Цветослов советов

Богослужение

Как‑то Старец сказал мне: «Православная аскеза должна иметь место не только в монастырях, но и в миру. Молитва в храме, долгие богослужения и славословия Бога в духе любви, — это великое благословение. Ты знаешь, как сильно души терзаются страстями и какое отдохновение они получают от любви Христовой? Для меня нет ничего лучше, чем удалиться на Святую Гору, в скит, где я стал монахом, и там в уединении славословить Бога».

В первый раз я увидел отца Порфирия во время Божественной литургии и сразу же осознал, что это за человек. Его сияющий лик произвел на меня неизгладимое впечатление. Я видел его впервые и подумал, что это в порядке вещей. Он всегда был таким: светлым, с сияющим лицом… Но во время совершения литургии он просто поражал тебя своим видом.

Второе, что меня поразило, — это его манера читать молитвы и произносить возгласы. В эти моменты казалось, что он говорит с кем‑то стоящим перед ним, с тем, кто его видит.

Старец подчеркивал, что в жизни ему очень и очень помогло серьезное углубленное исследование, как сказано, упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог [100], богослужебных церковных текстов. Он очень любил богослужебные тексты, читал их, часто вслух и с выражением, пел.

Отец Порфирий говорил, что церковные песнопения являются духовным сокровищем Православия. В них наилучшим образом нашли свое отражение Священное Писание, православное предание, творения святых отцов, догматы Церкви и все ее богословие.

В храме Святого Герасима совершались замечательные богослужения. Там были хорошие псалты[101] и голос священника должен был выделяться на фоне хора. Поэтому отец Порфирий стал посещать консерваторию. Вскоре он окончил там краткие курсы, продемонстрировав большие успехи. В консерватории Старец научился игре на фортепиано, но любимым его инструментом была фисгармония.

Одно время в храме пел Спиридон Перистерис, профессиональный псалт, окончивший университет по кафедре византийского пения. Позднее он стал главным псалтом кафедрального собора в Афинах.

Священник и клирос составляли удивительную гармонию. Если иной раз какой‑либо псалт допускал ошибку, путал тропари и т. д., Старец ничего ему не говорил, не желая нарушать мирной атмосферы Божественной литургии. Однажды отец Порфирий предложил вместо себя послужить одному приезжему священнику, и произошел большой скандал. Этот иерей начал из алтаря говорить певчим: «Не этот тропарь, другой. Ищите…» Те стали искать, но так и не смогли найти. Было очень неловко. Этот случай дал возможность как главному псалту, так и его помощникам оценить деликатность и рассудительность отца Порфирия.

Многие члены известной фамилии ученых — Алевизаты — преподавали в Афинском университете. Вокруг них образовался целый кружок из профессоров и студентов. Все они были постоянными прихожанами храма Святого Герасима. Приходили в храм и преподаватели с богословского факультета, например крупный специалист по истории религий Леонид Филиппидис, который очень почитал Старца. Весь университет собирался на службу в храм при больнице. Литургия представляла собой настоящее тайнодействие. Евангельский текст в устах отца Порфирия звучал очень мелодично и наполнялся жизнью. На Страстной седмице Великого поста в Великую Пятницу никто так не читал Страстные Евангелия, как отец Порфирий. Он по данной ему благодати видел перед собой страдающего Христа, и это его потрясало. Очень часто от охвативших его переживаний его голос срывался, и он с трудом мог продолжать чтение. Однажды Старец даже был вынужден на какое‑то время прервать чтение. Его лицо было мокрым от слез.

Он сходил в алтарь умыться, попросил прощения у всех, кто был в храме, и, делая над собой большие усилия, стал читать дальше. Не лишним будет отметить, что столь сильные переживания отца Порфирия передавались и всем присутствующим в храме. Они как бы ощущали себя присутствующими в Гефсиманском саду, в Претории, на Голгофе и затаив дыхание следили за этой «Божественной трагедией». Как‑то раз на чтение Страстных Евангелий приехал один священник, духовное чадо Старца. Отец Порфирий попросил его находиться рядом с ним и быть готовым продолжить чтение, если он будет вынужден прерваться.

Во время ночного Пасхального богослужения, когда наступало время чтения знаменитого Огласительного слова святого Иоанна Златоуста, народ начинал волноваться и приходил в священный трепет. Отец Порфирий читал слово просто прекрасно — наизусть, медленно и величественно. Он любил все творения Златоуста, но это Слово особенно. Он читал его, как уже упоминалось, очень медленно, с чувством, наизусть, держа в руках один лишь пасхальный трехсвечник. Волнение народа достигало предела, когда Старец, читая слово, произносил: «Ад… огорчися, ибо упразднися» [102], и вслед за ним весь храм повторял: «…огорчися»[103]'. Неповторимые по своей трогательности священные минуты.

