Читаю «Слово о полку...»

С ястребом на плече

Никто никогда не узнает его имени. Только запах гари, одинаковый во все времена, наводит на след. Только плакучие ивы на пасмурных кручах Днепра что-то шепчут о нем. Только острая жалость и быстрая рябь на воде роднят века.

Что я знаю о нем? Кто он? Из какой социальной среды?

Летописи и раскопки древних курганов ничего не говорят об Авторе. Но, сотни раз перечитав «Слово о полку...», я вдруг увидел его странную полузрячую природу. С одной стороны — безымянную, тревожно-безликую, а с другой — конкретную и поимённую. Вот что рассказали мне об Авторе деревья и птицы, травы и звери «Слова о полку Игореве».

«Древо в тоске преклонилося», «древо лист не к добру обронило»... Ни одного дерева, названного по имени, — ни дуба, ни березы — в «Слове...» не встретишь. Просто — древо.

Заметим, что травы, как и деревья, — безымянные: «Никнет трава от жалости», «стлавшему зеленую траву», «на кровавой траве», «зашумела трава»... Только один раз упоминается тростник. И в плаче Ярославны — ковыль. Монахи, кстати, были травниками, не говорю уж о ведунах, волхвах, колдунах — травниках и «аптекарях». Конкретное знание трав прорвалось бы в «Слово», как это случилось с птицами...

Ну, а птицы? «Тогда пускали 10 соколов на стадо лебедей», «сизым орлом под облаком», «уснул соловьиный щёкот, говор галочий пробудился», «редко пахари перекликались, часто вóроны собирались, трупы между собой делили, а галки речи говорили», «когда сокол птиц побивает, свое гнездо не дает в обиду», «кричат телеги в полуночи (рци), будто лебеди растревоженные», «дятлы стуком путь к реке кажут»... Пятьдесят четыре раза птицы названы по именам! Орлы, лебеди, соколы, вóроны, ворóны, галки, ястребы, соловьи, дятлы, гуси, утки... Есть и чайка, и кукушка. «Слово о полку Игореве» — десять страниц. Две с половиной страницы — образы соколиной охоты и просто птиц.

Автор не склонен к абстрактному мышлению. Все имена князей — реальные. Все реки названы: Днепр, Дон, Дунай, Донец, Стугна, Каяла, Двина... Двадцать три упоминания. И не просто имена — одухотворённые реки. У каждой — свой характер («не такая река Стугна, худую струю имея»). Однако при явной любви Автора к рекам, к воде — образов рыбы в «Слове...» нет. Хотя, подбежав волком к Донцу, Игорь по естественной схеме метаморфоз мог обернуться рыбой и переплыть Донец. Но Игорь перелетает его соколом. Широко образованный для своего времени человек, Автор знал мифологию, но не использовал образ рыбы, шел не от книги — от личного опыта и пристрастий.

Итак, деревья и травы — безымянные, рыбы не упоминаются, птицы — реальные, звери — тоже: тур, волк, лисица, гепард, белка... «Лисицы брешут на красные щиты», «волки в оврагах воют — грозу накликают...»

Заметим, что нет медведя, оленя, кабана. И северных зверей нет.

Кем же мог быть этот человек? Может, ловчим, сокольничим князя? Или сыном сокольничего. Тогда этого слова не было, но профессия была. Весьма почетная — бок о бок с князьями. В XII веке не так уж много было возможностей стоять рядом с князем. Гораздо позже появились звания, должности, чины. Соколиная охота была любимым занятием и русских, и половецких князей. Автор «Слова о полку Игореве» хорошо знал и любил эту охоту. Ведь все «Слово...» написано как бы с высоты птичьего полета (об этом говорит Д. С. Лихачев). Не просто сказитель, а поэт. Светский человек. Охотник, но не рыбак. Тогда ловля рыбы была примитивной — сетью, мережой; этим занимались простые люди. Знатные — осенью ходили с острогой.

В «Слове о полку...» много неба, облаков, ветра, молний, грома, теней, туманов. На всем «Слове...» — тень затмения, и за «Словом...» — тень, душная синяя туча длиною в триста лет! Много звериной грусти, жалобных стонов, ночных страхов, звуков, воплей. Темно и просторно. Однако нет звезд...

