Ценный груз

Глава вторая

Солнце только коснулось края горизонта, несмело выглянув, как провинившееся дитя, а за окнами уже трещали цикады. Длинный пронзительный звон одного насекомого сплетался с такой же песней другого, и весь этот непрекращающийся стрекот длился с самого утра до наступления ночи. Поэты слагали о них стихотворения, и даже существовала целая поэма, полностью посвященная певчему насекомому. Дэмина удивляла способность творческих людей видеть в этом отвратительном на вид создании метафору борьбы за жизнь, а в их надоедливом шуме — образ возрождения, переменчивости или смерти. Именно об этом и была знаменитая поэма, которую заставляли читать, разбирать и выучивать отдельные ее части в Академии. Воин должен уметь держать в руке не только меч, но и кисть, считали великие умы Синторы. Но Дэмин, человек более склонный к рационализму, чем к буйной фантазии, с трудом переваривал строчки поэта о том, что вой цикад — это напоминание людям о быстротечности их жизни. С первыми теплыми днями эти невзрачные букашки начинают робко петь, к середине лета — заполняют своими звуками все пространство, но чем ближе к губительным холодам, тем тише их плач. Подобно погребальному пению, провожают они свои последние мгновения, прежде чем погибнут, скованные утренним инеем.

Именно об этом и была написана целая поэма, занимающая несколько листов. Настолько депрессивная и внушающая апатию, что Дэмин мог разбирать смысл данных строк только в компании своих друзей и с бутылкой терпкого вина.

Дверь в покои молодого Каведы распахнулась, впуская мрачного мечника.

— Как ты себя чувствуешь? — обратился молодой судья к входящему в его покои Мингли.

Мечник поморщился, видя, как слуги бегали по комнате, подобно мошкаре в закатные часы. Они спешили помочь собраться своему господину и приступить к другим обязанностям, коих сегодня было излишне много.

— Все хорошо, если не считать того, что твоя матушка перевернула поместье вверх дном. Она каждому выдала по длинному списку заданий и даже мне, несмотря на то, что я твой мечник, а не раб или домашняя служка.

— Да, она немного переживает за то, чтобы брат по прибытии ни в чем не нуждался.

— Немного? Да от того шума и спектра встревоженных эмоций, которые разбудили меня ни свет ни заря, я решил, что на нас напали и грабят. Чуть не выбежал голышом с мечом наперевес. — Мингли действительно выглядел немного растрепанным и невыспавшимся.

Все присутствующие слуги расплылись в улыбке. Демону еще не доводилось сталкиваться с беспокойным характером жены Каведы. Несколько лет назад и без того ее пламенный темперамент подогрела болезнь младшего сына Лияна. Тот умудрился подхватить красную лихорадку и многие месяцы находился на грани смерти. За это время мать словно постарела на пару зим и стала еще более волнительной ко всему, что касалось ее сыновей.

— Разве мечнику не положено вставать с первыми лучами, чтобы практиковаться в своем мастерстве? — серьезно поинтересовался Дэмин, скрывая свое веселье при столь прискорбном виде, в коем прибывал Мингли.

— Я тренируюсь ночами, — буркнул демон и устроился на кресле в самом темном месте комнаты. Свет резал ему глаза.

— Сейчас я собираюсь в академию, — Дэмин переключил свое внимание на другую тему, — сегодня мне предстоит начать готовиться к экзамену. — Слуга подал молодому господину широкий черный пояс, которым тот повязал талию поверх изумрудного халата с круглым воротником, — то дело, по которому мы вчера проводили слушание, передается в ведомство безопасности. Но от меня хотят получить помощь, — слуга вновь быстрой тенью метнулся от столика, стоявшего у окна, к Дэмину, на этот раз неся в руках резную шкатулку, в которой покоился золотой кафф в форме дракона, — когда я вернусь, мы встретим, как полагается, моего брата, а после займемся внесением в описание дела всего, что слышали и к какому заключению пришли.

— Мы? — зевнул Мингли, — я мечник, письмо — не моя работа.

