Цветослов советов

Молитва

Старец всегда повторял, что «Бог — это все», и говорил, что без молитвы к Богу не бывает ничего. «Молитва, — наставлял он, — является матерью всех благ. Лишь бы она всегда была смиренна, совершенно лишена эгоизма и полна любви ко Христу».

Один новоначальный святогорский монах посетил отца Порфирия в Оропосе и в беседе спросил его:

— Геронда, я хотел бы услышать от Вас что‑нибудь о молитве Иисусовой. Как молиться Иисусовой молитвой? Одни говорят, что надо удерживать дыхание, другие, что надо сидеть на низкой скамеечке, опустив голову на грудь, и таким образом удерживать ум от рассеивания, и т. д. Итак, я хочу, чтобы Вы, имея опыт, сказали мне, как творить Иисусову молитву.

— Я, чадо мое, — ответил Старец, — не знаком с этими вещами. Но я знаю одну историю, из которой ты, когда я тебе ее расскажу, сам все поймешь.

Одна молодая девушка была моей духовной дочерью. Она очень меня любила, всегда во всем со мной советовалась и была очень послушна. Наконец эта девушка поступила в университет. Однажды она приехала ко мне и говорит:

— Геронда, я вчера была на именинах у своей подруги и там познакомилась с одним парнем. Я почув–ствовала к нему такое расположение, так его полюбила, что не могу его забыть. Мне бы хотелось найти его и сказать о своем желании создать с ним семью. Поэтому я и пришла к Вам, чтобы спросить у Вас совета.

— Выслушай меня, дитя мое, — ответил я. — Не впутывайся сейчас в это, иначе вся твоя учеба пойдет кувырком. Потерпи, пока не окончишь университет, а потом у тебя на это будет вся жизнь.

Она послушалась меня и ушла. Через неделю приходит снова и говорит:

— Геронда, Вы знаете, как крепко я Вас люблю. Я стараюсь выбросить этого парня из головы, но не могу. Все время думаю о нем.

Я дал ей еще несколько советов, и она ушла. Спустя неделю она снова пришла и говорит:

— Геронда, сейчас я пришла не для того, чтобы советоваться с Вами. А чтобы сказать Вам: сегодня я поеду к нему, потому что я не могу без него жить. Я его полюбила: сажусь читать — не могу, потому что думаю о нем; иду готовить — снова он стоит перед глазами. И вообще, как я ни старалась, как ни боролась, не смогла выбросить его из головы.

Видишь, эта девушка, лишь один раз увидев юношу, вложила его образ в свой ум, в свое сердце, а затем как ни старалась извлечь его оттуда, так и не смогла. Все ее старания оказались тщетными. А мы сейчас стараемся найти способ для того, чтобы полюбить Бога, Который оказал нам столько благодеяний! Я не знаю этих методов со скамеечкой, удерживанием дыхания и т. д. Мне нравится только один способ, о нем я сейчас тебе и рассказал.

К Старцу стекались люди не только со всей Греции, но и со всего мира, даже из Японии. Они приходили и рассказывали ему о своих проблемах, страхах и т. д. И всем им отец Порфирий помогал своей великой любовью, смирением, кротостью и молитвой. Главным образом, конечно, молитвой.

В одном нашем разговоре он сказал: «Есть старцы, которые, когда распрострят свои руки на молитве, могут простереть молитвенный покров над всей Грецией». Конечно же, он не говорил, имеет ли он в виду самого себя или кого‑либо другого.

Молитва была для отца Порфирия жизнью. Без принуждения, непрестанная, пламенная, умная молитва Иисусова. Слова «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» были райскими цветами, непрестанно расцветавшими на устах Старца зимой и летом, ночью и днем. Молитва была для него тем же, что и дыхание. Она никогда не прекращалась, и когда он бодрствовал, и когда спал, согласно словам пророка: Я сплю, а сердце мое бдит?[138]

Часто паломники просили Старца помолиться за них, за их близких, и он всегда обещал, что будет молиться.

Я недоумевал: как Старец может удержать в памяти сотни имен? Однажды, когда мы говорили с ним о молитве, он неожиданно повернулся ко мне и сказал: «Ты, наверное, хотел меня спросить, как мне удается в молитве не забывать столько имен? Я — человек грешный и слабый, и говорю: «Господи, помилуй Георгия, Николая, Марию, Катерину — сколько имен помню — и всех тех, за кого меня просили молиться, а я забыл их имена». И Бог, так как Он не отец Порфирий, чтобы забывать, но помнит все имена, немедленно распростирает Свою милость над всеми».

Я удивился его Божественному просвещению и спросил: «А как Вы, Геронда, молитесь обо всех этих людях?» И Старец совершенно спокойно ответил: «Вот так. Прежде всего я говорю: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя“». — «Говорите, «помилуй мя“? Но ведь они же просили Вас молиться о них, а не о самом себе», — с недоумением возразил я. Старец, видя мое непонимание, ответил: «Хорошо. Разве ты не знаешь, что если Бог не помилует меня, то Он не помилует даже и тебя? Разве ты не знаешь, что ты и я — это одно?» Простые, но очень глубокие слова, более чем глубокие. Такой глубины, что в другой нашей беседе отец Порфирий сказал, что в этом чувстве нашего единства с другими кроется таинство духовной жизни во Христе.

Позднее, читая творения святых отцов, я нашел в них, что самое великое милосердие к ближним состоит в нашем личном освящении. Читая житие святого Серафима Саровского, который говорил: «Стяжай в себе мир Божий, и тысячи людей вокруг тебя спасутся», я вспомнил слова отца Порфирия. Разве не так было и с ним? Эти его удивительные слова: «…я и ты

— это одно». Верю, что они имеют крепкую силу и дей–ствуют через Старца, который своей жизнью осуществил первосвященническую молитву Господа: чтобы они были едино[139].

«У меня был, чадо мое Анаргире, — сказал мне однажды отец Порфирий, — один очень хороший друг, иеромонах. Его благословили отправиться в Америку для того, чтобы проповедовать там слово Божие. Мы оба тяжело переживали разлуку. Но архиепископия была непреклонна в своем решении. Он должен был ехать немедленно. Так и произошло.

