Босиком по звёздам

Глава 18, в которой наступает осень

Май был сердит. Он несколько часов сидел под козырьком подъезда, дожидаясь, пока вернется Рита. Тополя вокруг дома сменили одежды, облачившись в золото, и без устали сбрасывали листья под ноги прохожим, которые дождь превращал в кашу. Погода испортилась окончательно и бесповоротно, и Рита больше не держала окна открытыми, чем бесконечно возмущала Мая.

— Вот дождёшься, и я буду жить у Киры, — заявил он, вылетая навстречу Рите. Она появилась на подъездной дорожке, и её красный зонт казался возмутительно ярким среди осенней серости — Буду её талисманом.

— Я смотрю, ты нашёл себе друга, — улыбка Риты была лукавой, несмотря на усталость. Ей день был расписан по минутам, как и последние пару месяцев, и она давно стала бы миллионером, если бы могла назначать цену за свои услуги, как делали все земные эзотерики. К сожалению, на поверку люди оказывались не так щедры, если им это позволить.

— Не говори глупостей. Я никогда не буду дружить с человеком, — хрипло проворчал Майтес.

— Потерпи, всего полгода осталось. И ты вернешься под пушистое крыло матери.

Если бы ворон умел воспламенять взглядом, от Риты осталась бы горстка пеплом, но он лишь мог недобро косить черным взглядом.

— Моя жизнь зависит от тебя. Это бесит, — заявил он. — Как твои успехи?

— Все отлично, не беспокойся, — ответила Рита, поворачивая ключ в замке.

— Скажи, а ручей из-под двери — это тоже отлично?

Рита хотела ответить что-то колкое, но не успела. Она увидела свою прихожую, в которой безмятежно плавали тапочки. Когда Рита открыла дверь, они колыхнулись и устремились на лестничную площадку вместе с потоком воды.

— Что происходит?!

Рита ломанулась в квартиру. Вода была везде: в прихожей, в зале, в ванной и на кухне. Вокруг плавал мусор, какие-то листочки, случайно оказавшиеся на полу, и шелковая ночная рубашка. Вентили всех кранов были выкручены на полную, вода хлестала в раковины, переливалась через края и веселыми водопадами обрушивалась на старый деревянный пол.

— Что это, Май? Что же это? — причитала Рита и бестолково металась из комнаты в комнату. Она растерялась, ужас тугим комком застрял в горле, от слез щипало в носу, но глаза оставались сухими. Рита то бросалась к половой тряпке, которая тут же плавала, подобно плоту, то к кастрюле, которой решила вычерпать воду. Май кружил под потолком, возмущенно каркая.

— Что ты тут еще устроила, ведьма?

Рита обернулась. На пороге её квартиры стоял Михаил Андреевич в своей неизменной вязаной жилетке и опирался на трость. Он окинул взглядом разгромленную квартиру и остановил его на несчастной девушке, стоявшей посреди бардака. Она была мокрой, лохматой, держала в руках кастрюлю и выглядела совершенно несчастной.

— Я не знаю, — заявила она, и вдруг слезы брызнули у неё из глаз, покатились крупными каплями по щекам.

Михаил Андреевич прерывисто вздохнул, с сожалением посмотрел на мягкие домашние туфли.

— Мать моя в рейтузах! А ну отставить сопли! — строго скомандовал он и решительно шагнул в лужу, что разлилась по коридору. — Ты воду хотя бы выключи, дурёха.

— Ах, точно!

Рита кинулась выполнять указание. И как такая очевидная мысль сразу не пришла ей в голову? Как она растерялась, как перепугалась, раз допустила такую глупость! И Май тоже хорош, молчал, словно язык прикусил.

— Веник и совок есть? — спросил Михаил Андреевич, и Рита испуганно кивнула. — Собирай ими воду и в ведро. А я тут пока… покряхчу.

Опираясь на трость, он подхватил один из стульев под спинку и потащил к выходу. Стул был старый, венский, из натурального дерева. Для такого нет ничего хуже, как стоять в воде. Так по одному Михаил Андреевич вытащил все стулья и схватился за стол. Рита сердито утирала нос тыльной стороной руки и раз за разом набирала полный совок грязной воды, чтобы вылить её в ведро.