— Ты вроде как говорил, что мы теперь напарники? — Дэмин аккуратно поправил темные локоны волос, что обрамляли его лицо, и, подойдя к зеркалу, удостоверился в том, что вся его прическа была идеальной.

В Синторе короткие стрижки носили лишь люди обеспеченные. Для поддержания их в надлежащем виде требовалось посещать цирюльника, а это не каждый мог себе позволить. Бедняки и вовсе нарочно отказывались стричь волосы, ведь в случае полной нищеты их можно было продать на парики или пряжу.

— Я не обучен вашему письму, — все с такой же неохотой ответил Мингли.

До этого момента Дэмин не задумывался о том, что демон может не знать их письменности. Он удивленно вскинул брови и внимательно посмотрел на собеседника, пытаясь понять, не обманывает ли тот его. Потом улыбнулся, осознав наглую ложь:

— Ты же читаешь эти глупые романы.

— Читать не писать, — коротко отрезал демон.

— Вот и научишься, — Дэмин завершил разговор строгим голосом старшего брата.

Мингли часто пребывал в дурном расположении духа по утрам, и молодой судья знал, что к вечеру тот сам с радостью первый бросится с головой во что угодно, лишь бы не помереть со скуки. Потому не видел смысла пререкаться со своим мечником.

Дэмин еще раз окинул свое отражение в зеркале, махнул рукой слуге, чтобы тот подал его кожаную папку с листами для обучения, и направился к выходу.

Военная Академия располагалась на одной из улиц Верхнего города.

Величественная постройка с башнями и множеством корпусов отчасти чем-то напоминала внешним видом крепость. Вероятно, архитектор старался тем самым отразить принадлежность данного заведения к военной структуре. Но Дэмину это все казалось декорацией к спектаклю. Так как помимо прочной и высокой стены, башен и охраны, постройка включала в себя: разноцветные крыши, яркоокрашенные желтым цветом, большие деревянные ворота, начищенный до блеска гигантский колокол, в одной из башен, — по его звону студенты со всех концов квартала должны были понять, что опоздали на занятия, — и многое другое, что никак нельзя было себе вообразить в реальных крепостях оберегающих границы провинции.

Те студенты, что не проживали внутри академии, в данный момент буквально заполонили улицы. Они текли по ним плотными рядами, извиваясь на поворотах, подобно змеям, устремившимся в родимое гнездо. Такое жуткое столпотворение можно было наблюдать только несколько раз в году — на важных экзаменах, в которых принимали участие не только учащиеся академии, но и приезжие из других провинций, желающие получить документ о пригодности именно от военной Академии Синторы. Это было невероятно престижно по всему континенту, так как именно эта провинция славилась самыми выдающимися воинами и чароплетами. Что, впрочем, никого не удивляло. Синтору часто называли местом, где дети рождаются уже с оружием в руках. Даже в самом начале, когда синторцы представляли из себя небольшой горный народ, мирными на нрав они никогда не были. А уж как только озолотились на приисках железа и вовсе обратились в угрозу номер один для своих соседей.

Когда Дэмин добрался на портшезе до Академии, то был вынужден встать в длинную очередь. Стражи учебного заведения торопливо подгоняли студентов, столпившихся у входа, дабы те, кто излишне нарочно долго выбирался из своего портшеза, — конечно же, делая это для демонстрации окружающим себя и своего богатства, — не перекрывал горожанам улицу и не создавал затора. Но молодые господа и госпожи, что обучались военному ремеслу, не спешили скрываться за воротами академии. Они знали, что в такой день тут образуются толпы зевак, желающих посмотреть на учеников. Девушкам это было выгодно, можно было найти себе жениха. В дни главных экзаменов сюда приходили даже свахи — подбирать и высматривать подходящих молодых людей. Для юношей же — показать всем, какими статными и могущественными растут отпрыски той или иной семьи.

В общем, как говорил Мингли: люди похожи на мартышек, что обитают на склонах южных пиков. Те тоже постоянно сбиваются в кучу, кричат и показывают друг другу задницы. Сейчас Дэмин с ним был полностью согласен. Ему претила сама мысль выставлять себя на всеобщее обозрение, подобно товару на прилавках уличных торговцев.

