Человек под лестницей

Человек, присматривающий за собаками

Фредрик стоял у кассы и набивал пакеты товарами, которые ползли к нему по движущейся ленте. Супермаркет был полон людьми в шортах. Отпускники, жаждущие пополнить запасы в своих летних домиках и на лодках. Фредрик рассчитался и пошел к выходу, неся в каждой руке по пакету. В магазине царила приятная прохлада, и он успел забыть, как жарко на улице. На стоянке он вообще почувствовал себя как в тропиках. Он поставил пакеты на землю и сдвинул на лоб солнечные очки.

По мягкому от жары асфальту к нему быстро шла Бодиль Молин. На ней было длинное, до земли, шафранно-желтое платье, голова повязана ржаво-красной шалью, на шее красовалось многорядное резное деревянное ожерелье. Экзотический наряд для экзотического климата… У ног Бодиль семенил почти невидимый за длинным платьем черно-белый бультерьер.

— Фредрик! — весело крикнула она. — Как ты себя чувствуешь в такую жару?

— Отлично. Вот, прикупил пару кусков мяса и салат. Хотим сегодня всей семьей поехать на пляж и сделать гриль.

— Чудная идея. Паула уже приехала из Марстранда?

— Еще позавчера. Она с детьми провела чудесную неделю у своих стариков. У тебя тоже отпуск?

— У меня слишком много дел, чтобы уходить в отпуск. Посетители прут, как из рога изобилия. Выставка Паулы привлекла внимание. Но во вторник я закрываю галерею и уезжаю на четыре дня в Кассель.

Фредрик вопросительно посмотрел на нее.

— Поеду на «Документу», — пояснила Бодиль. — Это большая международная художественная выставка. Знаешь?

— Конечно, — ответил Фредрик.

Бодиль без умолку трещала о том, какой чудесный это будет фестиваль, как здорово будет увидеть новое искусство, встретиться с художниками, галеристами, попечителями и рассказать им, какой бум переживает ныне шведское искусство. Она радовалась возможности уехать, встретиться с новыми людьми. Бодиль любила все новое — новых людей, новое искусство, новые места. Старое со временем портится и приходит в упадок, и его надо все время заменять чем-то новым.

— Встречи на таких мероприятиях, конечно, кратки, но не поверхностны! Это короткие, но очень насыщенные встречи. Люди, с которыми встречаешься один раз, с которыми больше никогда уже не увидишься. И это клокочущее настроение!

Что-то в облике Бодиль говорило о том, что она ждет и эротических встреч. Но, возможно, она и не имела это в виду. Но она навела его на такую мысль, и, пока Бодиль распространялась о превосходных галереях, которые она намеревалась посетить по дороге домой, Фредрик кивал и думал: до чего же она эротична. Темпераментная, привлекательная женщина, живущая одна — со своей собакой — в маленькой рыбацком доме. Правда, у нее есть квартира в Гётеборге. Может быть, там живет и ее любовник? Или несколько любовников. Может быть, мужчины в ее жизни тоже должны быть все время новыми?

Каждый раз, встречая Бодиль, Фредрик испытывал такое чувство, что она питает к нему эротический интерес. Было что-то такое в ее взгляде, голосе, в привычке гладить его по руке. Это был странный жест — казалось, Бодиль одновременно ласкает и отталкивает.

Но каждый раз, опомнившись, Фредрик убеждал себя в том, что все это ему только кажется и что на самом деле ей нужно от него что-то другое: склад под галерею, аренда охраняемых рыбацких домиков, выставка коллажей Паулы.

Она все получала, отчасти — но, конечно, не только — с его помощью. Разговор с нужным человеком в нужное время — это немало, а как шеф экономического отдела Фредрик пользовался известным влиянием.

Определенно многие мужчины находят Бодиль привлекательной, думал Фредрик. Ей около сорока, она прекрасно выглядит, она чувственна, у нее полные, четко очерченные губы и аппетитные формы.

Его это тем не менее интересовало мало. Ему никогда не нравились напористые, слишком откровенные женщины. Он предпочитал таинственных, немного отчужденных женщин, с которыми надо было разыгрывать из себя соблазнителя и завоевателя.

Все это не имело теперь никакого значения. С тех пор, как он встретил Паулу, другие женщины представляли для него лишь чисто теоретический интерес.

Он отвлекся и почти перестал слушать Бодиль, когда она вдруг сказала:

— Я, конечно, не могу взять с собой Леонардо.

— Леонардо?

Фредрик живо представил себе этакого итальянского жиголо, но, проследив за взглядом Бодиль, понял, что она имеет в виду черно-белого бультерьера, который улегся на горячий асфальт и часто дышал, вывалив из пасти язык.