В день расставания мы пред Богом дали обещание молиться друг за друга до самой смерти. Уже с первого вечера после нашей разлуки я стал молиться за своего друга. Он тоже поначалу писал мне, что молится за меня. Но вскоре он стал сообщать о страшных ощущениях, которые он переживает во время сна. Казалось, что через все его тело, от кончиков пальцев ног до головы, проходит электрический ток высокого напряжения. Это случалось с ним каждую ночь. Он стал буквально комком нервов и почти потерял сон. Вначале иеромонах думал, что то, что с ним происходит, является следствием разницы в климате между нашей страной и Америкой. Но когда он увидел, что с течением времени эти явления не только не ослабели, но, напротив, усилились, то забеспокоился. Иеромонах позвонил мне по телефону и спросил, что я обо всем этом думаю. Я его успокоил, сказал, что все это пустяки, что просто он забыл о нашем обещании при расставании молиться друг за друга. «А в какое время ты испытываешь эти неприятные ощущения?» — спросил я его. И он ответил: «Вечером, когда ложусь спать во столько‑то“. — «А, вот как. Это как раз то время, когда я, смиренный, молюсь за тебя. Да будет благословенно имя Господне, Который делает так, что моя молитва достигает до тебя в Америке! Ты тоже молись за меня, потому что я грешный человек», — сказал я ему и повесил трубку».

Здесь надо заметить, предупреждая вопросы читателей, которые могут спросить, почему на вышеупомянутого иеромонаха молитва отца Порфирия производила такое действие. Согласно словам самого Старца, эти ощущения, испытываемые священником в Америке, явились результатом того, что он забыл о своем обещании молиться в условленный час. Конечно, если бы он молился в это время вместе с отцом Порфирием, то не чувствовал бы никаких неприятных ощущений.

Здесь стоит рассказать и еще об одном удивительном факте, достоверность которого несомненна. Однажды этот иеромонах ночью проснулся от холода и увидел, что дверь в его комнату открыта. Удивившись и будучи уверен, что вечером он, как обычно, закрывал ее, он встал, снова закрыл ее и лег спать. Когда спустя несколько дней он разговаривал по телефону с отцом Порфирием, тот сказал ему, что навещает его и видит, что он, вместо того чтобы молиться, спит. Иеромонах этому не поверил, рассуждая: это невозможно, чтобы Старец являлся в Америку с целью его увидеть. И тогда он услышал: «Вот, к примеру, на днях приходил я к тебе и оставил за собой дверь открытой!» Иеромонах слушал это как громом пораженный. Что он мог сказать на эти слова Старца? «Велик Ты еси, Господи, и дивны дела Твои!»

Что касается молитв отца Порфирия, то многие говорили, что они чувствовали, когда он молился за них, тишину и веселие, упокоение и радость, блаженство и мир. Они ощущали его молитву как нечто изгоняющее всякую печаль, переживания и создающее чувство защищенности и уверенности в завтрашнем дне, пробуждающее желание молиться и славить Бога. Так, госпожа Ν., которая недавно овдовела, рассказывала, что в тот вечер, когда она сообщила Старцу о смерти своего мужа, то, хотя и находилась в своем доме, внезапно почувствовала, что вся тяжесть с ее души ушла, что она успокаивается и из ее души струится тихая радость. Она перекрестилась и воскликнула: «Боже мой, разве так я должна себя чувствовать?» Впоследствии она узнала, что именно в тот час, когда она успокоилась, за нее молился отец Порфирий.

Другая женщина рассказала одному достойному доверия человеку, который и поведал нам эту историю, что, когда она просила Старца помочь ей в решении личной проблемы, он предложил ей совместно ежедневно молиться в десять вечера. Когда она сказала, что в это время не может, так как занята по дому, то он предложил вместе молиться в четыре часа утра (она у себя дома, а он в монастыре). На ее возражение, что она сама не сможет проснуться, а будильник ставить неудобно, потому что это доставит беспокойство всей семье, Старец сказал, что он сам будет приходить и будить ее. И действительно, как он и сказал, каждое утро в четыре часа она чувствовала легкое прикосновение, толчок в плечо, и понимала, что это ее будит отец Порфирий. Это извещение от Старца приносило радость, оно не вызывало ни страха, ни беспокойства.

Один наш друг рассказывал, что, когда вечером отец Порфирий за него молился, к нему приходили душевный мир и покой. Иной раз его тело становилось таким легким, что казалось, оно вот–вот поднимется над кроватью.

Бывали и другие случаи. Об одном из них Старец сам рассказывал нашему другу. Один человек был должен другому деньги. Отец Порфирий по просьбе давшего взаймы молился о нем, чтобы Бог вразумил его и он вернул долг. Молитвы Старца вызывали в нежелавшем возвращать деньги человеке постоянное беспокойство. Наконец он попросил отца Порфирия перестать о нем молиться.

Отсюда видно, что иной раз тот, за кого молился Старец, испытывал постоянное беспокойство, подобное настойчивому напоминанию. Конечно, это случалось только тогда, когда человек не исполнял того, что он должен был сделать. Но вернемся к нашему повествованию.

Не прошло и трех недель после случая с открытой дверью, как вышеупомянутый иеромонах снова позвонил отцу Порфирию и, ни много ни мало, стал горячо просить его, чтобы он прекратил за него молиться. Его молитва ночью лишала его сна, и днем он не мог нормально работать. Окружающие могли подумать, что он лентяй и безответственно относится к своему послушанию. Старец обещал выполнить его просьбу и действительно перестал за него молиться. С этого времени священник, как он сам потом сообщил отцу Порфирию, никогда больше не испытывал на себе силы его молитвы, которая доходила даже до Америки.

Необходимо сделать небольшое отступление, чтобы внести ясность в рассматриваемый вопрос во избежание превратных толкований.

