Черный мотылек

18

Случилось что-то из ряда вон выходящее: Джейсон позвонил Саре в университет. Ее удивило, что он знает, где она работает: разве она упоминала об этом? Или Джейсон заодно решил разузнать кое-что и про нее?

— Я в Лондоне, — сообщил он. — Только что вышел из Музея естественной истории.

— Похоже, вы чем-то взволнованы?

— Вы еще не так разволнуетесь, когда все узнаете. Мы можем встретиться? Я хотел бы рассказать вам все с глазу на глаз.

Сара громко вздохнула — так, чтобы он слышал:

— Который час?

— Начало пятого.

Он захочет прийти к ней домой. Придется принимать его в гостиной, он будет пить ее вино, всеми порами впитывать непривычную роскошь. А потом спохватится, что опаздывает на поезд, и придется еще вызывать ему такси.

— Я тут неподалеку, — заговорила она. — Можем встретиться, выпить. Скажем, через час.

— А если не выпить, а поесть? — внес поправку Джейсон.

— Где можно поесть в пять часов дня?

— Неужели вы не знаете, — усмехнулся он. — В дешевых забегаловках кормят в любое время.

Сара предпочла бы паб. Пабы она любила, но Джейсон выбрал не паб или ресторан, а бистро с гамбургерами и пиццей. Хорошо, хоть лицензия на спиртное имеется — это она сразу же проверила, едва переступила порог забегаловки. Позади стойки с кассовым аппаратом и запечатанными в целлофановый пакет пончиками выстроились бутылки вина из Чили, а также из «Нового Света», как причудливо называют страну-экспортера в супермаркетах.

Здесь оказалось очень тепло и многолюдно, хотя рабочий день еще не кончился. Джейсон поджидал Сару за столиком у окна, но даже выпивку не догадался заказать. Тощий и бледный какой-то. Сара прежде не обращала внимания на его худобу, но теперь подумала невпопад: если у Джейсона есть девушка, ей должно быть неудобно сидеть у него на коленях.

— Давайте выпьем, — предложила она и сказала официантке: — Мы возьмем бутылку чилийского «Семийона».

— Разве что вы сами ее выпьете, — предупредил Джейсон. — Я пью пиво. — Свой заказ он адресовал Саре: — Мне пиццу и чипсы, но сначала хлеба с маслом.

— Пицца и картофель-фри на гарнир? — уточнила официантка, переводя взгляд с одного клиента на другого. — Чиабатта или фокаччо?

— Только не для меня, — отказалась Сара. — Я в это время суток не ем. Принесите мне стакан вина. Большой стакан.

Джейсон покосился на нее:

— Можете вычесть стоимость пиццы из моего следующего чека.

— Господи! Вы же сами сказали, это недорогое кафе. — Сара нетерпеливо взмахнула руками. — Ну, так что вы собирались рассказать?

— Вы останетесь довольны. Первый шаг сделан: скоро мы узнаем, кем был ваш отец. — Он достал из кармана куртки небольшой блокнот. — Помните, мы составляли список людей, которые заходили к Кэндлессам, кто мог знать о смерть мальчика?

— Разумеется. Мясник, булочник, свечной мастер. Молочник, врач, дантист — последнего, как выяснилось, не было. Но я думала, вы сегодня занимались мотыльками.

Принесли пиво и вино. Сара жадно отпила из бокала. Джейсон выждал, пока она опустит бокал на стол, и продолжал:

— Вот именно. Это связано с мотыльком. Мотылек подсказал мне, кем был отец вашего отца. Так мне кажется. Посмотрим, что вы на это скажете. Два мотылька, верно? Оба черные. — Джейсон сверился с записями в блокноте. — Большой, Odezia atrata, чернее. И в одной из книг о маленьком, Epichnopterix plumella, написано, цитирую: «Однако не вполне соответствует природе, что он не столь черен, как его наставник, ибо последний обычно присматривает, чтобы его ученику доставалась большая часть работы, к тому же по его мальчишеской природе даже относительная чистота показалась бы недостатком».

— О чем вы говорите? Когда это было написано?

— В тысяча девятьсот третьем году.

— Что за ученик, наставник?

— У этих мотыльков, помимо латинских названий, есть обычные. Odezia atrata в народе именуется «трубочистом», a Epichnopterix plumella — «сын трубочиста». Как вам это?

Никогда прежде Сара не видела, чтобы человек «пожирал» пищу, но именно так Джейсон расправлялся со своей гигантской пиццей. Он протянул ей миску с чипсами, она отрицательно покачала головой. Ей бы еще вина. Бокал вина, чтобы притупить отчаяние, унять возбуждение.

— Значит, вы утверждаете, что мой дед был трубочистом? И папа в какой-то книге прочитал про этого мотылька, название показалось ему занятным. Мотылек подходил в качестве герба тому, кто на самом деле был «сыном трубочиста»?

— Именно.

— Вы молодец, Джейсон, просто молодец! Что бы я без вас делала?

Он уже уничтожил половину пиццы. Оторвавшись на миг от тарелки, Джейсон встретился взглядом с Сарой и ухмыльнулся. Когда он улыбался, под натянутой испещренной шрамами от прыщей кожей проступал череп.

