Издательская фирма «Джанот Энтерпрайзиз» размещалась в девяти верхних этажах небоскреба «Джанот Билдинг» и вовсе не была крупнейшим предприятием такого рода в Соединенных Штатах. Уступала журнальному синдикату «Дженнетт-Донохью», а также фирмам «Бикон Пабликейшнз» и «Дэверс энд Блэр». Однако наша фирма занимала особое место и была далеко не последней среди издательств, выпускающих в свет художественную литературу и всякого рода новинки политической и деловой жизни, науки и техники.
Самым толстым и популярным журналом нашего издательства был «Ньюсуэйз», еженедельник широкого профиля с почти двухмиллионным тиражом. Его редакция занимала тридцать второй этаж. Над ним, на последнем этаже, располагались отделы, ведающие рекламой, бухгалтерским учетом и распространением журналов, и личные штаб-квартиры Эрла и Стива Хагена.
«Коммерс», еженедельный журнал, выходил тиражом около четверти миллиона, этого было явно недостаточно, чтобы удовлетворить читательский спрос, обусловленный авторитетом, которым пользовалось это издание. Приложением к нему являлись ежедневный «Торговый бюллетень» и ежечасная сводка «Торговый справочник». Все они располагались на тридцать первом этаже.
На тридцатом этаже был размещен целый букет технических газет и журналов, в основном ежемесячных, начиная от «Спортланд» до «Фроузен Эйдж» (пищевые продукты), «Эктьюери» (статистика страховых обществ), «Фрикуэнси» (радио и телевидение) и «Пластик Туморроу» (пластмассы будущего). На этом этаже была добрая дюжина изданий типа «Экспресс-прогноз» или «Сделай сам», все — малым тиражом, некоторые из них возникли в минуту вдохновения Эрла Джанота и продолжали существовать, хотя за эйфорией последовало отрезвление, а сам Эрл, возможно, забыл о них.
На двух следующих этажах находились картотека, библиотека и справочный отдел, отделы живописи и фотографии, небольшой, но вполне приличный и часто посещаемый пункт первой помощи, комната отдыха, коммутаторные и конференц-зал для общих собраний.
Однако мозговой центр организации находился на двадцать седьмом этаже. Там был журнал «Краймуэйз» (мир преступлений), главным редактором которого был Рой Кордетт (комната 2618), старшим редактором — ваш покорный слуга (2619), редакторами Сидней Кислак и Генри Викофф (2617), а в смежных комнатах помещались шесть штатных публицистов. По идее мы были полицейской книгой страны, сторожевыми псами, охранявшими кошельки граждан и их совесть, а иногда мораль и правила хорошего тона — одним словом, все, что взбредало нам в голову. Мы были диагностами преступлений; если бы ФБР испытывало нужду в ежемесячных публикациях, именно мы предоставили бы ему газетные полосы. Если бы констеблю городка Туин-Оукс, штат Небраска, надо было заделаться проницательным социальным критиком или же Национальный совет протестантских епископов увлекся журналистикой, этим бы занялись тоже мы. Короче говоря, мы представляли собой бюро прогнозов общественного здоровья, мы вели регистрацию преступлений былых времен и нынешних дней и предсказывали их на будущее.
Во всяком случае, такого мы придерживались о себе мнения, которое время от времени высказывали.
На нашем этаже размешались редакции еще четырех журналов, имевшие примерно такую же структуру: «Хоумуэйз» (домоводство, но не только), «Персоналитиз» (не только выдающиеся успехи отдельных лиц за истекший месяц), «Фэшнз» (не о моде, а о модниках и модницах) и «Секс» (любовные связи, бракосочетания, разводы).
Наконец, на двух этажах ниже, двадцать шестом и двадцать пятом, располагались отделы научных исследований, юридический, отдел информации, отдел снабжения, отдел кадров и недавно образованное издание «Фьючеруэйз», посвященное общественному развитию, которое могло бы появляться на свет как отдельная книга, новый журнал, послеобеденная речь на каком-нибудь приеме или просто-напросто исчезнуть без следа. В состав редакции входили Эдвард Орлин и Эмори Мафферсон.
Такова была штаб-квартира компании «Джанот Энтерпрайзиз».
