Четвертый долг

ГЛАВА 10

Джетро

ЧЕТЫРЕ ДНЯ.

Девяносто шесть часов прошло с тех пор, как я очнулся после операции.

Вечность смотрю на небесно-голубой потолок с изображением жизнерадостного щенка, сходя, бл*дь, с ума от беспокойства о Ниле.

Что они с ней делали?

Как она справляется?

Жасмин сказала, что сделает все, что в ее силах, чтобы защитить ее, но как бы я не доверял и не любил свою сестру, я знал, на что способны мои брат и отец.

Там она в опасности.

Я должен ее вытащить.

Я также знал, на что способна Бонни, и это пугало меня до смерти.

Глубоко вздохнув в затхлой комнате, я стиснул зубы и встал. Мне надоело лежать плашмя. Я был зол из-за того, что мне указывали, что я могу делать, а что нет. И мне надоело менять одно заключение на другое.

Луиль ежедневно угрожал мне, что свяжет меня. Особенно после того, как он нашел меня на полу на следующий день после операции, истекающего кровью из-за того, что я пытался выбраться из постели, полагая, что достаточно исцелился и готов к бою.

Я был глуп, пытаясь… но я должен был. У меня не было выбора.

Я не мог просто валяться здесь. Это не вариант. Нила нуждалась во мне. И я не подведу ее снова.

Пришло время, бл*дь, все делать, по-моему. Иначе будет слишком поздно.

Первые три дня Луиль был чертовым нацистом, когда я предпринимал попытки ходить. Я знаю, что он отвечает за мою жизнь. Он сделал свою работу и залатал меня, чтобы я прожил еще один день. Но чего он не понял, так это то, что я не хочу прожить ни одного гребаного дня, если Нилы не будет со мной.

Это моя ответственность, черт возьми.

Я не подведу ее. Никогда больше.

Вчера я выиграл одну битву. Я определенно презирал свое нынешнее положение ― я как кусок разлагающегося мяса, лежу в кровати с дренажем в боку и катетером в моем гребаном члене.

Я доказал, насколько здоров, с помощью неприглядной сцены, удалением катетера и дренажа. Время было одновременно и врагом, и другом. Каждое мгновение Нила оставалась без моей защиты, но каждое мгновение исцеляло меня, чтобы я мог исправить свои ошибки.

Хотел бы я иметь волшебное устройство, которое остановило бы время в Хоксбридже и ускорило мое существование, чтобы я мог снова стать сильным.

Подожди меня, Нила.

Останься живой ради меня, Нила.

Перекинув ноги через край кровати, посмотрел на стерилизованный, покрытый линолеумом, пол. По крайней мере, я чувствовал себя больше человеком, чем растением. Последние несколько дней были ужасными, но мне становилось лучше… неважно, насколько был слаб.

Я ненавидел быть таким чертовски слабым. Слишком слаб, чтобы быть полезным.

Я не мог бороться с усталостью и болью в своем теле, несмотря на все разочарование. Все заживало так быстро, как могло. Мне просто нужно было научиться терпению.

Я фыркнул. Да, конечно. Терпение, когда моя ненормальная семья забрала мою женщину. Как будто это когда-нибудь, бл*дь, случится.

У тебя нет выбора.

Если бы я мог восстановиться быстрее.

Глубоко вздохнув, оттолкнулся от кровати. Мои босые ноги шлепали по прохладному полу. Комната поплыла, напоминая мне о Ниле и ее дисбалансе. Мы созданы друг для друга. Оба немного сломаны. Оба слегка порочны. Но совершенно идеальны, как только мы позволим нашим сердцам стать единым целым.

Пальцы ног впились в гладкий линолеум, удерживая меня в вертикальном положении. Тыльная сторона моей руки заболела, когда потянулась капельница. Я застонал, вытирая выступивший на лбу пот.

Я на собственном горьком опыте убедился, когда впервые попытался зайти в ванную, что мне нужно катать эту штуку, питающую мою капельницу; в противном случае игла в моей руке дергала меня назад.

Это больно. Но несравнимо с болью в моем сердце, когда я думал о Кесе, все еще сражавшимся за жизнь. Он не умер: неважно, как убежден был доктор Луиль в том, что он может никогда не очнуться.

Не думай о нем.

