Колдовская непереводимая строчка. Переводится только ее смысл (ухватился за синее облако), а звук ускользает и ритм меняется. Черпаешь воду решетом, накрываешь ладонями блики, рыбачишь дырявым неводом... Обесисе сине мгле!
Поэты, как мелиораторы, загоняли «Слово» в классический размер, спрямляли извилистый блеск стихии, оснащали обязательной рифмой. И река становилась каналам...
Молитва переводчика: иди на всплеск, на звук, стань гибким как змея, текучим как вода, как птица — обопрись о воздух!
Три года я искал одну букву. Читатель даже не заметит ее или подумает, что так было.
В «Слове»:
Тут немцы и венедиции,
тут греци и моравы
поют славу Святославу,
кают князя Игоря
иже погрузи жир на дно Каялы.
В дословном переводе:
корят князя Игоря.
Пропало созвучие (кают — Каялы), и строка провисла. Смириться с потерей — повторить дословный перевод. Придумать классическую рифму—нарушить органику «Слова», где свободно аукаются гласные и перекликаются согласные.
Перевод был напечатан, и только через три года я нашел спасительную букву — «и»...
И корят князя Игоря.
Строка стала на крыло.
У меня часто спрашивают, как я переводил «Слово», зачем?
Вот ты подходишь к реке и видишь круги от всплесков язей. Их много, они волнуют. Река — живая...
Вот ты развел костер, посмотрел на реку — круги расходятся в другом месте. Но если их много, картина не меняется, — река живая...
Потери неизбежны, но если в одном месте ты потерял, в другом должен возместить «круги» и «всплески», создать звуковой мираж в духе автора.
А пловцы неготовами дорогами
побегоша к Дону великому:
крычать телеги в полунощи,
рци лебеди роспужени.
В дословном переводе (кричат телеги в полуночи, будто лебеди испуганные) пропадает пронзительное слово рци, передающее скрип тележных осей в ночной степи.
Рци — словно, будто...
Кто-то перевел это слово иначе: рци — скажи...
Словно или скажи — дело ученых.
Мое дело — ритм, след, звук.
Любой ценой, даже «затемняя» смысл, я решил сохранить это далеко слышимое, не смазанное, скрипучее слово:
А пловцы неезженными дорогами
побежали к Дону великому.
— Рци! —
скрипят телеги в полуночи,
будто лебеди растревоженные.
Были случаи, когда мне же знатоки объясняли, почему именно так я должен был перевести. Я пишу об этом без иронии.
Вот оригинал:
Страны — рады, грады — веселы.
Я перевел эту строку вольно:
— Рады, веселы — грады и веси.
И оказалось, я уже потом узнал, что страны в «Слове о полку» — не страны (в смысле: государства, княжества), а стороны, сёла, веси...
Свободный перевод может оказаться точнее буквального...
Первый вариант своего перевода я напечатал в 1980 году.
Окончательный (надеюсь) — в 1986-м.
Сотни раз я возвращался к нему или удалялся, чтобы приблизиться...
Я не рассказал о бессонницах и отчаянии, когда засыпаешь под обломками строчек, когда все не связывается, не срастается, не летит, не течет, и в кошмарном сне со скалы падает аккордеон, не знаю почему — аккордеон, ударяется о выступы и ломается, издавая жалобные звуки.
Я знаю, какой ценой дается стройность, и ненавижу, презираю всех, кто делает кривые стены, косые двери, хромые стулья, бездарные ткани. Чем они могут гордиться? В чем находят утешение, когда врасплох настигает мысль о смерти?
Я люблю кошмарные, как чернолесье, черновики и обкусанные гусиные перья Пушкина.