Когда молодой Каведа, наконец, смог просочиться в стены учебного заведения, его подхватила волна идущих к главному корпусу студентов. Многие были взволнованы и одновременно радостны. Обычно таковыми являлись приезжие ученики других академий. Местных же ребят и девушек сразу можно было определить по сонным взглядам или излишне напыщенному выражению лица. Безусловно, не все молодые и богатые были надменными и заносчивыми, просто они терялись на фоне своих чванливых сверстников, ибо те предпочитали надевать только самое дорогое, шикарное, красочное и блестящее. Так как дни в преддверии экзамена ничем не уступали праздничным или официальным приемам во дворце правителя. Здесь мода зарождалась с такой же скоростью и пламенем охватывала весь город.

Например, в том году дочь высокопоставленного чиновника при дворе прицепила себе на волосы огромный пион чуть ли не размером с ее лицо. Цветок был создан искусным мастером полностью из дорогого шелка и окрашен в нежно-персиковый цвет. На его сердцевину были нанесены стойкие духи с нотками цветения вишни. Это так поразило всех студенток и тех, кто успел разглядеть эту особу у входа в академию, что не прошло и пяти дней, как вся женская половина Виты увешалась цветами.

Дэмин вошел в главное здание, преодолев двенадцать белых гранитных ступеней. Их было ровно столько же, сколько и важных правил Академии:

Учитель для студента подобен отцу. Строг, но справедлив.

Если родитель производит на свет ребенка, то учитель создает из него человека.

Воспитанник — зеркало своего учителя.

Если студент глуп и безалаберен, то роняет тень на своего мастера.

У ученика нет пола. Его велено оценивать только по знаниям и талантам.

Даже покинув стены своей академии, как покидают отчий дом, учитель все равно остается мастером для своего ученика, как отец останется отцом для сына, даже если их пути разойдутся.

И многие другие, выбитые символами кратких тезисов на мраморных ступенях, дабы студент, поднимающийся к входу академии, мысленно их повторял.

Интересно, кто вообще так делал? Особенно с учетом того, что в некоторых провинциях считалось дурным тоном топтаться по надписям, будь то сакральные письмена или просто выбитые в камне умные речи мудрецов. Таким приезжим студентам приходилось внимательно смотреть под ноги и перешагивать через символы, что усугубляло давку у главного входа.

Дэмин уже не обращал внимания на высокие своды, на красочную мозаику окон, на великолепные картины, гобелены и прочее убранство академии. За столько лет, что он здесь обучался, все это обратилось для него в приевшийся глазу фон. Но благодаря студентам, прибывшим из других провинций, многие из которых громко восторгались внутренней красотой здания, некоторые ученики по-новому взглянули на место, в котором учатся. Дэмин вспомнил, как и сам, — когда впервые пересек порог академии, — пребывал в жутком восторге от всего, что видел.

Как же быстро привыкаешь ко всему хорошему.

Минуя толпы спешащих, как и он, или восхищающихся студентов, или тех, кто потерялся и бродит, пытаясь понять, в какой из коридоров следует свернуть, Дэмин наконец-то нашел нужную аудиторию.

На пятом ряду он заметил своего друга, с кем периодически посещает «Медовый поцелуй». Они познакомились сразу же на первом году обучения, после того, как их поставили в спарринг на занятии по мастерству владения мечом. Дэмин, который готовился к поступлению в Академию чуть ли не с младенчества брал уроки у нанятого отцом мастера меча. Поэтому не прошло и минуты, как он сразил своего соперника. Так могла бы родиться вовсе не дружба, а вражда. Ведь такое умение Дэмина, — явно выученное заранее, — могли оценить как демонстрацию собственного превосходства над остальными. Но ситуацию спас шокирующий для молодого Каведы факт: в Академии требовалось уметь владеть не только мечом, но и другими видами оружия. Этого он не учел, и потому уже в следующем бою, его новоиспеченный друг, от души отлупил выдающегося мастера меча длинным буковым шестом.

