Свадьба пролетела как один миг — яркий, сказочный, головокружительный. Я плыла к алтарю в облаке белоснежных кружев, не чувствуя под собой ног. Игорь сиял, глядя на меня влюбленными глазами. Родные украдкой утирали слезы. В огромном зале не было ни одного равнодушного лица.
Мы обменялись кольцами, поклялись любить друг друга и в горе, и в радости. Поцелуй жениха и невесты утонул в овациях гостей. А потом понеслось — музыка, танцы, тосты, смех до упаду…
Мы с Игорем, счастливые и усталые, упали на кровать уже под утро. Переполненные эмоциями, опьяненные любовью. Неужели теперь всегда так будет? Неужели это и есть тот самый «долго и счастливо»?
Увы, реальность быстро дала о себе знать. Вернувшись из свадебного путешествия, мы с головой окунулись в бытовые проблемы. Поиски работы, выплата кредитов, недопонимания с родными. Ссоры вспыхивали на пустом месте, копились взаимные обиды.
Все чаще по вечерам Игорь возвращался мрачный, изможденный. Отмалчивался на мои расспросы, отнекивался усталостью. А иногда вовсе не ночевал дома. И не отвечал на звонки. Уму непостижимо, как он умудрялся днем улыбаться и строить из себя примерного мужа!
Я места себе не находила. Обзванивала больницы, дежурила ночами у окна. Лелеяла в душе страшные подозрения. Уж не связался ли снова с дурной компанией? Не влип ли в неприятности похуже прежних?
А может… может у него кто-то появился? Помоложе, покрасивее меня? Без груза проблем и усталости в глазах. Готовая беззаветно поддерживать в любых начинаниях. Не то что я — вечно ноющая, недовольная истеричка.
В такие моменты я ненавидела себя. Презирала за слабость, за неумение сдержать эмоции. Игорю сейчас ой как несладко, а я вместо опоры — обуза. Груз на шее, не дающий вздохнуть полной грудью.
— Любимый, — однажды решилась я на откровенный разговор. — Что происходит? Почему ты молчишь, не делишься со мной? Разве не клялись мы доверять друг другу?
Игорь отвел глаза, нервно дернул плечом:
— Все в порядке, солнце. Просто устаю на работе, вот и срываюсь. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Ни о какой другой женщине и речи быть не может!
Я вглядывалась в его бегающий взгляд, пытаясь отыскать там хоть искру прежнего тепла. Неужели снова врет? Неужели не понимает, как меня это ранит?
Мы все больше отдалялись друг от друга. Занимались любовью механически, без огонька. Разговаривали о пустяках, боясь задеть больные темы. А в душе копилась горечь непролитых слез и невысказанных упреков.
И только Леопольд, мой верный мохнатый друг, утешал бессонными ночами. Забирался на колени, тыкался носом в ладонь, утробно мурча. Терпеливо выслушивал сбивчивый шепот, облизывал соленые от слез щеки. Порой мне казалось, что этот кот — единственное мое спасение от надвигающегося безумия.
А потом грянул гром. Случилось то, чего я боялась больше всего на свете.
Игоря арестовали. Ворвались ночью, перевернули вверх дном квартиру. Надели наручники, зачитали права. Я металась как безумная, кричала, цеплялась за полы их форменных курток. Умоляла, рыдала, грозила всеми карами небесными. Но бесстрастные служители закона были глухи к мольбам истеричной жены.
Когда рассвело, от былой жизни остались лишь руины. Опечатанная квартира, замороженные счета, сочувствующие взгляды соседей. И леденящий ужас неизвестности — за что? Почему? Что он натворил?
Мама примчалась в тот же день. Обняла, гладя по волосам как маленькую. Утешала, разбавляя вином мои бесконечные слезы. Клялась поддержать, что бы ни случилось дальше.
— Доченька, может оно и к лучшему? Отмучилась, отстрадала свое. Зато теперь наверняка знаешь, что он из себя представляет. Нечего себя изводить, нервы тратить. Развод — и дело с концом!
