Бывшие. Верни мое сердце

17

Я захожу в нашу квартиру, не чувствуя под собой ног. В голове шумит, перед глазами все плывет. Бросаю сумку в прихожей, на автомате разуваюсь. И наконец даю волю слезам.

Рыдания рвутся из груди, сотрясая все тело. Я сползаю по стене на пол, обхватываю колени руками. Вою в голос, давясь соплями и слюной. Мне так плохо, что хочется выть. Выть раненым зверем, которому вспороли живот.

Пять лет… Пять гребаных лет… Это же целая вечность! Как я проживу их без Игоря? Без моего любимого мужчины, без моей второй половинки? Да я с ума сойду от тоски и одиночества!

Всхлипываю, размазывая по лицу слезы. В памяти всплывает сегодняшний суд, равнодушные лица присяжных. Приговор, от которого волосы встали дыбом. Колония общего режима. Ни одной поблажки, ни одного смягчающего.

Я сидела, вцепившись пальцами в скамью. Смотрела, как наручники охватывают запястья Игоря. Как конвоиры тащат его прочь из зала. А в голове стучало набатом: "Этого не может быть! Это ошибка! Сейчас все закончится, рассеется как дурной сон!"

Но наваждение не проходило. Судья монотонно зачитывала обвинительный приговор. Зрители на галерке довольно перешептывались. А Игорь… Мой бедный любимый Игорь стоял бледный, с трясущимися губами. И лишь в самый последний момент обернулся. Поймал мой взгляд. И в его глазах плескалась такая мука, что впору было завыть в голос.

Сейчас я сижу на полу нашей маленькой прихожей и размазываю сопли по щекам. Душа словно вывернута наизнанку. Страшно, пусто, гадко. Все вокруг кажется картонным, ненастоящим. Таким мелким и незначительным по сравнению с бедой, что на нас обрушилась.

Из комнаты выходит Леопольд, трется о мои ноги. Смотрит огромными зелеными глазами, полными вселенской печали. Знает ведь, паршивец, что случилось что-то ужасное. Что его хозяина больше нет рядом.

Я хватаю кота, прижимаю к себе. Утыкаюсь мокрым от слез лицом в пушистый бок. И глухо, надрывно рыдаю, до колик, до икоты. Выплескиваю в громких всхлипах всю свою боль, все отчаяние.

— Лео, Лешенька, миленький, — шепчу я, судорожно гладя мохнатую спину. — Что же нам теперь делать, а? Как же мы одни, без него? Господи, за что? Почему именно с нами?

Кот терпеливо сносит тисканья, лишь подергивая ухом. Он все понимает. Чувствует мое состояние. Знает, что хозяйке сейчас как никогда нужна поддержка и утешение.

Не знаю, сколько я так сижу. Час, два? За окном сереет, сгущаются сумерки. В квартире становится темно и тихо. Лишь мое хриплое дыхание и мерное урчание Леопольда нарушают звенящую пустоту.

Голова раскалывается, горло саднит от плача. Я с трудом поднимаюсь, бреду на негнущихся ногах в спальню. Рушусь на неразобранную постель, тупо пялясь в стену. Мысли путаются, разбегаются как тараканы. Больно. Страшно. Муторно.

Надо бы поесть, собрать передачку Игорю. Или хотя бы в ванную сходить, умыться. Человеком себя почувствовать. Но сил нет даже пошевелиться. Только лежать и слушать гулкую, звенящую пустоту внутри.

Вспоминаю наши счастливые деньки с Игорем. Первое свидание, первый поцелуй. Как кружил меня на руках, смеясь и сверкая ясными глазами. Топил в своей любви, окутывал теплом и заботой.

И вот теперь его нет. Выдрали из моей жизни с мясом, оставив зияющую кровоточащую рану. Забрали, заперли за решетку. А я… Что я? Так и буду гнить в четырех стенах? Изводить себя горькими мыслями, купаться в жалости?

Нет! Хватит! Какого черта я развела нюни? Не за тем мы с Игорем через столько прошли, чтобы теперь сдаться! Вон Децл пел: "Надо жить ради того, кто живет ради тебя". Вот и я буду. Ради своего мужа. Ради нашей любви.

Я резко сажусь на постели, утираю слезы. Хватит рыданий! Нужно взять себя в руки. Составить четкий план, расписать каждый свой шаг. Визиты, передачки, звонки, письма. Статья в газету накатать, подключить общественность. Найти хорошего адвоката, в конце концов! Сидеть и жалеть себя — только время терять.

С этими мыслями я решительно поднимаюсь и иду на кухню. Включаю чайник, заливаю кипятком растворимый кофе. Подходит к окну, смотрю на темнеющий двор, на редкие огоньки в окнах. Там, за этими стенами — люди. Которые любят, ненавидят, борются. И я тоже буду. До последней капли крови, до последнего вздоха.

Допиваю кофе, ставлю чашку в мойку. Решительно разворачиваюсь и иду к шкафу. Вытаскиваю на свет божий чемодан, сумки, пакеты. Спортивные штаны Игоря, его любимые футболки, теплые носки. Беру с полки книги — Ремарка, Хемингуэя, Маркеса. Те, что он всегда хотел перечитать, да все руки не доходили.

Складываю, запихиваю, утрамбовываю. Потом сажусь за стол, берусь за ручку. Вывожу на чистом листе бумаги: "Дорогой мой, любимый Игорек! Прости, что так вышло. Что не смогла тебя защитить, уберечь. Клянусь, я сделаю все, чтобы ты поскорее освободился. Мы еще будем счастливы, я знаю! А пока держись. Я всегда буду рядом — мыслями, душой. Ни минуты не сомневайся в моей любви. Крепко целую, твоя Мариша".

Вкладываю письмо в передачу. Туда же — пачку сигарет, гематоген, витамины. Все, что разрешено тюремными правилами. Знаю, Игорю там без этого никак.

Потом падаю на диван, смотрю в потолок невидящим взглядом. Усталость наваливается свинцовой плитой, гудят ноги, немеет поясница. Сил хватает только на то, чтобы поставить будильник и закрыть глаза.

Завтра предстоит нелегкий день. Куча хлопот, дел, беготни. Но я справлюсь. Ради Игоря, ради нашего будущего я горы сверну. Выдержу все — и разлуку, и горечь, и одиночество. Потому что люблю. До беспамятства, до одури люблю.

С этими мыслями я проваливаюсь в зыбкое, муторное забытье. Мне снится Игорь — его глаза, его смех, его теплые руки. "Я дождусь тебя, — шепчу я сквозь сон. — Я все вынесу и дождусь".

Рядом тихо сопит Леопольд. Он, как всегда, лежит в ногах. Охраняет, греет, дарит покой. Последний островок тепла в холодном океане тоски. Друг и соратник в долгой борьбе, что мне предстоит.

Но я справлюсь. Справлюсь, чего бы мне это ни стоило. Потому что любовь сильнее разлук. Потому что мы с Игорем — две половинки одной судьбы.

И когда-нибудь, в один прекрасный день, мы снова будем вместе. Обнимемся, рассмеемся, заживем как прежде. И вся боль, все слезы останутся позади.

Ну а пока надо держаться. Надо жить, дышать, ждать. И верить — только верить! — что впереди у нас еще целая жизнь.