Как сказал бы Мингли: нет дружбы крепче, чем та, что родилась в бою. Конечно, сложно было назвать тот позорный для Дэмина поединок боем. Ведь он только и делал, что пытался спрятаться от разящей его длинной палки, так как не представлял, что делать с таким оружием и как уворачиваться. После пары-тройки болезненных ударов, что пришлись по рукам и ногам, он перешел к тактике защиты, которая уже спустя пару секунд сменилась на откровенное бегство с попытками найти укрытие на тренировочном поле. Это оставило в душе Дэмина незабываемое чувство стыда и безысходности. Хорошо, что подобное зрелище видел лишь учитель и его будущий друг. Но после данного злополучного случая, молодой Каведа еще сильнее начал все планировать и готовиться к любым событиям заранее.

Дэмин поздоровался со своим другом и сел на место подле него. Впереди предстоял долгий день, наполненный лекциями по подготовке к одному из самых важных экзаменов.

Если ты благородной крови, или обеспеченный отпрыск, — или то и другое, — то в Синторе ты можешь учиться хоть всю жизнь. Здесь не было такого понятия, как завершенное образование. В каждой профессии были свои ступени мастерства, и еще ни одному смертному не удавалось достичь их всех. Скорее всего, это было действительно невозможно осуществить, и столько ступеней создали лишь для того, чтобы человек, вступивший на путь образования, осознавал, что нет предела совершенству.

По достижению той или иной ступени ученик получал соответствующий статус или должность. Для этого требовалось сдавать экзамены. В случае с военным ремеслом их ежегодно было два: один по физической подготовке и боевому мастерству. Именно его Дэмин сдавал неделей ранее, как обычно, получив наивысший балл. А второй — теоретические знания, которые позволяли сделать вывод о том, что там у человека, научившегося держать меч в руках, творится в голове и способен ли он принести пользу на той или иной должности. Если же мастерски владеющий оружием ученик по воле богов был полным дураком в науках, то, — к сожалению его родителей, — ничего, кроме низших званий в армии или городской стражи, ему не светило. Для знатного господина это, безусловно, позор и трагедия семьи. Но в Академии учились не только родовитые горожане, а и те, кто сумел скопить денег на обучение. А для таковых работать стражем, например, на городских воротах — очень престижная должность. Ну а глупого сынка из знатной семьи всегда найдут куда пристроить.

Сейчас в Синторе к собственным отпрыскам относятся значительно мягче, чем это было сотню лет назад. Тогда подобного рода позор считался настолько жуткой трагедией, что глава семьи, не раздумывая, мог решить отправить своего сына — идиота подальше от родного дома либо пушечным мясом на войну, либо даже в евнухи. Ну или просто лишить того жизни. Так что долгая пора мирного времени подарила глупцам прекрасную возможность прожигать свою жизнь за счет материальных средств семьи и не бояться быть сослаными на границу или в чертоги Диликтоса. Правда, тот факт, что такие дети все равно отбрасывают тень на свое родовое гнездо, остался прежним, смягчились лишь нормы наказания.

— Дэмин, — чья-то ладонь опустилась на плечо молодого Каведы, и тот непроизвольно вздрогнул, возвращаясь из размышлений в реальность.

Он поднял глаза и увидел сияющего от счастья, будто солнце в летнюю пору, молодого человека. Даже его волосы, коротко постриженные, как у большинства богатых молодых людей, отдавали медным блеском. Во многих трудах, описывающих синторцев, говорилось, что они носители черных как смоль волос и темных глаз. Но в реальности все было не совсем так. Оттенков радужки было превеликое множество, от по-настоящему черных до светло карих. Такая же ситуация была с волосами — от брюнетов цвета вороного крыла до шатенов с медным отливом.

— Здравствуй, Гувэй, — Дэмин коротко кивнул в знак приветствия, — не знал, что буду с тобой в этом году на одном потоке.

— Это не совсем так, но не суть, — собеседник говорил торопливо, пытаясь втиснуться между Дэмином и другим учеником, чтобы сесть рядом. Гувэй всегда общался громко и быстро, и двигался также, совершая размашистые шаги. А когда жестикулировал, то словно пытался обхватить весь мир руками. Когда же сражался, двигался стремительно, открыто и напористо.

