Окна веранды были распахнуты настежь. Паула стояла у своего рабочего стола и нарезала картинки из книги. Она работала скальпелем, своим любимым инструментом, которым пользовалась всякий раз, когда, как доктор Франкенштейн, творила гротескные произведения своего странного искусства. Скальпель был острым, как и подобает настоящему хирургическому инструменту. Паула хранила сменные лезвия завернутыми в фольгу в ящике стола.
Розовощекие ангелочки в пастельных одеждах один за другим вылетали из-под скальпеля. Невинными голубыми глазами смотрели они в небесную высь, не подозревая о том, что Паула использует их отнюдь не в невинных сценариях.
У ног Паулы сидела на детском стульчике Оливия. Паула улыбнулась дочке и ласково провела пальцем по ее щечке и ротику. Потом она насторожилась и прислушалась.
— Телевизор включен?
— Да, я его включил. Через четверть часа начнется детская программа. Фабиан хотел погулять, но я думаю, что ему лучше посидеть дома до ужина.
Она удивленно воззрилась на мужа:
— В такой чудесный летний вечер ты заставляешь ребенка сидеть перед телевизором, когда он хочет играть на улице!
— Я не хочу, чтобы он играл в саду один. Паула… — Он откашлялся и заговорил, спокойно и обстоятельно, чтобы не испугать Паулу. — Он встречается с Кводом.
— С кем?
— С Кводом. С человеком из-под лестницы. Вероятно, они встречаются довольно часто. Он рассказывал об этом в детском саду. Сегодня я говорил с Марлен. Фабиан и Квод перестукиваются друг с другом. Они договариваются о встрече, а потом встречаются под кустами смородины.
Паула бросила на мужа странный взгляд и издала звук, похожий… похожий на…
— Ты смеешься?
— Нет, нет, — ответила она улыбаясь. — Просто ты говоришь все это с ужасающей серьезностью.
— Ты не находишь это серьезным?
— То, что он встречается с маленьким человечком под кустами смородины? Я не нахожу в этом ничего страшного. У Фабиана нет друзей по соседству. Если ему доставляет удовольствие общение с человеком из-под лестницы, то, по мне, пусть с ним играет.
— Ты считаешь, что это не опасно?
— Я вообще думаю, что этот человек не опасен.
Она отвернулась от мужа и вырезала очередного ангела.
— Ты знала об этом? О том, что они встречаются?
— Да, Фабиан мне рассказывал.
— Правда? Он рассказал об этом детям в саду, рассказал воспитательнице, тебе, но мне он почему-то не сказал ни слова. Когда я на обратном пути спросил его об этом, он молчал, как камень.
— Наверное, потому, что ты слишком сильно на все реагируешь, Фредрик. Ты прибиваешь в каморке доску, требуешь безумную плату. Успокойся и увидишь, он скоро и сам уйдет от нас.
— Ты думаешь?
— Убеждена в этом. Ты поднимаешь из-за этого слишком много шума.
— Но он же меня укусил, Паула.
Фредрик картинно поднял руку. На указательном пальце до сих пор красовался пластырь, закрывавший почти зажившую ранку.
— Ты же видела, сколько крови было.
— Да, видела, — ответила Паула, — сколько было крови.
— И мне кажется, ты права в своих подозрениях, что он ворует. Совсем недавно обокрали Бьёрна Вальтерссона. Кто-то пробрался в его незапертый кабинет и взял деньги, которые он там хранил. Этим Квод и занимается по ночам. Шляется по домам и ворует.
— Эти деньги мог украсть кто угодно, — осторожно возразила Паула.
— Я думаю то, что я думаю.
Она поцеловала его и сморщила нос.
— Ты был на свалке? Иди прими душ и переоденься, я начинаю готовить ужин.
Они ужинали в саду. Фабиан весело рассказывал обо всем на свете, но не обмолвился ни словом о человеке из-под лестницы. Паула ни о чем его не спрашивала, и он счел за лучшее не затрагивать эту тему.
Паула уложила детей, потом они с Фредриком достали из шкафа бутылку вина и посидели на балконе, болтая в вечерних сумерках. Около одиннадцати они легли в постель и долго и ласково любили друг друга. Перед тем как Паула заснула, Фредрик прошептал:
— Так ты на моей стороне или нет?
— О чем ты?
Он и сам не знал точно, что имел в виду. Слова сорвались с губ как бы сами по себе. Но у него было такое чувство, что есть две стороны, между ними трещина. Если она вдруг станет шире, он хотел быть уверенным, что Паула останется на одной стороне с ним. Это была странная мысль. Обычно такие мысли одолевали его только на рассвете.
— Я хочу знать, любишь ли ты меня?
— Да, Фредрик, я на самом деле тебя люблю.
Она сказала это серьезно и задумчиво, и он заметил, как в темноте блеснули ее глаза.
Она обвила его рукой, притянула к себе и крепко поцеловала.
Умиротворенные, они долго лежали, тесно прижавшись друг к другу. Он вдыхал ее аромат, пил ее дыхание, ощущал влажность ее кожи. Каждой клеточкой она излучала любовь. И он чувствовал это.
Но все же она существовала, эта тончайшая трещина, которую не могла скрыть физическая близость, и эта трещина пролегала между ними.