Майк выглядел паршиво. Скорее всего, ему не удалось больше поспать после пьяной отключки на качелях. Я просто не представляла себе, что он мог проделать это с Карен, а потом плюхнуться на качели и уснуть. Исключено!
Он сидел в комнате для допросов в дешевом спортивном костюме серого цвета. Видимо, одежду у него забрали, чтобы сдать на экспертизу. Дежурный определил время: нам можно поговорить не более пяти минут. Поразительно, в какие считаные мгновения они способны реквизировать всю вашу жизнь. Сделать так, чтобы вы не могли ни поесть, ни уйти, ни сходить в туалет, ни повидаться с супругом без их разрешения. Всего несколько часов назад я приходила в этот самый участок как уважаемый член общества. И вот все перевернулось с ног на голову. Но как, как такое могло произойти со мной?!
Я открыла дверь, вошла в неуютную, грязную комнату, и Майк поднял голову. Глаза у него были красные, на подбородке чернела щетина, лицо выглядело помятым. Все-таки в нашем возрасте уже не стоит пить ночь напролет. Мы слишком стары для этого… Я держала в руках кипу одежды, мягкие домашние вещи без пуговиц. Как будто для больного. Их осмотрели на предмет чего-то острого или шнурков — того, чем он мог бы причинить себе вред.
Интересно, а где Карен? Что с ней делают?
— Привет, — буркнул Майк, едва глянув на меня, и опустил глаза.
— Как ты?
Он пожал плечами:
— Мне предъявлено обвинение.
— Ох… — Я понимала, что это означает. Они считали, что у них есть основание завести на него уголовное дело. — Ты ел?
— Меня накормили. И где поспать, тоже есть. Но я не мог. Это невозможно… сейчас. Сумасшествие какое-то…
Меня снова чуть отпустило. Он отрицает свою вину. Ну конечно, он и не может быть виновен!
— Но что, черт возьми, случилось?! — Теперь мне удалось произнести это вслух.
Мне велели не обсуждать случившееся, но, если комната не прослушивается, они не узнают, о чем мы говорим. А если прослушивается? Я не представляла, возможно ли такое вообще.
— Я не знаю! Мы напились. Я, наверное, сел на качели и уснул. Это все, что я помню. У Билла была какая-то крепкая трава, я к такой не привык. Поэтому меня просто накрыло.
— Накрыло или ты вырубился?
Это разные состояния. Вырубившись, человек просто лежит, а если его накрыло, может ходить и что-то делать, но после ничего не помнить.
— Я… — Он снова пожал плечами. — Не помню я… Все как в тумане.
— Ох…
Пластиковое кресло, в котором я сидела, холодило ноги. Вероятно, здесь работал кондиционер. Во время дневной жары это было необходимо, но сейчас, в семь утра, тело покрылось мурашками. Я и не подумала накинуть что-то на пресловутое платье в цветочек, которое натянула перед приездом полиции и которое пропахло потом и алкоголем.
— Ты видела ее? — спросил Майк.
Я покачала головой.
— Эли, я клянусь тебе, я бы никогда в жизни не смог совершить ничего подобного! Даже в молодости. Я никогда не мог и никогда не смогу причинить боль женщине!
И снова мне стало легче дышать, но внезапно перед моими глазами встало лицо Марты Рэсби. Но нет, прочь! При чем тут она? Совершенно другой случай. Майк — нежный, заботливый. Он никогда не делал мне больно. Он даже никого из детей ни разу не шлепнул.
— Зачем она так сказала? — прошептала я.
Мы перешли на шепот, словно нас кто-то подслушивал. Возможно, так оно и было. Кто знает, чем нашпиговали стены этой комнаты. А не будет ли у меня неприятностей из-за того, что я с ним разговариваю об этом? Ведь обвинение предъявлено, значит, сопоставив все наши показания, они решили, что он виновен.
— Да откуда же мне знать?! Она была бухая! Мы все были…
— У нее синяки на шее, Майк. Я сама их видела, собственными глазами… — Вспомнив струйку крови, бежавшую по бедру Карен, я содрогнулась.
Он нахмурился:
— Что, правда?
— Очень страшные. Будто ее душили.
На мгновение Майк задумался, а потом начал задавать вопросы:
— А вдруг кто-то чужой проник в сад? Может такое быть? Кругом темно, она — пьяная. Билл уже ушел спать, а где был Каллум?
На диване в гостиной, тоже в отключке. Похоже, он замерз на улице.
Значит, кто-то мог зайти через лужайку или даже прийти из леса. Ведь камер с той стороны нет.
Я вспомнила про Кэсси. Видела ли она что-нибудь? И куда она ходила?
— Майк, я верю тебе. — Глубокий вздох. — И знаю, что ты не мог сделать ничего подобного. Но ты должен мне все рассказать. Ответь, есть ли у Карен хоть какая-то причина обвинять тебя?
Майк посмотрел на свои руки, на одной была заметна царапина. Еще я поняла: ему есть что сказать, и вся похолодела.