В этот мозговой центр ежедневно и ежечасно поступали сведения от двадцати одного представительства в крупных городах Соединенных Штатов и двадцати пяти за рубежом. На нас работали специальные корреспонденты, ведущие ученые и инженеры во всех уголках земного шара. Это была империя интеллекта.
В случае необходимости любой журнал или отдел мог обратиться за помощью и консультацией к любому источнику информации. А то и ко всем сразу. Наш «Краймуэйз» прибегал к этому довольно часто.
Мы занялись розыском исчезнувшего финансиста по имени Пол Айлман и нашли его. В основном это была моя заслуга. Мы задействовали юридический отдел, отдел бухгалтерского учета, дюжину репортеров своего и других журналов и распутали клубок правонарушений Айлмана, а один из наших лучших публицистов, Берт Финч, сумел в одном номере журнала разъяснить широкому кругу читателей это запутанное дело.
Отыскали мы и убийцу мисс Фрэнк Сандлер, опередив фараонов на три десятых секунды. И в этом была заслуга Джорджа Страуда. Я вычислил молодчика по нашей картотеке, мне помогла созданная для этого расследования группа.
Я прошел через свой кабинет прямо в кабинет Роя, задержавшись лишь для того, чтобы снять плащ и шляпу. В комнате 2618 собрались все сотрудники, они выглядели усталыми и задумчивыми, но упрямо продолжали разговор. Сейчас монотонно бубнил, заглядывая в блокнот, Нэт Сперлинг, огромный, неуклюжий черноволосый парень:
— …на ферме примерно в тридцати милях от Ридинга. Он воспользовался дробовиком, револьвером и топором.
Рой отвел от меня отстраненно-пытливый взгляд и снова посмотрел на Сперлинга.
— И что же? — терпеливо спросил он.
— И это была непостижимая кровавая бойня, какие нередко бывают в подобных глухих уголках.
— В Ридинге есть наш человек, — вслух подумал Рой. — Но в чем тут соль?
— В количестве жертв, — ответил Нэт. — Он убил четверых, целую семью. Это убийство с размахом, где бы оно ни произошло.
Рой вздохнул и кратко заметил:
— Число само по себе ни о чем не говорит. Каждый день людей убивают десятками.
— Но не по четверо, когда убийца один.
Сидней Кислак, сидевший на широком подоконнике за спиной Эллиота, резко бросил:
— В выборе оружия. Три разных вида.
— Ну а из-за чего? — ровным голосом продолжал Рой.
— Ревность. Женщина обещала убийце бежать с ним, по крайней мере он так думал, а когда она дала ему от ворот поворот, он пристрелил ее и ее мужа, потом взял дробовик и топор и разделался с обоими их…
— В подобном деле главное — мотив преступления. Годится он для нашего журнала? Был ли тут преступный замысел? Мне представляется, что этот парень просто-напросто втрескался по уши в эту женщину. Конечно, финал ужасный, но, по сути дела, им двигала любовь. Стало быть, если ты не можешь усмотреть врожденной преступности или антиобщественной склонности в инстинкте спаривания… — Рой медленно сжал в кулак и снова разжал пальцы рук, которые он держал на столе. — Но я думаю, мы можем предложить этот материал Уилеру из «Секса». Или же ребятам из «Персоналитиз».
— «Фэшнз», — пробормотал Сидней.
Рой продолжал вопросительно глядеть на Нэта, по открытому лицу которого можно было видеть, как в его душе сливаются воедино досада и восхищение. Он уткнулся в свои записки, явно намереваясь перейти еще к двум-трем сообщениям, затем продолжал:
— Крупное ограбление банка в Сент-Поле. Крупнейшее в истории — на полмиллиона долларов.
— Крупнейшее из подсудных по закону, — поправил Генри Викофф. — Вчера вечером, да?
— Во второй половине дня. Я поручил нашему представительству в Миннеаполисе заняться этим делом, и мы уже знаем, что ограбление совершено бандой самое малое из трех человек, а может, и больше, они готовились к нему три с лишним года. Изюминка в том, что банда оформилась как компания три года назад и с тех пор они платили подоходный налог и выплачивали сами себе жалованье всего на сумму до ста семидесяти пяти тысяч, пока составляли планы и вели подготовку к ограблению. Свой общий капитал держали в том самом банке, через него вели все денежные операции; надо думать, провели не одну генеральную репетицию, до того как вчера разыграли спектакль всерьез. Даже подготовили для себя парочку охранников, которые, видимо, не имели представления, кого они охраняют. Один из них заработал пулю в ногу.
