Чужая земля

Глава XXIV

Весть о том, что на «Красный ленинец» самолично пожаловал полпред территориального ОГПУ, мгновенно облетела завод. Рабочие издали наблюдали за черным «паккардом» и строили догадки; секретарь партячейки Михеев со всех ног поспешил принимать гостя.

– Я к Рябинину, – не выходя из машины, через приоткрытое окошко бросил Кирилл Петрович. – Не сочтите за труд, отыщите его.

Отослав водителя «погулять», Черногоров пригласил Андрея в салон.

– Она у тебя? – помолчав, спросил Кирилл Петрович.

– Да.

– Ну и?

– Уже лучше. Вышла проведать Решетилову.

– Утром я был у Натальи в больнице, – кивнул Черногоров. – Доктора обещают, что она скоро поправится.

Андрей не нашелся, что сказать, и стал поглядывать, как комсомольцы его цеха натягивают кумачовый лозунг к седьмой годовщине Октября.

– Матери совсем худо, – еле слышно проговорил Кирилл Петрович. – Вторые сутки в горячке лежит, бредит.

Рябинин вздрогнул и недоуменно поднял брови.

– Вы же ничего не знаете… – вздохнул Кирилл Петрович. – В тот вечер Настя побежала догонять Полину, в чем была – так и выскочила… Вот… – подхватила воспаление легких, начался рецидив туберкулеза…

Рябинин собрал всю свою волю, чтобы не вспылить.

Черногоров коротко взглянул в его напряженное лицо и легонько похлопал Андрея по колену.

– М-да, наломали дров… – неуверенно пробормотал Кирилл Петрович. – Скажи Полине, пусть зайдет… Я не буду выяснять отношений… Куда уж дальше…

Состояние Анастасии Леонидовны оставалось крайне тяжелым. Лишь иногда приходя в себя, она не узнавала окружающих и чуть слышно звала дочь. Черногоров собрал целый консилиум лучших специалистов и строго-настрого приказал вылечить жену. Опытные медики осмотрели больную, долго совещались, поминутно оглядываясь на застывшего в углу хозяина, и наконец решились объявить приговор. Доктор Новичков – самый пожилой из коллегии, уважаемый в губернии специалист по легочным заболеваниям подошел к Черногорову.

– Плохи дела, Кирилл Петрович, – Новичков пожевал губами. – Готовьтесь!

Черногоров подался вперед, чтобы спросить старого врача, к чему именно надо готовиться, но будто наткнулся на невидимую стену. Он испуганно отступил и переспросил:

– Что же, ничего нельзя сделать?

Доктора, как по команде, заговорили разом. Кирилл Петрович понимающе покивал и вышел из спальни.

Он заперся в кабинете, отключил телефон и не откликался на умоляющие призывы Даши.

Едва переступив порог, Полина почувствовала неладное. Мама часто болела, иногда подолгу, к чему домашние постепенно привыкли, как к неизбежному. Сейчас все было по-другому: в доме висела гнетущая тишина; лечащий врач Чистов прошел мимо, стыдливо пряча глаза; сразу постаревшая Даша, увидев свою барышню, беззвучно заплакала и бросилась ей на шею.

Полина не узнала матери. На высокой подушке лежала восковой бледности женщина, с лихорадочным румянцем на впалых щеках. Сквозь сухие, потрескавшиеся губы вырывалось тяжелое прерывистое дыхание; вокруг глаз залегли черные тени. Полина взяла в ладони податливую руку Анастасии Леонидовны и прижала к груди. Она не могла плакать, только смотрела на ее изменившееся лицо и шепотом умоляюще звала маму.

Она не помнила, сколько просидела у постели Анастасии Леонидовны. Серые сумерки прокрались сквозь опущенные гардины, окутали мать и дочь мягким усыпляющим одеялом. Кто-то вошел в комнату и зажег ночник у изголовья кровати. Полина встрепенулась и увидела Чистова. В глазах доктора она прочла подтверждение своих страшных догадок, которые еще секунду назад с негодованием отметала прочь.

