18

Просыпаюсь от настойчивого писка будильника. Голова тяжелая, гудит как колокол. Во рту — словно кошки нагадили. Не сразу понимаю, где нахожусь. И лишь увидев чемодан с вещами для передачки, вспоминаю.

Игорь. Суд. Приговор.

Меня с новой силой накрывает волной отчаяния. Сердце сжимается, к горлу подкатывает ком. Нет, только не снова! Хватит рыданий! Нужно собраться, взять себя в руки. У меня сегодня куча дел.

С трудом поднимаюсь, плетусь на кухню. Ставлю чайник, бездумно пялюсь на пузырящуюся воду. В голове шумит, мысли путаются. Надо позавтракать, но кусок в горло не лезет. Ладно, просто выпью кофе. Может, хоть это приведет меня в чувство.

Жадными глотками опустошаю кружку, обжигая язык. Горечь разливается во рту, отдает в желудке спазмом. Ничего. Это даже хорошо. По крайне мере, острее ощущаю реальность происходящего. Вчерашний морок, затянувший меня в черную пучину горя, потихоньку отступает.

Возвращаюсь в комнату, на автомате одеваюсь. Штаны, свитер, куртка. Надо успеть отвезти передачку, пока принимают. Постоять в очереди, отдать вещи. Заглянуть Игорю в глаза на долю секунды, пока конвоир не рявкнет: "Следующий!". И мысленно сказать, что люблю. До умопомрачения, до потери пульса люблю.

Выхожу на улицу, с наслаждением вдыхаю морозный воздух. Иду к остановке, еле переставляя ноги. Тело ватное, непослушное. Ничего. Сейчас расхожусь. Мне еще столько всего нужно успеть!

Сажусь в полупустой автобус, утыкаюсь лбом в холодное стекло. За окном проплывают унылые многоэтажки, редкие деревья с почерневшими ветками. Вот и тюрьма на горизонте замаячила. Огромная, мрачная, с высоченным забором и колючей проволокой по верху. Как же я ненавижу это место! И как часто буду сюда ездить теперь…

Захожу в комнату приема передач, встаю в хвост очереди. Людское горе, тоска и безысходность висят в воздухе тяжелым смрадом. Рядом со мной — женщины с усталыми лицами и потухшими глазами. У всех в руках — сумки и пакеты. Скудный набор того, чем мы можем поддержать своих близких за решеткой.

Очередь медленно движется. Минуты текут, как патока. Наконец, подхожу к окошку. Молоденький сержант с равнодушным лицом придирчиво осматривает содержимое передачки. Демонстративно встряхивает пачку сигарет, заглядывает в книги. Потом лениво бросает: "Проходите".

И вот он, тот самый миг. Игорь появляется в проходе — бледный, осунувшийся. На руках — наручники. За спиной — два дюжих охранника. Наши глаза встречаются. В его взгляде — боль, тоска и бесконечная любовь. В моем — слезы, которые из последних сил сдерживаю.

"Я люблю тебя", — говорю одними губами. Игорь еле заметно кивает. Да, он знает. Чувствует.

"Держись там", — шепчу, судорожно сглатывая. Вот-вот разревусь, как маленькая. Уже и сержант косится неодобрительно. Но мне плевать. Это же мой муж! Любовь всей моей жизни!

И вот конвоиры снова подталкивают Игоря в спину. Уводят, чеканя шаг. А я стою, беспомощно смотрю вслед. Из последних сил давлю рвущиеся рыдания. Нет. При всех не заплачу. Только не здесь. Не дождутся.

Выхожу на улицу, жадно глотаю колючий морозный воздух. Слезы текут по щекам, противно стынут на ветру. Ничего. Ничего. Сейчас в себя приду. Отряхнусь и дальше побегу. Дел еще — непочатый край.

Сажусь на скамейку остановки, достаю мобильный. Пальцы дрожат и не попадают по кнопкам. Черт, ну почему так сложно собраться? Так, номер адвоката, которого в интернете нашла. Набираю, слушаю длинные гудки. Ну же, ну!

— Слушаю вас, — раздается в трубке холодный мужской голос.

— Здравствуйте, это Марина Нечаева беспокоит, — выпаливаю скороговоркой. — У меня муж недавно осужден, хотела проконсультироваться насчет апелляции… Вы не могли бы со мной встретиться? Обсудить детали?

— Фамилия мужа? Статья? — сухо осведомляется адвокат.

— Нечаев Игорь Палыч. Ограбление, — еле выдавливаю я. До сих пор не верится, что мой любимый, честный, порядочный — вдруг преступник. Да еще и на пять лет присел…

— Так-так, — тянет юрист. По голосу слышу — не слишком-то верит в благополучный исход. Небось, уже прикидывает, сколько с меня содрать можно. — Что ж, давайте завтра в час дня, идет? Запишите адрес.

