Большое сердце

Яков Резник ГАЛОЧКА Очерк

Разыскивая в 1947 году в берлинских архивах необходимые мне для работы над романом «Рассвет над Влтавой» материалы о последних днях Юлиуса Фучика, я одновременно пытался найти документы об осужденных гитлеровцами советских патриотах, попавших в рабство в Германию. Много пожелтевших от времени, а иногда и полусгоревших дел пришлось увидеть и прочесть. Среди них я нашел папки с материалами о подпольной деятельности, о суде и казни члена подпольного Центрального Комитета Чехословацкой компартии Юлиуса Фучика, судебные дела немецких подпольщиков — коммунистов из организации «Красная капелла», документы о польских, французских патриотах, смело боровшихся против гитлеровцев. Однако долгое время не удавалось найти ни одного судебного дела советских людей. Я уже склонен был разделить мнение товарищей, считавших невозможным найти такие материалы, так как подобных судебных разбирательств, по их заключению, не могло быть. И вдруг я обнаружил сперва запись о пребывании советской девушки в берлинской тюрьме Плёцензее, а затем то, что было поистине неожиданной находкой, — обвинительное заключение по делу молодежной подпольной антифашистской организации, возглавляемой Галиной Романовой.

Советский человек среди осужденных в тюрьме Плёцензее! Это был исключительно редкий случай. Гестапо и гитлеровская верховная прокуратура не желали тратить время на ведение следствий, подготовку судебных процессов против граждан нашей страны из военнопленных или угнанных на каторжную работу в Германию. Слишком много пришлось бы фашистам организовывать процессов, не хватило бы им и судей и следователей, чтобы разобрать бесчисленное множество активных выступлений советских патриотов против гитлеровского рейха!

Граждане СССР, попавшие против своей воли в фашистскую Германию, в невероятно тяжелых условиях находили способы проявлять свою жгучую ненависть к врагу. За многочисленные акты саботажа на предприятиях, за диверсии и частые побеги, за громко сказанное слово и гневный смелый взгляд десятки тысяч наших отважных и гордых людей были расстреляны в лагерях и тюрьмах, отравлены в душегубках без всякого следствия, без всякого суда. Должно быть, в предчувствии неизбежной расплаты за свои злодеяния гестаповцы старались не оставлять даже списков казненных советских патриотов.

А тут передо мной лежал объемистый документ верховной фашистской прокуратуры по делу советской девушки и ее молодых товарищей, документ, который невозможно читать без глубокого волнения.

Эти слова обвинительного заключения, составленного фашистским прокурором Лаутцем, заставили еще и еще раз перечитывать страницу за страницей. Чем дальше, тем настойчивей вставали передо мной вопросы: какими путями пришла Романова в подпольную организацию? Зачем нужно было фашистским следователям на протяжении нескольких месяцев после ареста составлять обвинительное заключение? Для чего им понадобилось и после составления его еще 70 дней собирать дополнительные материалы против обреченной на смерть Галины? Что заставило верховную имперскую прокуратуру так тщательно готовить суд, со дня на день откладывать разбирательство дела советской девушки и ее друзей?

Читая первый документ о Галине Романовой, еще невозможно было ответить на эти вопросы. Обвинительное заключение почти не говорило о жизни девушки в Советском Союзе. Оно лишь частично раскрывало причины того, почему гитлеровцы были вынуждены столько времени тратить на следствие, на подготовку процесса против закованной в кандалы, казалось, беспомощной узницы. Лишь после долгих поисков новых документов, писем, после встреч с самыми близкими Галине людьми можно ответить на эти вопросы и раскрыть величие подвига верной дочери Советской Родины — бесстрашной Галины Романовой.

Следователи гестапо, затем чиновники верховной имперской прокуратуры, а впоследствии судьи меньше всего интересовались годами, прожитыми девушкой в Советском Союзе, когда складывался ее характер, закалялась ее воля. Скупые три строчки обвинительного заключения говорили лишь о том, что обвиняемая Галина Романова — дочь кузнеца, семь лет посещала среднюю школу, три года — медицинский техникум и четыре — медицинский институт, что она была пионеркой, а затем членом комсомола. Следователи старались соблюсти требуемую формальность, не задумываясь над большим содержанием, скрытым за скупыми анкетными данными. Разве могли понять фашистские палачи, что именно советская школа и институт, пионерская, а потом комсомольская организации дали девушке столько гордой силы, воспитывали в ней пламенную любовь к Родине и верность долгу! Разве могли они постичь смысл того, что с малых лет Коммунистическая партия растила Галину, как и всю советскую молодежь, заложила в ее сердце зерна мужества и стойкости, которые в дни грозных испытаний дали прекрасные всходы!