У меня было слишком много причин для беспокойства. Нахождение в общественном месте с интенсивным движением означало, что мои эмоции иссякли. К счастью, у меня была отдельная комната, но это не мешало чужим эмоциям просачиваться сквозь стены.

Обрывки горя и неуместной радости проникали под мою дверь от членов семьи, навещающих своих близких. Ужасная боль и жажда смерти дрейфовали, как волны запахов от пациентов, исцеляющихся от травм.

Я, бл*дь, ненавижу больницы.

Я должен уйти ― если не ради Нилы, то ради себя.

И смогу вылечиться намного быстрее вдали от людей, которые высасывают из меня жизнь.

Стиснув зубы, я поплелся вперед. Широкая повязка на животе поддерживала сломанное ребро, но боль все равно чувствовалась. По моей просьбе доктор Луиль сократил дозу анальгетиков. Мне нужно было знать правду ― контролировать свое восстановление и быть в состоянии справляться с беспокойством на своих условиях.

Потому что три недели п*здец как долго.

Я не собираюсь ждать столько времени.

В ту минуту, когда я смогу добраться до ванной, не потратив на это пятнадцать проклятых минут, я выписываюсь, и мне плевать на мнения остальных.

Каждый шаг питал энергией атрофированные мышцы.

Каждое движение заставляло мое тело оживать.

И каждая запинка гарантировала, что я смогу уйти намного раньше.

***

Одиннадцать минут.

Улучшение по сравнению с шестнадцатью минутами вчера.

Не самое лучшее достижение ― дойти от кровати до ванной, ― но я сократил время на пять минут чуть менее чем за двадцать четыре часа. Я исцелялся быстрее, ― этому способствовала моя безжалостная нагрузка.

Покачиваясь, я направился обратно к презренному матрасу, остановился в центре комнаты. Мысль о том, чтобы снова лечь на накрахмаленные простыни и снова уставиться в небесно-голубой потолок без какой-либо долбаной цели, кроме как мучить себя образами Нилы, не вдохновляла меня.

Я не готов помочь ей. Я должен быть рассудительным и исцелиться, прежде чем спасти ее, но я не мог лежать здесь, не разговаривая с ней. Не говоря ей, как сильно люблю ее, забочусь о ней, скучаю по ней, жажду ее. Я нуждался в ней. Мне нужна была ее улыбка, смех, прикосновения, тело.

Ты нужна мне, Нила, так, бл*дь сильно.

Мы с Жасмин договорились в первый же день, что наше общение будет редким и на расстоянии. Было тяжело не знать, что происходит в Хоксбридже, но Кат не знал, что мы выбрались живыми. Мой дорогой любящий отец думал, что наши с Кесом кости были свиным дерьмом на заднем дворе поместья.

И я хочу, чтобы так оно и оставалось.

Жас сделала все, что могла, чтобы скрыть наше воскрешение от всех. Врачи и медсестры называли меня мистер Джеймс Эмброуз. Никто не знал, кто я на самом деле. Она отвезла нас в больницу, в которой мы никогда раньше не были, ― бойкотируя нашу обычную медицинскую бригаду в пользу незнакомцев, которые не раскроют наши личности.

Однако это не значит, что я кому-то доверяю.

Я рисковал анонимностью, если бы связался с Нилой, но больше не могу отказываться от этого. Мысль о том, чтобы послать ей сообщение, как мы делали это в прошлом, когда я заявил, что она заставила мое сердце биться сильнее, а кровь течь быстрее.

Она была моим лекарством, а не таблетки и врачи. Я был глуп, избегая контакта с ней так долго, когда все, что я хотел, это притянуть ее в свои объятия и защитить навсегда.

Обхватив себя рукой за талию, усиливая давление на пульсирующую рану, я босиком вышел из комнаты, волоча за собой капельницу на колесиках.

Я гребаный инвалид.

В больнице было тихо.

Никаких чрезвычайных ситуаций. Никаких посетителей.

Это была приятная передышка от дневных часов, когда мне приходилось полностью сосредоточиться на зуде от швов и боли в ребрах, чтобы свести на нет всепоглощающий поток эмоций от такого оживленного места.

Я не знал, который сейчас час, но яркие неоны были приглушены, создавая иллюзию покоя и сонливости. Однако нездоровое безмолвие смерти прервало ложную безмятежность, притаившуюся во тьме, ожидая прикончить свою последнюю жертву.