Здесь скрывается великая тайна. Это тайна труда, который приносит отдохновение, и покоя, ведущего к погибели. Замечательны слова аввы Пимена Великого из «Патерика»: «Я иду туда, где есть труд, и там нахожу упокоение». И святой Исаак Сирин пишет: «Бог и ангелы Его в нужде радуются, диавол же и служители его — в отдохновении». И в другом месте: «Никто без труда не взошел на небеса». Спортсмену, желающему одержать победу в соревновании, нравится труд тренировок, потому что он стремится к награде за победу. Старец из опыта знал это и из любви хотел и своего друга, иеромонаха, привести к небесному упокоению, путь к которому лежит через эти временные труды. Он настойчиво напоминал ему о времени молитвы, как бы говоря: «Пробудись, несчастный, от сна, и давай, как обещались, помолимся вместе, и ты войдешь в таинства Божии и обретешь совсем иное отдохновение». Конечно же, тот иеромонах, рассуждая по–человечески, посчитал, что для того, чтобы быть в состоянии работать днем, он должен отдыхать ночью. Но секрет отца Порфирия заключался в том, что когда приходит благодать, тогда усталость уходит. Ведь больший труд, предпринятый ради Божественной любви, ради любви ко Владыке Христу, приносит и большую благодать. И тогда, проведя ночь в молитвенном бдении, на следующий день подвижник может, несмотря на свою телесную усталость, еще лучше трудиться на пользу своим ближним, всей Церкви. Ведь всем его трудам будет содействовать Божественная благодать. Отдохнув же и выспавшись, он будет работать один, полагаясь лишь на свои слабые человеческие усилия. Итак, поскольку тот иеромонах «не ухватил» мысль Старца и избрал, исходя из человеческой логики, иное направление, он стал похож на спортсмена, который предпочитает сон тренировкам, чтобы якобы прийти на соревнования отдохнувшим. Все понимают, что это неразумное решение. Бог в этом случае никого не принуждает, поэтому отец Порфирий, раз его предложение о совместной молитве было отклонено и его попросили «не беспокоить», отступил. Таким образом этот священник остался один. Нам неизвестно, что с ним потом стало. Полагаем, что позднее он понял смысл этих ночных напоминаний Старца и получил от этого пользу.

Эту историю рассказал мне отец Порфирий около 25 лет назад, потому что и я в то время испытывал… точно такое же беспокойство от молитв обо мне моего любимого Старца. В августе наша и еще одна семья вместе решили провести отпуск на курорте в Эдипсосе[140]. Прежде чем отправиться в путь, я поехал за благословением к отцу Порфирию. Между прочим я спросил его, может ли он что‑нибудь сказать о том, как пройдет мой отпуск. Он ответил, что отпуск пройдет хорошо, потому что он будет все время молиться за меня. Вечером того же дня мы уже были в Эдипсосе, остановились в одной хорошей гостинице, пошли в центр и совершенно забыли о молитве и вообще обо всем. Вечером мы легли спать поздно. Только я уснул, как почувствовал, что моя кровать начала сильно раскачиваться. Я подумал, что началось землетрясение, в страхе проснулся и громко закричал: «Землетрясение! Землетрясение!» — а сам продолжал лежать, крепко держась за кровать, чтобы не упасть. Тут я заметил, что никто ни в соседних комнатах, ни на соседних этажах не проснулся. Это меня еще больше встревожило. Несколько часов я провел без сна, а когда снова уснул, то все повторилось сначала. Кроме того, у меня появилось новое ощущение, как будто через мое тело пропускали электрический ток. И это повторялось неоднократно. Утром я спросил своего друга, который был врачом, и его супругу, почувствовали ли они ночью землетрясение, но они только рассмеялись. Все это повторялось каждую ночь, и мой отпуск превратился в настоящую пытку. Однажды во сне я увидел себя в церкви Святителя Николая (кажется, в Каллисии), и от иконы святого на меня изливались мириады радужных снопов божественных лучей непереносимо яркого света, вызывая во мне неописуемое божественное ликование. После этого сна я уже не мог не позвонить Старцу и все ему рассказал. «Не переживай, — сказал он. — Это я беспокою тебя своими молитвами. В котором часу ты увидел во сне святителя Николая?» Я сказал ему, в какое время это было. «Ну вот, в это время я как раз молился святому о тебе. Отдыхай, но не забывай и о молитве». Тогда я в шутку сказал ему: «Геронда, я прошу, если Вы действительно хотите, чтобы я хорошо отдохнул, тогда прекратите за меня молиться. А то мой отпуск превращается в сплошные страдания…» Старец лишь усмехнулся этим моим словам… как‑то благостно и с большой добротой. Так он хотел направить меня к духовной жизни. Но… где мне было это понять!

Мне вспомнились два последних часа, проведенных с отцом Порфирием, прежде чем он окончательно уехал на Святую Гору. Тогда мы оба были очень веселы и испытывали глубокое удовлетворение. Хорошо бы, чтобы и сейчас Старец молился оттуда, где он есть, с такой же силой! Я с благодарностью терпел бы такое беспокойство…

Каждый раз, приходя к отцу Порфирию, я всегда делал одно и то же: клал свою голову ему на колени и, ничего не говоря, молча молился о нем, о своих близких, обо всех нас. В таком положении я оставался несколько минут. А Старец, в свою очередь, клал епитрахиль мне на голову, брал ее, слегка сжимая, в свои руки, и молился вместе со мной. Часто я отчетливо чувствовал его дыхание и биение его сердца. Если иной раз я приезжал с головной болью или другими недомоганиями, то после исповеди все проходило. В этих случаях, уходя, я считал, что получил большое благословение. Когда я ехал на своей машине домой, мне казалось, что я похож на аккумулятор, хорошо заряженный благословением Старца.

Однажды я спросил отца Порфирия:

— Геронда, зачем Вы обхватываете мою голову руками?

И он мне ответил:

— Чадо мое, когда ты молишься, молюсь и я. Держа в своих руках твою голову, я беру твою душу и, показывая ее Христу, прошу Его помиловать тебя, помочь тебе, вразумить тебя и дать тебе все, в чем ты нуждаешься. И тебе, и всей твоей семье.

Отец Порфирий имел много благодатных дарований. У него были дар терпения и дар бдения. Ночами он не спал, посвящая их молитве за всех людей, и особенно — за страждущих от тяжелых болезней.

Он сам всегда говорил: «Я буду молиться, но этого недостаточно. Надо, чтобы вы соответствовали моей молитве. Потому что Бог, желая послать нам Свою благодать, должен найти нас стоящими с распростертыми руками, готовыми принять Его благодать. Исцелит Он нас от наших недугов или же попустит и дальше продолжаться испытанию болезнью, Он всегда действует, имея в виду нашу душевную пользу».

При первых встречах с отцом Порфирием я всегда волновался и чувствовал нерешительность. Как подойти, как спросить, как получить ответ? Когда Старца не было в Каллисии, либо он по причине болезни не принимал, или же только молча давал благословение, я чувствовал в душе пустоту. Мало–помалу отец Порфирий освободил меня от этой робости. Однажды он сказал мне: «Ты знаешь, я чувствую, что очень помогаю тебе, молясь за тебя». «Я очень рад от Вас это слышать, — ответил я, — потому что и я чувствую

Вашу молитву. Благодарю Вас и прошу не переставать молиться за меня. Всегда, особенно в минуты испытания, я прошу у Христа помощи Вашими молитвами и всегда чувствую, что получаю просимое». Старец просиял от радости и ответил: «Что ты говоришь, чадо мое! Ты так делаешь? Я тоже это чувствую».

