Большие часы

Эдвард Орлин

Заведение Гила снаружи и внутри выглядело как дешевый ресторанчик. Такая досада, что меня не направили к Ван-Барту. Что ж, ничего не поделаешь.

Ресторанчик я нашел по телефонной книге, он оказался совсем недалеко, и то слава Богу. Я добрался до него за двадцать минут.

Взял с собой томик «Войны и мира», который только что начал читать, а по дороге купил ежеквартальный журнал «Криэйтив». Я оказался там в начале второго, когда подошло время ленча, и начал с того, что подкрепился. Еда была отвратительная. Но ведь все мои расходы будут оплачены, поэтому когда я закончил, то вытащил записную книжку и пометил: «Ленч — 1,5 доллара. Такси — 1 доллар». На минуту задумался о том, чем бы занялся Страуд, если бы зашел в подобную забегаловку, и добавил: «Четыре виски с содовой — 2 д.».

Прикончив кофе и ломтик пирога по крайней мере трехдневной давности, я огляделся. Действительно, передо мной было нечто, добытое при раскопках археологической экспедицией. В углах — кучи опилок, а на стене за моей спиной висела гирлянда, видимо оставшаяся от последнего банкета: «Поздравляем тебя, дружище!» — кажется, так.

В конце длинного помещения я увидел стойку. И не поверил своим глазам. За ней находилась самая настоящая свалка. Я увидел колеса, шпаги, лопаты, консервные банки, обрывки бумаги, флаги, картины — не одна сотня выброшенных вещей, именно выброшенных.

После того как я заплатил за ленч восемьдесят пять центов (ах я мошенник!) и сразу почувствовал тяжесть в желудке, я взял томик Толстого, «Криэйтив» и направился к стойке.

Чем ближе я подходил к стойке, тем больше хлама я видел. За стойкой стоял крупный мужчина лет пятидесяти с пристальным, пытливым взглядом. Когда он подошел ко мне, я заметил, что глаза его смотрят на меня, но остаются вроде бы не в фокусе. Он издал какое-то ворчание, слов было не разобрать.

— Пиво, — заказал я.

Заметил, что он немного расплескал пиво, когда поставил кружку передо мной. Лицо его казалось почти свирепым. Очень странный тип, но это не мое дело. Я выполнял свою работу.

— Скажите, а что это у вас за стойкой? Похоже на последствия взрыва в лавке старьевщика.

Несколько секунд он молча оглядывал меня, потом огорченно произнес:

— Мой личный музей.

Так значилось и в моей записке. Несомненно, я попал туда, куда надо.

— Настоящая коллекция, — сказал я. — Не хотите ли выпить?

Не успел я произнести эти слова, как перед ним на стойке появилась бутылка. Шотландское виски, причем из высших сортов. Что ж, это входило в мое задание. Мне-то какая разница, запишу в счет.

Первый стаканчик он уронил, подбирать осколки не стал и в конце концов ухитрился налить другой. Но он не казался пьяным. Просто нервничал.

— Ваше здоровье! — сказал он. Поднял стаканчик, и виски исчезло через пять секунд, наверняка даже быстрей, почти мгновенно. Он поставил стаканчик на стойку и забрал доллар, который я положил перед ним, пока он шумно причмокивал. — Первый сегодня, — сказал он. — Он всегда идет лучше всех, если не считать последнего.

Я потягивал пиво и, когда он выложил сдачу, увидел, что шотландское виски обошлось мне в семьдесят пять центов, и сказал:

— Значит, это ваш личный музей. Что же в нем собрано?

Он обернулся, окинул взглядом свалку, и голос его зазвучал подобрей:

— Все что угодно. Назовите какую-нибудь вещь, и я вам ее покажу. Больше того, каждая из них связана с тем, что случилось со мной или с моими близкими.

— Что-то вроде ископаемых реликвий вашей автобиографии, не так ли?

— Нет, просто мой личный музей. Я шесть раз объехал вокруг света, и мои предки не раз это делали. Больше того. Назовите мне вещь, которую, как вы думаете, я не смогу вам показать, и выпивка нам обоим будет за мой счет.

Фантастика. Я не мог понять, как я вытяну какие-нибудь сведения из этого типа. Он же идиот.

— Ладно, — сказал я, подыгрывая ему. — Покажите мне паровоз.

Он пробормотал себе под нос что-то вроде: «Паровоз? Где же это у нас паровоз?» Затем пошарил рукой за футбольным шлемом, за чучелом птицы, за миской, до краев наполненной иностранными монетами, и еще за какими-то вещицами, которых я не разглядел, а когда обернулся — поставил на стойку игрушечный паровозик.

— Вот вам паровоз, — заявил он, глядя на игрушку и ласково поглаживая ее рукой, потом, наклонившись ко мне, продолжал: — Этот паровозик был моей единственной игрушкой, которая уцелела после знаменитого пожара на Третьей авеню возле трамвайного парка пятьдесят лет тому назад. Я сам вытащил его из огня. Мне тогда было шесть лет. А девять человек обгорели.