Двигайся дальше, смерть. Ты не возьмешь ни меня, ни моего брата, ни Нилу.

Не в этот раз.

Мои мысли вернулись к фотографиям, которые Бонни показывала мне месяц или около того назад. Ее кабинет всегда был фестивалем цветов и рукоделия, но когда она пригласила меня на чай, у нее появилось новое приобретение.

Фотографии.

Изображения Уивер, которая выглядела точь-в-точь как Нила, и мой прапрадед.

Я знал, что похож на Оуэна Хоука. Кат говорил мне несколько раз, в детстве. Но это был первый раз, когда я услышал, насколько история Оуэна и Элизы похожа на мою жизнь.

Это должно было напугать меня. Держать в узде и показать, что произойдет, если я пойду по этому пути.

Меня это не остановило.

Я фыркнул себе под нос.

И это сбылось.

Оуэна убили, как и меня. Но на этом сходство заканчивалось. Оуэн умер и оставил Элизу страдать.

Я все еще жив и спасу Нилу.

Мой лоб покрылся испариной, и я тяжело задышал, когда, наконец, поплелся по коридору к стойке регистрации реабилитационного крыла. Медсестра, которую видел пару раз, оторвалась от клавиатуры.

Заплетенные в косу темные волосы венчали ее голову, на лице не было макияжа. Ей было за пятьдесят, она вела себя как почтенная матрона и придерживалась строгого дресс-кода, и выглядела так, как будто больше заботилась о других, чем о себе. Несмотря на отсутствие драгоценностей и украшений, ее глаза светились заботой. Одним взглядом она подарила мне больше материнской любви, чем когда-либо в моем детстве.

Впервые за долгое время в моих мыслях появилась мама.

Мое сердце тяжело забилось от такого воспоминания. Мне не нравилось думать о ней, потому что не мог переварить воспоминания, которые приходили вместе с этим. Она была хорошим человеком, просто застряла в плохом месте. Она сделала все возможное, родила четверых детей, прежде чем силы покинули ее, оставив свое единственное наследие.

Какое-то время я ненавидел ее за такую слабость.

Но теперь я понял ее.

Мне стало ее жалко.

Медсестра вскочила со стула, когда я, спотыкаясь, двинулся вперед, хватаясь за стол для равновесия.

― Мистер Эмброуз, Вам не следует вставать с постели.

Метнувшись за перегородку, она обхватила меня рукой за талию, моя рана дала о себе знать.

Одетая в халат с низким вырезом и проявляя заботливые инстинкты, разочарованная тем, что непослушный пациент встал с постели, я отмахнулся от нее.

― Просто дайте мне минутку. Я в порядке.

― Вы не в порядке.

Я сузил глаза, игнорируя ее высказывания и сосредотачиваясь на своих мыслях.

― Честно. Я обещаю, что не упаду и не умру в вашу смену.

Медсестра фыркнула, но отошла, оставаясь на расстоянии вытянутой руки. Я надеялся, что моя задница не торчит из этого отвратительного халата.

Прислонившись спиной к столу, чтобы она не видела мою задницу, я мрачно улыбнулся. ― Мне нужно подышать свежим воздухом и сменить обстановку.

Это не все, что мне нужно.

Она кивнула, как будто это имело смысл.

― Я часто это слышу. Хорошо, комната отдыха там, внизу. ― Она указала дальше по коридору. ― Я могу взять инвалидное кресло и отвезти вас, если хотите? Много DVD-дисков, чтобы развлечь полуночника.

Я склонил голову набок, делая вид, что обдумываю эту идею.

― Звучит заманчиво. Но знаете, что я хотел бы сделать?

Она поджала губы.

― Что?

― В здании есть круглосуточный магазин? Где я могу купить телефон? Что-то, что можно подключить к интернету и совершать обычные звонки?

Она нахмурилась.

― На нижнем этаже рядом с кафе есть небольшой магазинчик, но я не могу позволить мам спуститься туда, мистер Эмброуз. Это четвертый этаж и уже поздно. И я сомневаюсь, что он открыт в это время.

Мое сердце сжалось от ужаса.

Нила.

Я должен поговорить с ней.