При всей сферичности «Слова...» звезды ни разу не упомянуты. Только солнце и месяц. Заметим, что отсутствие звезд — подтверждение древности «Слова...»: в XVIII веке звезды уже заполонили русскую поэзию.

Зато есть реальное затмение на берегу Донца: оно случилось 1 мая 1185 года. Даже часы и минуты по киевскому времени известны.

Образованный человек, но не монах... Политика, история, география, знание мифов, одухотворенная природа. Мысли и зрение нацелены на крупное: мир, война, хлеб, власть, просторы и границы Русской земли. В упреках князьям — голос достойного и знающего себе цену человека. А главное, в этих обращениях чувствуется, что он знает их лично. «А ты, Романе, и ты, Мстиславе...» Как будто он бывал в разных княжествах Русской земли, усвоил разные речения. Сила художественного духа или факт личного знакомства?

Ярославна обращается к Днепру, Ветру, Солнцу с языческой мольбой, а князю Игорю Бог кажет путь к отчему золотому столу. И помогает природа: сороки, дятлы. И язычник, и христианин?

И еще о птицах. Игорь бежит из плена. По следу за ним «едут Гзак и Кончак...»

И дальше — «дятлы стуком кажут путь к реке, и соловьи веселыми песнями свет поведывают».

Во всех комментариях, которые я читал, слово полозие толкуется однозначно: полозы — степные змеи. «Змеи ползали только...» Так и я перевел. А недавно идем с Георгием Семеновым по лесу — Семенов хорошо знает птиц и сам себя то и дело перебивает: «Ястреб...», «Дрозд...», «Поползень...». По стволу усохшей елки бежала пепельная мелкая птица. Я увидел ее и вспомнил этот отрывок из «Слова...». Ну конечно же — поползень! Ведь там сплошь птицы: вóроны, галки, сороки, дятлы, соловьи... И вдруг между ними — змеи (полозие)? Они же разрушают стройность образов этого места!.. Догадка о поползнях высказывалась и раньше, но на нее не обратили внимания...

Заметим, что образы боя, нарисованные с помощью образов земледельчества, не опровергают светского происхождения Автора. Ведь и война велась за земли, за хлеб; плодородная южнорусская земля жила хлебом, думала о хлебе, торговала хлебом, и уже создавалась поэзия хлеба, русская эстетика хлеба. Эти образы (молотьбы-битвы) только подтверждают собой светскость мышления Автора. Кстати, он пренебрег описаниями пиршеств, мелочами быта. Поэзия еще не закудрявилась — только о главном. Дикие звери есть, а домашних животных (коров, овец) нет... Но даже звери — характерные для лесостепной полосы. Все соответствует месту жительства. И воспоминания о Всеславе, Ростиславе, Изяславе — факты, подтвержденные летописями, только без гениальных образов «Слова...». О конкретном, не стреножив фантазию! О политических событиях — с лирической пронзительностью!

Сильные физические ощущения Автора — студеная роса, зной, оплетающий колчаны, его личная отвага, дыхание его строки, движущиеся слова (тучи, дружины, звери, птицы), все 300 глаголов (на 370 существительных) подсказали мне его внешний облик. Но это уже сугубо личное видéние.

Он был худым, смуглым, с обостренным слухом и зрением, холерического склада; не любил жару, плохо переносил зной; был склонен к суевериям, придавал большое значение ужасам природы; но мыслил ясно, твердо — от факта, от реального события; любил тень, ветер, грозу, воду и поэзию воды. Человек высокого происхождения, охотник, ловчий, или «хоти» (оруженосец); в упреках прослушивается обида неимущего...

Но не в этом суть! Боян-импровизатор. Первый русский поэт. Гражданин. Патриот.

Когда он писал «Слово...», он был уже в летах (хотя и полон физических сил): этика того времени не позволила бы юноше так обращаться к старшим по возрасту и положению; утонувшего Ростислава он называет юным, Бориса — молодым. Так молодые о молодых не говорят. Скорее: храбрый, хилый, робкий...

Самый точный его портрет: человек с ястребом или соколом на плече, но крыло птицы закрывает его лицо...