Нэт умолк, а Рой как будто смотрел сквозь него вдаль, брови его слегка хмурились, но в снисходительном взгляде голубых глаз проглядывало любопытство.
— Опять цифры, — мягко заметил он. — Какая разница — полмиллиона, полтысячи или даже полдоллара? Три года, три месяца или три минуты? Три грабителя или триста? В чем значительность этого события, чтобы мы писали о нем?
— А вы не находите оригинальным метод подготовки преступления? — вмешался Викофф. — Компания оставалась в рамках закона, пока готовила ограбление. И эти неоднократные репетиции. И все денежные операции проходили через тот же банк. Если вдуматься в это, Рой, то никакой банк, никакое предприятие в мире не устоит перед бандой, у которой достанет терпения, денег и мозгов. Я бы сказал, это последнее слово в преступном бизнесе: деловые методы против деловых методов. Черт возьми, наберите достаточно людей, дайте им достаточно времени, достаточно денег и мозгов — и они возьмут Форт-Нокс.[5]
— Именно так, — сказал Рой. — Но разве это ново? Нападение против защиты, защита против нападения, кто кого — в этом вся история корыстных преступлений. В прошлом мы много раз писали об основных чертах этого самого ограбления в различных вариантах. И я не вижу в нем ничего достойного нашего внимания. Посвятим ему два-три абзаца под рубрикой «Хроника преступлений». Трезвомыслящие, трудолюбивые головорезы вкладывают сто семьдесят пять тысяч долларов и три года кропотливой работы для постановки в натуре ограбления банка. Чистый доход от предприятия — триста двадцать пять тысяч долларов. — «Если разделить на троих, — прикинул Рой, — получится за три года трудов по тридцать шесть тысяч в год каждому. Да… Такая скромная оплата, несоизмеримая с риском и проявленным профессионализмом, еще раз доказывает, что в наше время ограбление не окупает себя — в достаточной мере». — Что-то вроде этого. А нет ли у нас чего-нибудь на более высоком уровне? Нужно три передовицы.
У Нэта Сперлинга других предложений не оказалось. Я посмотрел на часы: десять сорок пять, сделано мало, практически ничего, о раннем ленче нечего и мечтать. И придется мне оставить всякую надежду посовещаться с Роем и Хагеном. Слово взял Тони Уотсон, он говорил короткими нервными фразами, а когда волновался — замолкал вовсе. На мой взгляд, он лучше подлечил бы свою неврастению, а то и совсем избавился бы от нее, если бы не потратил четыре-пять тысяч долларов на психоанализ. Впрочем, если учесть трудности нашей профессии, без этого лечения Тони мог бы потерять квалификацию.
— Комиссия по благосостоянию подготовила бюллетень, — сказал он и, помолчав немного, продолжал: — Он будет опубликован в следующем месяце. Но мы можем заполучить его копии. Я читал одну из них. Это бюллетень о преступном бизнесе, связанном с подпольными абортами. Весьма основательный. Комиссия три года исследовала проблему. Они охватили все, от подпольных акушерок до больших и дорогих частных санаториев. Выяснили, кто их держит, на какие средства и зачем. Приведены медицинские результаты, положительные и отрицательные. Причины, последствия. Это исчерпывающее исследование проблемы напрямую. Первое в таком роде. Официальное, разумеется.
Задолго до того, как Тони закончил, Рой наклонил голову так, что подбородок касался груди, и начал что-то быстро записывать.
— К каким заключениям они приходят? Какие дают рекомендации? — спросил он.
— Ну, в отчете они указывают на ряд причин. Материальные затруднения — главная причина прерывания беременности как у замужних женщин, так и…
— Ладно, оставим это. Нам придется сделать собственные выводы. А что они говорят о помощи старикам?
— Что? Да ничего, насколько я помню.