— Я рад, что мы теперь будем работать вместе, — Гувэй понизил голос, когда учитель начал рассказывать о предстоящем экзамене.

— Вместе? — удивился Дэмин.

— Да, отец распорядился передать это дело мне. Не могу объяснить, отчего так вышло, но надеюсь на твою помощь.

Дэмин нахмурился. Будучи человеком честной натуры, он, не раздумывая, высказал Гувэю свои опасения и накопившееся недовольство:

— Скажу откровенно, то, как поступило ваше ведомство, — уж не знаю, по чьему решению, — в моих глазах выглядит не особо изящно. Вы отобрали дело, которое я уже вел и практически завершил без объяснения причин. В итоге получилось, что я занимался пустяковым расследованием, при этом пропуская обучение в Академии. Учителя и уж тем более ректорат, наверняка следят за тем, чем занимаются их ученики, которые отпрашиваются с помощью своих родителей. И как это выглядит теперь? Как, по-твоему, можно ли сутки заниматься написанием трех строк и выслушиванием двух предложений в суде о прошении простого грузчика на выплату награды? Да еще тем более с учетом того, что судья такие дела не обязан рассматривать. Это все выглядит так, словно я нарочно прогулял обучение, прикрывшись должностными обязанностями. Это удар по моей репутации.

Он тактично промолчал том, что помимо прочего, теперь, оказывается, это дело передают Гувэю, которого ну никак нельзя назвать человеком внимательным к деталям и ответственным. Гордость Дэмина буквально вопила о том, что это откровенный плевок в сторону его способностей. Мог ли Мингли быть правым, когда высказывал мнение о конкуренции и борьбе за должность судьи по делам малой и средней тяжести? Если да, то понимает ли это сам Гувэй или он лишь пешка в руках своего отца?

— Я понимаю, — Гувэй склонил голову, подобно провинившемуся ребенку. Он совсем не походил на злостного интригана, скорее уж на жертву обстоятельств, — мне ужасно неловко, что так произошло. И я сам мало что смыслю в причинах подобного решения. И от этого хотел бы надеяться на твою помощь.

— Нет, — холодно и категорично ответил Дэмин, — ты даже сейчас уже мешаешь мне слушать учителя. Впереди экзамен буквально через пару дней, мне абсолютно некогда этим заниматься. Да и чем я тебе помогу? Могу вкратце сказать, кого и в чем подозреваю. Но думаю, что если ты прочтешь мой отчет, который я почти успел завершить до момента изъятия дела, то и сам все поймешь.

Дэмин расстелил перед собой белый лист бумаги и приготовился внимательно слушать учителя, который к этому моменту закончил со вступительными речами о предстоящем экзамене и приступил к теме сегодняшнего занятия. Дэмин всем видом показывал, что для него сейчас учеба важнее дела, переданного Гувэю. Отчасти это так и было, с другой стороны, он по-прежнему ощущал досаду от сложившейся ситуации.

— Очень жаль, — искренне расстроился Гувэй, — я часто слышал, как говорят о твоих успехах на судебном поприще. Да и сам всегда видел, что ты человек дотошный и внимательный к деталям. Думал, что твоя помощь была бы весьма кстати. Что ж, — он вздохнул и тоже подготовил чистый лист, — остается лишь надеяться на то, что ты действительно зоркий к любым мелочам и выписал в своем отчете все, что требуется, начиная с адресов мест жительства ответчиков, их текущие и прошлые места работы и подработок и прочей важной информации для проведения сыскных работ.

Дэмин пропустил удар сердца.

Сомнительно, чтобы Гувэй выражал подобными словами укор в его сторону, но столь детального подхода ко всем мелочам данного дела молодой судья не проявил. Это было невозможно совершить за один день. И все же это ударило по его самолюбию. Выходит, что отчет, который он передаст в ведомство безопасности, будет выглядеть краткой зарисовкой. Кто будет разбираться в том, что о похищении молодой госпожи Дэмин узнал в процессе совсем другого дела и никак не имел возможности к этому подготовиться? Кто там вообще будет искать ему оправданий? Зато имя и его фамилию наверняка прочтут и запомнят. Более безалаберного отчета им, наверное, еще никогда не присылали. В итоге все будет выглядеть так: для Академии он прогульщик, а для ведомства безопасности — человек, небрежно относящийся к своей работе. В итоге все сойдутся на мысли, что он просто избалованный сынок судьи, который пользуется благами и статусом, а не добивается всего своим трудом.

