Человек в движении

Глава 5 «КУДА ЭТО ТЫ СОБРАЛСЯ? И НА ЧЕМ?»

Вначале все казалось проще простого. Трудное дело, это точно, и без всяких гарантий на успех, но в целом всего лишь серия марафонских заездов в кресле-каталке, как бы связанных в одну цепочку, а ведь он был лучшим в мире марафонцем, не так ли?

Его друзья на этот счет придерживались иного мнения.

«Когда он впервые поделился со мной, — вспоминает Дон Алдер, — первым, что пришло мне на ум, были слова «смирительная рубашка». Мне действительно показалось, что он свихнулся. Но, поразмыслив, я согласился сопровождать его. Почему? Сам не знаю. Просто я знал Рика. Если кто и мог такое осилить, так только он».

Аманда Рейд помнит буквально ту минуту, когда он впервые заговорил с ней об этом.

«Он лежал на койке в госпитале Дж. Ф. Стронга, растянувшись на спине и раскинув руки в стороны. Мы занимались его плечом, пытаясь привести его в порядок к Олимпийским играм.

«У меня появилась одна идея, — сказал Рик. — Я собираюсь отправиться на своем кресле вокруг света». Я лишь молча посмотрела на него.

«Очень мило», — затем ответила я.

А что еще я могла сказать? Этот сумасшедший даже толком не знал, успеет ли он поправиться к Олимпийским играм, а уже строил планы о кругосветном путешествии».

Даже если Хансен и замечал, что его идея не вызывает бурю восторгов, это его не обескураживало. Голова его была занята другим.

Он работал над реализацией своей идеи начиная с января 1984 года, и вот теперь, в марте 1985 года, все его организационные усилия были на грани краха, денег едва хватало, чтобы команда могла добраться до Лос-Анджелеса, не говоря уже о кругосветном путешествии. Каждый поворот колес его каталки лишь отдалял Рика от тех организационных начинаний, в успех которых он почти или даже совсем не верил. В известном смысле он как бы передоверил свою жизнь другим людям, причем людям, в которых он не был до конца уверен. Он не знал, сумеют ли они создать нечто цельное и жизнеспособное или же ему придется, едва начав, прервать турне и поворачивать назад из-за нехватки средств откуда-нибудь из-под Лос-Анджелеса, Сан-Франциско или из песков Аризоны.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что вся эта затея просто-таки обречена на провал. С самого начала турне «Человек в движении» отличала организационная разобщенность и страшная разрозненность усилий, поскольку турне как таковое началось раньше, чем произошло окончательное формирование организационных групп поддержки — одной в родном городе Рика и одной передвижной — в пути, а те, кто в них участвовал, не имели ни малейшего представления о действиях другой стороны.

И дело вовсе не в том, что Хансен как бы «проглядел» организационную сторону турне. Он понимал, что необходимы спонсоры, что вся его команда должна состоять из двух групп: одна дома и другая — сопровождающая его в пути. Не говоря уже о целой армии групп поддержки, о количестве которых можно было только гадать, — они потребуются в каждом городе и населенном пункте каждой из тридцати четырех стран, через которые он собирался проехать. Возможно ли вообще столь длинное путешествие? Ведь все его ресурсы ограничивались креслом-каталкой, способностью бросить вызов самому себе и собственными руками крутить колеса все 24 тысячи 901 и 55 сотых мили. И зачем было так усложнять жизнь?

Что касается материального обеспечения — это был сущий кошмар. Что нужно брать в дорогу пяти людям, которые собираются путешествовать в течение девятнадцати месяцев, при условии, что все должно поместиться в одном доме на колесах? Какие средства обеспечения безопасности, медицинское снаряжение, какие приспособления для тренировок или одежду? Какие продукты питания? Как распределять нагрузки в те дни, когда Рик будет преодолевать путь на своей каталке? Как организовать группы поддержки и места стоянок вдоль маршрута? Как договориться с городскими властями и полицейскими управлениями штатов Западного побережья, а также внутренних районов США? (О, боже! А что будет в Европе и Азии?) Как выяснить, где можно, а где нельзя проехать на каталке? Как организовать полицейские эскорты, чтобы Хансена вместе с его креслом автомобили попросту не снесли с дороги? Как быть с запасными колесами и втулками, чтобы все не истерлось и не износилось через два-три месяца?

Да, и еще — ломая голову над всеми этими вопросами, нужно было искать компании-спонсоры, способные предоставить сумму в 750 тысяч долларов наличными или в виде услуг, чтобы не пришлось черпать деньги из Фонда Наследия.

Казалось, что дело готово обернуться крахом. Наперекор сомнениям Хансен старался успевать всюду одновременно, тренировался и одновременно чувствовал себя эдаким Мальчиком-с-Пальчик, сбившимся с пути. Битва грозила быть проигранной. 21 марта — день начала турне — стремительно надвигалось, и не было никакой возможности подготовиться к этой дате. Не хватало ни денег, ни времени, и вообще многое было не сделано, но ему уже пришлось однажды отложить старт, и он был готов поклясться, что вновь этого не допустит.

Оглядываясь на недели и месяцы подготовки, он со вздохом вспоминал свой рассказ спортивному журналисту в Ванкувере в декабре 1984 года, когда он признался, что проблемы организации сжимают его со всех сторон, словно стальным обручем.

«Для нас пути назад нет! Если Тиму, Дону и мне придется отправиться в дорогу на «жуке-фольксвагене», прихватив с собой три спальных мешка и забросив кресло в багажник, значит, так тому и быть. А кресло свое я все равно вокруг Земли прокатаю, и точка!»

Теперь он представлял себе все гораздо яснее. Куда как яснее!

Идея о кругосветном путешествии на каталке вовсе не осенила меня внезапно в одно прекрасное утро. Проект турне «Человек в движении» зародился у меня в голове давно, еще в те дни, когда я покинул госпиталь Дж. Ф. Стронга и отправился домой в Уильямс-Лейк. Тогда, конечно, я и думать не думал о сборе средств и прочих заботах и представлял себе это лишь как чистое испытание моих физических возможностей.

Вначале это было подобно ребячьей мечте, когда ты, бывало, лежишь на траве, смотришь на Луну и воображаешь, как когда-нибудь полетишь туда. Потом, когда мое внимание сосредоточилось на марафоне и я в какой-то мере вкусил радость успеха, я понял, что и физически и эмоционально могу осилить кругосветное путешествие на коляске. Если, конечно, захочу. Ну, а дальше что?

Ясное дело, мы могли двинуться в путь в домике на колесах и с одной палаткой и путешествовать с удобной для нас скоростью. Но стоило ли выбрасывать три года из моей жизни? Я делал свою дипломную работу по физическому воспитанию и принимал участие в международных соревнованиях по различным видам спорта для инвалидов-колясочников. И я вовсе не собирался бросать все это ради того, чтобы, вернувшись домой, сказать: «Ну вот, я и прокатился вокруг мира! Тоже мне, большое дело!»