— А что у вас тут происходит? — в квартиру заглянули любопытные соседи.

— Видишь, баню устроила. Хорошо, хоть на первом этаже, — отвечал Михаил Андреевич. — А вы не стойте, спросите у горе-хозяюшки тряпки да помогайте.

— Я Григорий. С шестого этажа, — широкоплечий мужчина лет сорока смущенно протянул руку. — Мы даже не знакомы.

— Рита, — пискнула та.

— Ну что, Рит, давай, чего не жалко. Будем пол вытирать.

Помощников набралось немного, но даже на их участие Рита не могла надеяться. В какой-то момент она остановилась и осмотрела квартиру. Обои потемнели и отошли, но пол не успел вздуться, хотя наверняка промок до самого основания. Почти всю мебель вынесли на площадку, где её охранял бдительный Михаил Андреевич. Григорий и еще пара соседей заканчивали собирать воду. В квартире было душно и очень влажно, Ритина спина взмокла, а волосы налипли на лоб. И все-таки она себя чувствовала до безобразия живой. Её грудь распирали самые разные чувства: обида на ситуацию, и ужас перед последствиями, и благодарность, и умиление.

— Как же мне вас отблагодарить? — несчастным голосом спросила она.

— Больше не устраивай потоп, — хохотнул Григорий.

— А лучше, как будет у кого беда, тоже помоги, — ответила соседка с четвертого этажа. Она выжимала тряпку и выглядела при этом весьма довольной. — И получится круговорот добра.

— Ты вот что скажи, как так получилось?

— Я не знаю. Честно. Пришла, а все краны открыты на полную.

— Воды, наверное, не было, — предположила соседка. — Открыла и закрыть забыла. Постоянно такое случается.

— Так не отключали сегодня вроде, — пожал плечами Георгий.

— А разве ж с ними угадаешь? Вот она, настоящая русская рулетка: что и когда у тебя отключат на этот раз.

— Ну, вроде все. Принимай работу. Хозяюшка, — последнее слово Георгий выдал с ироничным смешком, и Рита бы в другой ситуации ответила что-нибудь колкое, но тогда она была слишком усталой и благодарной. Слава богам, хотя бы Май благоразумно молчал.

— Давайте я хотя бы ужин закажу на всех, — предложила она, чувствуя себя беспомощной. Что она могла ещё сделать? Не гороскоп же составить.

— А твой ужин где? Уплыл?

— Нет. Я не очень в готовке, — смущаясь, призналась Рита.

Ей вдруг вспомнилось, как в её квартире появлялся Алекс. Всегда с полными пакетами снеди. В её воспоминаниях его окружало тепло и свет, и голос звучат мягко, как будто издалека. Он по-доброму ворчал, осматривая пустой холодильник, надевал фартук и принимался готовить что-нибудь простое, но неизменно вкусное. Рита посмотрела на дверь, будто могло произойти чудо, и Алекс появился бы, пусть с пустыми руками, пусть злой или обиженный на неё — не важно. Впервые, остановившись на мгновение в своей погоне за медальоном, она поняла, как сильно скучает по нему. А ещё, что даже не знает его номера телефона. Может, и не было никакого Алекса вовсе?

— Не, я заказанную еду не люблю. Пойду, там жена картошки наготовила. Ой, и орать будет! Ни за что не поверит, что я полы мыл, — Григорий усмехнулся и покачал головой.

— И мы пойдем, — в один голос заявили соседка и подростки, которых Михаил Андреевич отловил в подъезде и заставил таскать мебель, спасая от деформации.

Собственно, Михаил Андреевич был единственным, кто остался с Ритой в разгромленной квартире. Синие осенние сумерки заползли в окна и растеклись по комнатам.

— А вы? Выпьете со мной чая? — тихо спросила Рита.

— Выпью, что ж с тобой делать, — вздохнул сосед. — Только не в твоей бане. Пойдем лучше ко мне.

Квартира Михаила Андреевича была типичным жилищем человека, застрявшего в прошлом или достаточно консервативного, чтобы не менять привычной обстановки. Здесь пахло стариной: деревом, тканью, простой едой и чистотой. Все вещи аккуратно стояли на своих местах, и на многих были выдавлены цены с таинственной припиской “коп.” Стол покрывала клеёнчатая скатерть, диван — выцветшее, но чистое покрывало, на стене гордо собирал пыль ковёр.

