Читаю «Слово о полку...»

Вижу далекое...

Вся Русская земля — полевая, лесная, степная — выплывает из «Слова о полку Игореве». И далеко, широко вокруг видны пороги Днепра, отмели синего Дона, полынные курганы, деревянные стены Новгорода, Полоцка, Киева.

Молча и медленно стаи воронов летят над полями, где редко белеет рубаха пахаря. На Русской земле, да и во всем мире, еще не людно.

Глухие леса полны медведей, овраги — волков. Еще не выбиты огромные туры. А подойдешь к реке — в прозрачной осенней воде сплошной стеной стоят лещи, язи, голавли! Вот в сумерках плывет лодка, на носу пылает костер из смоляных сучьев. В пламени блестят зубья остроги. Один рыбак правит лодкой, другой замер над водой, высматривая добычу. Удар! И на зубьях извивается стерлядь. На дне лодки шлепают хвостами судаки и щуки (для челяди), налимы и стерлядки (для княжьей ухи).

Утром часовые в бойницах слышат крики диких гусей и уток. Они летят из половецкой степи, напоминая о том, что скоро подсохнет земля, реки войдут в берега, и снова жди набегов. Кричат— Переяславлю, Чернигову, Брянску...

И такая щемящая грусть пронизывает тебя, такая тоска расстояний! В темном, тревожном воздухе слышен невидимый плач. Это плачут буквы «Слова...», печаль течет посредине Русской земли. Раздоры, пожары, войны...

Вся Русская земля XII века! И Автор «Слова...» летит над ней, как мужик на деревянных крыльях, — только щеки холодеют от ветра.

— А всего десять страниц. Всё «Слово о полку Игореве».

— Не может быть, — часто слышу я, — ведь это большая книга!

— Да, большая, — с предисловием, с переводами — дословными и поэтическими, — с рисунками, комментариями. А само «Слово...» — всего десять страниц, написанных огнем по небу.

Потрясает масштаб: вся Русская земля с тоскою расстояний.