— Я… Поверь мне, пожалуйста, Эли, я бы не стал сейчас тебе это рассказывать, но все равно всплывет. Думаю, они смогут… Так что лучше я сам. Боже мой!
Я молчала. Ледяной холод и от кондиционера, и от ужаса объял меня с ног до головы. Второй раз за эту ночь мне больше всего на свете хотелось остановить время, отмотать его назад, закрыть глаза и уши. «Не говори ничего, Майк», — мысленно просила я, зная, что после произнесенных им слов наша жизнь непоправимо изменится. Но выбора не было. Совсем. Ведь мы находились в полицейском участке, и Карен утверждала, что Майк ее изнасиловал.
— Мы с Карен… Это случилось всего один раз… Я клянусь! И я сразу же очень пожалел и поставил крест. Я оступился… А она, может быть, хочет наказать меня. Ты же знаешь, когда ее бросают, она…
— Ты говоришь, что у вас с Карен…
Нет, не надо! Перемотай назад…
— …был роман?
— Не роман, Эли, нет. Всего один раз. Сам не знаю, что на меня нашло.
Я все поняла, хотя мой мозг никак не хотел мириться с этим.
— У вас был секс? Когда?
Он молчал. Но я уже догадалась сама:
— Вчера? Пока меня не было?
— Мы так давно не видели друг друга. Я не понимаю, как это случилось. Она просто… пришла ко мне и… Прости меня, Эли!
— У нас дома? В нашей кровати?
— Нет, у меня в кабинете.
Так вот чем объяснялось замешательство Карен, когда я предложила Джейку туда пойти! А еще — несвоевременное желание Майка принять душ.
— А дети? Джейк?
— Они не знали, не видели… Клянусь.
— О господи!
— Я знаю, все знаю, Эли! Но у меня не получилось сопротивляться. Клянусь, начала Карен, она ко мне пристала. Я сказал, что этого больше не повторится.
И значит, вот почему она рано приехала и почему они радовались моему отъезду! Все аккуратно встало на свои места, сложилось, как пазлы. Я вцепилась в стол, и от него отвалился кусочек пластика, обнажив фальшивую древесину.
— Да почему сейчас? Вы знакомы двадцать пять лет, черт возьми!
Он молчал.
— Скажи, Майк, зачем тебе вдруг захотелось заняться с ней сексом?
Он тихо произнес:
— Ты изменилась…
— Изменилась?
— Уже много лет ты такая… удовлетворенная. Дом, дети… Тебе больше вроде бы ничего и не надо. Но с недавних пор ты как будто все время сердита. Все из-за этого феминизма. Мне казалось, что ты… зла на меня.
Я смотрела на него во все глаза. В словах, слетавших с его губ, для меня не было ни тени смысла.
— Я знаю, как хреново поступил, — продолжал он. — Я знаю. Но из-за того, что говорит она, я могу сесть в тюрьму. На годы. Навсегда. За это ведь пожизненное дают. Но я-то не насиловал ее, Эли. Не знаю, может, она сама себе эти синяки устроила. Может, она просто не в себе. Боже… Помоги мне! Я сволочь, но я не преступник. Скажи им! Скажи им, ну, не знаю, что ты видела из окна, как я пошел спать…
Я вся дрожала. И неожиданно для себя выпалила:
— Это же совсем как с Мартой!
Он отпрянул:
— Нет! Совсем не так! Господи, Эли!
— Тогда ты тоже просил меня соврать.
— Это не было враньем!
Как все знакомо — ощущение песка в глазах после бессонной ночи; рассвет, обрушивающийся на тебя, словно ведро холодной воды; женщина, которой эта ночь не оставила выбора…
Однако к восходу солнца того далекого дня Марта Рэсби была уже мертва.
— Объясни, почему это не то же самое.
— Что ты такое говоришь, Эли? Какой-то незнакомец проник тогда в сад. А я оказался в неподходящем месте в неподходящее время. Просто не повезло!
— И на этот раз тоже незнакомец?
— А кто еще, Эли? Кто еще мог сделать такое?
Дверь приоткрылась. Время свидания истекло. Я встала и пошла к выходу, словно сомнамбула. Майк крикнул вслед:
— Ну если не для меня, так для детей! Сделай это для Кэсси и Бенджи!
У меня обгорела спина и плечи. Это уже чувствовалось, и я пожалела, что не купила солнцезащитный крем. Но до конца семестра оставалась пара дней, и с деньгами было туговато. Я подвинулась, пытаясь занять местечко в тени. Мы были на лужайке перед колледжем. Карен, лежавшая на животе в шортах и майке, приподнялась на локтях.
— У тебя кожа красная, Эли, — сказала она.
— Я знаю.
— С платьем будет плохо смотреться.
— Да знаю я! Одолжи мне рубашку.
Карен кивнула, и я набросила на обгоревшие плечи ее клетчатую рубашку, пахнущую табаком и Чарли Сильвером.
Мысль о платье меня взволновала. Сшитое из сиреневого шелка, оно ласково обвивало мои ноги, когда я ходила по комнате. Чтобы купить его, я все пасхальные каникулы проработала в супермаркете «Теско», неподалеку от дома, и постоянно конфликтовала со своим непосредственным начальником, который имел предубеждение против всех, кто учится в университете, а в особенности в Оксфорде. Поэтому на меня постоянно смотрели с презрительной усмешкой и никогда не приглашали в паб выпить после работы.