— Давай так, — Дэмин повернулся к Гувэю, — дай мне день, чтобы все корректно внести и передать дело в ваше ведомство. Помогать в полную силу не могу, но если возникнут вопросы по моему отчету, то готов оказать содействие.

Лицо Гувэя вновь озарилось радостью. С его плеч словно скатился груз, и появилась надежда на то, что он не будет блуждать в потемках судебных разбирательств в одиночку.

— Кончено, конечно! Я согласен!

Гувэя переполнили эмоции, и он схватил Дэмина за запястье, желая тем самым выразить благодарность и продемонстрировать их сплочённость в общем деле. Но жест вышел слишком резким и был совершен не вовремя — в тот самый момент, когда Дэмин вознамерился поднести брусок чернил к камню, чуть наполненному водой для размешивания чернил. Эмоциональный порыв Гувэя привел к тому, что рука Дэмина дернулась, и он опрокинул чернильницу на стол. Оба молодых господина тут же вскочили на ноги, боясь быть испачканными, чем вызвали сначала всеобщее недоумение, потом смех студентов, а следом и недовольство учителя.

— Данци! Каведа! — сурово выкрикнул учитель, обращаясь к ученикам, прервавшим урок, — хочу верить, что ваш пламенный диалог, который вы бессовестно ведете с самого начала занятия, и перевернутые чернила — это результат дискуссии на уже выбранные темы к заключительному экзамену. Я прав?

Нет, он был не прав. Они оба, как и многие студенты, тянули с выбором темы до последнего занятия перед началом экзаменов. Так происходило, потому что следовало удостовериться, каким будет экзамен в этом году, и лишь потом прилагать усилия для выбора темы. Своеобразная хитрость тех, кто давно учится в этом заведении.

— Прошу прощения, учитель, то моя вина, — Гувэй быстро сложил ладони и поклонился, — мой отец внезапно решил привлечь меня к работе, а я растерялся и был так взволнован, что попросил помощи у Дэмина. Ведь он прекрасный консультант по вопросам закона. А что касается выбора темы, то мы, безусловно, уже давно это сделали.

Дэмин изогнул бровь, услышав такую наглую ложь. Он посчитал это ниже собственного достоинства. Обманывать учителя — это отвратительный поступок. Молодой Каведа хотел было признаться, что даже не посещал библиотеки Академии и не вносил выбранной темы в экзаменационные списки, но Гувэй его опередил:

— Завтра же внесем выбранные темы для экзамена в списки, — он еще раз склонил голову перед учителем и быстро сел рядом с Дэмином. Его скорость принятия решений и действий была подобно пожару.

— Не переживай, — быстро зашептал Гувэй, небрежно вытирая листом бумаги со стола разлитые чернила. Стало только хуже, но его это нисколько не смущало, — я уже просмотрел все архивные дела и подыскал то, что нам могло бы подойти.

Лицо Дэмина обратилось в карикатурные рисунки, изображавшие нерасторопных горожан, потерявших свой кошелек на рыночной площади. Он не любил, когда за него кто-то что-то решал, и ему совсем не понравилось, что еще один человек теперь складывает слова в местоимение «мы». Дэмин не был противником дружбы и затворником. Но он предпочитал не обременять себя крепкими узами общих дел и целей с другими людьми. Обязанность быть старшим в собственном доме сформировала привычку стоять на своих ногах, не опираясь о чье-либо плечо. К тому же сотрудничать с кем-либо — это значит нести ответственность и за его поступки тоже, а у Дэмина и так полно братьев и не все из них ведут праведный образ жизни. Вероятно, он просто боялся, что не справится с таким грузом обязанностей. Ибо теперь одновременно два человека норовили разрушить его спокойствие и привычный образ жизни, нагло вторгаясь в годами выстроенные стены независимости.