— Неважно, я думаю, в этом что-то есть. Мы возьмем этот их бюллетень и покажем читателям, что́ он на самом деле означает. Начнем с цифр по социальному обеспечению престарелых. В частности, возьмем пособия на похороны и покажем убедительные контрасты. С одной стороны — сколько наше правительство тратит ежегодно на то, чтобы хоронить умерших, с другой — сколько народ тратит на то, чтобы дети не рождались: сравним, так сказать, начальный и конечный пределы жизни. Свяжитесь с Медицинской академией и Медицинским колледжем, добудьте краткую историю абортов да захватите с собой фотографа. Наверное, у них там есть коллекция древних и современных инструментов. Несколько фотографий обеспечат нужный эффект. Еще полезней будет обзор древних методов.
— Одним из них была волшба, — сказал Берт Финч, обращаясь к Тони.
— Отлично, — заметил Рой. — Не забудьте и это включить сюда же. А еще можете обратиться в Американское общество владельцев похоронных бюро, они дадут вам цифры расходов на смерть, а мы им противопоставим расходы на борьбу с зарождением новой жизни. Обзвоните десяток универмагов, узнайте, сколько будущая мать тратит на одежду и все прочее до рождения ребенка. Да не забудьте привести парочку цитат из статьи Джонатана Свифта об ирландских детях.
Рой посмотрел на Тони, худое веснушчатое лицо которого выражало сдержанность.
— Я не совсем это имел в виду, Рой. Я-то думал, мы просто немного драматизируем результаты. Результаты исследования, проведенного Комиссией.
Рой подвел черту под своими записями в блокноте.
— Вот что мы сделаем: проведем экскурс в бизнес, связанный с подпольными абортами. Вторгнемся в общую проблему взаимодействия продолжения жизни с преступностью. Но рассмотрим ее на высшем уровне, только и всего. Продолжайте разрабатывать вашу тему, а когда бюллетень будет готов, мы его проштудируем и обратим внимание читателей на истинные последствия описанного там положения, указав одновременно на упущения в работе Комиссии. Но не дожидайтесь официальной публикации. Можете вы добыть хотя бы черновой вариант, скажем, через две-три недели?
Тони Уотсон, задохнувшись, молчал, и это свидетельствовало о том, что по крайней мере две тысячи долларов на лечение были брошены псу под хвост. Наконец он выдавил из себя:
— Попробую.
Совещание проходило как все, которые были прежде, и, если не произойдет какого-нибудь чуда, как сотни подобных обсуждений, предстоящих в будущем.
Через месяц убийство четырех человек на уединенной ферме, о котором говорил Нэт Сперлинг, сменится перестрелкой в Чикаго, склонность Тони к социологическим исследованиям произведет на свет отчеты о досрочном освобождении заключенных, новую страховую статистику, всеобъемлющее решение Верховного суда. Какова бы ни была тема, она сама по себе ничего не значила. Все дело заключалось в виртуозности каждого из нас и всех вместе взятых.
В конце холла, в отделе Сиднея, было окно, из которого много лет назад выбросился уже почти забытый всеми помощник редактора. Мне иногда приходила в голову мысль, не сделал ли он это после совещания вроде сегодняшнего. Собрал свои записки, прошел по коридору в свою комнату, открыл окно и сиганул вниз.
Но мы пока что не сошли с ума.
То, что мы утвердили на этом совещании, через три месяца прочтут миллион с лишним наших сограждан и примут наше печатное слово как нечто окончательное. Сами они могут этого не осознать, могут даже оспаривать наши решения, но все равно воспримут наши доводы, запомнят некоторые фразы, сформулированные в авторитетном тоне, и в конце концов у них сложится мнение, совпадающее с нашим.
Другой вопрос, конечно, откуда возникали наши мнения. Мы просто получали толчок извне и отмечали на обращенном к читающей публике циферблате больших часов правильное поясное время.
Но время, будучи меркой, по которой кроились и которой руководствовались столько жизней, порой странным образом подводило нас.
Без пяти двенадцать даже примерный план апрельского номера был еще слишком тощим. Леон Темпл и Рой завели бесполезный спор о некой радиопрограмме, которую Леон расценивал как серьезный заговор против здравого смысла, стало быть, чуть ли не как уголовное преступление, а Рой возражал, заявляя, что эта программа всего лишь мелкая неприятность.
