Четвертый долг

ГЛАВА 8

Джетро

Нила рассмеялась.

Я оторвался от отчёта о последней контрабандной партии алмазов, и тут же зажмурился от ослепительного света позади неё.

Она стояла в ореоле, словно богиня, которой я ежедневно поклонялся, сотканная из эфира. Такая волшебная… и моя.

― Чего смешного?

Она подскочила ко мне и взяла за руку, и тут же сердце застучало, как сумасшедшее. Даже после стольких лет вместе, даже после того, как наши жизни плотно сплелись, я оставался безнадёжно влюблён в эту женщину. Она моя королева ― хранительница моей души, как я и обещал, уступив ей в ту ночь и рассказав обо всём.

Нежно мне улыбнувшись, Нила положила мою ладонь на свой довольно большой живот.

Я сжал челюсти от внезапно нахлынувших чувств любви, гордости и жажды защитить.

Она носит под сердцем моего ребёнка.

Мы вместе создали это чудо.

Половина от неё, половина от меня. Уивер и Хоук. Швея и контрабандист.

Наш малыш.

― Он толкается.

― Правда? ― Я сильнее прижал ладонь.

Малыш затих.

― Перестал, ― поникшим голосом, ответила Нила.

Притянув её ближе, оставил поцелуй на покрытом хлопком футболки животе.

― Ты постоянно говоришь «он». Мы, ведь, ещё не знаем пол. Это может быть и девочка.

Она покачала головой, тряхнув волосами. Её волосы. Как же я любил её волосы. Длинные и чёрные. Они словно впитывали в себя энергию солнца и отдавали её Ниле.

― Это мальчик.

Усадив её на колени, поцеловал в губы. Эта женщина поражала меня.

― А что, если я не хочу мальчика? Что, если я хочу девочку, такую же красивую, как ты?

― Он приходит в себя.

― Отойдите, пожалуйста.

Слух разорвал громкий писк. В тело ворвалась боль и тяжесть. Агония накрыла с головой.

Вот, бл*дь! Остановите это!

Мне здесь не нравилось. Хочу обратно. Туда, где всё залито солнечным светом, и моя жена беременна.

Ещё больше боли. Я сдался.

Бл*дь, остановите… Больно!

Сердце забилось, как бешеное, отправляя меня обратно, в мой прекрасный сон.

Вздохнув, я отпустил своё бренное тело, игнорируя зов того, что пыталось вернуть меня к жизни, и ушёл.

― Так ты хочешь девочку?

― Больше всего на свете, ― кивнул я.

― А если я хочу мальчика?

― Ну, тебе придётся подождать.

― Подождать? ― хихикнула Нила.

Я прижал её ближе, вдыхая нежный аромат полевых цветов и лета.

― Пока мы не решимся на ещё одного.

― Мистер Эмброуз. Ну же, давай.

Живая иллюзия снова схлопнулась.

Я напрягся, ожидая, когда же боль поманит меня в свои объятия. Но боли больше не было. Только туман. Железный занавес отгородил моё сознание от лихорадки и агонии. Впервые за целую вечность я мог мыслить, не задыхаясь от мук.

И когда дискомфорт исчез, открылось понимание.

Я устал. Тело словно налилось свинцом. Кости отяжелели.

Не хотел быть здесь.

Я скучал по своему наваждению. По своему выдуманному миру, где всё было наполнено солнечным светом и улыбками, вдали от воспоминаний, осколками, пробивающимися через грань осознания.

Я хочу забыть… ещё ненадолго.

Сон захватывал разум, затягивая в воронку сознания, возвращая обратно к Ниле.

― Ещё одного? ― хлопнув меня по груди, рассмеялась Нила. ― Ты начинаешь жадничать, тебе так не кажется?

― Жадничать? ― прижавшись к её шее, пробормотал я. ― Я бы так не сказал.

Уста Нилы приоткрылись, когда я положил дорожку из поцелуев вверх по её шее, затем по подбородку, остановившись у рта. Дыхание её стало хриплым и прерывистым, в предвкушении поцелуя.

― Да? А как бы сказал?

Я замер у её губ. Так сильно хотелось поцеловать её. Хотелось пить её вкус, смешивая его с моей любовью и напитывать этим соком мою женщину. Я так отчаянно желал исцелить её. Заставить забыть о прошлом, и напомнить, что всё закончилось. Что мы теперь были свободны.

