Четверо с базарной площади

Катя «на стреме»

По тротуару мимо Генки шли в одном и другом направлении десятки людей, а нужные Генке не появлялись.

Генка забежал на улицу Салавата Юлаева, к Фату, разведать о его успехах. Фат сказал, что ему показалось, будто вдалеке мелькнул Дроля… Но утверждать этого он не мог.

Друзья проклинали неуловимого мужика, когда на них откуда-то из переулка, таинственные, как сыщики, и возбужденные, вдруг налетели Толячий и Слива.

Чувствуя себя немножко виноватыми, отличник и уже не двоечник наперебой в деталях изложили историю своего «провала».

Генка и Фат были слегка ошарашены внезапным поворотом событий.

— В девять будем забирать! — еще раз повторил Слива, чтобы Генка и Фат перед лицом нового опасного дела не досадовали, что операция подошла к концу. — Мы без вас ничего особенного — мы только сказали главное! — добавил Слива. Мол, подробности расследования — это общее достояние, и они с Толячим вовсе не претендовали на роли основных героев.

— А Гвардейца мы нашли? — мрачно спросил Фат.

— А если Купец удерет — тогда что? — вопросом на вопрос ответил Толячий.

Но в общем-то, участие в предстоящем задержании бандитов пришлось по душе и Генке, и Фату — чуток попротестовали они лишь для виду.

Слива уже наделил их тянучками и совал подержать в руках часы.

Разведчики последний раз оглянулись на перекресток, тихонько вздохнули и зашагали к базару.

Они обошли его со стороны коровьего рынка и через дыру в загоне пробрались к Фату, за сарайку.

Мать его в этот день собиралась заняться приборкой, поэтому никто их не мог потревожить. Но, если говорить честно, Слива не случайно прежде всего назвал Аркаше сарайку, а уж потом монастырь, хотя они могли бы пробраться незаметно и в котельную. Под навесом, за сарайкой, у Фата лежало душистое сено для козы. И после целого дня беготни, после дня огромного нервного напряжения гораздо приятней было отдыхать на сене, чем, согнувшись в три погибели, сидеть на кирпиче.

Толячий и Слива еще раз рассказали, как ходил в магазин Купец, как явился к нему Арсеньич, как их «забрал» Аркаша…

Потом, когда обсудили все возможные повороты предстоящего дела, загрустили. Толячий предложил даже рассказать, кто что помнит из завтрашних уроков…

Немножко грустно было потому, что долгое напряжение кончилось, что не надо больше, затаив дыхание, пробираться темными улицами выселков и татарки, не надо волноваться от каждого мышиного шороха в траве… И было немножко обидно, что после того, как затрачено столько усилий, после того, как осталось выяснить самое последнее в истории гибели полковника, — они вдруг оказались не у дел… А кто-то другой продолжает начатое ими расследование.

Слива сидел, привалившись к стене сарайки, Генка и Фат лежали, заложив руки за голову, Толячий вертелся — то сидел, то вставал, то ложился…

А ждать было еще около трех часов.

— У меня есть вопрос, — неожиданно объявил Генка.

— Говори, — разрешил из-под челки Слива.

— Ведь завтра об этом деле уже все будут знать? — спросил Генка.

— Ну, ясно… — проворчал Фат.

— А что, если один человек знает, что у меня есть тайна и я обещал, что скажу ему первому, когда можно будет?

— А зачем обещал? — спросил Слива.

— А если уж никак нельзя было?

— Кто это? — спросил Толячий.

— Это я потом скажу… — увильнул Генка. — Надо же предупредить, что скажу. Вас же я предупреждаю?

— А человек верный? — мрачно спросил Фаг, недовольный тем, что у Генки был какой-то еще свой секрет.

— Верный! — с готовностью заявил Генка. — Вот так! — Сел и показал над макушкой.

— А мы Аркадию Антоновичу обещали, что никому не скажем… — напомнил Слива.