В другой раз он сказал мне: «Ты знаешь, я вижу, что помогаю тебе больше своими молитвами, чем наставлениями. Я всегда поминаю тебя на молитве. Ты тоже молись за меня, грешного». Эти слова были ответом Старца на мое недовольство тем, что не удается часто с ним видеться и беседовать. «Я Вам очень благодарен, Геронда, — сказал я. — Сейчас Вы освободили меня от бремени, которое сильно тяготило меня, поскольку и Вас я отягощал. Теперь уже я не буду расстраиваться из‑за того, что не могу Вас увидеть или с Вами поговорить. Достаточно, что Вы будете молиться за меня, и тогда я получу от Христа помощь. И это будет самая великая помощь, какая только может быть».

Однажды вечером мы пришли в Каллисию. Во дворе перед кельей Старца мы увидели множество паломников, ожидавших своей очереди. Мы были последние. Когда подошла наша очередь, уже стемнело. Мы заходили к отцу Порфирию по одному, и, когда все исповедовались, Старец проводил нас до монастырской ограды. Хотя он и очень устал, но находился в приподнятом настроении. Стояла дивная летняя ночь. Легкий ветерок веял прохладой, и из‑за поросших соснами холмов поднималась полная луна.

В этом чудном месте, посеребренном бледным светом луны, который придавал всему, как живому, так и неживому, неземной вид, Старец счел удобным поговорить с нами о молитве. Он учил нас не теории, а практике. Отец Порфирий всегда учил своим примером. Нас было четверо, Старец — пятый. Он повернул нас лицом к востоку, двоих поставил справа, а двоих — слева от себя, посередине встал сам и сказал:

«Сейчас будем творить умную молитву. Сперва я буду произносить слова, а потом вы будете их повторять. Но будьте внимательны, не торопитесь и не волнуйтесь. Говорите спокойно, смиренно, с любовью, нежно».

И Старец начал молиться своим тонким, мягким, выразительным голосом: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». Он очень медленно произносил слово за словом, без всякой спешки, как бы стоя пред Христом и обращаясь к Нему. Он делал большую паузу после слова «Христе» и слова «помилуй мя» произносил с просительной интонацией. И мы всякий раз повторяли за ним молитву, пытаясь подражать ему, тембру его голоса и, если это вообще возможно, его душевному расположению. В какой‑то момент отец Порфирий перестал громко произносить молитву, только губы его продолжали шептать ее. Мы сделали то же самое. Сколько продолжалась эта наша ночная молитва? Не помню. Единственное, что помню, это охватившее меня чувство умиления, которое невозможно описать человеческими словами.

Наконец Старец прервал это божественное молчание словами: «На этом закончим нашу общую молитву. Продолжайте молиться сами. Теперь идите с Богом по домам». Когда мы удалялись, я повернул голову назад и различил в лунном свете величественный силуэт отца Порфирия. Старец стоял прямо рядом со скалами, подняв правую руку и благословляя нас.

Отец Порфирий сам много молился и хотел, чтобы его духовные чада поступали так же. Он всячески старался побудить меня к молитве и постоянно говорил мне о силе молитвы.

— Молитва, чадо мое Анаргире, — сказал он однажды, — означает беседу с Самим Богом, Который является Творцом и Создателем всего! Он Тот, Кто сотворил человека по Своему образу и подобию. Он Тот, Кто создал все, что мы видим вокруг. Наконец, Он Тот, Кто никогда не отказывается от беседы с нами, лишь бы мы попросили Его об этом. Когда бы и сколько бы мы ни обращались к Нему, Он никогда не откажет нам. Напротив, Он всегда готов с вниманием и великой любовью выслушать нас, как делает каждый добрый отец, когда его просит об этом его ребенок. Более того, Он готов и дать нам просимое, лишь бы это было на пользу нашей душе. Тебе случалось, хоть раз беседовать с кем‑либо из членов правительства? Если нет, я рекомендую попытаться. Скоро ты убедишься, что твое желание поговорить с ними так и останется одним только желанием. Никогда они не примут тебя. Максимум, что они сделают, — это отошлют тебя к кому‑либо из своих заместителей, чтобы избавиться от тебя… Напротив, Господь наш, Который есть Царь царей, никогда не отвернется от тебя, никогда не откажется побеседовать с тобой посредством молитвы. Ты понимаешь, что я тебе говорю и зачем я это делаю?

— Конечно, Геронда, — ответил я.

— Но что‑то говорит мне, что ты не хочешь этого понять. Потому что если бы ты все понимал, то ты молился бы больше.

— Молитесь Вы за меня, — сказал я.

— Я буду есть, а ты будешь сыт? — спросил Старец.

Эти слова полностью меня обезоружили.

— Послушай меня, Анаргире, — продолжал отец Порфирий. — Я тебе сделаю одно предложение. Но я хочу, чтобы ты заранее пообещал мне, что согласишься с ним и будешь ему следовать.

— Обещаю, Геронда. Я готов сделать то, что Вы мне скажете.

— Хорошо. Теперь мы будем каждый день в определенное время молиться друг за друга.

Мы условились обо всем и пообещали друг другу молиться. Определили время для молитвы — десять часов вечера. Старец, как он мне сказал, твердо верил в силу такой совместной молитвы. «Результаты совместной молитвы просто поражают, — сказал он. — Ты и сам в этом убедишься. Но я хочу, чтобы ты точно следовал нашему уговору — молиться ровно в десять, и никогда его не нарушал. И я буду делать тоже самое».

Наконец мы с отцом Порфирием подошли к стоянке автобусов. В этот раз он не позволил мне, как я обычно делал, проводить его до дома. «Нет, — сказал он, — не надо меня провожать. Поезжай домой. Мы ведь только что кое о чем договорились? Надо уже с сегодняшнего дня начинать действовать согласно уговору. С сегодняшнего же вечера. Все надо делать быстро». Я послушался. Старец сел в автобус, и я подождал, пока он не уедет. Как только автобус тронулся, я это хорошо помню, он постучал по стеклу и сказал мне: «Ровно в десять!» Как сейчас я вижу перед собой его образ, и в моих ушах звучат эти его слова. Его лицо лучилось светом и было похоже на лицо ангела. Конечно, тогда он был на тридцать лет моложе. В самом расцвете сил.