― Я сказал бы, что это вложение в наше прекрасное будущее.

Нила наклонила голову, и я схватил её за затылок, контролируя движения. Рот наполнился слюной, но я всё ещё держался в миллиметре от её сладкого рта.

― И сколько? ― прошептала она прямо в мои губы.

Я скользнул языком в её рот. Наши языки сплелись, исполняя танец, который выучили наизусть. Я узнаю Нилу, даже если все органы моих чувств отключатся. Я узнаю её, даже если ослепну, оглохну и стану нем. Я всегда узнаю её потому, что просто почувствую. У её любви особый вкус, как у изысканного игристого вина, который опьянял, каждый раз, когда я опускал свои стены и напивался её чувствами, и проживал с ней их.

― Столько, сколько сможем, ― пробормотал я.

― Мистер Эмброуз, вам нужно открыть глаза.

Снова этот проклятый голос. И что за имя…? Не моё имя.

И снова я попытался проигнорировать просьбу, желая провалиться в сон, но в этот раз кротовая нора захлопнулась. Спать не хотелось.

Я парил где-то между мирами: темнота становилась менее насыщенной и плотной, а всё окружающее медленно обретало форму.

Боль всё ещё была заглушена, усталость не так поглощала, но вокруг было много всего странного.

Странные запахи.

Звуки.

Люди.

Где я?

― Вот так, просыпайтесь. Мы не кусаемся.

Стало не по себе от фальши в голосе ― слишком оптимистично. Я терпеть не мог лукавства, и тот, кто знал меня, всегда тщательно скрывал свои истинные мысли.

Моя способность раньше других органов чувств вернулась в полной мере, пожирая человека, стоящего рядом ― человека, который переживал, заботился и диагностировал. Я был под его опекой. Мой прогресс и моё выздоровление ― об этом мог волноваться только один человек.

Доктор.

Незнакомое место и незнакомые запахи. Вдруг всё это скомпоновалось и обрело смысл.

Свет стал ярче, и что-то глубоко в венах держало боль на поводке.

Наркотики.

Я не мог двигаться, говорить. И еле дышал.

Но я был жив.

И меня по ошибке называют мистером Эмброуз.

Писк стал сильнее, громко извещая всех о моём возвращении в бренное тело. Я почувствовал пальцы на руках. На ногах. Странно, словно надеваешь дорогой кашемир после того, как неделями ходил в одежде из колючей шерсти. Словно ты дома.

― Он приходит в себя.

― Вот так. Мы здесь. Не нужно бояться. Вы в безопасности.

Голос доктора проник сквозь сгустки тьмы в моей голове, вытаскивая на поверхность. Веки отекли и казались неподъёмными.

Волной разочарования меня вышвырнуло из мглы и вернуло в тело, в котором я больше не хотел быть.

Я открыл глаза.

― Отлично. Прекрасная работа, мистер Эмброуз.

И зажмурился. Комната казалась слишком яркой, слишком чёткой.

― Подождите пару секунд, и дискомфорт пройдёт, ― сказал кто-то, тронув меня за плечо. По телу резонансом прошла волна, пробуждая каждый мускул.

Я попробовал снова открыть глаза, прищурившись на этот раз, стараясь ограничить количество света.

Передо мной начала складываться картина. Сначала словно из мазков акварели, приобретая более и более чёткие формы.

Я знал этот мир. Хотя не знал этих людей.

Я снова был в своём раненом теле, на грани жизни и смерти. Мне было холодно и тошнило, и я устал. До смерти устал. Я бы предпочёл остаться в своём выдуманном мире, где Нила была в безопасности, мы были счастливы, и не было никакого зла, пытающегося разлучить нас.

Доктор сжал мою руку, ту, которая не была истыкана иглами для капельницы.

Я попытался её вырвать, но мозг не среагировал на сигнал тела.

― Вы нас здорово напугали, мистер Эмброуз.

Сглотнул, попытавшись смазать сухую глотку.

― Э-э…это не м-м-моё. ― И, оборвав себя на полуслове, замолк.

Меня зовут… А как меня зовут?

Всего доля секунды, и я вспомнил.