— Дак то вы обещали, а я обещал раньше! — сказал Генка. — Если бы я был с вами, я бы ему сказал, что уже обещал кому-то.

— Конечно, он же раньше обещал, — неожиданно поддержал Фат, не чтобы отомстить, но чтобы чуточку напомнить Сливе и Толячему о жизненной несправедливости, в результате которой первым досталось говорить об операции Толячему и Сливе, тогда как честно было бы сделать это вчетвером.

Слива понял его.

— Ну, если раньше… — сказал Слива. — А нам ты еще раньше говорил, что никому не будешь рассказывать!

— Так я же объяснил! Нельзя было! Раз уж попался, так…

Фат оглядел друга с нескрываемым сожалением. Он понял, о ком идет речь.

— Смотри только, чтобы тихо все… — проворчал Фат.

— Это не сомневайтесь, — заверил Генка, стараясь быть абсолютно спокойным и даже озабоченным: он вовсе не стремится похвастаться перед кем-то, просто обещал — вот и все, тут уж ничего не поделаешь.

Его старание да и весь спор оказались напрасными.

Генка должен был опять пробраться через коровий рынок. Но, выйдя из-за сарайки, он уже по привычке сначала выглянул через щелку в заборе на базарную площадь, потом одним глазом осмотрел монастырский двор и увидел Катю.

Она сидела на кирпичах возле ворот, как делала это всегда, если хотела о чем-нибудь предупредить Генку.

Например: возвратился отец, была учительница или кто-то наябедничал на него…

Генка сберег для Кати всю свою долю тянучек и решил порадовать ее до того, как отправится в ближние выселки.

Незаметно перевалился через забор.

— Катя! — поманил ее.

Катя поднялась и, всхлипывая отчего-то, подошла.

— Пропадаешь весь день! — сказала она голосом матери.

— А что случилось?

— Ничего! — сказала Катя. — Вот скажу папе — он ему щелкнет!

— Подожди, — остановил ее Генка. — Кому ему?

— А ему! Которого надо подслушивать!

— К-кому? — Генка даже заикнулся. — За что?

— За то, что щелкает, — рассердилась Катя. — По носу! Понятно?

Генка быстро достал тянучки.

— Ничего не понимаю. Катя… Бери, бери! Это все тебе. Кого он щелкает? За что щелкает?

Катя сунула одну тянучку в рот и пожевала ее.

— Ну, ты ж говорил, что надо его подслушивать?

— Кого его?

— Ну, того, который в тир ходит! Сказал, что он плохой.

Генка догадался наконец, о чем речь.

— Ну… — сказал Генка.

— Я всегда смотрела. А сегодня он идет.

— Так-так, Катя… — заволновался Генка. — И что же дальше?

— Что! Я пошла к нему!

— К тиру?

— Ну да!

— И что ж он говорил?

— А он ничего не говорил!

— За что же щелкнул тебя?

— А мне стало смешно.

Генка вздохнул.

— Катя, что-то непонятное у тебя: никто ничего не говорил, а тебе стало смешно…

— Да это тот сказал ему, который без волос! Я даже назло запомнила!

— Что он сказал? — спросил Генка.

— Тот взял ружье, а который без волос говорит: в восемь, говорит, у Толстого. Сейчас закрою, говорит, эту лавочку. А мне стало смешно. А он меня не видел. Наклонился потом через стенку и говорит: «Ты откуда?» А я говорю: «Это совсем не лавка — это тир». А тот, которого надо слушать, как щелкнет меня в нос! Я так и заплакала… — Катя всхлипнула опять.

— Ладно, Кать, это мы ему отомстим… А дальше что?

— Дальше я стала там у зелененького киоска и плакала, а тот ушел.

— Хорошо, Катя, это было уже давно, а ты все плачешь.

— Да! А ты не идешь и не идешь!

Генка понял, что визит к Тосе придется отложить