Я не мог ждать. Схватив медсестру за руку, бросил взгляд на табличку с ее именем. Придав своему голосу как можно больше очарования, я пробормотал:

― Эдит, мне, правда, нужен телефон. Вы можете мне помочь?

Она потянула меня за руку, моргая.

― Хм, это противоречит больничным правилам, помогать пациентам с просьбами, не относящимися к медицинским запросам.

Я усмехнулся, вздрогнув, когда мои мышцы возвестили о новой волне агонии.

― Я не прошу вас принести мне гамбургер или что-то вредное для моего здоровья.

Она тихо рассмеялась.

― Конечно, спуститься вниз и купить мне телефон ― это нормально?

Я наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза.

― Я буду вечно у вас в долгу.

Долг…

Дерьмо, я ненавижу это слово.

Никогда в жизни Нила не будет в долгу. Я бы избавился от этого гребаного слова навсегда, как только все закончится. Без особой причины, моя семья делала с Уиверами то, что они делали. То, что начиналось как месть, превратилось в развлечение.

Скуку.

Это стало причиной. Должно быть.

Мои предки не готовы были иметь дело с огромным богатством, и не придумали ничего лучшего, чем отрывать крылья у невинных бабочек и причинять боль тем, кому повезло меньше.

Это было так, как будто слишком большое количество времени превратило их в бессердечных монстров.

Эдит прикусила щеку изнутри.

― Я не знаю. ― Она посмотрела в коридор в сторону моей комнаты. ― Знаешь что, возвращайся в постель. Ты можешь утром обсудить это с управляющим, посмотрим, что они могут сделать.

Мой живот сжался.

Это должно произойти сегодня вечером.

― Нет. Я не могу так рисковать. Вы здесь. Одна просьба, и я оставлю вас в покое. Что скажете?

К черту этот халат с открытой спиной и отсутствие нижнего белья.

Я привык возвышаться над людьми в дорогих льняных, сшитых на заказ костюмах, и иметь в кармане кошелек, набитый деньгами. Деньги всегда дают то, что ты хочешь. Наличные соблазняют людей говорить «да».

Это была палка о двух концах (прим. пер.: То, что может повлечь за собой как положительные, так и отрицательные последствия).

― Если ты согласишься, я заплачу тебе втрое больше, чем стоит телефон.

Все ее тело напряглось.

Дерьмо, не следовало так говорить.

― Я не беру взяток, мистер Эмброуз.

Боль пронзила мой организм, заливая меня потом. Я больше не мог оставаться в вертикальном положении. Мои плечи опустились в знак поражения.

― Пожалуйста, Эдит. Я бы не спрашивал, если бы это не было очень важно.

Идя против всех инстинктов, я взмолился:

― Пожалуйста. Мне нужно кое с кем поговорить. Они думают… они думают, что я умер. Я не могу позволить им продолжать беспокоиться обо мне. Это несправедливо.

Сказал я сквозь зубы, горячая волна дискомфорта сковала меня, я пробормотал:

― Вы бы не поступили так с любимым человеком, правда? Позволить ему сидеть дома и ожидать худшего?

Ее лицо вытянулось.

― Нет, конечно, ты прав.

Слава богу.

Внезапно она обошла стол и схватила фиолетовую сумочку. Порывшись внутри, протянула мне телефон старой модели.

― Вот. Напиши им сейчас. Моя смена почти закончилась. Я принесу тебе телефон завтра, когда вернусь на работу.

Это было не идеально, но попрошайки не могут выбирать.

Моя рука дрожала, когда я потянулся за ним.

― Не знаю, как и благодарить.

Она отмахнулась.

― Не думай об этом.

В тот момент, когда я взял телефон, мне захотелось убежать в свою комнату. Услышать голос Нилы. Попросить у нее прощения. Знать, что с ней все в порядке. Я проигнорировал боль, держа в руках подарок и зная, что, наконец-то, могу с ней связаться. Ненавидя, что не могу украсть телефон Эдит и уединиться, я немного отошел и провел пальцами по старому устройству. На главном экране мигнуло время.

Два часа ночи.

Где ты, Нила?

Ты в постели? Улизнула, чтобы покататься на Мотыльке, чтобы найти покой, как я делал раньше? Твой телефон заряжен?

Мое сердце заныло от беспокойства и вопросов.

