Человек под лестницей

Злая фея

Стоял ноябрьский вечер. Фредрик был дома с детьми, когда раздался звонок в дверь. Паула была в Гётеборге — поехала, чтобы обойти магазины и навестить друзей.

На крыльце стояла Бодиль Молин, в черном блестящем плаще. На голове был высокий тюрбан, в ушах висели сережки размером с добрый браслет. С того вечера в галерее Фредрик изо всех сил избегал встреч с Бодиль.

— Паулы нет дома, она в Гётеборге и вернется только завтра, — холодно сказал он.

— Я знаю, поэтому и зашла. Мне надо поговорить с тобой наедине, Фредрик.

— Нам не о чем говорить, и ты должна это понять.

Но Бодиль уже вошла в прихожую. От такой дерзости Фредрик испугался. Да и во всем облике Бодиль было что-то пугающее: черный плащ, больше похожий на автомобильный кузов, ярко-красные губы, словно вымазанные кровью, а выражение глаз… Да, выражение ее глаз напугало Фредрика больше, чем все остальное, хотя он и не понял пока, что, собственно, сулил этот взгляд. Во всяком случае, ничего хорошего. Абсолютно ничего хорошего.

— Мне надо поговорить с тобой.

— Мне не о чем с тобой говорить.

— Вот как? Мне думается, что есть нечто важное, о чем мы должны поговорить. Ты и я.

— Что же это может быть?

Она искоса посмотрела на него, в глазах ее сверкнул коварный огонек, от которого Фредрика прошиб холодный пот.

— Тебе ничего не пришло в голову?

— Нет.

— У нас будет ребенок, — произнесла Бодиль зловещим шепотом.

Фредрик почувствовал, что ему не хватает воздуха.

— Что ты сказала?

— То, что ты слышал, и, как мне кажется, правильно понял. Я по твоему лицу вижу, что понял. Ты не умеешь скрывать свои чувства, Фредрик, ты плохой игрок в покер.

— Это невозможно!

— Почему же невозможно? Мы занимались незащищенным сексом. От него, бывает, беременеют. Ты бы должен это знать.

— Но…

Она слишком стара, подумал он. Только в самой безумной фантазии можно было себе представить беременную Бодиль Молин.

— Что «но»?

— Ты уверена, что отец — я?

Она холодно улыбнулась. Губная помада блестела, как жирная мазь.

— Вы, мужчины, так предсказуемы, что даже смешно. Сначала: «Этого не может быть!», а потом: «Это не я!»

Он уставил на нее тяжелый взгляд. Черный лаковый плащ, тюрбан, ядовито-красная помада делали ее похожей на ведьму. Беременные женщины так не выглядят. Так выглядят злые феи.

— Ты прошла тест на беременность?

— Конечно.

— Боже мой, — сказал он.

Они продолжали стоять в прихожей. Он не хотел пускать ее в дом.

— Я полагаю, что ты сделаешь аборт?

— Ни за что! Мне сорок два года. Это мой последний шанс родить ребенка. И я хочу им воспользоваться, — упрямо произнесла она.

Фредрик вдруг ощутил какую-то нереальность своего существования, оторванность от красноватых стен, лакированного деревянного пола, комода с мраморной плитой и табуретки с сиденьем, обтянутым красно-белой полосатой льняной тканью. Как будто кто-то обвел перфоратором его контур, и в любой момент его можно выдавить из этой картины. Как детскую игрушку — картонную куклу для одевания.

— Ты говоришь все это серьезно? — шепотом спросил он.

Вопрос был настолько неуместен, что Бодиль не сочла нужным на него отвечать.

Через дверной проем Фредрик заглянул в гостиную. Он как будто посмотрел внутрь игрушечного дома, где текла другая жизнь, где существовал иной, счастливый мир. Фабиан лежал на диване и смотрел телевизор. Оливия сидела на полу и медленно и сосредоточенно рвала на мелкие кусочки газету. Они с Бодиль были словно гости, которых не замечают хозяева.

— Так не пойдет, — сказал он. — У меня уже есть семья. Я не могу иметь с тобой общего ребенка, ты должна это понимать.

— Можно иметь две семьи. В других культурах это допускается. Для мусульман это вообще норма.

— Я не мусульманин, Бодиль. И я не хочу иметь с тобой общего ребенка. Это была бы катастрофа для нашего брака, для Паулы и для меня.

— Это не моя проблема. — Она пожала плечами и посмотрела в угол прихожей.

Телевизор работал очень громко, казалось, в гостиной грохочет камнепад. Фредрику было нестерпимо плохо.

— Но подумай хотя бы о себе, — сказал он, помедлив. — Воспитывать ребенка одной нелегко. И конечно, тебе решать, но ты уже не молода, Бодиль. Подумай, что у ребенка могут быть проблемы.

— Ты думаешь, что я не способна любить ребенка-инвалида? К тому же я буду не одна. У ребенка есть ведь еще и отец.

Сердце Фредрика бешено забилось. Его охватила паника. Эта женщина не слушает никаких разумных доводов! Она останется при своем мнении. Она уже запустила ракету, нацеленную в его жизнь, и пусть удар будет нанесен не сейчас, ракета уже не свернет со своего пути и неминуемо настигнет свою цель.

Нет, нет, этого просто не может быть. Бодиль еще изменит свое мнение. В конце концов, она же не настолько глупа.

Он постарался взять себя в руки и спокойно произнес:

— Я думаю, что тебе сейчас лучше поехать домой и хорошенько еще раз все обдумать. Но к какому бы решению ты ни пришла, помни одно: я никогда не стану отцом этого ребенка.

— Никогда не станешь? — Она рассмеялась. — Дорогой Фредрик, ты уже им стал!

Она повернулась на каблуках и вышла, так хлопнув дверью, что от порыва ветра распахнулась дверь в каморку.

Или она все это время была приоткрыта?