Чужая. Будешь моей

Глава 41

Он не задаёт глупых вопросов, на которые я сама не знаю ответа. Просто смотрит и ждёт.

— Я… — нервно облизываю губы. — Мне нужно сбежать. Скрыться, чтобы… чтобы Валерия меня не нашла.

Только Лев не дурак, он понимает больше, чем я хочу сказать. И то, что сбежать мне надо не столько от ревнивой кошки, сколько от самоуверенного хищника.

— Я вернусь в дом. На пару часов. Дождусь, пока Тигр уснёт, и выйду.

Да хватит уже мяться! Решила, значит, решила.

— И буду благодарна, если ты подбросишь меня до какой-нибудь глухой деревни. А дальше я сама.

Как? Чёрт его знает.

Но я уверена, что чем дальше окажусь от Тигра, тем легче будет избавиться от этой влюблённости. Или хотя бы не подогревать её постоянным присутствием рядом с ним.

— Хорошо, — ровно отвечает Лев.

А потом разворачивается и уходит к машине беркутовцев.

Хорошо? Так просто?

Но выбора у меня всё равно нет. Никто, кроме Льва не согласится мне помочь. Никто, кроме него с этим не справится.

Мне приходится спекулировать на его чувствах, как бы ни мучила совесть! И не думать о том, как отреагирует Тигр на такое предательство изнутри.

Надеюсь, что этого я не узнаю, а фантазии к делу не пришьёшь. Тем более, если у меня получится, уже завтра я окажусь очень далеко отсюда.

Поёжившись, возвращаюсь в дом. После влажной ночной прохлады воздух в четырёх стенах кажется спёртым.

Мне душно, и я совсем не уверена, что это не от нервов. Хотя последние дни у меня всё от нервов.

По проторенной дорожке прохожу в кухню, чтобы налить себе стакан воды. Пальцы касаются ребристого стеклянного бока, на стакане будто вырезаны геометрические узоры.

Залпом выпиваю сразу половину. Закашливаюсь на последних глотках и ладонью вытираю воду с губ.

Волнение накрывает постепенно, впрыскивает в кровь адреналин. С каждой минутой сердце начинает биться всё быстрее, а ладони холодеют под аккомпанемент из дрожащих пальцев.

Идея, которая ещё пятнадцать минут назад казалась гениальной теперь отдаёт полной дуростью.

Сбежать от Тигра? Серьёзно?

Остаться в его постели? Так просто?

Противоречивые мысли дёргают то в одну, то в другую сторону.

Понимая, что надо отвлечься, пока я не рванула к Остовину прямо сейчас, достаю с полки квадратный бокал, а дальше по инерции. Два кубика льда, немного виски.

И со своей ношей на подгибающихся ногах поднимаюсь на второй этаж. Знаю, что Тигр меня ждёт. Вопрос только для чего именно.

Дверь его спальни открыта, постель так и осталась смята после того, как я из неё ушла.

Тигр стоит спиной ко мне. Ноги широко расставлены, руки заложены за спину. Мне не видно его лица, но откуда-то точно знаю, что он хмурится. И точно знает, что я стою как дура перед его дверью.

Чёрт. Главное, себя не выдать. Но как это сделать, когда каждый нерв напряжён до дрожи?

Повести себя так, как он ожидает? А откуда это узнать?

Ступор затягивается. И, выдохнув, я всё-таки делаю последний решительный шаг, переступая порог спальни.

Окна закрыты, с улицы не доносится ни звука. Слышны только мои босоногие шаги по холодному дереву на полу.

Страшно.

Тигру достаточно просто посмотреть на моё лицо, и он всё поймёт. От осознания, что могу навредить Остовину потряхивает. Но он действительно мой единственный шанс скрыться.

Поэтому до крови прикусив губы, я вплотную подхожу к Тигру. Так, что при вдохе грудью касаюсь его спины. Зависаю на несколько секунд, когда взгляд натыкается на вид из окна на тёмный, угрожающий лес.

Кажется, начинаю понимать, почему Тигр живёт именно здесь. Он сам как этот лес — холодный и беспощадный.

Чувствуя горячую каплю, слизываю выступившую из раны кровь. И протягиваю ему бокал прямо так, из-за спины.

Меня колотит от всего сразу. От самой мысли сбежать. От страха, что не смогу. От нежелания это делать.

Поэтому когда сильная ладонь ложится поверх моих пальцев сильно вздрагиваю.

— Маша была шлюхой, — вдруг хмыкает Тигр, — и навсегда отвратила меня от секса за деньги.

Поэтому он так отнёсся тогда к Анжеле?

— Это не моё дело.

Не моё. Только голос дрожит.

Выдернув пальцы из его хватки, едва не опрокидывая бокал, отхожу на безопасные три шага.