В годы мирной жизни любовь и преданность девушки к Отчизне сказывались в ее трудолюбии, в ее отличной учебе, в честном отношении к общественному долгу. А когда война со всей суровостью предстала перед Галиной, она без остатка отдала себя борьбе за свободу и независимость Родины. В тот час тяжелых испытаний коммунисты Днепродзержинска помогли Галине занять свое место в строю бесстрашных.

В августе 1941 года части Советской Армии вели тяжелые бои с врагом на подступах к Днепродзержинску. Галина хотела с матерью и бабушкой эвакуироваться в восточные районы страны, но не успела. Фашистские войска заняли Днепродзержинск прежде, чем Романова сумела вернуться в город из детского оздоровительного лагеря, в котором она работала во время своих последних каникул в институте. Оставить малышей, среди которых были больные, молодой врач не мог, не имел права. Рискуя жизнью, Галина привела детей в Днепродзержинск, доставила их родителям, а сама не знала, куда ей деваться, что дальше делать.

Решение было принято в тот вечер, когда Романова впервые за дни оккупации увидела своего соседа Петра Гавриловича Кириенко. Галя с детских лет знала его как честного рабочего, активного коммуниста, и сердце подсказало ей, что именно таких людей партия могла оставить для подпольной работы.

Домик матери Петра — Евдокии Семеновны Кириенко — спрятался за высоким дощатым забором через три двора от дома Романовой. Галя раскрыла калитку, вошла в знакомый двор и тут встретила Евдокию Семеновну и Петра. О чем она беседовала с ними, девушка не говорила даже матери, от которой до того вечера у нее никогда не было секретов. Но мать не могла не заметить, как оживилась дочь, как засверкали ее глаза. Галина все чаще стала уходить ночью из дому.

С того дня Галя помогала членам подпольной коммунистической организации Днепродзержинска Евдокии и Петру Кириенко и своей подруге по школе и институту Тарасовой в их большой и опасной работе. Дом Евдокии Кириенко был местом сбора партизанского штаба. Здесь, в подвале, подпольщики ремонтировали старое оружие, печатали листовки с призывами к населению всеми силами бороться против гитлеровцев. Глухой переулок, оканчивающийся у дома Кириенко крутым спускам, был удобен для незаметного прихода подпольщиков.

Девушка научилась незаметно подбрасывать листовки рабочим завода, выполняла все более важные задания Петра Кириенко и Любы Тарасовой. Она действовала решительно, находчиво. И когда поздней июньской ночью 1942 года гитлеровцы громко стали стучать в дверь и в окно квартиры, Галя прежде всего подумала, не провалились ли Петр Кириенко и Люба. Ей велели одеться и быстро собрать вещи для далекой поездки в Германию. «Вы врач, — сказал эсесовец Галине, — и будете лечить ваших русских в лагерях». Даже проститься с матерью и с бабушкой ей не дали.

Романову привезли на окраину Берлина, в один из «трудовых» лагерей. Здесь в нечеловеческих условиях жила оторванная от родной земли советская молодежь. В самых вредных цехах военных заводов, на химических предприятиях работали подростки. Туберкулез, тиф и другие болезни косили людей и молодой врач трудилась до полного изнеможения, чтобы спасти своих сестер и братьев. Галина объявляет войну не только болезням. Она борется с апатией, растерянностью более слабой части молодежи, вселяет в них веру в победу правого дела, в победу Советской Армии.

В декабре 1942 года Галину Романову отправили из Берлина в город Ораниенбург. К этому времени сюда привезли для работы на военных предприятиях несколько эшелонов парней и девушек с оккупированной советской территории, из Чехословакии, Франции, Бельгии и Голландии. В огромном, окруженном колючей проволокой и рвами лагере жили в тесных, темных, холодных бараках не менее пяти тысяч человек. Лагерь был разбит на 11 строго изолированных друг от друга секторов. И врач Романова, которая обслуживала людей во всех секторах, стала для порабощенных, измученных непосильным трудом и неволей рабочих лучом света в темном гитлеровском царстве. Она приносила с собой и лекарства для больных и вести о победах Советской Армии. Она исподволь, оставаясь с глазу на глаз с пришедшими к ней на прием людьми, изучала их, отбирала самых стойких для подпольной борьбы.