А затем, в 1980 году, объявился со своим Марафоном Надежды Терри Фокс. Он собирался отправиться в путешествие через всю Канаду, чтобы привлечь внимание к страданиям раковых больных и способствовать созданию фондов на проведение исследований по борьбе с раком. Лично для себя он ничего не добивался. Он страдал раком, болезнь отняла у него ногу, и теперь он намеревался нанести ей ответный удар. Так оно на самом деле и было: сведение личных счетов между одним молодым человеком и страшной напастью, обрушившейся на него. Он намеревался драться один на один. Он хотел показать людям, что победа возможна, и одновременно собрать средства и воодушевить остальных, чтобы они чувствовали себя более боеспособными в борьбе с раком, — в борьбе, которая в один прекрасный день должна завершиться полным истреблением этой болезни.

Мне приходилось слышать и читать, что рак одержал над ним верх. Это неправда. Недуг одолел лишь его тело. На этот раз болезнь вновь накинулась на него и нанесла предательский удар, заставив прекратить марафон спустя пять месяцев, а в конечном итоге и забрав его жизнь. Но рак не победил. И своей жизнью и даже смертью Терри сумел добиться того, что задумал: он объединил канадцев в общей борьбе, невиданной по своей сплоченности. Деньги потекли рекой и продолжают поступать по сей день, потому что каждый год во время памятных шествий и на прочих мероприятиях по сбору средств люди отдают дань памяти борцу, сражавшемуся до последнего.

Мне не раз доводилось во время тренировок выезжать на дорожку вместе с Терри. Он был моим другом и товарищем по команде. И я имел некоторое представление о том, что ему приходилось переживать, когда он сидел в кресле-каталке. И, видя реакцию людей как до, так и после его смерти и понимая, как много добра принесла нам всем его мечта, я понял, что и в моей мечте есть нечто такое, чего я сразу не распознал.

К тому времени я успел поговорить со многими инвалидами, которых встречал во время своих путешествий, и понял, что всем нам противостоят одни и те же барьеры, как физические, так и психологические. И вот теперь я убедился, какое колоссальное воздействие оказал Терри тем, что привлек внимание всего мира к нашим проблемам. Я всегда активно участвовал в кампаниях по сбору средств. Мне доставляла радость возможность помогать другим. Сознание того, что я способен оказывать помощь, благотворно действовало на мое настроение. Именно поэтому, в частности, я и занялся преподавательской деятельностью, поскольку любил работать с ребятами и еще потому, что это давало ощущение, что ты чем-то делишься с ближним. А что, если я продолжу дело, начатое Терри, сделаю его главной целью всего путешествия вокруг мира на каталке, сам стану как бы носителем или живым воплощением его идей и таким образом сумею помочь инвалидам во всем мире?

Потенциальный эффект такой идеи был просто ошеломляющим. И еще я подумал (дальше этого у меня воображения не хватило): может быть, я сумею собрать средства для тех, кто стал инвалидом вследствие травмы позвоночника, на исследования, лечение, а также на специальные реабилитационные программы и организацию спорта на колясках. Вот тогда-то я впервые задумался о предстоящем турне не как о чем-то, что я могу, а как о том, что я должен сделать. Я сам поставил перед собой эту цель, сам воздвиг гору, вершину которой должен был покорить. Только теперь у меня были более веские причины для подобного восхождения.

И все же во всей этой головоломке отсутствовало одно звено. Нам нужно было мощное средство, чтобы открылись все двери и границы, нужна была поддержка и помощь организационной группы, причем такого статуса, чтобы само ее участие гарантировало нам соответствующее отношение со стороны правительств других стран при получении виз и утверждении маршрутов. Нам нужна была поддержка со стороны организаций инвалидов. Нужно было решить сотни других задач, если вся эта затея должна была стать чем-то более важным, чем прогулка вокруг света в инвалидном кресле. И если бы не воля случая, благодаря которой в декабре 1983 года состоялось знакомство с Биллом Макинтошем, сотрудником компании «Найк» по производству спортивного снаряжения, мы могли бы так никогда и не найти необходимого нам средства.

Я познакомился с Биллом во время марафонских гонок. Он и сам был гонщиком, а благодаря своим связям с компанией «Найк» он играл важную роль во всех крупнейших соревнованиях независимо от того, участвовал он в них сам или нет. Мы очень близко подружились. Когда я начал побеждать на крупных соревнованиях, он прикрепил ко мне личного советника по финансовым вопросам и вообще внимательно следил за моей карьерой. И вот с ним связалась одна туристская фирма с острова Ванкувер, пытавшаяся заручиться финансовой поддержкой для спортсмена-колясочника по имени Эл Хоуи — он собирался совершить пробег на кресле-каталке вокруг света с целью рекламы — чтобы привлечь население этого острова к участию в предстоящей всемирной ярмарке «Экспо-86». Билл высказал предположение, что моя кандидатура может оказаться более интересной для прессы, однако фирма настаивала на Хоуи — явно из-за его связей с провинцией Виктория, — и на том их спор закончился.

«А кстати, — как бы ненароком заметил Билл, — ты никогда не задумывался о том, чтобы объехать на каталке вокруг света? По-моему, это тебе по силам, а поскольку приближается «Экспо» — а это как-никак всемирная ярмарка, посвященная теме транспорта и средств связи, — можно попытаться уговорить ее организаторов сделать тебя их представителем во время мирового турне. Это достаточно сильная организация, и у нее есть необходимые связи с другими странами, которые тебе могут понадобиться, и, кроме того, они могут помочь и деньгами». Ну, прямо «не в бровь, а в глаз»! Вот так мы и нашли последнее звено. Тим подключился к работе почти сразу же после моего разговора с Макинтошем. Мы подолгу с ним беседовали о том, как все это осуществить, раз уж я действительно решился на такое. Как организовать тренировки, физиотерапевтический курс во время пути, какое нам понадобится снаряжение и сколько людей? Сумеем ли мы найти достаточно чокнутых, способных решиться отправиться с нами в путь? Мы поочередно формулировали каждую такую проблему, находили ей решение — по крайней мере нам так казалось, — переходили к следующей. Мы решили, что отправимся в путь в доме на колесах, в котором мы также будем и ночевать. Решили остановиться на трех ребятах: Дону Алдеру поручалось следить за снаряжением, Тиму — за материально-техническим обеспечением, моему брату Брэду — готовить пищу, и всем троим по очереди — вести машину, а также выполнять все другие работы, которые потребуются в пути. Кроме того, нужны были сотрудники для оффиса в нашем родном городе, обеспечивающие постоянную связь и поддержку. Мне же оставалось только катить свою каталку.