– Нет! – отшатнулась Полина. – Несправедливо…

– На все воля Божья, – грустно улыбнулся Чистов.

Эта кощунственная, как показалось Полине, совсем неуместная улыбка почему-то окончательно убедила ее, раздавила, будто огромный мельничный жернов. Полина сникла, утерла так некстати потекшие слезы и, по-девчачьи жалко шмыгнув носом, спросила:

– Скоро?

– День-другой, – пожал плечами Чистов.

Было в этом движении его плеч что-то профессиональное, докторское, безапелляционное. «Для него исход ясен и неизбежен». Полина посмотрела на маму, ласково погладила по голове, поправила подушку и осторожно положила ее руку на одеяло.

Странное, ни на что не похожее чувство охватило Полину – она впала в состояние оцепенелого ожидания. Забыв об отдыхе и пище, Полина старалась удержать то ускользающее, как теперь ей представлялось, безмятежно счастливое прошлое. Она ждала чуда и молила о нем. Полине нестерпимо хотелось вернуться назад, убежать от страшной болезненной суеты – от стойкого запаха лекарств; от приглушенного шепота врачей; от принесенного ими с улицы холода; и от голых, столь практично обнаженных Дашей половиц. Однако Полина не могла, да и не смела уйти от этих тягостных хлопот – помогала медицинским сестрам, домработнице и прачке; ходила по аптекам. В редкие минуты покоя она сидела истуканом в своей комнате, неподвижная и напряженная, готовая ко всему на свете. Единственным земным желанием Полины было, по возможности, избегать встреч – а уж тем более разговоров – с отцом.

Кирилл Петрович выходил из кабинета рано утром и в полночь. Проведав Анастасию Леонидовну и справившись у врачей, не произошло ли улучшения, он вновь удалялся к себе. Черногоров знал, что дочь находится рядом, догадывался, что его избегают, но старался об этом не думать.

На третий день Анастасия Леонидовна пришла в себя. Чистов оповестил всех домашних о снижении температуры и улучшении самочувствия.

Полина разговаривала с матерью, лелея в душе слабую надежду.

– …Вот увидишь, милая, все образуется, – ласково приговаривала Полина. – Еще немного – и пойдешь на поправку.

По изможденному лицу Анастасии Леонидовны пробежала тень улыбки.

– Нет уж, Поленька, – слабым, срывающимся шепотком проговорила она. – Не чувствую я жизни… Слабость – смертельная… Даже боль ушла…

– Глупости, мамочка! – тихо возмутилась дочь. – Сегодня ты выглядишь совсем здоровой.

Анастасия Леонидовна прикрыла глаза:

– Кирилла… позови… Могу не успеть…

Полина подала знак Даше и вновь обратилась к матери:

– Тебе не следует думать о плохом. Вот и Василь Егорыч… – она взглянула на Чистова и осеклась – доктор растерянно протирал пенсне трясущимися руками.

Сердце Полины упало.

– …Да, Василь Егорыч…

– Мы с Василием Егорычем… не привыкли… скрытничать, – прошептала Анастасия Леонидовна. – Он… мне все сказал.

Полина в ужасе прильнула к ее груди.

– Только не плачь, – перебирая волосы дочери, добавила Анастасия Леонидовна. – Послушай, схороните меня по старинке, по-христиански… Бабушка твоя меня крестила, так что… В церкви отпойте, облегчите мою и свои души… Пусть будет как у людей… Обещаешь?

Полина заплакала.

– Не убивайся, доченька, – вздохнула мать. – И еще: съезди к Надежде в Париж… Непременно… С Андреем… так лучше… И главное: прости Кирилла, не держи зла… Живи своей жизнью, а зла… не держи.

Полина услышала за спиной осторожные шаги.