Кат сказал, что ее жизнь не изменится, но это было до того, как он застрелил нас. Кто знает, какие безумные правила он установил, когда нас не стало.

Если он прикоснется к ней, я заставлю его заплатить.

Меня трясло слишком сильно, когда открыл новое сообщение. Моя память подводила меня, когда вводил ее номер. Я очень надеялся, что все ввел правильно. Я отправил ей сотни сообщений, но не нашел времени, чтобы запечатлеть ее номер.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть все будет правильно.

Используя кнопки, я набрал:

«От одного должника другому: ты не забыта. Я люблю тебя. Я скучаю по тебе. Я думаю только о тебе».

Я нажал «отправить», прежде чем смог переборщить. Это слишком многое выдало, особенно если Кат забрал ее телефон.

С другой стороны, это был незнакомый номер. Это будет выглядеть, словно репортер, выискивает историю или рекламный трюк. Даже после нашего интервью «Vanity Fair», отбросы из журналов пытались оживить уже давно вышедшую сказку, собирая воедино сфабрикованные факты.

Это была еще одна проблема лечения в больнице, где нечего делать. Дневных передач было достаточно, чтобы сгноить любой мозг… сумасшедший или нет.

Я не написал свое имя. Другое тоже не написал.

Но она должна узнать.

Она поймет.

Она будет знать, что я иду за ней.

***

Следующим вечером Эдит выполнила свое обещание.

Ее смена начиналась в 22:00, и к половине десятого она появилась в моей комнате с подарком в виде новенького телефона.

Не в силах вымолвить ни слова, я взял коробку и впился пальцами в целлофан. Чертовы слезы навернулись на мои глаза при мысли о том, что, наконец-то, я смогу связаться с Нилой.

Бл*дь, мне нужно услышать ее голос.

Мои эмоции захлестнули Эдит. Гордость за помощь сломленному человеку. Сострадание к моему затруднительному положению. И влечение, смешанное с чувством вины из-за разницы в возрасте.

Чувствуя огромное облегчение, я улыбнулся. Одним поступком Эдит дала мне силы сесть ровнее и выздоравливать быстрее.

Я скоро уеду. Я скоро покончу с этим.

Взяв ее за руку, я сжал ее.

― Вы даже не представляете, как много это значит для меня.

Она покраснела.

― Думаю, у меня есть идея. ― Освободившись, она отвела взгляд. ― Она счастливая молодая леди.

А я чертовски везучий ублюдок.

Я молчал.

Неловкость исходила от нее, отражая мою собственную. Как бы я ни ценил помощь Эдит, мне хотелось побыть одному. Сейчас.

Одна мысль пронзила мой мозг.

― О, вы получили ответ?

Эдит склонила голову набок.

― Прошу прощения?

― На сообщение, которое я отправил вчера вечером?

― О… эээ.

Ее эмоциональное заикание омрачалось горем от того, что у нее не было хороших новостей.

Черт побери!

Мне не нужно было, чтобы она озвучивала то, что подсказывало мне мое чутье. Нила не ответила.

Почему?

С ней все в порядке?

Эдит покачала головой.

― Нет, мне очень жаль.

Я тяжело вздохнул.

Что это значит?

Нила не видела сообщения?

Она ранена, лишена свободы и страдает?

Бл*дь!

Мое сердце билось о ребра, подпитывая тревогой и без того напряженную нервную систему. Жас сказала, что будет беречь ее. Пожалуйста, Жас, сдержи свое слово.

Мое внимание покинуло Эдит, не в силах больше ждать. Разорвав пластик, я развернул коробку, как избалованный ребенок на Рождество, и схватил телефон. Дрожащими пальцами я разорвал упаковку SIM-карты и аккумулятора и вставил их в устройство.

Я нажал на кнопку питания, ожидая, когда он загрузится.

― О, чуть не забыла. ― Эдит протянула мне квитанцию с кодом для пополнения счета. ― Это даст вам доступ в интернет и неограниченные звонки в течение месяца.

Черт, я забыл про предоплату. Раньше оплатой моего телефона, наряду с другими платежами, занимался наш личный бухгалтер.

― Спасибо. ― Я взял квитанцию, с тревогой вводя код, как только телефон ожил. ― Я вам отдам деньги сегодня вечером.