— Для меня это всегда огромная проблема. Анита Бернтссон — ты ее знаешь, она сидит в культурном совете — любит Леонардо и всегда забирает его к себе, когда я куда-нибудь уезжаю. Но на этот раз она тоже уезжает — с мужем в Сорренто. Этим летом все разъехались кто куда. Ты с Паулой тоже, как я полагаю.

— Нет, мы проводим отпуск дома, никуда не едем, — наивно ответил Фредрик.

— Да, да, я понимаю. У вас такой прекрасный сад, да и детки еще маленькие. Вы не смогли бы на пару дней приютить Леонардо?

Он уставился на искусно выделанные серебряные кольца в ушах Бодиль, когда почувствовал, как она нежно провела рукой по его плечу и выжидающе улыбнулась.

— Ну… у нас, собственно говоря, нет пока определенных планов на отпуск. — Фредрик решил дать задний ход.

— Разве Фабиану — ведь вашего мальчика зовут Фабианом? — не захочется какое-то время поиграть с собакой?

Да, ему-то точно захочется, он постоянно твердит о собаке.

— Мне надо поговорить с Паулой. Не думаю, что она любит собак.

— Она их боится? — спросила Бодиль. Она наклонилась к Леонардо и принялась гладить измученного жарой и страдающего от жажды пса.

Боится? Фредрику в голову вдруг пришла прекрасная идея. Он вспомнил, как свирепо рычал у входа в нору Квода полицейский пес. После этого человечка не было видно несколько дней. Правда, сегодня утром Фредрик снова встретил его, когда тот, осторожно выскользнув из каморки и настороженно оглядевшись, пробежал к входной двери.

Очевидно, собаки не любят Квода, а Квод не любит собак. Если в доме появится собака, Квод, вероятно, напугается так, что уйдет навсегда. Фредрик решил, что заведет Леонардо в каморку, и тот начнет рычать у входа в нору. Пес был большой и крепкий и рычал, наверное, не хуже полицейской овчарки.

Квод может подумать, что семья завела собаку, и решит, что пора, наконец, съезжать с квартиры.

Даже если он уйдет на время и вернется, когда Бодиль заберет Леонардо, то все же станет понятно, отпугнет ли собака непрошеного квартиранта. Вот тогда они и подумают, стоит ли заводить собаку.

— Нет, Паула, насколько я знаю, собак не боится. У ее родителей была когда-то собачка. Такая маленькая, лохматая, не помню, как называется порода. Нет, она привыкла к собакам.

— Какой ты милый, Фредрик, — проворковала Бодиль и обняла его, обдав ароматом мускуса и сандалового дерева.

Теперь осталось еще убедить Паулу. Он еще не рассказал ей про метание ножей и приезд полиции.

Паула с Фабианом сидели под тентом за садовым столом и пили сок. Оливия, лежа в коляске, спала в тени. Фредрик втащил покупки в дом, а потом вышел в сад.

Поначалу Паула испугалась и заупрямилась:

— Взять собаку Бодиль? Никогда в жизни! На мне двое детей. К тому же у нас отпуск, не хватало еще нянчить чужую собаку.

Но Фредрик хорошо знал Паулу и решил сменить тактику:

— Для нас это не будет большой обузой, а для Бодиль это очень важно. Если никто не возьмет собаку, она не сможет поехать в Кассель. Она будет просто счастлива, если мы согласимся. Когда же она станет за коктейлем общаться с задающими тон кураторами выставок и те спросят, что интересного происходит в шведском искусстве, она, естественно, ответит, что в Швеции культурная жизнь бьет ключом, а если кураторы поинтересуются именами, то Бодиль напряжет память и назовет несколько имен, и, мне думается, первым будет имя Паулы Крейц.

Паула усмехнулась и покачала головой:

— Она вспомнит мое имя, как имя человека, который готов ухаживать за ее собакой и который возьмет пса по первому требованию. Она вспомнит обо мне, когда в следующий раз ей понадобится рассказать об умопомрачительной культурной жизни в Швеции. Да, я хочу, чтобы Бодиль Молин меня помнила, но помнила как художницу, а не собачью няньку.

— Не у всех, Паула, такой упорядоченный ум, как у тебя. У большинства по полочкам вообще ничего не разложено, а валяется как попало. Вот, пожалуйста, пример: Ральф Энквист, владелец типографии. Он поехал в Грабен, попал там в гололед и застрял. Восемь машин проехали мимо, ни одна не остановилась. Водитель девятой сжалился и остановился. Это был Эйнар Мартинссон, торговец картинами. Он и выручил Ральфа. Сейчас Энквист пошел в гору, получил от трех художников заказы на печать репродукций. Как ты думаешь, с кем он заключит договор о распространении? Правильно, с Эйнаром Мартинссоном. Так уж устроено наше общество. Рука руку моет. И основано это не на понимании, а больше на чувстве. Если ты дружески настроен по отношению к какому-то человеку, то, скорее всего, и дела ты будешь вести с ним, а не с кем-то другим.