Я допил пиво и уставился на него, не в силах понять, то ли он дурачит меня, то ли он не только полупьян, но и полностью не в своем уме. Если это юмор, то очень неуклюжий и по-детски наивный, не пробуждающий во мне никакого интереса. Ну почему мне не досталось заведение Ван-Барта, где можно было бы устроиться поуютней и преспокойно почитывать Толстого, а не вести беседу с шизофреником, смахивающим на убийцу.

— Прекрасно, — сказал я.

— Он еще бегает, — заверил меня Гил, завел паровозик, поставил на стойку, и тот прокатился несколько футов. Остановился, уткнувшись в «Криэйтив». В голосе хозяина слышалась гордость: — Вот видите? Еще бегает.

Господи, это невыносимо! Уж лучше бы мне сидеть в редакции.

Сумасшедший с важным видом водрузил игрушку на место, жужжанье колесиков слышалось, пока не кончился завод, затем он вернулся к стойке и, не говоря ни слова, налил мне пива, а себе шотландского виски. Я еще больше удивился, когда он прокашлялся, прочищая глотку, и с отсутствующим видом посмотрел на меня словно бы в ожидании. Господи Боже, неужели этот тип рассчитывает на бесплатную выпивку за показ любой безделушки? Впрочем, неважно. Я должен как-то расположить его к себе. Когда я заплатил, он сказал уже более дружелюбно:

— Да, сэр. Это один из лучших личных музеев в Нью-Йорке. Хотите увидеть что-нибудь еще?

— У вас, наверно, есть и хрустальный шарик. Или нет?

— Представьте себе, есть. — И он вытащил из-под распятия хрустальный шарик, каким играют дети. — Забавно, но каждый хочет увидеть паровоз, аэроплан или паровой каток, и, как правило, все хотят посмотреть и на хрустальный шарик. Этот я приобрел в Калькутте. Там я зашел к индусскому цыгану, который предсказывал судьбу, он посмотрел в этот шарик и сказал, что мне грозит опасность утонуть. И я сошел с парохода, на котором служил, и пока что устроился на берегу, а не прошло и двух дней, как этот пароход пошел ко дну вместе со всей командой. Тогда я сказал себе: «Святое небо, как долго еще надо мной будет висеть такая опасность?» Раньше-то я ни в грош не ставил подобные вещи, понимаете? Так что я снова пошел к этому цыгану и говорю, что, мол, хотел бы иметь у себя эту безделушку. А он отвечает — на своем языке, разумеется, — что эта вещица хранилась в его роду из поколения в поколение и он не может с ней расстаться.

Он все продолжал болтать чепуху. Господи Боже, подумал я, этому конца не будет. А я должен был делать вид, будто мне это интересно. Наконец он меня так допек, что не стало мочи слушать его дальше, и я сказал:

— Ладно, а теперь я хочу, чтобы вы заглянули в этот шарик и посмотрели, смогу ли я разыскать моего друга.

— Забавная получилась история. Когда я наконец отдал ему две тысячи рупий, которые он запросил, и принес шарик в гостиницу, я никак не мог заставить эту чертову штуку работать. И до сих пор не могу.

— Неважно, — сказал я, — выпьем еще по одной.

Он убрал на место хрустальный шарик, налил мне пива, а себе — шотландского виски. Мне невдомек было, как такой человек может вести дела в питейном заведении хотя бы неделю.

Прежде чем он покончил с виски, я продолжал:

— Друг, которого я не видел много лет, иногда заходит сюда, наверно, вы его знаете. Я хотел бы снова повстречаться с ним. Не подскажете ли, когда лучше всего зайти сюда, чтобы встретить его?

Глаза хозяина забегаловки сделались совершенно пустыми.

— Как его зовут?

— Джордж Честер.

— Джордж Честер. — Он глянул в дальний конец зала словно бы в раздумье, потом маска спала с его лица.

— Это имя мне незнакомо. Правда, я чаще всего не знаю имен своих посетителей. А как он выглядит?

— Он среднего роста и нормального телосложения, — ответил я. — Один наш общий знакомый сказал мне, что видел его здесь в прошлую субботу под вечер. С симпатичной блондинкой.

Он опрокинул стаканчик в глотку так, что края его, по-моему, даже не коснулись его губ. Неужели этот тип никогда не запивает? Меж тем он нахмурился и замолчал.

— Мне кажется, — сказал он наконец, — я знаю, о ком вы говорите. Он коротко подстриженный шатен?

— Пожалуй, можно сказать о нем и так.

— И я помню эту самую блондинку. Как будто с обложки журнала. Она пожелала увидеть ворона, про которого написал один парень, и ваш приятель ее поддержал. Так я его и показал им. Да, они заходили сюда два дня назад, но он бывает здесь нечасто. Вот четыре или пять лет тому назад он здесь обретался почитай что каждый вечер. Бог знает сколько раз я показывал ему свой музей, пока мне с помощником не приходилось брать его под руки и выводить отсюда. Как-то раз он вообще не хотел идти домой, а пожелал ночевать тут, в музее. «Отведите мне королевскую каюту на вашем океанском лайнере», — говорил он. Но мы все равно отправили его домой. С тех пор прошел уже не один год. — Гил посмотрел на меня с неожиданным интересом. — Он ваш друг?