Действительно, в десять часов вечера я закрылся у себя в комнате и начал молиться. Уже с первой минуты молитвы через мое тело, от ног до головы и обратно, стали проходить какие‑то волны. Ослепительно яркий свет наполнил всю мою комнату, так что мне казалось, что я нахожусь в пламени, но этот огонь не жег меня. Вначале я сильно испугался, меня чуть не охватила паника. Но очень скоро я понял, что все эти явления отражают силу молитвы отца Порфирия. Я совершенно успокоился, и меня охватила небывалая, великая радость, мне казалось, что я уже нахожусь не на земле. Это продолжалось до тех пор, пока я не окончил молитву. На следующий день первой моей задачей было встретиться со Старцем. Я решил ничего ему не рассказывать, мне хотелось, чтобы он заговорил первым. Так и произошло. Сразу же, как я взял у него благословение, он с особым удовлетворением и с улыбкой спросил меня: «Ну что, испугался? Еще немного, и ты бы убежал без оглядки… Но я видел тебя в ярком свете, который наполнил всю твою комнату, а тебя — ликующим и поднимающимся все выше и выше, как бы желая достигнуть Престола Господня! Ты видишь, какой силой обладает такая совместная молитва? Продолжай молиться, и ты еще не раз меня вспомнишь». И действительно, я помню его. И буду его помнить не только в этой, но и в будущей жизни. Потому что с течением времени все эти явления, происходящие во время молитвы, стали еще более интенсивными, их уже невозможно описать.

Хорошо бы, чтобы Старец и сейчас молился вместе со мной. Мне больше бы ничего не было нужно. Да, пусть будет так, пусть будет так…

В октябре 1990 года я находился не в лучшем духовном состоянии по причине различных проблем и тяжелых искушений, которые на меня обрушились.

Не имея сил даже молиться, как ни странно это звучит, в течение нескольких дней вместо молитвы я только говорил: «Боже мой, я грешник и не знаю, как говорить с Тобой». Я вспоминал и отца Порфирия, который не раз говорил мне: «Знаешь, Никое, сколь велик дар, который дал нам Бог, — право общаться с Ним каждый час и каждое мгновенье, в каком бы состоянии мы ни находились. А Он будет слушать нас. Это наше самое большое сокровище. Поэтому мы и должны любить Бога».

Находясь в таком состоянии духовного кризиса, я, вместе с тремя моими друзьями, отправился к отцу Порфирию. Первыми к Старцу зашли мои друзья, а я был последним.

Как только я вошел, отец Порфирий говорит мне: «Садись, грешник». Когда он мне так сказал, я сразу понял, что он все это время следил за ситуацией, в которой я оказался.

Несмотря на то что Старец, отягченный многими болезнями, лежал на кровати, он нашел в себе силы встать. Он, казалось, немножко нервничал. «Никое, скажи что‑нибудь другое. Не надо все время говорить: «Я грешник, я грешник». Беседуй с Богом по–другому. Твори молитву Иисусову. Разве ты не понял, что это было искушение, которому ты не смог противостать?»

Как‑то раз у меня возникло желание помочь одним людям в решении их серьезной проблемы, которую заметил Старец, в то время как они ничего о ней не знали. Но я боялся, что они меня могут неправильно понять, обидеться и в конце концов вместо пользы мое вмешательство принесет им лишь духовный вред. Я высказал свои соображения отцу Порфирию, и он ответил мне: «Не говори с ними на эту тему. Они наверняка обидятся, станут осуждать тебя и таким образом согрешат. Однако не проявляй к ним и равнодушия. Помогай им на расстоянии своей молитвой. Тогда они не претерпят никакого духовного ущерба и от твоей молитвы получат большую пользу, чем от твоих слов». Я последовал совету рассудительного Старца, и это принесло мне покой.

Меня всегда поражал тот факт, что отец Порфирий посвящал все свое время либо только молитве, либо работе — опять‑таки с молитвой. Я видел, как он разговаривает со мной, звонит по телефону, ест, пьет воду, растапливает печь, делает другие дела, и понимал, что он, занимаясь всем этим, непрестанно молится. Как он учил молиться других, так прежде всего научился молиться сам.

Однажды он сказал мне: «Где‑то стоит электрогенератор, а здесь в комнате есть лампочка. Но если мы не нажмем на выключатель, то останемся в темноте. Есть Христос, и есть наша душа. Но если мы не нажмем на «выключатель», то наша душа не увидит свет Христов и останется в сатанинской тьме». Все видели, что душа Старца днем и ночью была озарена светом Христовым, потому что его молитва являлась «выключателем», обеспечивающим непрерывную духовную связь между «электрогенератором» и «лампой».

Систематическое занятие умной молитвой предполагает, согласно учению отца Порфирия, во–первых, наличие опытного старца, который будет наблюдать за учеником; а во–вторых — свободу подвизающегося от эгоизма, злопамятства, неприязни, своеволия, тщеславия и подобных страстей. Старец особо подчеркивал необходимость совершать переданные нам святыми отцами богослужебные последования Божественных служб. Его наставление «Непрестанно твори Иисусову молитву» обращено ко всем нам. Но здесь надо иметь рассуждение: это наставление не предполагает отмену церковных последований. Также не надо думать, что, сказав несколько раз: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», мы сразу же чего‑то достигнем.

Некоторым людям, которые, как видел Старец, хотели «выучиться» умной молитве из эгоизма, чтобы потом хвастаться этим перед другими или же втайне

упиваться самовосхвалением, что вот они упражняются в высшей молитве, он советовал вообще не заниматься умной молитвой. Отец Порфирий приводил много примеров, когда люди заболевали, поскольку начинали заниматься Иисусовой молитвой «по плану», используя различные «методы», делая молитву самоцелью, вместо того чтобы смиренно просить Бога о том, чтобы Он их помиловал. К молитве нельзя подходить со счетной машинкой. Она должна сама лететь из души. Молящийся не может за ней уследить, она изливается из него подобно тому, как льются слезы у человека, охваченного умилением, без какихлибо специальных усилий. Конечно, к молитве мы должны приложить труд, но он не должен быть насильственным, принудительным. Необходимо создать соответствующую атмосферу. Почитайте какую‑либо духовную книгу, покадите ладаном, попойте духовные песнопения, зажгите свечку, сосредоточьтесь. Будем благодарить, славословить, просить Бога — и все это просто, ненасильственно, в простоте сердца[141].