— Она идет на довольно низком уровне, почему мы должны создавать ей рекламу? — спросил он. — Она, подобно плохим фильмам, пьесам или книгам, просто не попадает в поле зрения нашего журнала.
— Так же, как обычное мошенничество и изготовление фальшивых денег, — ехидно заметил Леон.
— Я понимаю, Леон, но в конце-то концов…
— В конце-то концов, — вмешался я, — уже полдень, и мы как раз добрались до высших ценностей, точка в точку.
Рой с улыбкой повернулся ко мне.
— Что ж, если у вас есть кое-что — выкладывайте.
— Думаю, что есть, — сказал я. — Мыслишка, которая всем пойдет на пользу, в том числе нам самим. Она касается «Фьючеруэйз». Нам всем кое-что известно о том, чем занимаются этажом ниже.
— Ох уж эти алхимики, — сказал Рой. — А самим-то им это известно?
— Я сильно подозреваю, — продолжал я, — что они сбились с пути с этими самыми Субсидируемыми Специалистами. Мы могли бы принести двойную пользу, занявшись ими и пустив пробный шар для них.
И я стал развивать свою мысль. По идее Субсидируемые Специалисты — это нечто грандиозное. Суть этой затеи — вложить капитал в одаренных молодых людей, чтобы создать им надлежащие условия, дать образование, а затем обеспечить им место в каком-нибудь выгодном предприятии, через которое и будет погашена первоначальная задолженность. Исходная сумма в виде обыкновенных акций и облигаций также предусматривала бы страховые премии, гарантируя нужную эмиссию и нормальный ежегодный дивиденд.
Разумеется, не все молодые люди, какими бы одаренными и удачливыми они ни были вначале, добьются одинаковых успехов.
Но организация действовала бы как объединенный фонд с единым руководством, и наши расчеты показали, что такое предприятие в конечном счете принесет огромную общую прибыль.
Нечего и говорить, такой план значил бы очень много для тех, кого изберут для участия в этом фонде. В каждого из специалистов нужно было бы вложить что-нибудь около миллиона долларов начиная с семнадцатилетнего возраста.
Я рассказал коллегам, что социальные последствия подобного проекта, если его довести до логического завершения, предполагали бы не только конец бедности, невежества, болезней, но и — неизбежно — конец преступности.
— Мы можем предложить новый подход к общей проблеме преступности, — сказал я в заключение. — Преступность не более неотъемлема от общества, чем дифтерит, ломовые телеги или черная магия. Мы привыкли думать, будто преступность исчезнет лишь в какой-то далекой Утопии. Но на самом деле условия для ее уничтожения могут быть созданы уже сейчас.
Сама эта идея как будто была специально создана для нашего журнала, и все присутствующие понимали это.
— Что ж, это, похоже, открывает перспективу снижения преступности, — осторожно сказал Рой. По лицу его было заметно, что в голове одна мысль сменяла другую. — Я вижу, в каком плане эта идея нам подходит. Но как быть с ребятами из «Фьючеруэйз»? И как к этому отнесется тридцать третий этаж? Ведь это их материал, у них есть свои соображения насчет того, что с ним делать, разве не так?
Я ответил, что, по-моему, это не так. Мафферсон, Орлин и еще полдюжины людей из расположенного этажом ниже научно-исследовательского отдела, именуемого «Фьючеруэйз», работают над проектом под названием «Субсидируемые Специалисты» почитай что год, а результатов пока не видно, и едва ли мы их когда-нибудь увидим. Я сказал:
— Дело в том, что они не знают, бросить ли им проект, а если нет, то что с ним делать. Я думаю, Хаген будет приветствовать передачу его нам. Мы можем дать краткое предварительное обоснование самой идеи.
— «В завтрашний день — без преступлений», — начал импровизировать Рой. — «Ученые объясняют почему, финансисты подсказывают как». — На мгновение он задумался. — Но я не вижу в подобных публикациях никакого иллюстративного материала, Джордж.
— Графики.
На том мы и порешили. Во второй половине дня я позвонил Хагену и за три минуты согласовал с ним наше новое начинание. Потом поговорил с Эдом Орлином, и тот согласился, что Эмори Мафферсон вполне подходящий для нас человек, и вот Эмори предстал передо мной собственной персоной.
