Чужая. Будешь моей

Глава 6

Ничего не предвещает, когда я открываю дверь своим ключом.

Стоит войти в прихожую, небольшую, которая только и вмещает, что скамью с обувью и несколько крючков над ней, как моё тело сдаётся.

Стержень, который держит меня всё это время, расслабляется, размягчается, и с длинным выдохом я оседаю на скамью. Сил нет, даже чтобы скинуть туфли. Поэтому я откидываюсь на стену, но взгляд цепляется за простую ключницу на четыре крючка.

Мы выбирали её вместе, я и Пашка. Первая совместная покупка. Мне хотелось, чтобы эта ключница олицетворяла мир, покой и любовь, которые будут царить в нашем доме.

Дура.

Как будто кусок дерева с вырезанными голубями может чему-то помочь.

Прикрыв глаза, пытаюсь понять, что делать дальше. В голове только одна мысль, и я пересиливаю внутренний протест, чтобы позвонить родителям.

— Мам, привет, — отвечаю тихо, когда она берёт трубку. — Это я.

— Олеся, — официально отзывается мама.

Обычно это царапает по сердцу, но сегодня мне и так было слишком больно. Эта боль не перекрывает ту, первую.

— Мам… — в горле ком. — Можно я вернусь? К вам. Мне… у меня не сложилось.

Нет ничего сложнее, чем признаваться в собственных неудачах. Особенно перед тем, кто эти неудачи обещал.

Внутренности сжимаются от страха, я неосознанно напрягаю мышцы живота, как будто жду удара. Хотя так и есть. Жду. Ведь ни один реальный удар не сравнится с ударом моральным.

И чем дольше мама молчит, тем различимее её ответ.

Она откажет. Не простит. Не захочет идти против отца, у которого обо мне одно мнение.

— Мы не можем тебя принять, — наконец, отвечает мама. — У нас гости, и нет свободных мест.

Гости. У родителей, которые даже путешествующую родню не оставляли и на одну ночь.

— Я поняла. Очень жаль.

Я тщательно контролирую вдохи и выдохи, чтобы она не догадалась, что по моим щекам текут слёзы. Зачем скрываю? По инерции. Привычке, которая день за днём твердит, что никому не интересны мои чувства.

Я думала Пашка другой, но оказалось показалось.

Мама молчит, пока в моей голове устраивают скачки глупые мысли, чтобы ей ещё сказать. А сказать нечего. Ей, видимо, тоже, раз вызов вдруг прерывается.

Сам. Без причины.

Интересно, сколько ещё я вынесу сегодня? Сколько смогу? Наверное, хватит малейшей капли, чтобы прорвать плотину чувств, за которой неизведанный горизонт моих реакций.

Ведь я не знаю, какая я настоящая. Но хочу ли узнать?

Скинув туфли, прохожу в кухню. Когда наливаю воды из графина, стекло бьётся о стекло — так дрожат пальцы. Хотя мне кажется, что я спокойна. В самом деле, что ещё страшного может случиться.

Но оказывается, что может.

В тот момент, когда стакан с глухим стуком возвращается на стол, я различаю звуки. Странные, тревожные. То громкие, то тихие, то хриплые, то визгливые.

Нет. Не мог же Пашка… вот так.

Только легко открывшаяся дверь нашей спальни подтверждает, что очень даже мог. И вполне успешно. По крайней мере, фитоняшке, что скачет на моём парне, отчего прыгает красивая грудь, заходит.

— Тебе что, на гостиницу не хватило? — выдаю со смешком.

А что? Мои границы сегодня раздвинулись настолько, что бывший парень, занимающийся сексом с незнакомой девицей на постельном белье, которое я купила только в прошлом месяце, уже не удивляет. Удивляет, зачем было копить и откладывать на постельное три месяца.

Лучше бы Наполеон поела, честное слово.

— Ты же на работе!

Спасибо, что ему хватает совести вскочить и броситься за трусами.

— То есть после того, как ты меня бросил, я должна была ехать на работу зарабатывать деньги? Может, потом ещё принести их тебе?

— Было бы неплохо, — кривится Пашка, бросая платье своей девице. — В конце концов, я столько времени давал тебе крышу над головой.

Что? Мне? Крышу над головой?

Напряжение, сковывающее меня с того момента, как он бросил, что я чучело, отпускает раз и навсегда. Мышцы расслабляются, пружина, всё это время скручивающаяся в груди, растворяется без следа. Я тихо смеюсь, понимая, что могу вдохнуть полной грудью.

Действительно, могу!

— Какого хрена тебе смешно? — рявкает Пашка.

Но остановится выше моих сил.

Боже! И это я любила столько лет? Недоделанного геймера с пивным пузом и пока ещё небольшими залысинами? Человека, который считал зарплату меньше сотни недостойной своей великой персоны? Но при этом жить за чужой счёт вполне укладывалось в его систему координат.

— Эй! Прекратила сейчас же! Что, твою мать, смешного ты нашла? Что ты страшное чучело и бревно в постели? Бревно, я сказал! — последнее Пашка выкрикивает совсем рядом, брызжа слюной мне в лицо.

Только смех всё ещё булькает внутри. Он готов вернуться от малейшего повода, и разъярённый Пашка вполне реальная причина.

— Сука! — ревёт он, словно раненый зверь.

Интересно только, чего его так накрывает, если бревно и чучело я. А он душка, мечта и трёхминутный секс-гигант.

Фыркнув, не замечаю, что Пашка заносит руку. И всё ещё, по инерции улыбаюсь, когда кулак летит мне в лицо.

Уставший за сегодня мозг до последнего не верит, что он ударит. Не в нашей спальне, окутанной ароматом цитрусовой сладости. Не рядом с кроватью, заправленной светло-серым бельём в полоску. Не на глазах девицы, которой абсолютно плевать на происходящее.

Ей. Но не Пашке.

И всё, что я успеваю — это зажмуриться.

Но секунда, другая, а удара нет.

— Говоришь не били, красивая.