёмников или неизвестный купец с горой ценных товаров, которые можно и отобрать.

— Линкийцы наши могут выдать, что я не местный. Не специально, а так, — я покрутил рукой в воздухе во время одного из совещаний, — случайно, кто по пьяни, кто из-за длинного языка, от желания похвалиться или «по страшному секрету и другим ни-ни».

— Забудь и не бери в голову. Уже запустили слух, что ты из первых местных, кто примкнул к нам, когда мы пришли в эти места. И не абы кто, а дворянин, потому и держишься так независимо, получаешь лучшее оружие и так далее, — усмехнулся Василь Старцев.

— И поверили?

— Поверили ещё как. Тут про нас чёрт знает что среди местных ходит. На этом фоне история про внука командира погибшего ордена выглядит как высеченной на каменных скрижалях из священного храма, чьи догмы не подлежат сомнениям, — на сторону правой руки Колокольцева встал Сергеев.

— Мои знают, что я один из вас.

— Ты про эту парочку дровосеков? Они уже в курсе, что это был просто обман, чтобы никто не знал о твоём настоящем прошлом, — сказал Юрий Иванович.

— Ладно, почти убедили, — махнул я рукой.

В поход со мной отобрали сорок два человека. Это включая мою группу, в которую вошёл Лось, зарекомендовавший себя превосходным мечником. За время до ледохода он натаскал многих в посёлке в деле владения клинком, а со мной занимался чаще других. Я его об этом сам попросил. Свой старый тесак сменил на орденский палаш, к которому поселковые умельцы сварганили ножны и удобную перевязь. Палашом его назвал Лось, не сумев точно определить принадлежность оружия к тому или иному виду.

Струг оснастили высокой мачтой с двумя парусами, кем-то обозванных бермудскими, мотором в моторном отделении на корме, представлявшим обычный ящик с крышкой, и восемью вёслами. Руль — рулевое весло с большой лопастью на корме. В центре судна стояла невысокая каюта, на две трети забитая товарами.

Кроме арбалетов, крупнокалиберных мушкетов и штуцеров с револьверами на струге имелись две небольшие пушки, сделанные из двухдюймовой полутораметровой трубы с клиновым затвором для заряжания с казны. Это устройство показал Ганзовец. Попутно рассказал историю про пищаль Три Аспида из какого-то российского музея. По его словам выходило, что за эту пищаль некогда хотел отвалить гору золота знаменитый оружейник и металлург Крупп, так как та дискредитировала его как изобретателя и конструктора. Мол, Крупп бахвалился, что первым в мире создал казнозарядное орудие с клиновым затвором. И вдруг в России увидел пищаль с практически таким же затвором, но вышедшую из руки мастера на сто или более лет раньше.

Унитарных снарядов не было, заряды самые обычные: картечь-ядро отдельно, мешочек с порохом отдельно, выстрел осуществлялся при помощи запальника через запальное отверстие. Обе пушки крепились на вертлюгах и были съёмные, чтобы прямо во время боя можно было перекидывать орудия с одного борта на другой.

Спать всем нам предстояло на берегу или на лавках для гребцов.

В качестве товаров мы везли медные, бронзовые и латунные слитки. Специи, украшения из земных ювелирок, меховые шкурки ценных зверей, которых охотники настреляли за зиму или сменили у гоблинов, и многое другое, вроде стеклянной и нержавеющей посуды. Специи и украшения, обычные и те, которые накопировала Михалина, были разложены отдельно друг от друга на тот случай, если маги учуют какие-нибудь эманации использования дара девушки. Вдруг за продажу замагиченых предметов тут наказывают или нужно особое разрешение?

За день до отплытия ко мне подошла Маша, та самая мелкая девушка, которая принесла свёрток с вещами покойного полусотника Красного Оплота. За зиму я с ней сталкивался всего раза три или четыре. И встречи происходили мельком, на ходу или при стечении народа.

— Привет, тебе чего? — первым обратился я к ней.

— Привет, — быстро сказала она и после замолчала на несколько секунд. Наконец, продолжила. — Женя, а можно мне с вами… — и уже совсем тихо добавила, — с тобой?

— Нельзя. Мы женщин не берём в поход. Там может быть очень опасно, — отрицательно покачал я головой. Я помнил слова Веселовского про то, что эта девчонка якобы в меня влюбилась с первого взгляда. Но за минувшие месяцы она так и не показала этого более-менее явно. Самому же мне было банально не до неё. К тому же хватало дамочек более активных и фигуристых, которые желали моего внимания. Я в посёлке был видной фигурой, что уж тут скрывать. Сиди я за частоколом постоянно, и кто-нибудь из них обязательно смог бы окрутить и сделать своим… мужем? К счастью, мои длительные отлучки и вероятность сложить голову за частоколом помогали сохранять личную свободу. Никому не по нраву в один из дней узнать, что ты вдова. Тем более что примеров хватает. За зимний период мы потеряли больше десяти человек от клыков хищников, оружия орков и непогоды. Плюс были умершие от болезней, с которыми не справлялись усиленные лекарства Лизы и эликсиры шамана, или те попадали к больному слишком поздно.

— Но она же плывёт, — Маша посмотрела на Шуа, которая с интересом слушала нашу беседу.

— А я её руу’д, мы теперь всегда вместе. Тем более посмотри на неё и себя, Маш? Шуа сможет защитить и себя, и меня, и ещё кого-то. А тебя придётся саму защищать, — я постарался ответить ей как можно мягче, чтобы не задеть грубостью чувства собеседницы. Но и твёрдо, дав понять, что канючить и тем более плакать бесполезно.

— Ясно, — с непонятной обидой в голосе резко бросила девушка, потом порывисто развернулась и быстро пошла прочь.

Я же только пожал плечами и вернулся к прерванному занятию. Не до женской блажи было.