Меня зовут Джетро Хоук. Наследник Хоукскриджа, первенец, недавно застреленный собственным отцом. Мои прошлые воспоминания об испытаниях, и о моей любви к Ниле, словно кирпичики, встали на свои места, делая сознание ясным.

Мой отец думает, что предназначенная Жасмин пуля прикончила меня. И кто бы ни привёз меня в больницу ― он на моей стороне. А поддельное имя сохраняет мне жизнь.

Вспышка боли пробилась таки через обезболивающие, что мне вкололи, заставив сфокусироваться на важном.

― К-кто в-вы?

Врач изучающе на меня посмотрел. Каштановые усы, взъерошенные волосы и мягкость рукопожатия совсем не вязались с его мрачным больничным светло-зелёным халатом. Он больше походил на чудаковатого фермера, выращивающего цыплят, нежели на специалиста, достающего людей с того света.

― Меня зовут Джек Луиль. Я ваш хирург. ― Он перевёл взгляд на мой живот, покрытый белыми накрахмаленными простынями. ― Мы вас прооперировали. Операция была не сложной, не долгой и успешной. Вы хорошо её перенесли.

― П-почему о-о-операция?

Лицо доктора засияло, и меня накрыло волной эмоций, исходящих от него: гордость от хорошо проделанной работы и удовлетворение результатом.

― Я не знаю, как много вы помните. Вас подстрелили.

― Я-я, я п-прекрас-сно всё пом-мню. ― И чем больше я говорил, тем легче мне это давалось.

― Ох, это, несомненно, прекрасные новости. Тогда вы знаете, что пуля пробила вам бок. ― Он слегка склонился надо мной. ― И, наверное, мне не нужно говорить, что она прошла очень близко к жизненно важным органам. Травма живота может привести к разрыву кишечника, печени, селезёнки и почек. А ещё могут быть задеты крупные артерии, повреждение которых практически всегда ведёт к летальному исходу, особенно в вашем случае, поскольку вы сразу не могли обратиться за помощью.

Почему?

Я никак не мог вспомнить.

Треск огня и медленно тянущееся время… причём здесь эти воспоминания? И Кестрел рядом…

Кес!

Я подался вперёд схватив доктора за руку. Боль агонией разлилась по телу, но мне было плевать.

― В-второй мужчина. Он т-тоже з-здесь? ― Я намеренно не назвал его имя. Сомнительно, что он под своим настоящим именем.

Доктор Луиль замешкался. Счастье от моего восстановления омрачили безрадостные мысли.

― Ваш брат пока ещё с нами, но… мы не знаем, сколько он ещё продержится. Его ранения очень тяжёлые, и он перенёс сложную операцию. ― Врач прокашлялся. ― Чуть позже я расскажу о его состоянии. Но сначала, позвольте рассказать о вашем предстоящем лечении, а затем вам нужно поспать. Время ещё будет.

Нет, времени, нет!

И если у Кеса дела плохи, мне нужно увидеть его, пока не стало слишком поздно.

Мне нужен мой брат. Мой друг.

― Таких, как вы, я называю необыкновенные везунчики, ― улыбнулся доктор Луиль. ― Однажды у меня был пациент, который поскользнулся в ванной и разбил окно. Стекло разрезало парню горло, но не задело ярёмную вену и сонную артерию. Вы хоть представляете, насколько это невероятно? Просто он везунчик. У меня было немало таких случаев. Вроде человек должен был погибнуть, но по каким-то причинам остался жив. ― Он легонько похлопал меня по плечу. ― Вы один из последних везунчиков. Пуля вошла в верхнюю часть живота через мышцы, окружающие жизненно важные органы, не попав в брюшную полость. Вы могли потерять сознание от избытка адреналина и боли и истечь кровью. Но вас привезли к нам.

В висках застучало.

Меня привезли к ним.

Мне дан второй шанс.

Не прогнил настолько, чтобы заслужить смерть. Не заработал ещё пока билет в один конец на поезд в ад.

И шанс я этот впустую тратить не намерен.

Свою новую жизнь я проживу исправляя ошибки, и докажу, что я заслужил её.

― Д-давно я т-тут?

Доктор Луиль, пригладив усы, ответил:

― В операционной вы провели три часа, и три дня в реанимации. Органы достаточно восстановились, чтобы уменьшить количество препаратов и позволить природе справиться самой.