Звучит наивно? Да, легко сказать! Если б мы только знали тогда то, что знаем теперь…

Первым человеком, с которым я решил об этом переговорить, — это было еще в начале 1984 года — был Маршалл Смит, в то время исполнительный директор Холла спортивной славы провинции Британская Колумбия и председатель Ассоциации спортсменов инвалидов-колясочников Британской Колумбии. Маршалл позвонил Дугу Моуату — члену Законодательного собрания провинции Британская Колумбия и главе Ассоциации параплегиков той же провинции. Выбор этих людей был совершенно очевиден, я знал и в равной степени уважал их обоих, и тот и другой обладали сильными связями, оба активно участвовали в различных проектах, не говоря уже о том, что оба были инвалидами, прикованными к креслам-каталкам в результате травм позвоночника, и, кроме того, оба самым непосредственным образом участвовали в проведении Международного года инвалида. Затем нас с Тимом представили Денни Вейтчу — знаменитому в прошлом регбисту (несмотря на отсутствие правой руки, которую он потерял, будучи еще совсем мальчишкой, когда пытался вскочить на подножку идущего трамвая). Он также отвечал за организацию Канадских летних игр 1973 года в Бэрнаби, в провинции Британская Колумбия.

Я также привлек доктора Боба Хиндмарча из Университета Британской Колумбии, имевшего за спиной многолетний опыт организации и проведения крупных международных спортивных соревнований. Я хотел, чтобы у нас был человек, который, как я знал, способен принимать верные решения и действовать от моего имени, поскольку у меня уже не хватало ни головы, ни времени, чтобы за всем уследить.

В комитет в его первом составе вошли Маршалл, Дуг, Денни, Боб, Тим и я. Мы провели множество совещаний, массу полезных переговоров. После разговора с Маршаллом я написал письмо в оргкомитет «Экспо», в котором поинтересовался, не согласятся ли они принять участие во всемирном турне на кресле-каталке. Они ответили согласием, и внезапно наше турне обрело название — им стал официальный девиз выставки «Экспо-86», принятый в то время, — «Человек в движении».

Итак, все было решено: «Человек в движении» должен стать мероприятием, полностью принадлежащим Фонду параплегиков провинции Британская Колумбия, с собственным советом директоров во главе с Моуатом, куда также войдут Смит, Хиндмарч и Вейтч — давние друзья и коллеги по спорту, а также доктор Сэнди Пинкертон, Стэн Стронг и Сесил Уолкер. Мы были готовы принять любую добровольную помощь, кто бы нам ее ни предложил, решили ограничиться минимальным количеством оплачиваемых сотрудников и в таком составе начать действовать.

Расходы, связанные с обеспечением турне, предполагалось погасить за счет привлечения компаний-спонсоров, готовых предоставить помощь в виде денег, товаров и услуг. В случае отсутствия особых оговорок со стороны спонсоров все пожертвования — с начала кампании по сбору средств и до ее завершения — должны были поступать в созданный нами трест, получивший название Фонд Наследия, а по завершении турне предполагалось решить, как и в каких соотношениях мы будем распределять ежегодные проценты с этого фонда на финансирование исследований в области лечения травм позвоночника, на проведение программ по реабилитации больных и привлечению внимания общественности, а также на развитие спорта для инвалидов-колясочников.

Мы приступили к подбору работников для нашего штаба. Моей обязанностью было держать постоянную связь с нашим штабом в Ванкувере, как бы далеко мы ни находились от дома.

В числе первых, кого мы наняли, была Нэнси Томпсон, которую я знал по работе в организации спортсменов-инвалидов провинции Британская Колумбия как человека собранного, опытного и компетентного администратора. В наш совет также вошла Патти Льюэке. Фактически она выполняла роль моего секретаря все последние годы моей спортивной карьеры; именно она вела всю переписку, когда я пытался привлечь различные компании в качестве спонсоров, а главное — мы с ней были друзьями. Остановить выбор на ней было естественно: она хорошо меня знала и верила в мои начинания. Мариан Лей, консультант по делам спорта, возглавлявшая программу в один миллион долларов по разработке и организации различных мероприятий, приуроченных к проведению «Экспо-86» (именно из этой программы оргкомитет «Экспо» обещал выделить нам необходимые средства на финансирование нашего турне), согласилась работать с нами за полставки «по совместительству». Но в один прекрасный день нас словно обухом по голове ударили: «Экспо» отменила намеченную ранее программу параллельных мероприятий. Это было вызвано стремлением оргкомитета как-то выровнять расшатавшийся бюджет. Зато Мариан освободилась и могла перейти к нам на оплачиваемую работу в качестве директора программы обеспечения, что означало управление всеми делами по организации турне в Ванкувере. Однако в финансовом отношении решение оргкомитета «Экспо-86» буквально вышибло у нас почву из-под ног.

Но слишком уж далеко все это зашло, чтобы мы остановились на полпути. Я решил отдать три года этой затее, рассматривал ее как главное событие моей жизни. И даже если бы ничего из этого не получилось, я должен был по крайней мере сознавать, что сделал все от меня зависящее.

До того как стало известно о решении оргкомитета «Экспо-86», мне казалось, что все идет как следует. Но и тогда я был прав только частично: все шло отнюдь не как следует. Наоборот, все буквально разваливалось по частям.

С самого начала нашей самой большой проблемой стал фактор времени. Мы никак не успевали с организацией турне ни в смысле правового обеспечения, ни в смысле разработки всей его концепции. Мой контракт с программой «Человек в движении» все еще не был заключен, а когда имеешь дело с огромными суммами (мы надеялись на поступления по ходу турне), без соответствующего контракта не обойтись — только так можно соблюсти интересы всех, кто имел отношение к этой затее.

Наличных денег у нас не было, вообще ничего не было. Все работали на голом энтузиазме. И никто из работавших в оффисе толком не понимал, каким я представляю себе все это турне, что мне от них надо и почему. Нас всех словно вертело в неразберихе гигантского водоворота, и главным было — хотя бы не потонуть.

Я сделал прикидку. Вообще-то я не имел ни малейшего представления о том, как составляются статьи бюджета, но я обзвонил аэропорты, специалистов по изготовлению снаряжения и всех прочих, кто мог хоть чем-то мне помочь. Я ничего не знал о расходах на рекламу и прочих подобных тонкостях, но тем не менее зарезервировал определенную сумму для этих целей и в результате представил на рассмотрение проект, который, по-моему, можно было осуществить за 750 тысяч долларов — причем от начала и до конца, с учетом покрытия всех расходов. В ответ мне сказали, что этого мало. В действительности потребуется сумма как минимум вдвое больше, а именно полтора миллиона или даже 2 миллиона наличными или в виде товаров и услуг.