Однажды я попросил Старца подсказать мне, как молиться, и, если это возможно, открыть, как молится он сам. Он ответил немедленно…

— Ты за что принимаешь молитву? Думаешь, она — это блюда, которые тебе приносят по заказу? Или что это лекарство, которое тебе выдают по рецепту? Я тебе уже говорил, чтобы ты искал только лишь спасе–ния своей души. Стремись стать наследником вечного Небесного Царствия. А все остальное предоставь Богу. Напомню тебе еще раз слова Евангелия: Ищите прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам [142]. Разве тебе этого недостаточно? Если недостаточно или если тебя это не удовлетворяет, тогда ограничься умной молитвой. Для меня в словах «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя» заключено все. Несомненно, больше, чем для тебя. Надо лишь произносить их с верой, всецело отдавшись молитве. Во время молитвы помышляй о том, что ты предстоишь распятому Христу. Слушай еще: когда ты будешь молиться, обратись своим умом сюда, ко мне. Я пойму, что ты думаешь обо мне, и буду молиться о тебе вместе с тобой. Это самое лучшее. Так я тебе и советую молиться.

— Геронда, но Вы же ничего мне не объяснили.

— Я тебе все подробно объяснил. Ты просто неправильно понимаешь. А знаешь почему? Потому что ты отделяешь себя от остальных людей. А это совершенно неправильно. Как мы любим самих себя, точно так же должны любить и наших ближних. Я люблю весь мир так же, как самого себя. Поэтому не вижу причины, чтобы говорить: «Господи, Иисусе Христе, помилуй нас», а не «помилуй мя»[143]·. Ведь я и мир — это одно! Так же говори и ты: «Помилуй мя».

«Обращаясь к Богу, чадо мое, мы должны иметь вид не сержанта, отдающего приказы ополченцам, а смиренного раба. Мы должны умолять, наш голос должен быть полон мольбы. Только тогда он достигнет Престола Божия. И Бог, подобно нежно любящему отцу, исполнит нашу просьбу и ниспошлет нам Божественную благодать и дар Святого Духа».

«Когда ты молишься, молись не только за одного себя. Говоря «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя“, почувствуй рядом с собой все твое братство, всю Церковь во всех уголках земли, воинствующую, живую нашу Православную Церковь, а также и торжествующую, совершенную нашу Церковь. Все мы пред Богом являемся одним целым. И мы, и те, кто будет жить после нас, до конца веков».

«Только по Божественной благодати два человека могут действительно составить одно целое. Творя молитву, они могут таинственным образом соединиться, хотя на деле будут находиться в километрах друг от друга. Это единство приносит великую радость. Мы можем составить одно целое, если будем жить таинственной жизнью во Христе, не говоря одни только слова о любви. Тогда соединение происходит без усилий, посредством таинственной жизни во Христе, посредством любви. Тот, кто любит, посылает «добрую

силу». Она струится обильно, но мягко, кротко, подобно «шелесту листвы», как об этом пишется в Ветхом Завете [144]. Я очень рад, что нашел это слово. Ты можешь научиться посылать «добрую силу» другому, и тот станет ближе к тебе, хотя сам не будет знать почему».

Один брат провел много времени, упражняясь в молитве Иисусовой: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя», следуя наставлениям, изложенным преподобным Никодимом Святогорцем[145] в книге «Невидимая брань».

Однажды он пришел в храм Преподобного Герасима, в котором в то время служил отец Порфирий.

«Послушай, чадо мое, — сказал ему Старец, — прекрати заниматься молитвой Иисусовой по этой книге и делай так, как я тебе сейчас скажу.

Оставь место своего сердца, перейди во внутренний центр своей головы и прямо там говори: «Господи, Иисусе Христе, Сыне и Слове Бога живаго, помилуй мя“, с великой тихостью, кротостью и мягкостью. Не пугайся различных образов, которые будет представлять тебе лукавый. Неспешно проговаривай слова, хорошенько вникая в их смысл. Представь, что твоя голова похожа на колокол, язык которого во время звона с силой ударяет по внутренней поверхности черепной коробки. Тогда внешние помыслы лукавого не могут войти внутрь, будучи изгоняемы, и ты получаешь от этого великую пользу. Не придавай значения различным образам, которые ты увидишь, не набрасывайся на них, чтобы оттолкнуть, но мирно и кротко продолжай творить молитву Иисусову». Затем Старец сам три раза произнес: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». Но то, как он это сделал, его голос, полный невыразимой сладости, так поразили брата, что он подумал: «Невозможно, чтобы Бог после такой молитвы не помиловал этого человека».

Конечно, этому брату поначалу было трудно перейти к новому способу молитвы, которому его научил отец Порфирий. Но он старался и не оставляет попыток освоить его, надеясь, что когда‑нибудь у него все получится. В ежегодном журнале святогорского монастыря Григориат за 1978 и 1979 годы он прочитал, что существует восемь видов Иисусовой молитвы, и тот, которому научил его Старец, был одним из высших.

Однако не следует забывать, что вышеприведенный разговор велся с конкретным человеком, находящимся на определенном уровне духовного развития. Другим людям отец Порфирий давал другие наставления. Подобного рода советы Старца носят сугубо личный характер и не подходят для общего руководства.

Один брат долго и усердно занимался Иисусовой молитвой. Однако он постоянно жаловался мне на то, что однажды отец Порфирий запретил ему молиться так, как он привык, и благословил совершать обычные молитвословия по богослужебным книгам. Иисусовой же молитвой он разрешил ему молиться не больше десяти минут в день.

Прошло семь или восемь лет. Однажды этот брат вез на своей машине Старца из Каллисии в Афины. По дороге им встретилась одна знакомая женщина, и отец Порфирий велел остановиться, чтобы подвезти ее. Он заговорил с ней и стал расспрашивать о ее отце, который стал монахом, как он поживает, как его здоровье.

Закончив разговор с женщиной, он обратился к брату и сказал:

«Знаешь, ее отец, став монахом, начал много молиться. Лукавый воспользовался этим, и монах, по вражескому действию, начал испытывать ощущения великого наслаждения и другие различные чувственные состояния. Ты помнишь, как несколько лет назад я запретил тебе заниматься Иисусовой молитвой? Ну так вот, враг тогда был уже готов поймать в эту же сеть и тебя». После этих слов отца Порфирия брат почувствовал к нему горячую благодарность и прекратил жаловаться мне на его запрет.

«Когда мы находимся в благодати Божией, тогда наша молитва становится чистой.

Непрестанно молись, и днем, и ночью, даже когда лежишь в постели».

«Каким бы уставшим ты ни был, никогда не забывай вечером перед сном прочитать повечерие»[146].

Другому брату отец Порфирий сказал:

«Когда ты днем сильно устаешь на работе или утомишься, занимаясь Иисусовой молитвой, вечером прочитай только Трисвятое. Тебе этого достаточно».