Обвинительное заключение устанавливает, что с декабря 1942 года, с момента прибытия Романовой в Ораниенбург, она начинает активную подпольную деятельность, становится организатором боевой антифашистской группы — «Интернационального Союза».

Приступив к изложению существа дела, автор обвинительного заключения прокурор верховной имперской прокуратуры Лаутц описывает, каким образом Галина привлекала рабочих в организацию, как она встретилась с французом Буаселье, как руководители «Интернационального Союза» установили связь с немецкими антифашистами в Берлине.

Можно себе представить, как были взбешены гитлеровцы, узнав о существовании боевой юношеской организации во главе с советскими людьми. Шутка ли: в городе, находящемся невдалеке от Берлина, да и в самом Берлине, рядом с имперской канцелярией и резиденцией главаря гестапо Гиммлера, в течение года существовала и вела разностороннюю деятельность антифашистская организация, само название которой не могло не вызывать у гитлеровцев гнев и дрожь. Это был подлинный интернациональный братский союз!

Гражданка Союза Советских Социалистических Республик врач Галина Федоровна Романова и гражданин Французской республики электротехник Владимир Буаселье были руководителями двух групп организации, созданных с самого начала ее деятельности.

Галина Романова — дочь советского рабочего-металлурга, воспитанная на социалистических принципах человеческих отношений и морали, обучавшаяся в советской средней и высшей школе, выращенная Коммунистической партией и комсомолом, и Владимир Буаселье — сын мелкого французского торговца, которого родители обучали больше торговле, чем электротехнике. Какими различными они были по воспитанию, по взглядам, по характеру! Но здесь они нашли общее в самом главном — в борьбе с ненавистным фашизмом. Молодых людей, по-разному понимающих свободу, но любящих ее всем пылом юной души, сблизила самая важная в то время цель — победа над гитлеровской Германией.

Во многом Галине Романовой было труднее действовать, чем французам и чехам. Она хуже знала немецкий язык, обычаи, быт и нравы населения капиталистической страны. Но она имела перед ними другое, более важное преимущество. Она была дочерью социалистического государства. Она лучше, чем ее товарищи, понимала цели борьбы, яснее видела пути к победе, ни на секунду не теряла веру и поэтому более последовательно и смело боролась с врагом, сплачивая вокруг себя молодежь различных национальностей.

Пользуясь правом выезжать за медикаментами, Галина бывает в Берлине, связанном электричкой с Ораниенбургом, и во время этих поездок встречается с антифашистами. На подпольной явке она докладывает членам «Интернационального Союза» о политическом положении, о великой Сталинградской победе. Романова требует от членов организации перейти от слов и пожеланий к широкой агитационной работе, предлагает установить связь с немецкими антифашистами, чтобы с их участием организовать выпуск листовок на русском, французском и чешском языках. Молодые подпольщики, увлеченные большой программой действия, активизируют свою деятельность среди иностранных рабочих, устанавливают связь с немецкими антифашистами. Романова в сумке с медикаментами приносит в лагерь первую пачку листовок с рассказом о воинском мастерстве, героизме и доблести воинов Советской Армии, с призывом к молодежи, увезенной в рабство, ни на минуту не прекращать борьбы.

Даже бесстрастный, сухой язык обвинительного заключения раскрывает перед нами образ вожака «Интернационального Союза». Фашистский прокурор, обвиняя Романову как непримиримого врага гитлеровского режима, записывает проникновенные слова девушки, сказанные ею рабочим лагеря.

«Война идет к концу, Германия терпит катастрофу. Вы обязаны всеми силами помогать своей Родине — Советскому Союзу. Вечный позор ожидает тех, кто ничего не делает для своей Отчизны», — заявила Галина товарищам, вселяя в них бодрость, желание бороться, подсказывая им формы и методы борьбы.