Было это в мае 1984 года. Я начал понимать, что без затруднений дело не обойдется. Казалось, ничего у нас не получается. Все началось в январе 1984 года, а все, что мы успели сделать к июню, — это разослать несколько писем, которые так и остались без ответа. «Нет проблем! Нет проблем! Все у нас получится!» — продолжал твердить Маршалл. Что до меня — я начал нервничать. Во время пресс-конференции, где должно было быть объявлено о проведении нашего турне под эгидой «Экспо-86», я сидел и молил Бога, чтобы никто из журналистов не обратился ко мне с вопросом относительно наших планов. О да, конечно, мы собираемся объехать земной шар на инвалидной коляске, продолжали твердить мы, но стоило бы кому-нибудь коснуться деталей, как нам бы настал конец. Да какие там детали! У нас даже и плана толком-то не было.

Пока что все это было сплошной буффонадой.

Помните, я упомянул сумму в полтора-два миллиона долларов, необходимую для финансирования всего проекта? И вот я возвращаюсь с Олимпийских игр и узнаю, что мы сидим на нуле. Ни одного паршивого цента не собрали. И тут наконец я осознал: все это будет не так-то просто. Орешек оказался крепким. Мы обратились за помощью к крупным компаниям, а ведь некоторые из них — транснациональные корпорации. Может быть, подобная реакция объясняется тем, что мы канадцы?

Вам может показаться, что я был в смятении, потерял веру в себя и испугался, что вся затея может лопнуть до того, как начнет осуществляться. Это довольно близко от истины. Чем больше я думал об этом, тем чаще вспоминал слова моего друга Дейла Шумки — он работал в компании «Озага Канада», занимавшейся выпуском спортивного снаряжения и одежды (она была одним из моих спонсоров). Еще тогда он сказал: «Есть только один человек, который будет бороться за этот проект до последнего. И этот человек — ты. Нравится тебе это или нет, но именно тебе придется воплотить его в реальность. Тебе придется следить за тем, чтобы все двигалось в нужном направлении. Тебе придется подталкивать и подпихивать всю эту затею, пока она не встанет на ноги, научится ходить и, наконец, покатится в ритме гонки. Если же взять полный разгон со старта, то выйдет полный хаос. Легко ничего не получится».

А тем временем шла подготовка будущего дорожного экипажа, исходя из того, что старт намечался на 1 марта. Наши приготовления являли собой некую смесь научного подхода и комедии среди полного беспорядка.

Тим, Дон и мой кузен Ли Гибсон из Порт-Алберни переселились вместе со мной в квартиру с одной спальней, чтобы проверить, каково нам придется в тесноте домика на колесах. Тим переселился в октябре 1984 года, Дон — в январе следующего года, а Ли — чуть позднее. Ли заменил Брэда, который собирался ехать с нами, но потом решил, что помолвка и свадьба более стоящее дело, чем девятнадцать месяцев болтания по дорогам в компании трех ребят в домике на колесах.

Квартирка оказалась отличным испытательным полигоном, и, как выразился Тим, «если мы там смогли ужиться, то сумеем выжить где угодно». Это он пустил шпильку в мой адрес, а все из-за того, что однажды заглянул в мой шкаф и обнаружил там мумифицированные бананы и груши.

Конечно же, это была холостяцкая квартирка, а я ни за что в жизни не стал бы претендовать на звание самого большого аккуратиста в мире. Когда я уходил с кем-нибудь встретиться, все как где валялось, так и оставалось до моего возвращения. Однажды, когда меня не было дома, зашел Тим и решил постирать мое белье — прокрутил четыре полных загрузки в стиральной машине. А потом, пока он сидел и ждал, когда машина просушит белье, он решил подсчитать количество колес от каталки, разбросанных там и сям по гостиной. Насчитал он их девятнадцать штук. В квартире стоял такой кавардак, что, когда к нам приходили гости первый раз, мы всегда встречали их в прихожей на лестнице. И если они производили впечатление людей, способных выдержать вид утюга, насквозь прожегшего ковер и застывшего в окружении обгоревших лохмотьев, мы их приглашали в квартиру.

Вот так выглядело жилище, которое я делил со своими сотоварищами. Спал я на своем матрасе, наполненном водой, Ли — на матрасе между мной и шкафом, Дон — на кушетке в гостиной, а Тим — на куске поролона на полу. Иногда случался легкий переполох, в особенности когда каждый раз, стоило нам включить духовку, начинала выть сирена пожарной сигнализации. Но мы отвинтили ей крышку, заткнули внутрь полотенце, чтобы заглушить звук, и продолжали себе кухарничать дальше. А уж домик на колесах? Вот будет красота!

Поначалу решение Брэда несколько меня озадачило, потому что его свадьба была назначена на начало декабря, как раз когда я должен был отправиться на каникулы на Гавайи, а он хотел, чтобы я приехал в Уильямс-Лейк и был его шафером. Но мы с Тимом решили извлечь из этого пользу: мы поедем в Уильямс-Лейк и, пока будем там находиться, постараемся провести собрание в городском совете, а также встретиться с местными бизнесменами и подогреть в них интерес к нашему турне, поиграв на струнах местного патриотизма.

Всю дорогу мы задавали друг другу вопросы, которые, как нам казалось, нам будут задавать на встрече в мэрии и которые последуют со стороны прессы, как только начнется наше турне, — среди них были и серьезные, и глупые (правда, не настолько глупые, как некоторые из тех, с какими нам пришлось столкнуться во время путешествия. До такого не доходили!), и такие нелепые, что мы пополам перегибались от хохота. И на каждый вопрос был ответ. В общем, мы были готовы.

На собрании в мэрии мы встретили моего дядюшку Германа Хансена.

Пока мы толкали нашу страстную речь, дядя Герман сидел среди публики в зале. На собрание он пришел вместе с моим папашей и, судя по всему, одним из первых подключился к свадебным торжествам. Он не особенно обращал внимание на происходящее в зале. Временами вид у него был такой, как будто он вот-вот заснет. Но когда мы обратились к присутствующим с просьбой задавать нам вопросы, его рука взметнулась, словно молния.

Я это проигнорировал.

Зато со всеми остальными мы были сама предупредительность. Я был благодарен за каждую поднятую руку. Рано или поздно дядя Герман устанет ждать и опустит свою руку.

Однако он оказался терпеливее меня. Я посмотрел на Тима, тот сделал круглые глаза. Другого выхода у нас не было.

«У вас вопрос, дядя Герман?»

«Рики, — спрашивает он меня, — я вот что хочу уяснить: а кто со всего этого дела будет пенки снимать?»

Таков уж был мой дядя. Сразу видно, на нашей стороне.

«Хм… простите, не понял?»