Один брат рассказывал мне:

«Однажды я вернулся из области страшно уставшим и от работы, и от поездки и вечером не стал читать повечерие, прочитал только Трисвятое и лег спать.

На следующий день я заехал в больничный храм к отцу Порфирию. Когда я вошел, он, обращаясь ко мне, сказал: «Ну вот, вчера ты сделал вид, что устал, и не прочитал повечерия. Больше никогда так не делай»».

Однажды мы спросили отца Порфирия: как можем мы, живущие в миру, среди суеты, переживаний и, можно так сказать, в безумном течении современной жизни, встретиться со Христом?

И Старец поведал нам следующий случай из своей жизни.

Когда он был назначен настоятелем храма Святого Герасима при Афинской поликлинике, недалеко от площади Омония, то в первые дни у него возникали трудности при совершении богослужений. Прямо напротив храма располагался магазин, где продавали пластинки для граммофонов. Владелец магазина, чтобы привлечь покупателей, все время включал музыку. Динамики работали на полную мощность, и отец Порфирий с трудом это выдерживал. Дошло до того, что, несмотря на то что Старец очень хотел этого назначения, он был уже готов отказаться от своего нового прихода.

Отец Порфирий, как он делал всегда, на протяжении всей своей святой жизни, не стал следовать своему первому желанию. Смиренно, с усердными молитвами он стал просить Бога, чтобы Тот открыл ему Свою волю.

После трех дней поста и молитв в углу храма Старец нашел тетрадь, забытую там сыном члена приходского совета, который готовился к поступлению в университет. Там были записи по физике. Эта тетрадь (дивны дела Твои, Господи) дала Старцу ответ на его вопрос.

Листая ее, он натолкнулся на записи, посвященные звуковым волнам. Внимательно читая написанное, отец Порфирий подумал: если бросить в озеро маленький камень, то вода придет в движение, пойдут круги. Но если рядом бросить большой камень, то от него тоже пойдут круги, еще больше. Они полностью заглушат круги от первого камешка.

Это было ответом, который Старец ждал от Бога. На следующий день он постарался сосредоточить все свои душевные и духовные силы на молитве и на совершении Божественной литургии. И тогда «круги на воде», которые он вызвал в своем уме и сердце, поглотили «круги на воде» от граммофона и пластинок. Больше они не беспокоили Старца и не отрывали его от совершения Божественной литургии.

Мы знаем, что такое монашество, что такое равноангельная жизнь, из книг и патериков. Но мы видели эту жизнь и в центре Афин, у отца Порфирия. Открою вам следующее. Все те годы, когда я с ним встречался, у меня всегда оставалось такое впечатление, что я видел перед собой ангела. Ангела во плоти. Он был образцом монашеского жительства, равноангельной жизни, которые он, вместе с умной молитвой, принес в Афины. Замечательно, что отец Порфирий не считал, что Иисусова молитва является уделом одних лишь монахов, но был уверен, что ее могут творить и миряне. Когда к нему кто‑нибудь приходил, он ненадолго отрывался от всего, уходил в себя и творил молитву «Господи, Иисусе Христе…». Вся его жизнь была непрестанной молитвой.

Когда отец Порфирий говорил об Иисусовой молитве, его лицо озарялось детской радостью. Своим слабым голосом, очень внятно, он, радостно взмахивая в такт рукой, медленно, разделяя каждое слово, говорил: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». На одной из наших бесед о молитве он сказал: «Мне Бог даровал благодать, чтобы я много упражнялся в этом делании». Деланием он называл сердечную молитву. «Это делание приносит большую пользу всем верующим. Оно очищает душу и удерживает ум». Почти во всех беседах он обязательно говорил и о молитве. Позднее, когда Старец переехал в Милеси, в Оропос (еще до того, как были окончены первоначальные постройки исихастириона), он мечтал отвести там специальное место и посвятить его этому деланию.

Старец советовал мне с молитвой преодолевать все проблемы, пока они не разрешатся. Он говорил: «Молись спокойно, доверившись любви Божией и промыслу Божию. Не переживай и не изнуряй себя на молитве».

Он просил меня молиться и о себе, чтобы Бог даровал ему терпение в перенесении болезней, от которых он сильно страдал.

В одно из своих посещений Старца я вспомнил и процитировал ему отрывок из беседы святителя Иоанна Златоуста о молитве. «Как ночная молитва апостолов Павла и Силы отверзла двери темницы, — говорил святитель, — точно так же и ночная молитва христиан отверзает двери неба». Услышав эти слова, Старец обрадовался. «Это прекрасно, — сказал он мне. — Где ты нашел эти слова, чадо мое? Перепиши эту беседу полностью и принеси ее мне. Ты знаешь, это так и есть. На ночных молитвах и бдениях так и бывает, как говорит святитель Иоанн Златоуст. Когда ты просыпаешься ночью, не переворачивайся на другой бок, чтобы снова заснуть. Встань, опустись на колени перед распятием и святыми иконами и помолись смиренно и с любовью. Полчаса, пятнадцать, десять, пять минут, сколько можешь. Ты получишь от этого великую помощь. Ходи и на ночные службы».

Старец ничего не сказал мне о своей ночной молитве. Но как я узнал от его близких, он, не читая беседу Златоуста о молитве, каждую ночь осуществлял его предписания. Кроме того, отец Порфирий, условившись со многими своими духовными чадами, создал большую группу людей, молящихся вместе, в определенный час, каждый вечер. Это единство в молитве Старца с его духовными чадами таинственно соединяло их всех со Христом и друг с другом и очень помогало им в жизни.

Вечернее время, с десяти до десяти часов пятнадцати минут, отец Порфирий назначил временем «встречи и знакомства» для своих духовных чад. Он велел нам, где бы мы ни находились, в это время всегда творить молитву Иисусову: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя». Он говорил: «Пусть одни из вас находятся на Крите, другие на Пелопоннесе, третьи в Салониках, четвертые в иных местах Греции и даже в других странах мира, но если все молятся, то мы все вместе встречаемся в молитве, охватывая своей молитвой всех, даже тех, кто не молится».

Теперь, когда Старца телесно уже нет на земле, давайте мы все, как его духовные чада, так и те, кто не был с ним знаком, держаться этой его прекрасной заповеди, которую он дал, когда был рядом с нами. А отец Порфирий, пребывая на Небесах, смотря и наблюдая за нами, ниспошлет нам всяческую, как духовную, так и вещественную, помощь, в которой мы так нуждаемся. Велико его дерзновение пред Богом.

