Чужеземная ода

Глава 23

Я просыпаюсь от шелеста листвы дубов и холода росы на теле. Бедро болит от сна на твёрдой поверхности, а нос наполняет запах влажной земли.

«Где я?»

Моргая, чтобы отогнать сон, я сажусь, провожу руками по волосам и вытаскиваю несколько листьев и веток. Но мне всё ещё светящееся платье, а за спиной дерево, у которого мы с Десом трахались.

Дес.

Я оглядываюсь, но его нигде нет. Я потираю виски, пытаясь вспомнить, как закончился вечер и почему я теперь одна.

Где-то вдалеке хрустнула ветка.

Я замираю.

Каковы шансы, что это мой Король Ночи?

«Нулевые», — отвечает моё подсознание.

Я поднимаюсь на ноги, стараясь действовать как можно тише, хотя не очень выходит. Трудно остаться незамеченным, когда стоишь в тёмном лесу в светящемся платье. Я решаю вернуться в комнату, думая, что всё же смогу найти дорогу.

Сделав несколько шагов, я подпрыгиваю от очередного хруста сломанной ветки.

Меня кто-то преследует? И где Дес?

Как только я убеждаюсь, что иду в правильном направлении, лес, кажется, углубляется, а не переходит в заповедный сад.

Я массирую лоб. Неужели всё напутала?

Запах дыма от костров, кажется здесь сильнее, чем там, где я проснулась… Но не слышно ни музыки, ни смеха, ни звуков гуляния. Я абсолютно одна.

Позади меня шелестят листья.

Я напрягаюсь.

Может, не одна…

Я медленно поворачиваюсь.

В отдалении стоит широкоплечий мужчина с копной белокурых волос.

— Дес! — Я тут же чувствую облегчение и направляюсь к нему. Сначала иду, а потом, когда он не подходит ближе, начинаю бежать. — Дес! — Но не успеваю до него добраться, как он исчезает.

Я останавливаюсь.

«Он пришёл за тобой…» — шепчут деревья.

— Дес? — Я чувствую давление металла на горло, и краем глаза замечаю белокурые волосы Деса. — Что ты делаешь? — спрашиваю я.

Он решил так потренироваться?..

Но это не тренировка. Я чувствую злость в его грубой хватке и в том, как лезвие вонзается в плоть, словно Дес хочет разорвать кожу. Торговец скользит губами по моей скуле.

— Бойся меня, смертная, — шепчет он, — ибо я стану твоей смертью.

Дес целует меня в щеку, а затем перерезает горло.

Я просыпаюсь со сдавленным криком и хватаюсь за шею.

«Не умерла. Просто сон. Всего лишь сон».

Дес обнимает меня.

— Калли, — говорит он, видя, что я проснулась, и в его словах слышится облегчение. Он притягивает мою голову ближе. — Калли, Калли, Калли, — бормочет он скорее для того, чтобы успокоить себя, чем меня. Мы с Торговцем обнажённые лежим в спутанных простынях.

Я отстраняюсь от него, чтобы заглянуть в глаза. Он понятия не имеет, что прямо сейчас я пытаюсь заставить разум не видеть в нём угрозу. Порез лезвия казался таким реальным.

Я сглатываю. Это был всего лишь кошмар.

Я прерывисто вздыхаю, последние остатки сна улетучиваются.

— Я в порядке… всё хорошо.

Ранний утренний свет просачивается в окно нашей комнаты, солнце оживляет аромат цветов, стоящих на столиках. В какой-то момент ночью мы ускользнули в комнату, закончив здесь то, что начали в лесу. Я растягиваюсь на кровати, увлекая за собой Деса, который неохотно позволяет притянуть себя на матрас и обнять. Я не готова вставать, но не уверена, что усну вновь.

— Расскажи секрет, — прошу я.

Он играет с прядью моих волос, долгое время ничего не говоря, но, наконец, произносит:

— У моей матери были такого же цвета волосы.

— Да? — переспрашиваю я, смотря на него.

Он опускает прядь волос.

— Иногда, — признаётся он, погруженный в свои мысли, — когда на меня наваливается суеверный настрой, я думаю, что это не совпадение.

Не знаю, что он имеет в виду, но от этого признания у меня мурашки по коже. Эта женщина воспитала Деса, писец, в смерти которого он винит своего отца.

— Расскажи мне о ней… о матери.

Он притягивает меня ближе.

— Что ты хочешь знать, ангелочек?

Я рисую круги у него на груди.

— Что угодно… Всё.

— Какая требовательная, — говорит он нежно, но продолжает рассказ уже серьёзным тоном. — Её звали Лариса, и я её очень любил…

Я чувствую, как к горлу подступает комок. Дело не в его словах, а в том, как он их говорит, словно его мать создала звезды на его небе. Его грудь поднимается и опускается, когда он глотает.

— Мы с матерью всегда были вместе, с самого рождения. — Я замечаю, что он избегает упоминаний об отце. — Она была моим родителем, учителем и тем, кому можно довериться. Возможно, так не должно быть — но уверен, она не хотела, чтобы так было — но на Арестисе… нас с матерью считали странными. — Я замираю. Дес странный? И это в Потустороннем мире? — Даже по стандартам Арестиса мы были бедны, — продолжает он. — Не могли позволить себе жильё, поэтому жили в пещерах, которые я тебе показывал. И под крышей матери я должен была жить по двум строгим правилам: первое — я никогда не должен использовать свою магию, и второе — должен контролировать нрав. — Я не знаю, куда увела эта история Деса, но взгляд его становится отрешённым. На этот раз он не скрывается. — Естественно, я обошёл правила. — Торговец исказил чьи-то правила, чтобы они соответствовали его нуждам? Какой шок. — Я не владел магией, поэтому научился торговаться с магическими существами за части их магии. — Так вот откуда берёт начало склонность Деса к сделкам. У меня не было ни единого шанса выстоять. — Из-за кое-чего даже в Потустороннем мире ты станешь изгоем. Пока я рос, люди считали нас с матерью такими — она же писец и могла владеть только слабой магией, а её сын вообще ею не обладал. — У меня до боли сжимается сердце. Не ожидала услышать такого, попросив рассказать о матери. — Из-за мнения, что мы бедные и слабые, на нас охотились, — продолжает Дес. — Мама столкнулась с нехорошими людьми. Пара фейри на острове пропала после встречи с матерью. Она никогда и словом не обмолвилась о произошедшем, а я тогда не сообразил что к чему, но… без сомнения, мама что-то с ними сделала.

— А ты? — спрашиваю я.

— А что я?

— Как нацелились на тебя?

Дес улыбается, но немного зловеще.

— Никак, ангелочек. Я же обошёл второе правило матери. — Правило номер два: Дес должен контролировать нрав. — Дети фейри ничего не любят больше, чем придираться к слабым, — говорит он. — Мама не могла прекратить издевательства, и не могла помешать мне, защищаться, поэтому научила драться и как отделять эмоции от драк.

Кем была эта женщина до того, как попасть в королевский гарем, а потом стать писцом? Кто заставляет сына контролировать магию и нрав, но всё же учит драться?

— Не понимаю, — говорю я, — зачем скрывать твою силу?

Дес гладит меня по спине.

— Это вопрос на другой раз. Скажу тебе вот что — матери с не сложившейся судьбой, жестокие отцы и одинокое детство… У нас с тобой, ангелочек, очень схожие трагедии.