Только может ли быть безопасно в его присутствии?

— Скажешь, что неинтересно?

Не скажу.

Но Тигр поворачивает голову, а я боюсь, что он развернётся полностью. Поэтому отвечаю гораздо поспешнее, чем надо.

— Интересно. Если ты хочешь рассказать.

— Что успел растрепать Лев?

— Что она ждала тебя, а потом изменила прямо в офисе.

Чтобы продолжить, приходится сглотнуть комок в горле.

— А потом её любовник умер, а ты… ты переспал с ней на его похоронах.

Казалось, я должна верить в то, что говорю. Слова сказаны, а Лев не стал бы врать. Но я никак не могла представить Тигра, который имеет плачущую девушку где-нибудь в ванной, пока за стенкой раздаются сожаления.

— Маша изменяла и до этого. Всё время, пока я глотал пыль и уворачивался от пуль, она спала с курьером, почтальоном и консультантом из ближайшего магазина бытовой техники. Не просто так, за, скажем так, услуги.

Тигр усмехается, а потом делает большой глоток. Мышцы спины напряжены под тканью футболки, и больше всего мне хочется подойти, обнять и прижаться щекой.

Вместо этого отступаю ещё на шаг.

— Один привозил ей бесплатную пиццу, другой чинил технику по мелочи, третий… до сих пор в душе не знаю, на какой хрен ей сдался почтальон.

Смешок.

— И это полный пиздец, учитывая, что деньги у неё были. Я переводил достаточно, чтобы жить, не работая.

Надо что-то сказать, но меня парализует от таких откровений. Если поначалу тонкий намёк Льва о том, что Тигр приложил руку к смерти неизвестного Вовы, напугал до дрожи, то сейчас я понимала — при такой правде любовников у Маши было на три вагона. И вряд ли Тигр ходил и убивал каждого.

— Я сочувствую.

Потому что правда.

— Сочувствуешь?

Он поворачивается.

— Лучше порадуйся. Я, например, ликовал, когда обнаружил, что мой друг имеет её раком в соседнем от моего кабинете. В день, когда собирался делать Маше предложение.

Пока я пытаюсь представить всю сцену и чувства Тигра, он с громким стуком ставит бокал на подоконник.

— Это ужасно, — шепчу, не глядя на него.

Просто боюсь, что в моём взгляде слишком много жалости. И куда она меня заведёт — непонятно.

— Да как сказать.

Тигр вдруг подходит вплотную. Не касается, но смотрит так, что я задыхаюсь от переполняющих эмоций. Они слишком разные и слишком сильные, чтобы можно было остаться равнодушной.

— Вот ты, красивая, трахнулась бы за пиццу?

— Что? Нет! Конечно, нет, — вскидываю взгляд.

И встречаюсь со злым весельем в его глазах.

Никакой горечи или страданий. которые я себе навыдумывала. Похоже, эту историю он рассказывает исключительно для меня. Но зачем?

— Я тебе верю. Ты настоящая.

Он поднимает руку, тыльной стороной ладони нежно проводит по моей щеке.

Зажмуриваюсь.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — шепчу.

И замираю, когда чувствую его дыхание на своих губах. Обжигающее, с горьким ароматом алкоголя.

— Я бы тоже хотел это знать, — отвечает он тоже шёпотом. — А, заодно, на какой хрен потащил тебя в больницу. А потом потащился к тебе. И привёз тебя сюда, а теперь дохну от одной мысли, что Лерка может тебе навредить.

Широкая ладонь зарывается мне в волосы, заставляет поднять голову. А я зажмуриваюсь ещё сильнее. Как в детстве, когда если ты не видишь страха, то его нет.

— И зачем я это тебе рассказываю? — И вдруг продолжает рыком: — Отвечай!

— Н-не знаю!

Я едва не плачу от эмоциональных качелей, на которых раз за разом катаюсь благодаря ему. и открываю глаза только когда слышу смешок.

— Наверное, потому что твоё место в моей постели, — откровенно издевается Тигр.

А я шумно дышу и прикладываю руку к сердцу, когда он меня отпускает. После такого мне нужна опора, хоть какая-нибудь. Поэтому я приваливаюсь спиной к стене.

— И если тебе интересно, Вовку я не убивал. — Тигр останавливается в дверях. — Пришлось бы перестрелять полгорода тех, с кем Маша трахалась. И на его похоронах меня даже не ночевало.

— Но откуда тогда…

— А ты подумай, красивая. Ты же ещё и умная. Дам подсказку, у Остовина особо трепетные отношения с женщинами. А некоторые из них умеют очень красиво плакать.

— Но он сказал, что ты сам рассказывал, — теряюсь я.

Но Тигр бросает на меня последний взгляд и без дальнейших объяснений выходит из спальни.