Мне доводилось видеть его лишь мельком. Ростом он был не более пяти футов и сидя казался выше, чем стоя. Лицо его постоянно выражало легкое смущение.
После того как мы поговорили о его новом задании, он поднял вопрос личного характера.
— Послушайте, Джордж.
— Да?
— Как у вас, в «Краймуэйз», со штатами? Ну, провернем мы это дело с Субсидируемыми Специалистами, а потом?
— А что, вы хотите перейти к нам?
— Боюсь, как бы мне не пришлось это сделать независимо от моего желания. Эд Орлин прямо-таки сиял от счастья, когда узнал, что меня на время передают в ваше распоряжение.
— Не ладите с Эдом?
— По временам вроде бы ладим. Но в последнее время мне кажется, что он пришел к убеждению, будто я работник не такого склада, какой нужен для «Фьючеруэйз». Замечаю знакомые мне симптомы. С ним это и раньше бывало.
— Вы пишете рассказы, да?
Эмори вроде бы докапывался до сути.
— Ну да.
— Понимаю. Что ж, Эмори, если вы хотите перебраться к нам, я не возражаю. Кстати, что это за особый стиль, черт побери, нужен в вашем «Фьючеруэйз»?
Карие глаза Эмори заворочались за толстыми стеклами очков, точно две потерявшие друг друга золотые рыбки. Ощущалось, что внутренне он весь напрягся.
— Прежде всего, ты должен верить, будто что-то создаешь. Например, судьбу. Затем, лучше не делать ничего такого, что привлекло бы к тебе внимание. Для тебя губительно выступить с новой мыслью и так же губительно не иметь своих мыслей вовсе. Понимаете, что я хочу сказать? И смертельно опасно превратиться в готовый, исписанный лист. Все должно быть серьезно и незавершенно. Понимаете?
— Нет. Во всяком случае, не пытайтесь стать специалистом такого склада в «Краймуэйз» — это все, о чем я вас прошу.
Таким образом мы заполучили Эмори и Берта Финча в команду по разработке темы «В завтрашний день — без преступлений», и в пять часов я позвонил Джорджетт — хотел сказать ей, что еду домой, — но к телефону подошла Нелли и сообщила, что Джорджетт уехала к своей сестре Энн, у которой заболел ребенок. Домой вернется поздно, возможно, даже заночует у сестры. И я сказал Нелли, что поужинаю в городе.
В половине шестого я зашел в бар «Силвер Лайнинг» — один. Пропустив стаканчик, снова перебрал в уме все, что я сказал бы Рою и Стиву Хагену, если бы они были здесь со мной. Мои доводы показались мне уже не такими убедительными, как утром. Но должен же быть какой-то выход. Я мог, я должен был сделать что-то, и я это сделаю.
Стойка в этом баре находилась всего футах в двадцати от ближайших столиков. И я услышал, как за одним из них, за моей спиной, какая-то женщина сказала, что ей пора идти, другой женский голос ответил, что скоро они снова встретятся. Обернувшись, я увидел, как первая женщина ушла, а затем узнал вторую. Это была Полин Дэло. Узнал ее голос, лицо и фигуру.
Мы посмотрели друг на друга через разделявшие нас ползала, и я, остановив на ней взгляд, улыбнулся и кивнул. Она поступила точно так же.
Я взял свою рюмку и перешел за ее столик. Почему бы нет?
Я сказал, что она, конечно, не помнит меня, она ответила: «Ну как же!»
Я попросил разрешения угостить ее. Она разрешила.
Полин была ослепительной блондинкой, и в наряде ее преобладал черный цвет.
— Вы — друг президента Маккинли, — вспомнила она. Я подтвердил это. — И вы встречались с ним как раз в этом заведении. Он и сегодня здесь?
Я оглядел зал.
Понял, что она хочет посмотреть на Клайда Полхимеса, но его не было видно.
— Сегодня его нет, — сказал я. — Зато, может быть, вы пообедаете со мной?
— С удовольствием.
Кажется, для начала мы выпили по стаканчику коньячного коктейля с яблочным соком. Не похоже было, что мы встретились всего второй раз в жизни. Сразу же множество вещей пришло в движение и перемешалось, как будто они всегда были в таком состоянии.