Три дня?

Три, бл*дь, дня!

Чёрт, что с Нилой?

Сердце застучало, как бешеное, и меня накрыло волной адреналина. Рывком поднявшись, я схватился за край кровати. Боль, будь ты проклятая. И эта рана тоже.

Три дня!

― Я… мн-не нужно и-идти.

Луиль схватил меня за плечи и прижал обратно к матрасу.

― Что, чёрт возьми, вы делаете? Я вам только что рассказал, какой вы везунчик, и вы пытаетесь всё испортить?

Я практически видел, как убегает песок в часах, приближая Нилу к смерти, и боролся изо всех сил.

Нила!

Три дня!

Что они сделали с ней за это время?

― От-отпустите!

― Без вариантов, приятель. Вы мой пациент и будете следовать моим правилам. ― Врач крепко держал меня. ― Успокойтесь, или вас привяжут. Хотите?

Я замер, дыша тяжело и хрипло. Живот, словно когтями, разрывала мучительная боль.

Три дня…

Силы резко покинули, и накатила тошнота. Ох, бл*дь. Комната закружилась.

― Тошнота пройдёт, ― сочувственно сказал доктор Луиль, отпуская меня. ― Это из-за морфина. Просто полежите спокойно, и всё пройдёт.

Но сейчас я мог думать только о Ниле, и о том, что бросил её.

Вот бл*дь!

― Молли, увеличь немного дозу мистеру Эмброузу и дай успокоительное.

― Нет! ― Я уже потерял много времени. И больше терять его не намерен. Мне нельзя спать, мне нужно исцелиться и бежать спасать мою женщину.

В поле моего зрения попала девушка на заднем плане. Блондинка, волосы которой были закручены в тугой пучок. В руках она держала планшет для бумаг. Её эмоции считать было невозможно, ей будто было всё равно, она едва меня замечала. Либо девушка хорошо умела прятать эмоции, либо тошнота перекрыла мою чувствительность и свела её до минимума.

Стараясь остаться в здравом уме, по-крайней мере, пока доктор не уйдёт, и я смогу начать планировать свой побег, спросил:

― Как долго мне нужно здесь находиться?

― А что? Планируете покататься на лыжах в Швейцарии? ― рассмеявшись, ответил доктор Луиль. Но заметив моё каменное выражение лица, смущённо откашлявшись, постарался реабилитироваться. ― По моим оценкам, недели три до полного восстановления. Две недели, чтобы зажила рана, и ещё одна, чтобы рассосались внутренние гематомы. Двадцать один день, мистер Эмброуз, а затем я подпишу бумаги о выписке и пожелаю вам счастливого пути.

Три недели?

Вот, бл*дь, у меня нет столько времени.

Я чуть не сошёл с ума, узнав о прошедших трёх днях.

― Я не могу б-быть з-здесь так д-долго. ― Покачал головой я.

Нила, не отказывайся от меня.

Я должен быть там, чтобы спасти её. Нельзя, чтобы она подверглась ещё большему ужасу, особенно в руках моего ублюдка-папаши и такого же братца.

П*здец, нах*й, бл*дь.

От мысли, что Нила там одна совершенно беззащитна, в груди кольнуло, и будто по венам потекла кислота, прожигая внутренности.

― Простите, мистер Эмброуз, но вы не можете уйти, пока я не разрешу. ― И, направив своё внимание на медсестру, подозвал её, сказав: ― Дай-ка мне тот номер. Нам лучшее сообщить семье, что он очнулся.

Сердце стукнуло, чуть не пробив грудную клетку.

― К-какой семье?

Только не говорите моему отцу.

Иначе, ещё до конца дня меня либо отравят, либо прирежут.

Доктор Луиль потянулся к телефону, лежащему на прикроватной тумбочке. В палате практически всё было белое или из стекла, либо светло-голубое. На стене контрастом висел прямоугольник; плазменного телевизора, а в углу примостились маленький столик и пара кресел.

― Женщине, что привезла вас сюда, конечно. ― Прикусив нижнюю губу, он набрал номер и поднёс аппарат к уху. ― Да, здравствуйте, мисс Эмброуз? Это доктор Джек Луиль.

Молчание.