– Пойди, родная, мы с папой поговорим…

Полина несколько часов просидела в гостиной, дожидаясь окончания беседы. «О чем они там?» – то и дело вскакивая, спрашивала себя она, однако, вспоминая просьбу матери, возвращалась на место. «Впрочем, о чем я? Они – муж и жена… Четверть века прожили вместе, есть о чем поговорить… Да как же это я? Разве можно? Мама обязательно поправится… Я ведь верю!»

Когда отец вышел, Полина, не раздумывая, кинулась к нему:

– Что? Как?

– Заснула, – глядя сквозь дочь, сухо ответил Черногоров.

Она не видела его несколько дней и невольно отметила, как отец переменился: потухли живые глаза, посерело лицо, в смоляных волосах пробилась тонкая седина.

– Пойду… посижу с ней, – словно извиняясь, пробормотала Полина.

– Да-да, – поспешно согласился Кирилл Петрович. – Только не разбуди ее.

«Тоже мне, эскулапы! – посетовала Полина, присаживаясь на кончик стула. – Прочат невесть что! Сейчас моя мамочка отдохнет, и все устроится, – она с придирчивой нежностью оглядела больную. – Вот, дышит ровно, тихо, как ребеночек. Спи, моя милая…»

За окном завывал ветер, бросая в окно хлопья сырого снега. Полина мечтала о том, что они с мамой сделают по ее выздоровлении. Может быть, сходят на выставку молодых художников, может, вместе поужинают в уютном кафе или просто погуляют по улицам. «А потом – наступит зима! – улыбалась Полина. – Кругом станет чисто и светло, свежо от мороза. Мамуля любит легкий морозец… В парке непременно соорудят горы, детки примутся лепить снежных баб… А под Новый год мы, как всегда, нарядим елку. И будем наряжать ее долго-долго, высматривая для шаров и хлопушек выгодные, только им предназначенные места… И свечи зажжем. Сядем в таинственной тишине, будем чудесные истории рассказывать. Мамочка их знает – жуть как много!..»

Она так увлеклась, что не заметила, как сгустились сумерки. Полина зажгла ночник и поглядела на мать: «Как она спокойна! Даже не пошевелится. Устала, измучилась, сколько сил потеряла!»

В комнату, буднично пошаркивая подошвами, вошел Чистов. Он склонился над больной и подавил короткий вздох:

– Отошла.

Полина поднялась со стула и оттолкнула доктора.

– Что вы такое говорите? – негодующим шепотом спросила она. – Я все это время слышала ее дыхание!

Полина схватила запястье матери:

– Вот! – радостно воскликнула она. – Бьется сердце!

– Это – ваш пульс, – потупился Чистов. – Я же врач, вижу. Умерла! Не теребите ее… не надо.

Полина оставила руку Анастасии Леонидовны и испуганно отступила. Она вдруг отчетливо увидела, что лицо матери приняло какое-то бесстрастное, застывшее выражение.

– Поплачьте, легче станет, поплачьте, – мягко посоветовал Чистов. – Пойдите к себе, нам с Дашей нужно приготовить покойную…

«Покойную!.. Вот и все… Неужели так просто? – промелькнуло в голове Полины. – Разве может моя мама… – и так просто?..»

Она не замечала появившихся Даши и отца. Не чувствовала, как ее вывели в гостиную и усадили на диван.

«…Просто! До банального просто…»

Резкий повелительный голос отца вернул Полину к жизни.

– …Да, Паша, – венки, лучший гроб… Неброский, но хороший…

Она решительно встала и направилась в кабинет Кирилла Петровича.

– Мама просила похоронить ее по-христиански, – сказала Полина тихо, но очень твердо.

– С ума сошла? – устало отозвался Черногоров. – Хоронить с попами члена партии, контрольной комиссии?..

– Мама. Просила. Похоронить. Ее. По-христиански! – отчеканила Полина. – И не вздумай перечить!

– Ну хорошо, – покорно кивнул Кирилл Петрович. – Твоя воля… И ее, конечно… Одна просьба…

– Что еще?

– Организуйте похороны вне города, без шума.

– Обещаю. Ваша репутация, товарищ полпред, нисколько не пострадает, – презрительно усмехнулась Полина.