Я кивнул.

— Мы вместе работали в рекламном агентстве.

Он еще больше удивился.

— Не думаю, чтобы он там работал, — сказал он. — В те времена он был газетчиком, а до того держал вместе с женой заведение вроде моего на севере штата. Без музея, конечно. Пожалуй, его и звали Джордж Честер, как я теперь припоминаю. Когда он перебирал, мне даже пришлось раза два ставить его машину в гараж. Но потом он стал заходить реже и реже и наконец вовсе перестал появляться здесь. За последние три-четыре месяца заглянул, пожалуй, всего раз-другой. Кто его знает, когда он зайдет. Очень умный парень. Эксцентричный, что называется.

— Может, я выйду на него через блондинку?

— Может быть.

— А ее вы знаете?

На этот раз лицо его стало непроницаемым.

— Не имею понятия, сэр.

Допив пиво, я пошел в телефонную будку. Позвонил в редакцию и попросил Страуда, но вместо него ответил Кордетт.

— А где Страуд? — спросил я.

— Вышел. Кто звонит?

— Эд Орлин. Я в таверне Гила.

— Нашли? Ту самую?

— Да, в этом нет никакого сомненья. Ну и забегаловка!

— Что-нибудь выудили?

— Наш незнакомец действительно был здесь в прошлую субботу с блондинкой.

— Прекрасно. Рассказывайте.

— Узнал немного. Хозяин точно не знает, как его зовут, потому что он редко сюда заходит. — На миг я замолчал. Наверняка во мне тлела надежда, что меня отзовут из этого задрипанного салуна, избавят от докучливого придурка, что стоит за стойкой. — Однако Гил думает, что того, может быть, и в самом деле зовут Джордж Честер. Сам он, похоже, полоумный, а незнакомца считает человеком умным и эксцентричным. Поверьте мне, Честер окажется чем-то совершенно противоположным.

— Почему?

— Такое уж здесь заведение. Может, он и эксцентричен, но только болван станет заходить в эту дыру и часами разговаривать с хозяином.

— Продолжайте.

— Пожалуй, нам дали правильное описание внешности незнакомца, к нему ничего не могу добавить, кроме того, что он шатен и коротко подстрижен.

— Ясно. Что еще? А насчет блондинки?

— Ничего.

— Действительно не ахти как много.

— Подождите. Он, несомненно, пьяница. Четыре-пять лет тому назад бывал здесь каждый вечер, и домой его приходилось отправлять на такси. Гил считает, что тогда он был газетчиком и про работу в рекламном агентстве ничего не говорил. А до того, как поступить в газету, он вместе с женой держал таверну вроде этой где-то на севере штата.

— Так. Пьяница. Когда-то вместе с женой держал таверну. Возможно, газетчик, эксцентричный, коротко подстриженный шатен. Не много, но все же кое-что. Все?

— Все. А за последние восемь или десять месяцев был здесь всего раза два. Так что мне делать? Возвращаться в редакцию?

Трубка молчала, и на какой-то миг в моей душе зашевелилась надежда.

— Я думаю, нет, Эдди. Был же он там два дня назад, может и снова заглянуть. А вы поработайте еще с владельцем таверны. Вспомните психоанализ, попытайтесь узнать еще какие-нибудь подробности. Выпейте с ним стаканчик-другой.

О Господи!

— Знаете, этот человек — бездонная бочка.

— Ладно, если понадобится, напейтесь с ним. Но не очень сильно. Потолкуйте с посетителями. Во всяком случае, околачивайтесь там, пока мы вас не отзовем или не пришлем смену. Какой адрес и номер телефона?

Я сообщил ему то и другое.

— Хорошо, Эд. Если добудете еще что-нибудь, сразу же звоните нам. Помните, это срочная работа.

Я так и думал. Вернулся к стойке, в голове чуточку шумело от выпитого пива. Никакой возможности вчитаться в журнальную статью, тут нужна ясная голова. Один из посетителей орал хозяину: «Ладно, сознайтесь, что у вас этого нет. Я прошу показать мне mot de passe[9] вашего знаменитого музея, если его можно так назвать».

— Говорить непонятно не разрешается. Если хотите посмотреть что-нибудь, попросите об этом на простом человеческом языке.

— Я и говорю на простом языке. На простом, обыкновенном французском языке. Сознайтесь и налейте нам пива. Такого у вас нет.

— Ладно, ладно, я поставлю вам пиво. Но что это за штука? Как это пишется? И больше ни о чем не спрашивайте по-французски. Здесь это не принято, ясно?

Слава Богу, на стойке, в самом конце, лежала газета. Утренняя. Что ж, часа два можно убить.