— Можете что-нибудь вспомнить в связи с этой теорией?

— Кое-что. Отец рассказывал нам с сестрой сказку. Герой, мальчик, лазил по трубам. Папа рассказывал нам о его приключениях. Когда я выросла, то решила, что папа взял сюжет из книги Кингсли «Водяные дети», отчасти так оно и есть, но, видимо, отчасти эта история основана на реальных фактах.

— Ваш отец не лазил по трубам. Это были уже тридцатые годы.

— Но его отец лазил. Это вполне вероятно. Лазил, или прочищал их щеткой, или как там это делалось. А он — сын трубочиста. Черный мотылек — его тайная шутка.

— Которой он с вами не поделился.

От этой реплики Саре сделалось не по себе. Неприятно представлять себе, как отец натыкается в книге на описание черного мотылька, читает его латинское, а потом английское название, как обычно, суховато посмеивается и принимает решение: поместить на своих книгах эмблему, эзотерический знак, как личную шутку. Себе Сара могла признаться, что ревнует. К кому? К мотыльку?

— Джейсон, — сказала она. — Ваша бабушка должна помнить трубочиста, верно? Должна знать его имя, может, что-то еще?

— Попробуем узнать, — согласился он.

Ланди-Вью-Хаус был пуст. Никогда прежде родительский дом не пустовал к приезду Сары. Хорошо еще, догадалась взять с собой ключ. Отопление выключено, внутри холодно. Сара занервничала. Ветер усилился, подгоняя дождь, высокие волны бились о подножие утеса. Заглянув в гараж, Сара убедилась, что машины матери нет. Ей начала мерещиться авария на дороге, но легкую тревогу за мать поглотили обида и горе: никогда не случалось, чтобы она приехала домой и никто не встретил, не посадил за стол, не предложил вина, не расспросил, как прошла неделя. Будь отец жив… На глаза навернулись слезы. Сара сердито вытерла глаза, налила себе виски и включила обогреватель.

По крайней мере, теперь она может без свидетелей позвонить Джейсону Тэйгу, и пусть мама платит за долгий междугородный разговор. С бокалом виски в одной руке и телефоном в другой Сара устроилась в «папочкином кресле» и помедлила, прежде чем набрать номер Ипсвича.

С тех пор как Джейсон выяснил английское название черного мотылька, Сара ощущала и большую близость к отцу, и большую отдаленность. Они стали ближе, потому что, когда обнаружилась связь его прошлого с маленьким черным рисунком на суперобложке, Сара, хорошо зная отца, могла представить себе, как он читает научную книгу, растягивает губы в угрюмой усмешке, а потом, если кто-то спрашивает, откуда взялся мотылек, отвечает скупо: «Это мое личное дело. Шутка для меня одного». Что бы он сказал, спроси Сара об этом? Или Хоуп? И это теперь отдаляло ее от отца: тайна, которую он столь успешно скрывал от дочерей. Сара погладила подлокотник кресла. Ладони отца вытерли вельветовую обивку. Отставив свою руку там, где прежде лежала отцовская рука, Сара взялась за телефон.

Гудок за гудком. Она уже решила, что никто не подойдет, и хотела положить трубку, но тут раздался голос Джейсона:

— Алло?

Почему-то она ожидала, что он запыхается, прибежит к телефону, однако Джейсон говорил спокойно, почти равнодушно.

— Я спросил бабушку. Трубочист у них бывал, но его имени она не помнит. Это уж слишком.

— Врача-то она не забыла, — заметила Сара.

— Слушайте, она и так чудо природы, если учесть ее возраст. Надеюсь, мы с вами сохраним столь здравый ум, когда покроемся морщинами.

— Ладно, ладно, я не хотела проявить неуважение.

Обращаясь к кому-то, к другому обитателю дома, Джейсон попросил:

— Ты бы прикрутил радио. Извини, но я собственного голоса не слышу. Сара, она попытается вспомнить. Подумает, можно ли как-нибудь уточнить. Пусть она не помнит имени, зато вспомнила многое другое. Подождите, сейчас принесу записи.

Сара ждала. Радио, которое так и не приглушили, играло музыку, какую обычно можно услышать, позвонив в офис фирмы и ожидая, пока примут твой заказ. Вот-вот раздастся голос: «Пожалуйста, подождите. Наши агенты ответят на ваш звонок». Бетховен, «К Элизе». «Джейсон», думала она, чем плохо это имя? Язон, греческий герой, добыл золотое руно, стал царем и женился на Медее. Дэвид — тоже герой, и звучит немного похоже на «Джейсона», но ведь не кажется нелепым, и Адам…

Джейсон вернулся:

— Вот что она помнит: ее брат умер двадцатого апреля, в среду. Он заболел в понедельник восемнадцатого, а умер в среду. Врач приходил несколько раз, но в больницу мальчика не клали. Он умер дома. В четверг, двадцать первого, пришел трубочист — по предварительной договоренности. Зима кончилась, печь больше не топили, и Кэтлин Кэндлесс, моя прабабушка, приступала к весенней уборке, которая начиналась с чистки дымохода. Бабушка говорит, в четверг утром, ровно в восемь, трубочист стоял у двери, и ее послали попросить его прийти в другой раз. Потом вышел отец, сказал трубочисту, что мальчик умер накануне, и договорился на следующую неделю.