Майк написал мне за лето всего один раз: прислал открытку из Франции, где проводил каникулы вместе с родителями в их «маленьком домике». Я ответила, соврав, что добросовестно занимаюсь, хотя на самом деле днем расставляла по полкам банки с консервами, а по ночам не могла заснуть, слыша, как отец орет на мать, заглушая очередную серию «Улицы Коронации»[8]. Было ужасно обидно, что Майк не пригласил меня во Францию. Что бы это могло означать? Я изо всех сил старалась поменьше думать об этом. Тем более что денег на поездку у меня все равно не было.
Я ненавидела свой родной городишко, где все мои одноклассницы уже выскочили замуж и нарожали детей, где даже не было книжного магазина и я не могла раздобыть книги из списка для обязательного прочтения. Меня утешало лишь одно: это последнее мое лето здесь. После выпуска я, скорее всего, буду жить в Лондоне, с Майком.
Но внутри все сжималось от беспокойства. Ведь я по-прежнему не знала, чем займусь после университета. Майк и Каллум уже подписали контракты с юридическими фирмами и собирались снимать квартиру в Клэпхеме, а я ожидала, что они пригласят меня присоединиться к ним, но этого пока не случилось, и я боялась спрашивать почему. Но ведь Майк должен был пригласить! Может, он считал, что это само собой разумеется? Я знала, что сказала бы на мои опасения Карен: «Боже, Эли, просто спроси! Хотя бы ответить он тебе обязан!»
Мы с ним встречались уже почти в течение трех лет, с той самой первой ночи в колледже. Мне следовало спросить, но я боялась. Мучило предчувствие, что наша комфортная студенческая жизнь подходит к концу и на выпускном балу мы, возможно, будем Вместе в последний раз.
Сквозь колеблющийся от жары воздух я увидела, что кто-то направляется к нам с бутылкой в руке и стопкой пластиковых стаканчиков под мышкой. Билл — как обычно: в джинсах и поношенной рубашке с закатанными рукавами, с самокруткой в зубах.
— Я подумал, что можно начать с «Пиммс»[9], — заявил он, плюхаясь рядом с нами.
Карен села и захлопала в ладоши:
— Ты — гений!
Джоди всегда говорила, что Карен и Биллу надо бы сойтись, ведь они ни с кем не встречаются постоянно.
Сначала он протянул стаканчик со смесью крюшона и лимонада мне, а потом — Карен.
— Эли?
Я взяла стакан, он улыбнулся, и меня захлестнуло радостное волнение. Все будет хорошо! Все мои друзья вместе: Майк, Билл…
Когда я села, слегка разомлевшая от выпивки и жары, то вдруг увидела Майка. Его не было целый день — наверное, занимался, — и вот теперь он здесь. И Каллум. Похоже, оба уже выпили: их слегка качало.
— Ты еще не одета… — сказал Майк, оглядев меня.
— Ты тоже.
— Но ты же будешь собираться часами. Макияж и все такое…
— Джоди начала на рассвете, — пробубнил Каллум, отхлебывая водку из горла, — а ведь у нее пока не выпускной.
Вид у него был такой, будто он воображал себя героем фильма «Возвращение в Брайтсхед»[10].
— То есть ты считаешь, что мне нужно часами прихорашиваться, чтобы выглядеть красивой? — бросила я Майку.
Билл, удивленный резкостью моего тона, взглянул на меня.
— Конечно, нет, — ответил Майк.
На мгновение я почувствовала, что между всеми нами происходит что-то не очень правильное, но не смогла понять, в чем дело. И даже рассердилась на Майка: в этом семестре он вообще отдалился, часто ночевал у себя и пропадал в библиотеке.
Я резко поднялась на ноги, и меня качнуло в сторону Билла. Он подхватил меня. На секунду я ощутила тепло и силу его сухощавой руки. Мне не хотелось уходить с залитой солнцем лужайки. Я чувствовала, что это станет началом конца. Нечто неуловимое будет утрачено навсегда — учеба, юность… И… Билл. Нет, что за глупости! Ведь Билл — мой лучший друг! И мы, конечно же, останемся друзьями навсегда.
— Ну ладно, ты прав, пора уже начать процесс превращения из тролля в красавицу. Кар, ты идешь?
Она загадочно посмотрела на меня поверх темных очков. Каллум уже передавал ей сигарету. Он всегда потакал ее слабостям.
— Пока нет. Иди одна, — пропела она.
Надо было идти, раз уж я сказала, что ухожу, однако мне совсем не хотелось оставлять Карен с ними.
Я замешкалась, но тут к нам подбежала Джоди с очень деловым видом, даром что вся голова у нее была в бигудях под смешной сетчатой шапочкой.
— Эли, — обратилась она ко мне, переводя дух, потому что спешила сообщить плохую новость, что хорошо умела делать, — твой отец приехал; я подумала, надо тебе сказать.