— Вы один живёте? — спросила Рита, присаживаясь на стул, почти такой же, как у неё самой.

— Один, — отозвался Михаил Андреевич, зажигая под чайником конфорку, и когда Рита больше ничего не спросила, добавил: — А раньше жена была. И собака.

— А что случилось?

Он посмотрел на неё колко, недобро.

— Зачем тебе? В душу все лазить мастаки, только руки перед

тим не моете.

Рита прикусила язык. “Это была ловушка!”

На столе появились толстостенные чашки с нарисованной земляникой и непарный им заварник. Запахло простым хорошим чаем без всяких так добавок. В вазе на ножке лежали конфеты и пряники.

— А вот был бы у тебя мужик, — ни с того ни с сего заявил Михаил Андреевич, — то такого не случилось бы. Он бы перед выходом все проверил, а если и случилось чего, так помог.

— Так мужчины же не тараканы, — улыбнулась Рита. — Сами не заводятся.

— Это как посмотреть. Некоторые и сами. Я вот в свое время ходил-ходил к Надьке, да так однажды и остался. И предложил: а чего бы нам не пожениться?

— Поженились?

— Угу, — вздохнул он. — Поженились.

В комнате снова повисла пауза. В тепле и уюте Рита как будто немного оттаяла, ужас перед коммунальной катастрофой немного поблек перед ярким светом и ароматом чая.

— Дурак я был, — опять внезапно заговорил Михаил Андреевич. — Думал, что если много говорить о любви, то приестся. Сотрутся слова, потеряют смысл, а с ними и любовь пройдёт. И я постоянно говорил, что больше всего в жизни люблю нашу собаку.

Рита замерла, не донеся чашку до губ. С тихим стуком упал на стол пряник.

— Говорил: Айна — лучшее существо в моей жизни. И трепал её за ушами, трепал. Думал, что Надька моя всё понимает. А она, — Михаил Андреевич сделал паузу, — не понимала.

Рита ничего не ответила. Она вспомнила покои Судьбы, темные, холодные, со стрельчатыми окнами, уходящими в высоту. И серебряные нити людских судеб. Если прислушаться, можно было услышать голоса. Миетель склонилась над ними и хихикала в кулачок, и фонарь на конце её шляпы отбрасывал пляшущие тени. “Айна — лучшее существо в моей жизни”.

— Вот дурак! — буркнула Миетель. Замешкавшись всего на секунду, она коснулась пальцем серебряной нити, и она затрепетала и зазвучала по-другому.

“Я ухожу! И Айну забираю с собой. Ты никого не любишь, только себя”.

Казалось, это было так недавно, но прошла целая человеческая жизнь. И вот он, мужчина, струну которого Рита тогда тронула. Пьет чай из пачки со слоном и грустно качает головой. От осознания мурашки пробежали по рукам, и Рита поёжилась.

— Ты что это, жалеешь меня что ль? Ты это брось! Я хорошую жизнь прожил, и если и остался один, то по своей глупости. Я вас, молодежь, предупредить хочу, — он ткнул в сторону Риты пальцем. — Если любишь, говори. Если беспокоит что, проблемы какие, бесы в душу забрались — говори всегда ртом! Тогда, может, чего дельное и выйдет. Эээх, — он махнул рукой. — Да только разве ж вы меня слушать будете? Молодежь нынче гордая! Не до разговоров вам.

Рита не ответила. Частью души она все еще была там, в покоях Судьбы, и краем уха слышала, как когда-то звучала его струна.

— Я, наверное, домой пойду. У меня там птица не кормлена.

— Ну так иди, иди. И когда Люська, Люсинда то есть, к тебе придёт, напомни, что она должна вернуть мне трёхлитровую банку!

Рита не стала напоминать старику, что Люсинда давно уже не живёт в его доме. Она спустилась на первый этаж, тихонько вошла в квартиру. Здесь было тепло и влажно, пахло отсыревшим деревом и тряпками. Рита распахнула окна, впуская в квартиру шум дождя.

— Май, — тихонько окликнула она. — Я очень плохой человек?

Ворон сидел на своём обычном месте и дремал.

— Ты не человек, — проворчал он. — В этом вся проблема.