Четверо с базарной площади

Кесый-медвежатник

На этот раз героем дня в классе был Толячий. Но друзья уже не ревновали его к славе.

Толячий, разумеется, ни словом не обмолвился о причине, по которой он оказался у дома Корявого, но раз десять повторил для желающих — и как вырвалось пламя из окон, и как рухнули стены, и как растаскивали крышу соседнего дома…

Генка и Фат мучились другим: где Корявый? Толячий слышал на пожаре, что дома он вроде не появлялся. Так, может быть, он отсиживается у Банника? Но в дальние выселки мог пойти один Фат — другого туда не пошлешь…

Фат вспомнил, что обещал Кесому проведать его, и решил отправиться в путь сразу после уроков.

Сливе тоже велено было поторопиться и, если удастся, прибежать к монастырю до закрытия базара.

Толячему передавался наблюдательный пункт у перекрестка улиц Капранова и Салавата Юлаева, тем более что ни мужик в телогрейке, ни щербатый его пока не знали.

А Генка и Фат договорились о следующем.

После звонка Генка идет домой, а затем едет в городок строителей, чтобы успеть туда раньше, чем Фат накануне. Примерно через каждые час-полтора он заглядывает на автобусную остановку: Фат освободится и тоже приедет…

Если бы Фат переговорил дорогой с кем-нибудь из многочисленных своих знакомых — он узнал бы новость, которая разошлась уже по всему городу.

Но Фат из школы, передав книги Сливе, направился прямиком в дальние выселки, и важная новость дошла до него в последнюю очередь.

Кесого возле дома не было. Фат распахнул калитку и, взойдя на крыльцо, постучал.

— Кто там?! — послышался громкий и неожиданно плаксивый голос Кесого.

— Открой. Это я, Фат…

— Фа-ат! — в непонятном восторге завопил Кесый.

Прогремел засов, дверь открылась, и Фат понял причину возбуждения, с которым приветствовал его Кесый.

В калошах на босу ногу, в разорванной тельняшке поверх брюк, Кесый едва передвигался.

— Входи, входи, др-руг! Настоящий др-руг! Пл-ле-вал я на всех! Гуляю нынче! Кесый тоже человек! Кесый сам знает, как ему жить!

Он был пьян и кричал, растягивая слова, то ли подражая кому-нибудь, то ли действительно не в силах говорить иначе.

Фат быстренько огляделся. В комнате никого не было.

На столе валялись пустые бутылки из-под водки (в одной оставалось еще немного содержимого), черствел между окурками ломоть хлеба, а в миске с отбитыми краями лежало несколько скрюченных соленых огурцов.

Отец Кесого погиб в сорок первом. А мать года через два стала пить, без конца водила домой гостей, а частенько ее находили где-нибудь под забором, пьяную, ничего не соображающую. Так и умерла она по дороге домой, на пустыре между выселками, где прели, дожидаясь палильщиков, горы отбросов.

— Я пью сегодня! Пью и гуляю! Выпей! — Кесый взял со стола бутылку.

— Нет, — сказал Фат, — я не пью.

— А н-надо пить! Кто ты — мужчина или не мужчина?!

— Я потом, — соврал Фат. — Мне сегодня еще дело одно надо сделать.

Эта неопределенная фраза всегда вызывала у Кесого почтение. «Сделать» — он понимал, как «провернуть», то есть добыть где-то деньги.

— Тогда др-ругой вопрос! Тогда кури. — Кесый протянул ему пачку «беломора».

Фат хотел отказаться.

— Кур-р-ри! — повторил Кесый.

Фат взял папироску и, стараясь не вдыхать дым, закурил. Кесый не уселся, а плюхнулся на кровать, так что запела железная сетка, и тоже взял папиросу. Фат остановился напротив.

Глубоко втянув дым, Кесый закашлялся.

— Ты… Фат… друг!.. На… сто… ящий друг! — кричал он сквозь слезы. — Мы с тобой еще снюхаемся!

— А Банник где? — спросил Фат.

— Что мне Банник! Я сам себе хозяин! А Банник сопля! Не мужик Банник, не уркаган! Трус Банник — вот что я скажу! И не один я, а все говорят!

— Кто говорит? — осторожно поинтересовался Фат.

— Все! Был тут один с недельку, напились, думали, меня нет, а я на кухне: «Трус, говорит, ты, Банник!» А этот — завяжу… Ты понял?! А еще говорит мне… — Кесый неожиданно всхлипнул. — Ты представляешь, Фат, друг до гроба, что он говорит!..

Кесый обнял Фата и уткнулся ему в живот. Фат поморщился, но стерпел.

— Он говорит… — продолжал Кесый, — пойдешь в детдом… Это я в детдом! Строем ходить! В галстуке красном! — Кесый опять разошелся. — Сам пьет, гуляет, а я в детдом! Да я вот взял и тоже напился! Мы, Фат… Слушай, Фат… — Кесый поднялся и поманил его пальцем, хотя Фат стоял вплотную к нему. — Мы с тобой, Фат, сами организуем дело!.. — зашептал он на ухо. — Идем, я тебе штуку одну покажу… Только — гляди! Я — в законе! Я, случай чего, р-раз — и все… Р-раз — и все…

Держась за плечо Фата, он вышел в сени, попытался дотянуться до чего-то по бревенчатой стене, но упал.

Фат поднял его и уже не выпускал, пока он, бормоча что-то несвязное, вытаскивал мох, которым были прошпаклеваны стыки между бревнами.

Под мхом открылось круглое отверстие. Кесый сунул туда два пальца и за кончик извлек наружу ломик наподобие гвоздодера с расплющенным и отточенным до блеска концом.

— Фомка, понял?.. — уже почти не открывая глаз и обвиснув на руках Фата, пояснил Кесый. — Можно сейфы ломать… Понял?.. — Он снова повернулся к стене, засунул воровской инструмент в дыру между бревнами и кое-как заткнул отверстие мхом. — Мы с тобой, Колюка… — забормотал он, путая Фата с кем-то из бывших дружков. — Мы с тобой один сейф — р-раз!.. И ж-живи сто лет…

— Откуда это у тебя? — спросил Фат.

— А Б-банник дня два назад — в болотце ее… ухнул! А я утром незаметно — р-раз… Но ты смотри… — угрожающе протянул он. Голова его при этом висела на плече Фата. — Я… в законе…

Фат оттащил его в комнату, усадил на кровать.

— Где Корявый, не знаешь?

— Корявый?.. — не поднимая головы, переспросил Кесый. — А-а, Корявый… Корявый сгорел вчера…

— Как — сгорел? — Брови Фата сошлись у переносицы.

— Так… ф-фы!.. Загорелся — и сгорел… Соседка сказала… Утром нашли. Банник напился и пошел… Я тоже сгорю скоро… Н-напьюсь и…

Договорить Кесый не смог. Его вырвало.

Фат взял у него горящую папиросу и вышвырнул в окно.

Тяжело дыша, Кесый упал головой на грязную подушку и некоторое время стонал, потом заснул.

Фат раза два потряс его за плечо, вышел в сени, достал из тайника ломик, сунул его под телогрейку, заткнул отверстие мхом и, аккуратно прикрыв за собой дверь, направился не к вокзалу, на автобусную остановку, а быстрым шагом — на левый берег, к месту, где вчера еще стоял покосившийся дом с маленькими окошками без ставен…