С каким благоговением отец Порфирий читал каждую священническую молитву, как он произносил возгласы! Все в храме должно было быть на самом высоком уровне. Невозможно перечесть, скольким священникам, монахам, певчим, чтецам Старец помог научиться петь и читать в лучших традициях нашей Церкви, — достойно величия Божия.

Недавно я был в кафедральном соборе Афин и сильно расстроился. Во время запричастного стиха, когда архиереи и священники в алтаре причащались, вокруг меня собрался целый кружок любителей поболтать. И это были не какие‑то невежды, но люди образованные. Все это в десятке шагов от Святой Чаши, представляющей пришествие Самого Христа.

Эта печальная картина напомнила мне разговор с отцом Порфирием, состоявшийся много лет назад и навсегда запечатлевшийся в моей памяти. Постараюсь передать основные положения нашей беседы. Старец был опечален тем, что верующие, справедливо требуя от священника, чтобы он молился в алтаре, сами очень часто в храме не принимают участия в общей молитве.

— Я, — говорил он, — совершаю каждение, а они даже не наклонят головы. Возглашаю: «Станем добре» [104], а они сидят. Преподаю им благословение, а они болтают между собой. Но трагичнее всего то, что я возглашаю: «Пийте от нея вси»[105], а ко Святой Чаше подходят совсем немногие. Для священника это великая скорбь.

— Нужно, Геронда, чтобы все причащались?

— Это не я говорю. Это говорит Господь: Все [106]! Или, может быть, это слово имеет еще и другое значение, которое мне неизвестно? В иерейской молитве есть следующие слова: «И сподоби державною Твоею рукою преподати нам Пречистое Тело Твое и Честную Кровь, и нам и всем людем»[107]. Конечно, здесь имеются в виду те христиане, которые не состоят под епитимией. Эти последние должны предварительно получить благословение на причастие у своего духовника.

Без Божественного Причащения, без Христа как ты оторвешься от обыденности? Ты пришел в храм и упустил важнейшее, Святые Дары, а это — все. Тебе остался лишь антидор.

Ты знаешь, что такое святой алтарь? Это самое драгоценное из того, что есть на земле. Царские престолы, президентские кресла, академические кафедры имеют меньшую ценность. Святой престол — это Неопалимая купина. Сюда нисходит Христос, здесь присутствует Святой Дух. Престол окружают святые ангелы. Вызывающее священный трепет зрелище. Много раз я боялся даже прикоснуться к святому престолу.

И, стоя перед этим чудом, ты слышишь, как прихожане, вместо того чтобы переживать исключительное Таинство, перешептываются о пустых вещах.

Кто совершает богослужение — один только священник или же иерей вместе с народом? Почему мы говорим «служение»? Как стоит в алтаре священник, так же должен стоять в храме и народ — собранно, полностью предав себя Богу. В эти минуты мы находимся уже не на земле. «Иже херувимы тайно образующей [108]. Мы находимся на Небесах, пред Святой Троицей. «Отложим попечение»[109]. Мы все являемся священнослужителями… О, что Бог удостаивает нас переживать!

Если мы верим, что перед нами совершается Великая Жертва, то должны стоять «со страхом Божиим»[110]. Мы должны плакать от счастья, что Сам Бог спускается и приносит Себя в жертву из любви к нам.

Если мы в это не верим, тогда зачем приходим в храм? Кого мы обманываем? Те, кто не ходит в храм, более искренни.

Ты бываешь в филармонии?

— Да, Геронда, я люблю послушать хороший симфонический оркестр. Там я отдыхаю.

— А ты слышал, чтобы там кто‑нибудь разговаривал? Все молчат, боятся, чтобы ничего не пропустить. Что имеет большую ценность? Музыкальные звуки, которые приносят лишь отдохновение, или же веяние Святого Духа, Который спасает?

Если король или президент государства позовет тебя по имени, чтобы ты подошел и получил от него подарок, ты сможешь повернуться к нему спиной и сказать: «Не хочу»? Почему же ко Христу, Который по премножеству Своей любви приносит Себя в жертву за тебя, ты не подходишь, но поворачиваешься к Нему спиной и вступаешь в мелочную болтовню? А ведь какой дар Он нам дает? Самого Себя!

В церкви мы молчим, пребываем собранными и беседуем с Богом…

Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Если да, то ты обязан привести в чувство и наших ближних, которые пренебрегают совершаемыми страшными Таинствами!

Да подаст нам Бог силу выдержать это Чудо.

Ведь на самом деле и священник, и прихожане должны бы были умереть, находясь так близко к происходящему на их глазах Таинству, так близко к солнцу. Но милосердный Бог являет нам Свою благость, и, послушай и ужаснись, — Он даже упокоивается в нашей ничтожности…

При этих словах из глаз Старца, этого истинного служителя таинств, полились слезы…

— После Божественной литургии ты уходишь из храма исполненный мира, который лучится из тебя, проливая свет на все, что тебя окружает. Ты несешь в себе Христа. Ты стал Богоносцем.

Все это охватывают слова одной иерейской молитвы: «Даждь нам в преподобии служити Тебе» [111].