Я слушала вполуха, тупо кивала невпопад. Сердце разрывалось от боли. Как мама могла такое говорить? Неужели не верит, что мы справимся? Что наша любовь сильнее любых испытаний?
Уснула лишь под утро, совершенно разбитая. И крепко-накрепко решила — буду бороться за своего мужа! Вытащу, отмою, верну прежнюю жизнь. Чего бы мне это ни стоило. Потому что люблю. До беспамятства, до одури люблю!
Следующий месяц превратился в беспросветный ад. Бесконечная беготня по адвокатам, унизительные свидания в СИЗО. Невыносимая мука — видеть измученное лицо Игоря через решетку. Подбадривать, уверять, что все будет хорошо. И давиться слезами, глядя, как за ним захлопывается тяжелая дверь.
Оказалось, долги Игоря выросли до немыслимых сумм. Он занимал у всех подряд — у друзей, у коллег, у банков. Влез в какие-то дикие авантюры, отдал последнее за сомнительные прожекты. А когда кредиторы стали грозить расправой, сорвался. Украл из фирмы крупную сумму и пустился в бега.
Следствие длилось мучительно долго. Адвокат разводил руками — слишком много улик, слишком очевидная вина. Грозил реальный срок в колонии, лет на пять минимум. У меня земля уходила из-под ног от одной мысли о таком приговоре.
Все думала — в кошмарном сне живу, не иначе! Муж за решеткой, будущее рухнуло. Куда бежать, к кому идти на поклон? Может маме была права насчет развода? Сейчас бы уже свободной была, начала все с чистого листа. Нашла порядочного мужчину, родила бы ребенка. И жила в мире и покое, без этого бесконечного страха и боли.
Но и бросить Игоря в беде не могла. Просто физически не могла вычеркнуть из сердца. Несмотря на вранье, на горькие разочарования. Он был моей половинкой, моим смыслом жизни. И я готова была платить за эту любовь сполна.
Продала последние безделушки, влезла в долги. Носила передачи, искала лазейки в законе. Молила всех святых о снисхождении и чуде. Потому что верила — наша любовь все выдержит. Докажет судьям, что за маской афериста скрывается ранимая творческая душа. Что оступился по глупости, по отчаянию. А я… я смогу его изменить, заново перекроить наши судьбы.
В тот день, когда суд огласил приговор, мир рухнул окончательно. Пять лет колонии общего режима. И никаких снисхождений, никаких смягчающих. Игорь стоял бледный, с трясущимися губами. А в глазах плескалась такая вселенская тоска, что впору было взвыть волком. Кинуться грудью на амбразуру, закрыть собой от жестокого и несправедливого мира.
Конвой надел наручники, повел к выходу. Игорь обернулся напоследок, обжег безумным взглядом. И рванулся вдруг, не в силах сдерживаться. Впился губами в губы, сминая, терзая, клеймя своей отчаянной любовью.
— Мариш, солнце… Прости… Прости меня… — лихорадочный шепот обжигал кожу. — Все для тебя… Ради нашего счастья… Дождись, родная… Дождись…
И его скрутили. Поволокли прочь, оглушенного, потерянного. А я стояла и глотала слезы. Рвалась следом, в эту черную, страшную неизвестность. Вцепиться бы в него, обнять до хруста. Да только кто ж позволит.
Леопольд встретил у порога безмолвным укором. Огромные зеленые глаза источали вселенскую грусть. Кот понимал, что наша семейная лодка дала трещину. Что впереди лишь мрак и безнадега.
Я рухнула на колени, обняла пушистую тушку. Разрыдалась, уткнувшись в мягкую шерстку. Выплескивала в бессвязном бормотании весь свой страх, всю горечь.
— Как же мы теперь, а? Как же я без него целых пять лет? Знаешь, я ведь подать на развод хотела. Сбежать, забыть как страшный сон. Но выходит люблю, безумно люблю… И плевать на унижения, на позор. Будь что будет, до конца стоять буду за своего мужа! Потому что он — моя судьба.
И я сидела так — растрепанная, раздавленная. С комком шерсти в объятиях. С верой, что справлюсь со всем. И любовью, огромной, сильной. Любовью, которая горы свернет и тюремные решетки распахнет.