Первое, что я чувствую, приходя в себя, это аромат. Тяжёлый, древесный, с нотками мускуса. И именно он пробуждает меня к жизни.
Я делаю глубокий вдох, до отказа заполняю лёгкие, а когда выдыхаю, чувствую, что этот аромат останется со мной навсегда.
Так пахнет мужчина. И внезапная мысль заставляет подскочить на месте.
— Села, — рычит…
Боже, это вообще кто?
А это тот, кто не отрывает взгляда от дороги, но при этом прижимает меня сильной рукой обратно к сиденью. Мой взгляд цепляется за массивные кулаки и синие жилки вен. Хватается за блеск чёрных часов стоимостью как моя годовая зарплата. Таких же огромных, как прижимающая меня ручища.
— Кто вы? — пищу.
Потому что не могу оторвать взгляд от перекатывающихся под рубашкой мышц и от точных движений хищника, который как бы между прочим управляет махиной в несколько тонн, что мчится по городу с нами в салоне.
— Твоё спасение.
Он взбешён. Я чувствую это всей кожей и дрожу от того, как его ярость отдаётся во мне. Знаю, что надо молчать, отвести взгляд, но не получается. Я прикована толстыми цепями страха и смущения к хищнику, который ненадолго прикинулся человеком.
Никакого другого объяснения тому, что он вызывает во мне первобытный ужас вперемешку с волнением, я не нахожу.
И осознаю, что дышать начинаю, только когда он убирает руку.
Мы мчимся по центру города так быстро, что хочется зажмуриться. Но я не могу, боюсь, что, как только закрою глаза, мы обязательно во что-нибудь врежемся. В попытке отвлечься украдкой оглядываю салон. Кожаный, чёрный, со стильными металлическими вставками. Нос улавливает лёгкий аромат новой машины, но его моментально перебивает другой запах. Его. Хищника.
Сглатываю. Пальцы с силой вцепляются в ремень безопасности.
— Куда вы меня везёте? Зачем? И почему.
Едва слышный писк не похож на мой голос. А кондиционер, направленный в ноги, неприятно холодит кожу. Стараясь не двигаться, левой ногой нашариваю спавшую туфлю.
— Это измена вдохновила твоё любопытство? — короткий смешок. — Раньше не приходило в голову интересоваться подробностями?
Как удар под дых, от которого перехватывает дыхание, а ногти начинают болеть от силы, с которой я сжимаю ремень.
— Выпустите… остановите. Я выйду.
Горло сжимает спазмом, я стараюсь глубоко дышать, но всё равно лечу в бездну отчаяния, в которую меня вогнал Пашка.
— Согласен, не моё дело, — усмехается он. — Сейчас выйдешь. Тем более, уже приехали.
Машина резко поворачивает налево, нам сигналят, но Хищника это не волнует. Он останавливается перед шлагбаумом, но не проходит и мига, как бело-красная палка поднимается, уступая силе и наглости посетителя.
— Я не люблю, когда левые девицы валятся мне в руки. Обследуешься и можешь идти куда хочешь.
На мгновение мы встречаемся взглядами. Его тёмно-серые глаза холодны и злы, а я чувствую себя ненормальной, пропадая во взгляде цвета дождя.
— Как вас зовут?
— Тигр, — выдаёт без запинки, а у меня шок.
— В смысле Тигран?
Но он не отвечает. Махина, которая называется машиной, заезжает на территорию первой областной больницы — подняв глаза, я узнаю огороженную территорию внушительного медгородка.
— Но мне не нужен врач, — пытаюсь протестовать, когда он открывает мою дверь.
Не подаёт руку, нет. Просто стоит, хмурится и требует. Молча, одним только взглядом.
И мне приходится опустить глаза и подчиниться. Не сидеть же так целый день. Тем более, в отличие от… Тигра в больнице я объясню, что со мной всё в порядке. Особенность, не больше.
Только становится хуже, ведь ни строгая медсестра, ни молодой и серьёзный врач не то что не слушают, они делают вид, будто меня не существует. Не помогают ни вопросы, ни требования, ни даже угрозы. Хотя последнее неудивительно. Кто я по сравнению с хищником, который кивнул на меня и остался где-то за матовыми пластиковыми дверьми.
Поэтому я молча и покорно позволяю взять кровь из вены, провести узи, экг и даже осмотр терплю, хотя ничего не понимаю в происходящем.
Меня что, будут пробовать на роль эскортницы?
Но тут же отсекаю мысль, как идиотскую. Тигр похож на босса мафии, миллиардера, убийцу, но никак не торговца живым товаром. Этот скорее убьёт, чем станет лебезить и договариваться.
— Что происходит? — раздражаюсь, когда меня снова приводят к Тигру. — Ответьте! Я вам что, игрушка?
Но мужчина, расслабленно развалившийся в кресле одного из кабинетов лениво поднимает взгляд. А я едва не затыкаюсь раз и навсегда. Едва — потому что пересиливаю себя. В конце концов, крепостное право отменили сто шестьдесят три года назад!
— Не хотите отвечать — не надо. Из-за вас я опоздала на работу. Меня могут уволить! — срываюсь на крик.
Приходится потратить драгоценные секунды, чтобы откашляться.
Мне никак нельзя без работы. Наша квартира… та, в которой мы жили с Пашкой, принадлежала его родителям. Они сдавали её нам за более-менее скромные деньги, а плату принимали только из Пашкиных рук. Как же! Я же недостойна и, вообще, неряха и лентяйка.
А то что их драгоценный сынок жил за мой счёт столько лет, их не беспокоило.
— Ну и ладно! — чувствую, что истерика на подходе, но не могу себя контролировать. — Тогда я пошла.
Но, конечно, никуда я не двигаюсь. Потому что Тигр в мгновение оказывается рядом, рука смыкается вокруг моего запястья, а меня снова парализует его аромат.
— Сядь, Олеся Игоревна.
И тут я понимаю.