С каждым месяцем 1943 года росло количество случаев саботажа на тех предприятиях Берлина и Ораниенбурга, где сработали советские люди. Ни угрозы, ни репрессии не помогали. Брак военной продукции, предназначенной для немецких армий на Восточном фронте, продолжал расти. Гестапо арестовывало рабочих, усиливало наблюдение за всеми советскими людьми, но тщетно. Время от времени в «трудовых» лагерях и на заводах появлялись листовки с сообщениями о наступлении Советской Армии, с призывами открыть боевой действующий фронт в самом Берлине и вести войну с фашизмом любыми средствами.

К лету 1943 года Романова уже имела в каждом секторе лагеря одного-двух человек, которые, соблюдая все меры предосторожности, распространяли правду о ходе войны против гитлеровской армии, информировали своих товарищей о победах советских войск, призывали молодежь скрывать свои профессии, портить оборудование, выпускать бракованную продукцию. Члены «Интернационального Союза» не ограничивались этими действиями. В нескольких местах обвинительного заключения прокурор Лаутц подчеркивает, что Романова, Буаселье и другие подпольщики начали вести подготовку к вооруженному восстанию, которое должно было вспыхнуть в лагерях Ораниенбурга и Берлина в момент приближения советских войск к столице Германии.

Подробно об этом периоде жизни и борьбы Галины Романовой рассказывают оставшиеся в живых члены «Интернационального Союза».

Несколько раз мне удавалось видеться с учителем, ныне директором школы на Украине, коммунистом Петром Кирилловичем Зозулей. Он подолгу говорил об условиях жизни в Ораниенбургском лагере и особенно подробно о Галине, о ее организаторской роли в «Интернациональном Союзе».

— В наш сектор лагеря, который находился на окраине Ораниенбурга, — рассказывал Зозуля, — два раза в неделю на прием больных приходил врач, которого мы ласково называли Галочкой. Маленькая, в стареньком изношенном пальто, быстрая и ласковая, девушка привлекала к себе людей готовностью не только лечить, но и помочь, поддержать добрым словом. Умела она отстаивать наши интересы даже перед лагерным начальством, оформляла освобождение от работы так искусно, что немцы не всегда могли придраться к нам.

Вскоре она мне помогла перейти на работу санитаром. Ко мне и моему товарищу Лесику Галина долго присматривалась, беседовала с нами, пока не доверилась, и дала первое поручение: изучать людей, постепенно подбирать из них годных для подпольной работы. Через несколько дней, выслушав наши сообщения, она передала нам содержание последних сводок Советского информбюро и велела распространить их. Позднее мы получали у Романовой отпечатанные немецкими антифашистами в Берлине листовки и раздавали их нашим людям во время бомбежек, когда охрана убегала прятаться в подвалы. Листовки сообщали о победах Красной Армии, об издевательствах гитлеровцев над нашими людьми, в них был призыв к саботажу и срыву всех военных мероприятий фашистских властей.

Возможно, гестаповцам еще долго не удалось бы, раскрыть организацию, возможно, молодые борцы дождались бы прихода Советской Армии» если бы не провал члена «Интернационального Союза» Садкевича. Оказавшись в гестапо, он раскрыл известные ему имена, и Галина Романова, Петр Зозуля вместе с другими девятью членами организации были арестованы.

Услышать из уст Романовой хоть одно-другое имя означало для следователей нащупать след, проложить себе дорогу к десяткам неуловимых бойцов. Вот почему они оттягивали процесс, вот почему больную, истерзанную пытками девушку допрашивали не только в гестапо, но и в тюремной камере.

Рассказ бывшего члена организации «Интернациональный Союз» Петра Зозули ярко раскрыл благородные душевные качества Галины Романовой, ее несгибаемую волю и твердость духа во время следствия и на суде.

Дело «Интернационального Союза» разбиралось 27 апреля 1944 года в высшем гитлеровском судебном органе — в первом сенате фашистского трибунала в Берлине. На скамье подсудимых сидели Галина Романова, Владимир Буаселье, Садкевич, Зозуля и еще восемь участников организации.

Председатель первого сената фашистского трибунала Ролланд Фрайслер, который присудил к смерти национального героя чехословацкого народа Юлиуса Фучика, прокурор Лаутц и члены суда надеялись перекрестным допросом добиться от Галины каких-нибудь полезных для суда показаний.

— Кто был организатором сопротивления среди русских в лагере Ораниенбурга? — допытывался председатель трибунала.

— Я! — смело ответила Галина. — Все, что вам известно, сделано в Ораниенбурге мною.