«Ну сам-то ты что поимеешь с этого? — спрашивает он. — Кто со всего этого дела будет пенки снимать?»

Тут мне пришлось объяснить, что членам экипажа полагается определенный гонорар и жалованье за счет пожертвований. Что касается лично меня, я из этих денег не возьму ничего.

«О’кей», — ответил дядя и успокоился.

Все от души посмеялись, а мы даже вроде бы предстали в более выгодном свете благодаря этому вопросу. Потом мы всех поблагодарили и ушли. Ведь надо же было и на свадьбе побывать. А кроме того, дядю Германа мог осенить очередной вопрос.

Мы старались не упустить из виду буквально ничего. Даже пригласили одного психолога — звали его Дей Кокс, — чтобы он рассказал нам о стрессах, которые могут возникнуть во время турне, а также из-за постоянной неизбежной близости, и еще мы беседовали с одним консультантом, который дал нам ряд советов и снабдил печатным руководством по ораторскому искусству.

Так вот, уж коли собрался в кругосветное путешествие, весьма важно иметь точное представление о маршруте до того, как отправишься в путь, в особенности когда впереди всей кавалькады собирается ехать парень в инвалидной коляске. Тим и я отправились в мой подвал, вооружившись дорожными картами Автомобильной ассоциации и маршрутными атласами для велосипедистов, и взялись за разработку наших вероятных путей следования. Это заняло у нас три недели — по одной неделе на маршрут.

Первый вариант нашего маршрута был длиной в 65 тысяч миль. Прекрасно, в особенности если я собирался провести в дороге семь лет. При всей моей готовности нужно было придерживаться разумных пределов. Мы согласились, что нужно постараться разработать новый вариант.

Второй маршрут оказался длиной в 30 тысяч миль. Уже лучше, но все равно чересчур длинный. А третий — всего 24 тысячи, включая прочерки в тех местах, где предстояло пересекать океан.

Так вот, окружность Земли составляет 24901,55 мили. Именно такая дистанция казалась нам наиболее приемлемой и, кроме того, самым естественным образом приближалась к длине нашего маршрута. Исходя из этой предпосылки, мы окончательно составили маршрут с учетом политических, географических и климатических условий и постарались проложить его через возможно большее число стран.

Тем временем оставалось решить еще одну маленькую проблему — собрать необходимые деньги, без которых мы вообще никуда не могли двинуться с места.

К сожалению, все усилия наших сотрудников оказались безрезультатны. Мы с Тимом молча взглянули друг на друга. Черт возьми, придется нам самим взяться за это дело. Выбора у нас не оставалось. Главным нашим козырем был я сам. Единственными, кто нам помогал, были либо мои знакомые, либо люди, наслышанные обо мне.

Тим приобрел несколько книжек, где давались советы о том, как проводить презентации и в наиболее выгодном свете излагать свои идеи, чтобы заручиться финансовой поддержкой. Проштудировав эти пособия, мы оделись в лучшие костюмы и пошли в наступление на банкиров.

Для начала мы выбрали Королевский банк. В самом разгаре наших страстных увещеваний нам вдруг стало понятно, что наши горе-организаторы кампании по сбору средств уже успели здесь побывать. Вот чертовщина! А ведь о таком обороте событий в книжках ничего не было сказано. Нам пришлось спешно ретироваться. (Мол, мы знаем, что представители нашей организации уже обращались к вам. Просто мы хотим не терять с вами связи и еще раз напомнить, что подготовка к нашему турне продолжается, причем идет полным ходом.) Ха-ха! А потом задком к двери шарк-шарк. И привет!

Когда мы двинулись в Банк провинции Британская Колумбия, где у нас была назначена встреча с его президентом Эдгаром Кайзером, нашего энтузиазма явно поубавилось. Что, если и здесь нас ждет то же самое? Что, если и он не проявит интереса? И вообще интересно знать, сколько их там, этих банков?

В тот день нам не удалось заручиться поддержкой и в Банке Британской Колумбии. Однако господин Кайзер лично от себя выделил нам 50 тысяч долларов из семейного фонда Кайзера — по 25 тысяч на каждое из двух лет, что нам предстояло провести в путешествии!

Мы поблагодарили его и вышли из банка с таким видом, будто только этим и занимались всю жизнь. Добравшись до тротуара, мы широко улыбнулись друг другу и с воплем «Порядок!» наотмашь ударили по рукам. Вероятно, не самый элегантный вид поведения для банковских завсегдатаев, но ведь какой удачный, какой замечательный день!

В будущем нас ждало их не много. Компании отнюдь не торопились становиться спонсорами, как мы на то рассчитывали. Кое-кто, правда, откликнулся — как, например, ресторанная компания «Макдональд’с», благодеянием которой мы пользовались с начала и до конца турне. Каждому члену нашей команды они выдали по «золотой» кредитной карточке, дающей право на бесплатное питание в любом из ресторанов системы «Макдональд’с» во всем мире, что неоднократно было для нас сущим спасением. Уж во всяком случае, для наших желудков. Кроме того, подключились такие компании, как «Найк», «Эйр Канада» и «Эссо». Но в основном компании пытались уклониться. Бывали случаи, когда отдельные корпорации с неохотой относились к проекту, в котором участвовали инвалиды. Подобное отношение хоть и уходило в прошлое, но не настолько быстро, чтобы мы могли им как-то воспользоваться в то время.

Все это заставило меня многое переосмыслить. Моя первоначальная мысль о том, что все пожертвованные нам средства пойдут на создание Фонда Наследия, если только со стороны спонсоров не будет каких-то особых пожеланий, строилась на предположении, что все средства и товары, поступающие от компаний, пойдут на покрытие наших расходов. Теперь же мы были вынуждены воспользоваться частью пожертвований, а иначе просто не смогли бы двинуться в путь. Самой главной задачей стало суметь удержаться в рамках десяти процентов или даже ниже от общей суммы собранных средств, что является общепризнанным правилом при проведении большинства мероприятий за счет пожертвований.

Все это заставило меня задуматься: действительно ли наше начинание пользуется поддержкой общественности?

Кто в нас действительно верил, так это подростки, особенно ребята из организации ванкуверских школьников под названием «Поиск». Они приложили немало усилий, чтобы привлечь население. Они приходили к нам после уроков, готовили, убирали квартиру, стирали белье и помогали избавиться от лишнего барахла, когда мы начинали в нем тонуть. Я получал огромную радость от одного общения с ними и каждую пятницу с нетерпением ждал их появления. И как бы ни угнетающе для меня складывалось развитие событий, они всегда находили повод для смеха. А ведь именно в этом я так остро нуждался. Но они работали ради идеи самого турне, а не для того, чтобы собирать средства на его финансирование. Средства массовой информации тоже оказывали солидную поддержку, вероятно, потому, что верили в меня, а может быть, это было для них просто интересной сиюминутной темой?