Паула отпила через трубочку немного сока.

— Мне кажется, что Бодиль руководствуется только чувствами, — сказала она.

Фредрик согласно кивнул. Правда, ему временами казалось, что за этим фонтаном чувств прячется холодная и расчетливая предпринимательница.

— Четыре дня — это не так уж долго, — задумчиво произнесла Паула.

— Так я могу позвонить Бодиль и сказать, что мы согласны?

Паула кивнула.

— Хорошо. Боже, какая жара.

— Выпей сока, — предложила Паула.

Но кувшин с соком уже опустел.

— Сок выпил Квод, — радостно сообщил Фабиан, — и он еще съел ванильные печенья.

Фредрик принял эти слова за шутку, но потом заметил, что на столе стоят три стакана и три тарелки со сдобными крошками. Он тут же посмотрел на Оливию. Девочка мирно спала в коляске, рядом с ее личиком лежала бутылочка с молоком.

— Мы пригласили Квода попить с нами сок, — смеясь, сказала Паула. — Но, боже мой, какой же он обжора!

— Вы его пригласили?

— Да, так захотел Фабиан. Правда, Фабиан?

Она подбодрила сына взглядом. Под красным тентом ее кожа отливала розовым, как марципан.

— Да. — Фабиан с готовностью кивнул. — Но он убежал, как только увидел тебя. Он, кажется, не очень тебя любит, папа.

— Мне тоже так кажется. Я делаю все, чтобы он ушел отсюда, а вы приглашаете его на сок и печенье! Паула, зачем ты его привечаешь?

— Он очень хотел пить, — сказал Фабиан.

— В это я охотно верю, — язвительно произнес Фредрик и покосился на пустой кувшин.

— На кухне есть еще сок. Тебе хватит, — утешила мужа Паула.

Он изумленно уставился на жену. Как она может вот так спокойно сидеть и улыбаться? Она что, передумала? И почему?

— Я не понимаю, что ты творишь, Паула. Я потом поговорю с тобой о Кводе.

— Я знаю, что ты скажешь. Ты слишком раздул всю эту историю.

— Наверное, он был очень мил и любезен.

— Да, он хорошо себя вел. Очень приятный гость.

— Мы поговорим потом и посмотрим, каким приятным он тебе после этого покажется.

Паула встала и поставила стаканы и тарелки на поднос. Фредрику показалось, что она тяжко вздохнула.

— Не пора ли замариновать мясо? Когда станет немного прохладнее, поедем на пляж, — с напускной веселостью сказала она.

Фредрик пошел за ней в дом. Когда они остались на кухне одни, он сказал:

— Я не хочу, чтобы Фабиан встречался с Кводом.

Паула с грохотом опустила поднос на мойку. Обернувшись к мужу, она заговорила делано спокойным и размеренным тоном, за которым скрывалось накопившееся раздражение:

— Если у нас в доме и исходит от чего-то опасность, так это от твоего страха и нервозности. В этом деле мы с тобой придерживаемся разных мнений, и нам нечего обсуждать. Сейчас я хочу спокойно отдохнуть на пляже.

— Но Квод…

— Я не хочу больше ничего слышать о Кводе. Ни единого слова!

Два дня спустя к ним привели Леонардо.

— Можете его отпустить, но держите на поводке, если поблизости есть другие собаки, — предупредила Бодиль. — Эта порода любит драться не на жизнь, а на смерть. Но с людьми Леонардо смирный, как ягненок.

Леонардо оказался живым и веселым псом. Фредрик и Фабиан охотно играли с ним в саду. Первую ночь он провел в корзинке на кухне. Леонардо жалобно скулил, так как привык спать в одной комнате с хозяйкой. Он выл за закрытой дверью полночи, не давая заснуть Пауле и Фредрику.

Фредрик был уверен, что Квод тоже слышит этот шум. Осмелится ли он сегодня покинуть свою каморку и уйти из дома?

В два часа собака успокоилась, и Фредрик уснул.

Когда он наутро открыл кухонную дверь, то понял, почему среди ночи пес успокоился. Леонардо не стал долго лежать в корзинке. Всю ночь он занимался тем, что целенаправленно громил красивую деревенскую кухню.

Дверь под мойкой была открыта, по всему полу разбросан мусор. Ножки стола и стульев были искусаны, так же как подушки стульев. Везде валялись разорванные в клочья резиновые губки вперемежку с осколками цветочных горшков и комьями земли. Были разодраны на лыко плетеные синие, как море, ковры из краеведческого музея.

Фредрик безмолвно взирал на этот разгром. Что скажет Паула?