Девушка хорошо знала, что ее ожидает после этих признаний. Но она и на суде решительно брала на себя чужую вину, в том числе и вину вовлеченных ею в организацию Петра Зозули, Ивана Лесика, добиваясь облегчения участи подсудимых и оберегая жизнь тех членов организации, которые оставались вне тюрьмы.

— Расскажите, как вы распространяли листовки по заводам? Кто помогал вам? — вмешался прокурор верховной имперской прокуратуры.

— Мод, совесть — совесть советского человека — помогла мне, — ответила Галина.

Прокурор, думая запугать Романову, перебил ее:

— Признавайтесь! Иначе вам не миновать гильотины!

— Я знаю, что меня ждет, — смело бросила в лицо фашистским судьям Галина. — Но такой меня воспитала моя Родина, и вам не удастся устрашить меня. Я не унижусь перед вами и гордо приму смерть. Жалею лишь об одном — мало пользы успела принести своей Отчизне. Пусть простит мне это мой народ…

В пять часов вечера 27 апреля 1944 года председатель трибунала огласил смертный приговор Галине Романовой, Владимиру Буаселье и еще пяти участникам «Интернационального Союза». Пять человек, благодаря Галине, взявшей их вину на себя, были присуждены к различным срокам тюремного заключения.

Наступил момент прощания с боевыми друзьями. Каждого осужденного к смерти Галина обняла, расцеловала, затем пожала руки остальным товарищам и взволнованно произнесла:

— Кто из вас останется в живых, передайте нашим людям, что я до последней минуты своей жизни буду бороться за любимую Родину.

Долгих сто четырнадцать суток после суда Галину держали в одиночной камере смертника. Палачи все еще надеялись сломить ее волю, хотели, чтобы она кого-нибудь выдала. Что может быть мучительней, чем каждой ночью ожидать: «Сейчас придут за мной, сейчас меня поведут на казнь». Уже белыми стали ее волосы, только одни глаза — впалые, огромные, чуть напоминали прежнюю Галину. Но сердце ее оставалось твердым.

Вечером 19 августа 1944 года в камеру к Романовой пришли прокурор, палач и его два помощника. Оставив сопровождавших на пороге, прокурор именем фюрера объявил о приближении казни и удалился.

Под охраной старого немецкого надзирателя, не имевшего права в эту ночь отлучится из камеры, Галина осталась ждать сигнала идти-в свой последний путь. Незадолго до рассвета девушка сумела уговорить немца, чтобы он вынес из тюрьмы сохранившуюся у нее семейную фотографию и передал ее врачу Анне Круподер, увезенной вместе с Галиной из Днепродзержинска и работавшей в больнице для русских рабочих в Берлине. Романова надеялась, что последние написанные ею на фотографии строчки попадут к матери. И она не ошиблась.

…Я держу в руках эту семейную фотографию, которую девушка до последних минут жизни сберегала у своего сердца. На снимке худенькая светловолосая десятилетняя Галочка в белом платье сидит между отцом и матерью. У ног родителей примостились малыши — двое ее братьев. В ту ночь, когда Романова в последний раз целовала эту фотографию, братья с оружием в руках шли к границам Германии. Но не дождалась их Галина: несколько месяцев отделяли ночь ее казни от светлого дня победы.

Торопясь, она окованной кандалами дрожащей рукой написала на обороте фотографии:

Ей хотелось сказать многое, а места на карточке не было. Она написала на немецком языке свое имя и фамилию, затем снова на русском «тюрьма — Берлин. 19/VIII—44». Нарисовала кандалы и дрожащей рукой вывела еще три строчки:

Вероятно в это время раздался звонок: тюремный диспетчер, ведающий точным временем вывода на казнь, торопил, и Галина в уголочке справа, обращаясь к родным и ко всем советским людям, успела дописать лишь одно слово:

Через несколько лет после войны я разыскал адрес Галиной матери и встретился с ней. Пока я рассказывал Ирине Павловне Романовой о героической борьбе и трагической судьбе ее дочери, она молчала. Только глаза ее — большие и темные — выражали безмерное горе.

— Скажите мне, как они убили Галочку? — тихо и настойчиво спрашивала мать.

Не хватило сил при первом разговоре произнести слово «гильотина». Я попытался уклонится от прямого ответа и стал расспрашивать о детских годах дочери.