«Экспо-86»? Там нам предоставили помещение для проведения организационного митинга, флаг «Экспо» мы собирались пронести с собой вокруг всего мира, а также двести значков выставки, которые мы собирались раздавать по пути. В обмен на все это мы должны были спланировать турне таким образом, чтобы наверняка замкнуть гигантское кольцо нашего турне в октябре 1986 года и торжественно финишировать на территории всемирной выставки. Однако благодаря оргкомитету выставки я приобрел нечто более ценное, чем деньги. Благодаря «Экспо» — и отчасти Аманде — я получил помощь, поддержку, совет и дружбу Патрика Рейда.

Патрик был генеральным комиссаром «Экспо», а в прошлом — президентом Бюро международных выставок. Кроме того, за его плечами был солидный опыт работы в правительственных учреждениях в области дипломатии международных отношений. Я впервые познакомился с ним, когда мы были сопредседателями Игр инвалидов-колясочников провинции Британская Колумбия в 1984 году, всего спустя несколько месяцев, как я познакомился с его дочерью Амандой. Его опыт дипломата и связи откроют нам двери во всем мире, благодаря ему наш голос был услышан. (Наступит время, и я затащу Патрика в самое пекло «Человека в движении». Я хотел, чтобы он был нашим председателем совета директоров, но после завершения «Экспо-86» его назначили генеральным консулом Канады в Сан-Франциско.)

Вы спросите о реакции правительств? Ну что ж, я получил поздравительную телеграмму от премьер-министра Брайана Малруни, а также благодаря усилиям секретаря провинции Джима Чэбота некоторую сумму от правительства Британской Колумбии плюс 43 тысячи долларов от федерального правительства на оплату трех групп канцелярских и вспомогательных работников в течение десяти месяцев.

Визит в ратушу Ванкувера в День Рика Хансена увенчался для меня получением почетной грамоты, наилучших пожеланий и 100 долларов, которые мэр Майк Харкорт извлек из собственного бумажника. Позднее город внес кое-какие средства, но в ту минуту мне было трудно удержаться от гримасы, когда я произносил слова благодарности.

Однако, подумав обо всем этом, начинаешь кое-что понимать. Терри столкнулся с весьма похожей реакцией, когда впервые выступил с идеей Марафона Надежды.

Говорить о том, что, мол, надо что-то сделать, — это одно. А вот сделать — совсем другое. А ведь на такое путешествие никто раньше и не замахивался. Во всяком случае, на такое расстояние. Согласно бытующему представлению, человек в инвалидной коляске — существо беспомощное или по крайней мере резко ограниченное в своих возможностях. Куда ни ткнись, везде я натыкался на подобные ошибочные представления, и вот их-то я и собирался изменить.

Неравнодушие — это, оказывается, так непросто! Я не мог вот так взять и вынести его за пределы Ванкувера. Я должен был сам туда отправиться, увидеть и прочувствовать все, что там происходит, чтобы быть в состоянии передать соответствующий заряд другим. Ведь суть заключалась в том, что мы начали действовать с бодрой миной на лице и с надеждой, что нас выручат спонсоры либо еще какое чудо свершится, прежде чем мы сядем на мель. Надежда на чудо да несколько долларов — вот и все, что у нас было, и еще мы знали, что в скором времени нам, вероятно, придется мыть посуду, чтобы заработать денег на возвращение домой. Зато у нас было служебное помещение. Эх, что это был за оффис!

Наша первая контора находилась в подвале штаб-квартиры Ассоциации канадских параплегиков провинции Британская Колумбия. Там едва хватало места нескольким добровольцам, самозабвенно слюнявившим почтовые марки, перед тем как наклеить их на конверты. Потом компания «Коминко» предоставила нам служебные помещения площадью 4 тысячи квадратных футов, которыми она не пользовалась и которые располагались на двадцать первом этаже здания Гиннесс Тауэр в деловой части Ванкувера. К сожалению, нам нечем было обставить это помещение, кроме нескольких ящиков да кое-каких плакатов, которые мы развесили на стенах. Немногочисленный штат сотрудников пытался как-то работать при почти полном отсутствии канцелярского оборудования. Зато это были люди находчивые и искренне приверженные нашему делу — можно сказать, до исступления.

Похоже, что в первые дни нам действительно не хватало самых элементарных вещей для конторской работы. Правда, мы получили предложение от Джимми Паттисона — главы конгломерата «Неонекс» и выставки «Экспо-86». Он пригласил нас к себе в оффис на шестнадцатом этаже и предложил пользоваться фотокопировальным устройством, принадлежащим его компании, столько, сколько нам потребуется. Девушки, которые отправлялись вниз, чтобы сделать фотокопию, не могли не заметить лежащие там огромные кипы различных конторских бланков и формуляров — просто горы по сравнению с жалким количеством (если не полным нулем) наверху. Причем вещи эти были недорогие и негромоздкие. Вроде маленьких блокнотов с отрывными страничками желтого цвета с клейкой полоской наверху, которые так легко прилепить к исходящим письмам, не испортив при этом оригинала.

Спустя несколько дней наши девушки стали появляться на работе в платьях нового фасона, отличительной особенностью которого были большие карманы. Боюсь, мистер Паттисон, что большое количество ваших блокнотиков и коробочек со скрепками исчезли в неизвестном направлении — а точнее, уплыли на пять этажей выше, — и так происходило до тех пор, пока наша собственная организация не встала на ноги.

Не могу сказать, что в нашем оффисе царило сплошное веселье. Накануне отъезда Тиму, Дону и мне пришлось подавлять бунт. Наши конторские настаивали на отсрочке старта. Они хотели, чтобы все точки над «и» были расставлены до нашего отъезда. И еще они требовали дополнительного времени на завершение организационных приготовлений — мысль сама по себе неплохая, особенно когда у тебя на банковском счете лежит хотя бы миллион долларов, так, для пущего спокойствия. При наших же средствах мы не протянули бы и пары месяцев. Мы исчерпали ресурсы всех наших местных кредиторов — людей, поддержавших сумасбродную затею, в успех которой мало кто из них верил. Единственной возможностью получить дополнительную финансовую поддержку было отправиться в путь и доказать, что нам это по силам.

Конторские предъявили нам ультиматум: отсрочка до 1 апреля, а предпочтительнее до августа — и при этом никаких гарантий, что они будут продолжать работать на нас после 1 апреля.

Мы извинились, но все им объяснили. Мы и сами понимали, что небольшая отсрочка необходима. Прежде всего, я еще не полностью оправился от травм. Но чем больше мы затягивали со стартом, тем меньше шансов было прийти к финишу во время Всемирной выставки. Мы рисковали упустить благоприятные погодные условия в различных частях света по пути следования, с учетом чего строился весь график маршрута. Кроме того, мы не хотели, чтобы они диктовали нам условия, иначе потом они могли потребовать еще одной отсрочки.