― У меня для вас хорошие новости. Он только что очнулся. Даю ему трубку.

Прикрыв ладонью микрофон, доктор передал мне аппарат. Мысли понеслись вскачь, подкидывая различные варианты. Я покачал головой. Что, если это ловушка? Что, если на том конце провода Бонни?

Увидев моё колебание, доктор не отступил, а лишь пояснил:

― Это ваша сестра. Она звонит каждый час в течение последних трех дней. Честно говоря, это немного раздражает, скажите уже, что с вами всё в порядке. ― Вложив трубку мне в ладонь, док продолжил: ― Поговорите с сестрой и отдыхайте. Позже я зайду, чтобы ответить на вопросы, которые у вас ещё, возможно, возникнут. И ещё нужно будет посмотреть, уменьшить дозу обезболивающих или, наоборот, поднять. И оставайтесь в постели, иначе ата-тат.

Я крепко сжал в руке гаджет.

Не обещаю.

Я сбегу, как только смогу дышать без желания заблевать всё вокруг.

Меня затрясло от накатывающей тяжёлым валуном усталости, и от мысли, что вот-вот я поговорю с кем-то, кто сейчас находится в Хоукскридже, с кем-то любимым. С кем-то, кого я сильно подвёл. Так же сильно, как подвёл Нилу.

Дождавшись, когда за доктором и медсестрой закроется дверь, я поднёс телефон к уху:

― Ал-алло?

Тишина в трубке резала слух.

― Ал-алло? Ты там?

На том конце провода послышался вздох:

― Ну наконец-то, засранец.

Сердце ускорило ход.

Я может и подвёл Нилу.

Я, может, уже был бы мёртв.

Но Жасмин совершила невозможное. Она сохранила мне жизнь, и я мог быть уверен, что она то же самое сделает и для Нилы.

― Ты в-всегда была уп-пёртая, Жас.

― Боже, это действительно ты, ― голос её сорвался, и Жасмин разревелась.

Потом сестра рассказала, что она сделала и как спасла нас. Как Фло поддерживал в нас жизнь, пока не удалось тайком вывести нас из поместья. Как они прятали нас в склепе, как пытались лечить, оставив медленно превращаться в скелеты под домом, в котором прошла вся моя жизнь. Как они пытались обмануть время, чтобы успеть перевезти нас в безопасное место, пока не стало слишком поздно.

Я в огромном долгу перед Фло, и щедро отплачу ему. И теперь я больше не буду недооценивать сестру или принимать её как должное. Поверить не могу, что она добровольно покинула Хоукскридж.

После посвящения всей своей жизни поместью, ей удалось завладеть одной из многих машин в нашем гараже и, каким-то образом, доставить нас с Кесом в больницу. Судя по словам врачей, это был героический поступок. Час или два и Кестрел был бы мёртв, а вскоре после него и я.

Я понятия не имел, как ей это удалось. Телефонный разговор был кратким, тихим… довольно быстрым, чтобы Бонни не смогла подслушать. Ее облегчение было искренним, но она что-то скрывала от меня.

Что-то, что я хотел выяснить.

После того, как я повесил трубку, медсестра появилась в палате и вопреки моему желанию ввела капельницу успокоительного.

Я не мог избежать этого. Я не мог оценить, насколько слаб. Все, что мог, это погрузиться в глубины сна, словно накаченный наркотой придурок. Нила не навестила меня в этот раз, и через несколько часов я проснулся, испытывая боль и ярость.

После пробуждения все мои мысли были посвящены Кестрелу. Мое сердце было разбито из-за моего брата.

По словам дока, он все еще не пришёл в себя, и находился в реанимации, погруженный в искусственную кому. Пуля, от которой я спас Жаз, прошла «навылет». Луиль сказал, что я был «везунчиком», счастливой случайностью, е*аным чудом. Кости не раздроблены, органы не повреждены. Одно входное и выходное отверстие, оставляющее кровотечение и заражение, но в остальном я был нетронут.

Но если я был чудом, то у меня были определенные обязательства и привилегии.

Привилегии, которыми я непременно воспользуюсь, чтобы покончить с человеком, который убил меня.

И обязательства, которые я намеревался выполнить теперь, когда был свободен.

Я восстал из мёртвых.

И я навлеку адский гнев на своих врагов.