Беспомощно вздохнув, он принялся за уборку. Леонардо прыгал рядом и лизал ему руки. Наверное, пес не догадывался, что всю ночь плохо себя вел.

У двери стоял маленький письменный стол, купленный Паулой на аукционе. Стол придавал кухне старомодный шарм. Паула составляла за этим столом недельное меню для семьи. Здесь же она набрасывала списки покупок и листала поваренную книгу. Позади стола была книжная полка с красивым резным отделением, куда складывали почту. Фредрик с облегчением увидел, что ножки письменного стола избежали зубов Леонардо.

Потом он заметил под столом гору изжеванной бумаги. Он наклонился, присмотрелся к этой куче, пощупал ее и все понял. Вчера он оставил на столе стопку заявлений. На одно место в его отделе претендовали сорок человек. Сотрудника на это место надо было взять осенью. Как ревностный чиновник, он взял заявления с собой, чтобы поработать с ними во время отпуска. Пес сжевал все: копии документов, автобиографии, рекомендации — все. Остались лишь мокрые клочки бумаги.

Когда все вернутся из отпуска и соберутся, чтобы решить вопрос о назначении, Фредрику придется объяснять, что сорока двух заявлений больше нет, потому что их сожрала собака. Как это скажется на отношении коллег к нему?

Фредрик со стоическим спокойствием перенес покусанные столы, стулья и разодранные ковры, но при виде съеденных заявлений он взорвался.

— Ты ненасытное чудовище! — заорал он и отшвырнул пса, который по-прежнему прыгал вокруг и пытался лизнуть Фредрика в лицо. — Ты подлая тварь, чертова скотина!

— Успокойся, — негромко сказала Паула, вошедшая в кухню. — В конце концов, это всего лишь бумага.

— Здесь, — с горечью произнес Фредрик, роняя на пол какие-то обрывки, — надежды сорока двух человек, которые старались заслужить высокое место. Других людей просили дать рекомендации, засвидетельствовать достижения и заслуги, люди выбирали цифры и отчеты, придумывали формулировки. Назначение могло изменить их жизнь. Оно могло изменить всю жизнь нашей общины. Всех — предпринимателей, жителей, тебя, меня, наших детей! И вот приходит эта проклятая слюнявая собака и уничтожает все!

— Не кричи так, — сказала Паула. — Ты напугаешь Фабиана.

Вечером они вынесли с кухни уцелевшие ценные вещи и заперли Леонардо на кухне в его корзинке, поставленной теперь на голый пол. Паула уснула, несмотря на то что пес отчаянно выл и скулил, но Фредрику не спалось. Прислушавшись к размеренному дыханию Паулы, он встал и спустился вниз. Открыв кухонную дверь, он выпустил Леонардо из заточения.

Потом он открыл дверь в каморку под лестницей. Квод был там или, во всяком случае, недавно ушел, потому что даже Фредрик ощущал его запах.

— Идем, идем, хорошая собачка, — прошептал он.

Пес подошел, взял след и исчез в каморке. Фредрик услышал шорох. Квод был на месте и возился в своей норе. Леонардо живо пролез под лестницу, к входу в узкий лаз. Фредрик зажег фонарь, повесил его на гвоздь и принялся следить за собакой. Также как полицейская овчарка, Леонардо ощетинился и зарычал, сунув морду в лаз.

— Молодец, Леонардо, ты его здорово напугал. Хороший песик, — исступленно шептал Фредрик. — Все, на сегодня хватит. Ты хорошо поработал. Все, я сказал.

Но, в отличие от полицейской овчарки, Леонардо не ходил в собачью школу, его никогда не дрессировали. Он был невоспитан и повиновался только своим импульсам. С диким рычанием он продолжал все глубже засовывать морду в отверстие узкого хода. Мускулистое тело пса дрожало от ярости и возбуждения. В темноте было плохо видно, и только через некоторое время Фредрик увидел, что пес решил пролезть в узкое отверстие. Он бросился на пол, схватил собаку за заднюю лапу и потянул на себя.

— Стой, все! Ты что, спятил? — зашипел Фредрик.

Но собака оказалась сильнее. Она протиснулась в лаз и исчезла.

— Леонардо! — закричал Фредрик. — Назад!

В ответ слышалось лишь натужное собачье дыхание. Потом где-то внизу поднялся немыслимый шум. Рычание, фырканье, громкий лай, вздохи и тяжелые удары. Было такое впечатление, что дерутся две собаки, а не человек с собакой.

Все это длилось минут пять. Потом наступила тишина.

— Леонардо! — крикнул Фредрик. — Ты здесь? Выходи!

В ответ ни звука.

Немного подождав, он снова позвал собаку, но тщетно.

Наконец он поднялся наверх и лег спать, надеясь, что пес вылезет из каморки, когда проголодается.