Мы выбрали день старта — 21 марта — и сказали им, что это окончательный срок, что больше никаких отсрочек не будет. Затем поблагодарили их за всю оказанную помощь и предложили приступить к выработке первоочередных задач. Несколько человек подали заявления об увольнении. Двое из них вернулись назад.

Да, веселенькое было время! Если бы мы ждали, пока все будет без сучка без задоринки, так бы и сидели на месте и моя уверенность в себе лопнула бы, как мыльный пузырь. Вся организация пришла бы в упадок, интерес иссяк, и вся затея «Человек в движении» превратилась бы в очередную прекрасную идею, которой так и не дано осуществиться. Итак, либо мы стартуем сейчас, либо это не произойдет никогда.

Я знаю, что немало людей затратили огромные усилия, пытаясь устроить подобное «шоу на дороге». Может быть, год-другой спустя мы сможем собраться все вместе, оглянемся на прошлое и посмеемся над тем, какими несмышлеными мы были и сколько натворили глупостей. Но в те дни у меня было такое чувство, будто я зажат со всех сторон, а вокруг какая-то все убыстряющаяся круговерть. И я был абсолютно искренен в тот последний вечер в моей квартире — а кругом сновали репортеры и члены экипажа, — когда, весь в растерянности от нахлынувших на меня чувств, взглянул на своего друга и сказал: «Завтра будет легче. С завтрашнего дня — крутить колеса и больше ничего…»

Наконец-то мы были в пути. Я просто не мог в это поверить. Последний раз мы помахали на прощание толпе у торгового центра в Окридже, благополучно избежали первого дорожного инцидента и моей первой вспышки гнева и наконец выкатили на шоссе, которое должно было привести нас к первому пограничному пункту, а затем и в первое зарубежное государство — Соединенные Штаты Америки.

У нас был домик на колесах — его предоставила компания «Вангард трейлерз лимитэд», сотрудники которой специально переоборудовали его ради моего удобства и возможности побыть наедине. А сделали они вот что: убрали боковую стену, отделяющую спальню от ванной комнаты, так что я мог просто скатиться с кровати и прямиком куда следует, вместо того чтобы давать крюка через совмещенную гостиную-кухню и входить через обычную дверь в туалет.

Еще мы хотели заказать подъемник, чтобы я мог на нем подниматься в кабину и спускаться на землю, но это было слишком дорого. Кроме того, у нас не было бы времени на его установку. А пока что мы валяли дурака, скатываясь с наклонной плоскости, и даже подумывали о том, что неплохо бы раздобыть маленькое креслице, чтобы я мог кататься на нем от двери до спальной. В итоге мы обошлись полотенцем. Мы расстелили его в дверном проходе, и я, приподнявшись в кресле, опускался задом на пол, а потом елозил на ягодицах по узкому проходу между раковиной и холодильником, который вел в спальню. На первый взгляд ничего особенного, но, когда приходится проделывать это раз шесть-семь в день и так четыре или пять дней в неделю, особой радости не получаешь, в особенности когда ты и так измотался после этапа на дороге.

Позади — первая тысяча миль!

Встреча в пути.

Хансен знакомится с лондонским уличным движением — в один из тех редких дней, когда не лил дождь.

Париж. Проезд под Эйфелевой башней.

«Желаю тебе, сын мой, свершения всех твоих надежд и мечтаний и благополучного возвращения домой». В Риме, на аудиенции у папы Иоанна Павла II.

Паренек из Уильямс-Лейк на Красной площади в Москве. За плечами у него храм Василия Блаженного и семь тысяч миль пройденного пути.

В Португалии, как и во многих других странах, инвалидная коляска Рика вызывает изумленные взгляды других участников дорожного движения.

Воспоминания о друге.

У памятника Терри Фоксу в Израиле.

Ценой крайнего напряжения всех сил Хансен толкает свое кресло ради воплощения давней мечты — пробега по Великой стене в Китае.

На Великой стене.

Рик Хансен, Уэйн Грецки и другие…

Триумф Человека в движении.

Спустя двадцать шесть месяцев плюс один день и покрыв расстояние в 24 тысячи и 55 сотых мили, Рик наконец-то разрывает символическую финишную ленту. Итак, путешествие закончено.

Фактически у нас было всего одно (!) кресло, которым я пользовался на дороге. В качестве эскорта нас сопровождал крытый фургон Клуба Канадской Ассоциации параплегиков, загруженный запчастями к каталке, шинами, одной дополнительной рамой кресла и вообще всякой всячиной, которая, как мы считали, может понадобиться мне в дороге. Но как определить, что нужно, а что нет, когда приходится исходить из минимума в расчете на пять человек и девятнадцать месяцев пути и к тому же все должно уместиться в одном домике на колесах и в машине сопровождения?

Мы составляли списки и хватали все, что ни попадет, словно ошалелые коты на помойке. Вот вам образчик такого списка:

— Восемьдесят пар перчаток из оленьей кожи.

— Повседневная одежда.

— Вар для заделки щелей (смола).

— Инструменты.

— Кухонные приборы (смеситель).

— Пятнадцать бутылок типа «Крепкий хват».

— Набор ниток и иголок.

— Велосипеды.

— Носки и нижнее белье общего пользования.

И для каждого из этих предметов у нас были веские и логические основания. Перчатками во время гонок я пользовался в течение долгого времени, и, по моим расчетам, мне требовалась одна пара на неделю. Чтобы проехать 70 миль, нужно было делать восемьдесят толчков в минуту и так десять часов в день, что составляло 48 тысяч толчков каждый день на дороге. Восемьдесят пар представлялись вполне обоснованной цифрой. Вар требовался, чтобы смазывать перчатки для более крепкого захвата ободов колес.

Фирма «Найк» обеспечивала нас одеждой в дорогу: только на мою долю — двенадцать спортивных костюмов, — ведь я очень много времени должен был находиться под открытым небом, а в случае, если погода испортится, нужно было переодеваться во время отдыха между этапами — и еще по четыре костюма на всех остальных. Но ведь нам еще требовалась соответствующая одежда для банкетов, официальных встреч и так далее. Набор «Прилепи и пришей» — чтобы пришивать заплаты, пожертвованные нашими спонсорами, когда потребуется залатать одежду. Велосипеды — для членов экипажа, которые будут сопровождать меня на дороге. Кухонный смеситель — для приготовления пищи в нашем доме на колесах. Инструменты — тут и так все ясно.