Я понятия не имел, как это сделаю, поскольку у меня не было ни документов, ни банковских карточек, ни возможности покинуть больницу, но я заплатил бы кругленькую сумму за такую доброту.

Она отмахнулась.

― Когда сможете. Не к спеху.

Улыбнувшись в последний раз, она направилась к выходу.

Мой разум немедленно забыл о ней, поскольку я полностью сосредоточился на телефоне. Пришло сообщение о том, что код ваучера принят и номер готов к использованию.

Волна нерешительности от Эдит и легкий скрип двери заставили меня поднять голову.

― Что-нибудь еще?

Эдит побледнела, ее брови сошлись на переносице.

― Я хотела кое-что спросить, но это не мое дело.

Меня убивала пауза, когда я был так близок к тому, чтобы связаться с Нилой, но слегка улыбнулся.

― Вы заслужили право спрашивать меня о чем угодно.

Она прикусила губу.

― Вы знаете? ― Ее взгляд метнулся к полу. ― В вас стреляли. Информация о происшествии засекречена, и только есть один номер ближайшего родственника.

Я ждал, но она не продолжала. Только легкий импульс любопытства от ее допроса.

― Каков вопрос?

Она пригладила свои заплетенные в косу волосы.

― Как я уже сказала, это не мое дело. Но я хотела знать… знаете ли вы человека, который это сделал?

Я замер. Что я должен ответить? Притвориться, что у меня амнезия и скрыть еще одну сторону моей жизни?

Мне надоело прятаться.

Всю свою проклятую жизнь я прятался от своего положения, от своих обязательств, от своего будущего.

Мне надоело притворяться.

― Да, я знаю, кто это сделал.

Ее рука сжала дверную ручку. Волна несправедливости к моему положению омрачила ее лицо.

Я ухмыльнулся, позволяя потворствовать своему состоянию без последствий.

― Отвечая на ваш следующий вопрос, да, я заставлю их заплатить.

Ее глаза широко раскрылись.

― Откуда вы узнали, что я спрошу об этом?

Ее удивление напомнило мне о шоке Нилы, когда мы провели вместе ночь, когда я потерял бдительность и почувствовал ее спутанные мысли.

Кто-то вроде меня обладал способностью, казалось, читать мысли. Идеальный мистик, способный читать по ладони и говорить с мертвыми… вся информация, которую вам когда-либо нужно было знать о человеке, была готова быть ощутимой, если бы было использовано больше внимания и сочувствия. Жаль, что человечество было так поглощено собой, что забывало думать о других.

― У меня есть талант.

Эдит снова покраснела.

― Вы очень интересный пациент.

Мне удалось держать себя в руках, пока она вибрировала от смущения.

― В любом случае, мне пора начинать обход.

Бросив на меня последний взгляд, она проскользнула за дверь и исчезла.

Я вздохнул с облегчением, когда в комнате стало тихо, дверь ограждала меня от внешнего мира. В тот момент, когда у меня не было зрителей, мое сердце сжалось. Я стиснул зубы, чтобы не дать всепоглощающей боли поглотить меня заживо.

Только эта боль была не от пули, а от ужасного страха, что Нила была ранена.

Она не ответила на мое предыдущее сообщение.

Она должна была понять, что это я.

Я сглотнул, чтобы не чувствовать новой волны агонии. Как бы мне хотелось почувствовать ее издалека ― настроиться на ее мысли и выяснить, в безопасности ли она, как обещала Жасмин, или нуждается в моей помощи, прежде чем я ей понадоблюсь.

Мои мышцы дрожали, когда я возился с меню телефона, вводя ее номер и открывая новое сообщение. Я не хотел быть безрассудным, но и лежать, опасаясь за ее безопасность, тоже не мог.

Долги, которые она пережила, не шли ни в какое сравнение с тем, что ждало ее впереди. Мне необходимо убить отца, прежде чем это случится. До того, как он заберет ее у меня. Нила не знала, сколько долгов она должна заплатить, и, честно говоря, я читал документы, где добавлялись долги, а иногда уменьшались, в зависимости от того насколько ленивыми или жестокими были мои предки.

Приближался четвертый долг. Но пятый долг…

Я вздрогнул.

Этого не случится. Я никогда не позволю этому случиться.

Вздохнув, заставил себя думать позитивнее и напечатал сообщение.

Я нажал «отправить».