Диктует, а у меня в голове шум, в ушах звон. Механически строчу в блокноте, а сама лихорадочно думаю — как же мне убедить его взяться? Да так рьяно, с огоньком, чтоб в лепешку расшибся, но Игорю свободу выбил? И чтоб не раскусил, что денег у меня — кот наплакал. А то сразу пятки сделает, только его и видели…

— Ну, до завтра! — бросает адвокат и вешает трубку. Тишина обрушивается, давит на плечи. Я медленно выдыхаю, прячу телефон в карман. Надо ехать домой. Собраться с мыслями, подготовиться к разговору. Ведь именно от него — от этой встречи завтра — зависит, вытащу я Игоря или нет. Нужно быть очень убедительной. Разжалобить, заставить поверить, что муж невиновен. Что осудили зря, по ошибке.

Снова сажусь в автобус, прижимаюсь лбом к вибрирующему стеклу. Дома меня встречает Леопольд — трется о ноги, утробно мурчит. Бедняга, тоже по хозяину скучает. Все мы тут — словно неприкаянные, лишние. Без Игоря и жизнь не мила…

Падаю на диван, тупо смотрю в стену. Мысли роятся, наскакивают одна на другую. Столько нужно продумать, столько решить! Но сил нет даже шевельнуться. Только лежать и слушать гулкую, звенящую тишину опустевшей квартиры.

Внезапно раздается звонок в дверь. Вздрагиваю, сжимаюсь в комок. Кого это еще принесло? Не дадут поваляться спокойно в жалости к себе! Иду открывать, гадая — кто бы это мог быть.

На пороге стоит Светка. Лучшая подруга и боевая подельница. Кажется, мы с ней сто лет знакомы. Еще со школьной скамьи — не разлей вода.

— Мариш, — выдыхает она, порывисто обнимая меня. — Солнце, как ты? Держишься?

И я разражаюсь рыданиями. Навзрыд, с подвыванием, размазывая сопли по щекам. Выплескиваю на подругу всю боль, все отчаяние, что накопились за эти дни. А Светка гладит меня по спине, приговаривает ласково:

— Ну-ну, тише. Поплачь, легче станет. Я с тобой, слышишь? Прорвемся. Игорька вытащим, костьми лягу, но вытащим!

И я реву еще горше, еще безутешней. Господи, спасибо тебе за таких друзей! За то, что не бросают в беде, готовы костьми лечь. Не знаю, что бы я без Светки делала…

Так и сидим на кухне. Пьем чай, разбавляя его соленой влагой. Решаем, как дальше жить будем. Светка — мозговой штурм устраивает, идеи генерирует. И проблески надежды загораются, теплятся в моей истерзанной душе. Может, и правда, не все потеряно? Может, если постараться, если не сдаваться — все образуется?

— Главное, Мариш, духом не падай! — твердит подруга, сжимая мою ладонь. — Поверь, я сделаю все, чтоб помочь. И Игоря вытащим, и на ноги тебя поставим. Ты только не раскисай, ладно? Держись!

Киваю, шмыгаю носом. Да, я буду держаться. Ради Игоря, ради нашей любви. Чего бы мне это ни стоило. Даже если все будут против — я выстою. Пройду через любые испытания, любые передряги. Лишь бы снова быть с ним рядом.

Поздно вечером провожаю Светку, закрываю за ней дверь. Прислоняюсь к косяку, медленно сползаю на пол. Сил больше нет. День выпил меня досуха, вывернул наизнанку. Сажусь рядом с Леопольдом, обнимаю мохнатую тушку. Кот тыкается мокрым носом в щеку, утешает. Эх, знал бы ты, дружище, как мне паршиво! Словами не описать!

Но одно хорошо — Светкин визит не прошел даром. В душе снова вспыхнул огонек надежды. Слабенький, неуверенный, но он есть. И я намерена раздуть его в полноценное пламя. Растопить им льды, что сковали сердце после приговора.

Завтра предстоит важный день. От встречи с адвокатом будет зависеть, сумею ли добиться пересмотра дела. Получится ли вытащить Игоря, вернуть нашу прежнюю жизнь. И я обязана быть в форме. Собранной, убедительной, готовой парировать любые доводы.

С этой мыслью я решительно поднимаюсь. Отправляю Лео с рук и иду в ванную. Включаю горячую воду, подставляю лицо под упругие струи. Смываю остатки слез, усталости, раздрая. И чувствую, как потихоньку возвращаются силы. Как разгорается внутри пламя решимости.

Не все еще потеряно. Я смогу. Я справлюсь. Переживу этот ад и выберусь из него с победой. Потому что за моей спиной — Любовь. А это самое мощное оружие на свете.

Загрузка...