— Имени трубочиста она не помнит, а насчет его детей что-нибудь известно?

— Она почти не знала его. Это был человек, черный от сажи. Он возил щетки с собой, на велосипеде.

Сара хотела сказать, что остается только выяснить имя этого человека, это несложно, не так уж много лет прошло, но тут в комнату вошла Урсула, и она сменила тон на более деловой и отрывистый:

— Я отправила вам чек по почте. Завтра или послезавтра перезвоню.

Улыбка на лице Урсулы вызвала у дочери безотчетное раздражение, и, словно недовольная мамаша загулявшей дочери, она сказала:

— Ты где пропадала?

Урсула расхохоталась. Они с Джеральдом — редкий случай, когда супруги выступали заодно, — принципиально никогда не задавали девочкам этот вопрос. Сара надулась и нехотя похвалила внешний вид матери:

— Выглядишь просто замечательно. Словно десять лет сбросила.

— Я ездила в Лондон, разговаривала с Робертом Постлем, а потом встретила друга и решила задержаться на денек.

— А с лицом ты что сделала? — Сара почти вплотную подошла к матери и, сообразив, что такая позиция подходит не только для допроса, но и для проявления родственных чувств, запечатлела на ее щеке поцелуй. — Похоже, ты хорошо провела время. Дом промерз насквозь. Я звонила вчера много раз, а тебя не было.

— Я займусь ужином, — предложила Урсула. Поцелуй обезоружил ее, балованная дочь казалась веселой и приятной собеседницей, на сердце потеплело. Она глянула в зеркало на свое раскрасневшееся лицо, сияющие глаза, приподнятые уголки губ и, поддавшись порыву, спросила:

— Ты отвезешь меня в Лондон? В воскресенье. Мне пора возвращаться.

— Да, если тебе надо. — Сара смотрела на нее с изумлением. — Папин отец, наверное, был трубочистом. Ты ничего не знаешь?

У нее чуть было не вырвалось: «Не знаю, и знать не хочу», но Урсула вовремя вспомнила, насколько сильно дочери любили Джеральда, и, как всегда, мысль об этой любви заставила ее воздержаться от резких слов.

— Посмотрим, что у нас есть на ужин, — сказала она.

Когда Сара вошла, он сидел за столом с Викки, Полем и Тайгером. Она с ног до головы облачилась в черное: мини-юбка, колготки в сеточку, сапоги до колен и черный свитер, позаимствованный у Хоуп, — Саре он был маловат. Тайгер оглядел ее с ног до головы и спросил:

— Куда-то еще собираешься?

— Похоже, у тебя свидание, милая, — проворковала Викки. — Так вырядилась.

— Под настроение, — Сара жадно выпила вино. — Я сегодня немного не в себе.

Он не проронил ни слова. Появился Александр, за ним — Рози. Все тут же засобирались в клуб, паб им надоел. В клубе тоже можно есть и пить, но там стильно, красиво. Они выпили по последней и поднялись, Викки набросила пальто, Сара тоже надела черную, чуть ниже бедер, накидку — собственность Хоуп.

— Ваше счастье, если ее пропустят, — внезапно произнес Адам, до этого молчавший. — У нее вид профессионалки.

Викки задохнулась от возмущения. Сара холодно глянула на обидчика:

— Что ты сказал?

— Ты слышала. Я вырос в этом городе, у меня тут родственники. Мне ни к чему показываться на людях со шлюхами.

— Бога ради! — Александр поднял руку, втиснулся между ними, словно разнимая драчунов. — Что с тобой? Что Сара тебе сделала? И ведь это уже не в первый раз.

— Ничего я ему не сделала! — возразила Сара. — Он просто дерьмо. Ему приходится вести себя таким образом, на хрен, потому что он слишком глуп, чтобы поддерживать нормальную беседу.

— А ты женщина, преподаешь в университете — и не можешь обругать человека без грубых словечек? То-то у нас образование в упадке. Ты и к студентам в таком виде являешься?

— Хватит, остыньте, — заторопилась Викки. — Мы в клуб идем или нет? Ты бы извинился перед Сарой, Адам!

— Раньше я сдохну, — бросил он.

Он схватил со спинки стула куртку и вышел. От возбуждения Сару словно сковал паралич, язык заплетался. Друзья подумали, что Адам сильно ее обидел.

— Мне тоже пора, — сказала она.

— Ладно тебе! Не расстраивайся из-за него. Сегодня же суббота.

— Нет, я пойду домой. Увидимся через неделю.

Пошатываясь, она выбежала на задний двор. Адам ждал, прислонившись к ее машине.

— Куда едем? — спросила она.

— На стоянку трейлеров. Я добыл ключи от трейлера, дома полно родни. Но сначала в поле. Не могу терпеть.

— Сядешь за руль?

— Нет, — сказал он. — Поведешь ты. Я хочу к тебе прикасаться, когда ты за рулем.