Поначалу мы не предполагали использовать нижнее белье как предмет общего пользования. Сначала у всех ребят были свои комплекты. Позднее, когда все вошли в ритм гонки и слегка обезумели, все белье перемешалось после нескольких стирок и оказалось в одном мешке, откуда извлекалось по мере надобности. Так было до тех пор, пока я не перестал осторожничать со смолой, после чего все, что имело отметины вара, считалось моим, а остальное ребята делили между собой. Со временем я перепачкал все, что у нас было, и нам снова пришлось вернуться к принципам коммунального хозяйства.

Наш дорожный экипаж рос числом и менялся в составе. Теперь в него, кроме меня, входили Тим, Дон и Ли, а также Нэнси Томпсон и одна девушка по имени Шейла О’Горман — она специализировалась в области налаживания политических контактов в Оттаве и отвечала за связь с прессой и рекламу по пути следования. Шейла уже успела установить один из рекордов турне «Человек в движении». Мы послали ее в универсальный магазин «Вудворд», чтобы она купила себе там одежду для разных особых случаев, и она вернулась, истратив этак три тысячи долларов. По-моему, слегка тронуться рассудком в хорошем магазине не так уж трудно. (Большая часть всех этих нарядов была возвращена обратно сразу же после того, как нам их доставили.)

На Ли возлагались обязанности повара. Как же без повара? Ведь соблюдение диеты было исключительно важно, для того чтобы я сохранял форму, необходимую для продолжения марафона. Нэнси была нашим авангардом: она ехала впереди нас, чтобы подготовить маршрут и стоянки, а также помогать различным местным группам в организации их демонстраций и специально подготовленных выступлений. Она должна была оставить нас через два-три дня, но вскоре стало ясно, что нам потребуется человек, способный выполнять такую работу постоянно. Тогда она попросила, чтобы ей прислали из дома немного одежды, и осталась.

Наш фонд для покрытия текущих расходов составлял 90 тысяч долларов — 50 тысяч предоставил Лотерейный фонд и еще 40 мы получили от попечителей нашего турне — плюс товары и услуги: сюда входили бесплатные мотели по пути нашего следования, бесплатная заправка машин и т. п. «В общем, — подумал я, — вполне хватит, чтобы добраться до Техаса, правда полными банкротами».

Мы тронулись в путь, имея в избытке разве что оптимизм. И сразу же едва не застряли на парковочной стоянке в Окридже.

По мере того как гора снаряжения росла, Дону и Тиму стало ясно, что все это попросту не поместится в фургоне сопровождения. Они решили установить большой контейнер на крыше нашего дома на колесах. На несчастье, на выезде из Окриджа нам предстояло проехать через узкий извилистый тоннель.

Ребята из экипажа нервничали, потому что я был уже где-то в пути и они хотели поскорее меня нагнать. Они прикинули на глазок высоту ящика, потом осмотрели вход в тоннель и решили, что все пройдет нормально, нужно будет только приподнять дурацкие цепи, свисающие с потолка тоннеля. Ли их приподнял, а Дон нажал на педаль акселератора. И тут ящик врезался в потолок. Цепи-то для того и висели, чтобы обозначать максимальную высоту допустимых габаритов. Вся наша поклажа с грохотом рухнула наземь, в том числе и единственная запасная рама для кресла, которая расплющилась, словно сковородка.

Лично я при этом не присутствовал, зато мы попали в программу новостей национального телевидения. «Ага, вот они и показались! Дорогие телезрители, наши камеры установлены в Ванкувере. Вы видите начало кругосветного турне спортсмена-инвалида Рика Хансена. Но что это? Все трещит и с грохотом валится. Отличный старт! Просто великолепно!»

А я крутил колеса, учащенно дыша, и с трудом сдерживал нервы. Отъезд прошел удивительно трогательно: сотни людей столпились вокруг моего кресла; они откликнулись на утреннюю блиц-программу по сбору средств, в которой участвовали все самые крупные радиостанции города. Здесь были инвалиды в креслах-каталках всевозможных конструкций. Кое-кто из калек, те, кто не мог крутить колеса и пользовался рычагом управления моторизованных кресел, собрались в сопровождении своих друзей и родителей. Они хотели быть участниками этой церемонии. Хотели своими глазами увидеть мой старт.

Один маленький мальчик в кресле с аккумуляторным приводом, которым он управлял при помощи рычага, осерчал на мужчину, который стоял перед ним и закрывал вид на стартовую площадку. Он легонько подал свое кресло вперед, пока оно не коснулось ног мужчины. Никакой реакции. Мальчик отъехал назад и проделал это снова. По-прежнему безрезультатно. Тогда он откатил кресло еще дальше, рванул что есть мочи вперед и врезался тому в ноги.

«Получай!» — заорал мальчишка.

Мужчина обернулся, понял, в чем проблема, и отступил в сторону. Это был премьер-министр провинции Британская Колумбия Билл Беннетт.

Думаю, что вид у меня был несколько испуганный. Джим Тейлор был явно того же мнения. Он пробился ко мне сквозь толпу и, нагнувшись над креслом, произнес мне свое последнее напутствие.

«Не забывай, — сказал он бодрым тоном, — книга под названием «Почти вокруг света на каталке» — это тебе не хухры-мухры!»

Аманда, как я думал, все это время находилась в доме на колесах. Она с самого начала участвовала в осуществлении всей нашей затеи, помогая чем можно, чтобы она осуществилась. Непосредственно в турне она не участвовала, но предполагалось, что доедет с нами до границы, потом вернется назад вместе с моим отцом и Брэдом. И вот мы выруливаем со старта, я внимательно оглядываю толпу провожающих и вижу знакомое лицо. Это Аманда. Она примерно в футах тридцати, стоит рядом со своей матерью, вся красная, в слезах. Потом выяснилось, что произошло недоразумение. Она считала, что мы уже попрощались. А мать пришла с ней, чтобы потом забрать ее на завтрак, посидеть подольше вместе и как-то утешить. Я заметил ее в тот самый миг, когда мы наконец тронулись с места, увидел, как жалостливо она машет мне рукой, готовая вот-вот разрыдаться.

Не скажу, чтобы меня эта сцена особенно растрогала. Я просто вскипел от негодования. Неужели никто не способен хоть что-нибудь сделать толково?

«Немедленно в машину!» — крикнул я ей.

Какую-то минуту она стояла молча, словно оторопев. Потом обняла свою мамашу и впрыгнула в домик на колесах. И хорошо сделала! Если бы я ее тогда не заметил, если бы она не впрыгнула в наш дом на колесах, я мог бы больше никогда ее не увидеть, настолько я был взбешен! И уж, конечно бы, не стал искать с ней встречи, вернувшись домой.

Когда я ей теперь об этом рассказываю, она лишь ухмыляется.

— Чушь! — говорит Аманда. — Чушь, да и только! Мы бы все равно нашли друг друга.

Как выяснилось, мы нашли друг друга гораздо раньше, чем кто-либо из нас мог предполагать.