— Она рано лишилась отца, — говорила мать. — Мне казалось, что я не сумею выучить ее и вырастить мальчиков. Но спасибо нашей власти, не дали дочери простой работницы остаться без знаний. Галина умела ценить и ласку большой советской семьи, и мою ласку.

Ирина Павловна раскрыла ящик старинного комода и вынула тщательно завернутые в цветной кусок материи документы и фотографии Галины. На одной — девушка с пышными, опускающимися на плечи, вьющимися волосами. Глаза серьезные, как у матери, круглый подбородок приподнят, губы раскрыты, и вся она точно желает вам сказать что-то теплое, приятное.

Натруженные руки Ирины Павловны положили на стол произведения Пушкина, Горького, Шолохова и Николая Островского.

— Это ее любимые писатели. В одну ночь Галочка прочитывала книгу. Она была жадная к знаниям, к настоящей жизни. Разве могла она мириться с позором быть у кого-нибудь рабыней! Разве могла она в Германии хоть на минуту забыть нашу родную землю! Из ее писем я уже чувствовала, я уже знала многое. Хотите их прочесть?

…Пожелтевшие от времени листки, некоторые со стершимися буквами, но это живая Галочка сквозь годы говорит с нами страстным и нежным, голосом.

22 октября 1942 года Галина пишет из Берлина матери:

Позднее, когда деятельность подпольной организации «Интернациональный Союз» дала уже ощутимые результаты, Галина не могла удержаться, чтобы намеком не дать знать о счастье, которое она нашла в борьбе.

Не сбылись надежды Галины Романовой. Им не дали сбыться враги, казнившие в тюрьме Плёцензее девушку-борца. Но, как писал Юлиус Фучик, «человек не становится меньше от того, что ему отрубят голову». Не в силах были фашисты заставить умолкнуть верную дочь Советской Отчизны. Она и сегодня среди нас!

В дни своего последнего посещения Днепродзержинска я с Николаем Романовым обошел исторические места города, которые были близкими, родными для его сестры.

С небольшого возвышения смотрим на металлургический комбинат, раскинувшийся у живописного правого берега Днепра. Николай с гордостью показывает цеха красавца завода, тепло говорит о коллективе блюминга, где он приобрел квалификацию сварщика, нашел после армии чутких, заботливых товарищей. Он вспоминает, что с этого места они с Галинкой любили вечерами глядеть на золотисто-огненное зарево, поднимающееся над домнами в момент выпуска металла.

Через некоторое время мы с улицы Заварихина свернули в переулок и остановились перед домом № 5, на котором висит гранитная доска с надписью:

Входим в небольшой дворик. Нас приветливо встречает старшая дочь Евдокии Семеновны Кириенко — Лидия Гавриловна — и дочка героически погибшего Петра Кириенко. Завязывается беседа. Лидия Гавриловна рассказывает о подпольной деятельности матери и брата, о том, как в январе 1943 года Евдокию Семеновну, Петра Кириенко и других подпольщиков эсэсовцы расстреляли у стены коксохимического завода.

— Вы видели наш памятник Славы лучшим людям города? — спрашивает Лидия Гавриловна. — На нем имеются имена и наших любимых.

На небольшой, всегда многолюдной площади, в окружении молодых деревьев, цветочных клумб и газонов, стоит воздвигнутый в первые годы Советской власти памятник Освобождения. Мощный постамент легко держит на себе высокую отточенную бетонную колонну. На вершине ее возвышается человек, разорвавший на своих руках цепи рабства. В страстной, порывистой фигуре ощущается торжество победителя и внутренняя могучая энергия борца, готового свершить новые подвиги.

Под этой стремительной фигурой, отлитой рабочими Днепродзержинска, на стенках пьедестала начертаны имена героев гражданской и Великой Отечественной войн. Возлагая живые цветы на братскую могилу у подножия памятника, люди с глубоким уважением читают среди других славных имен имена матери и сына Кириенко, комсомолки Любы Тарасовой — близких друзей и наставников Галины Романовой.

И тут, у подножия памятника Славы, приятно слышать из уст рабочих, что они помнят Галину Романову, что ее бесстрашие, ее верность Советской Родине служат светлым примером для подрастающего поколения.

Бессмертны те, кто отдал свою жизнь за мир, за счастье людей, за светлое будущее своего народа.