Старец в качестве средства для разрешения всех проблем советовал обращаться к молитве. Один человек жаловался ему, что он часто страдает бессонницей. Отец Порфирий рекомендовал ему лекарство — молитву. Тот последовал его совету и совершенно излечился от своей бессонницы. Кроме того, он стяжал нечто куда более важное: хорошо усвоенный урок -— молиться при всех своих трудностях.

Во время одной из наших встреч Старец сказал мне: «Почему Бог советует нам непрестанно молиться? Может быть потому, что Он хочет, чтобы мы стояли перед Ним «навытяжку»? Нет, Бог этого не хочет. Бог хочет, чтобы мы получали пользу. Он знает, что когда мы, подобно ангелам, по своему собственному желанию, славословим Его непрерывно, день и ночь, тогда наша душа действительно отдыхает, потому что это приносит нам истинную пользу».

Однажды я спросил отца Порфирия: «О чем лучше мне просить на молитве?» Старец ответил: «Ни о чем. Бог лучше тебя знает, что тебе больше всего нужно. Непрестанно твори молитву Иисусову».

Другой раз я, забыв об этом ответе, задал отцу Порфирию тот же самый вопрос. Он мне ответил: «Проси Христа о том, чтобы Он сделал тебя достойным Своей любви». Я понял, что эти два его кратких ответа да‑ли мне драгоценное наставление: достаточно непрестанно молиться, не беспокоясь о словах молитвы. Достаточно слов Иисусовой молитвы. Бог не нуждается в том, чтобы я извещал Его о своих нуждах. Он несравненно лучше меня знает их и стремится их удовлетворить, потому что любит меня. У меня нет задачи извещать Бога о своих нуждах с целью умолить Его показать любовь ко мне, которая и так очевидна. Моя задача состоит в том, чтобы отвечать своей собственной любовью на любовь Божию, чтобы эта любовь стала взаимной. Тогда решатся все мои трудности. Проблема не у ниспосылающего, а у принимающего, который, чтобы полюбить Христа, должен следовать Его словам: Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня[147].

Старец мне как‑то раз сказал: «Всегда молись Богу. Все хорошее исходит от Бога: и жажда молитвы, любви, смиренномудрия, покаяния, и стремление к добру. Всякий раз, когда ты чувствуешь в душе желание пойти поисповедоваться, обращайся к своему духовнику. Это очень хорошо». Из этих слов я сделал вывод: все хорошее, для меня и для других, я должен ожидать только от Бога. Оно приходит посредством молитвы.

Отец Порфирий еще сказал мне: «Проси в молитве от Бога, чтобы на тебе свершилась Его воля. Это принесет тебе большую пользу, чем все другие твои просьбы».

На протяжении многих лет меня беспокоила одна сугубо личная проблема. И поскольку ее решения у меня не было, я не переставал спрашивать о ней Старца. Каждый раз, когда я с ним встречался, мы, пусть даже и немного, но говорили о ней.

Отец Порфирий, конечно же, всякий раз, как мы затрагивали волнующую меня тему, старался успокоить меня. Вместе с тем он давал свои собственные объяснения и даже оправдания той массе препятствий, которые сводили на нет все мои усилия по разрешению этой проблемы.

Однако я не соглашался с этими оправдывающими обстоятельства, объяснениями Старца, они меня не удовлетворяли. Результатом нашего несогласия были долгие беседы о моей неразрешенной проблеме. Несмотря на серьезные и очевидные доводы отца Порфирия, я не только ни разу с ним не согласился, но, напротив, имел дерзость возражать, говоря: «Геронда, сколько Вы меня ни уговаривайте, я все равно с Вами не соглашусь».

Это очень печалило Старца, но это не значит, что я печалился меньше его. Напротив, я могу хоть под присягой заявить, что в своей печали я чуть не дошел до отчаяния. И этому было оправдание: у меня была огромная личная проблема, и разрешить ее, казалось, было совершенно невозможно.

Отец Порфирий, будучи исполнен Божественной благодати, видел мое отчаяние, но он видел и мое настойчивое стремление к разрешению проблемы, в котором, я не преувеличиваю, появилась даже некоторая требовательность, чего раньше не было. То есть я дошел до того, что уже больше не просил Бога о решении моей проблемы, но требовал от Него этого. Вместе с тем я требовал от Него и объяснений… почему Он медлит. Безусловно, вам это покажется странным, безрассудным. Но, к сожалению, так было.

Старец, учитывая все это и прежде всего мои неразумные требования, хотел меня вразумить и вернуть в правильное устроение. Поэтому однажды он предложил мне вместе с ним прогуляться по лесу, чтобы «размяться», как он сказал, намекая на то, что большую часть времени ему приходится вести сидячий образ жизни. Но, как оказалось, не это было целью нашей прогулки, или по крайней мере не только это. Когда мы шли среди сосен, он заговорил о величии Божием, о котором свидетельствует сама природа, всё, от малых кустов до огромных деревьев.

— Ты бы мог мне сказать, сколько иголок на этой сосне? — спросил он, указывая на стоящее перед нами дерево.

— Миллионы…

— Да, миллионы, но мне хотелось бы знать поточнее.

— Чтобы сказать Вам точнее, их надо пересчитать.

— Ты никогда не сможешь их пересчитать, даже если потратишь на это всю свою жизнь. Не только потому, что они неисчислимы, их миллионы, как ты правильно заметил, но еще и потому, что их количество постоянно меняется. Пойми, то, что ты и я никогда не сможем узнать, Бог знает, Ему не надо сидеть и считать, как мы поступили бы в данном случае. Ему известно число иголок не только на этой сосне, но и на каждом дереве, сколь бы большим или маленьким оно ни было. Но самое главное, что Он следит и заботится о листочках–иголочках со времени их рождения и до их смерти. Он знает даже, когда какая иголка упадет на землю. Также Ему известно и количество волос на твоей голове, на моей, и на голове любого человека. От Него не скроется падение ни одного волоска, более того, ни один волосок не выпадет без Его соизволения.

Если Богу известны такие маловажные детали, — продолжал Старец, — как количество листьев на деревьях и количество волос на голове каждого человека, более того, если Он проявляет Свою заботу о них, то возможно ли, чтобы Ему не была известна твоя проблема и чтобы Он оставался к ней равнодушным? Конечно же нет! Тысячу раз нет! Следовательно, о чем это говорит?

— Я не знаю. Вы, Геронда, скажите, что это может значить?

— Зачем мне об этом тебе говорить? Почему бы тебе самому об этом не поразмыслить и не сделать выводов? Ты человек ученый, сын священника, вырос в Церкви, твой папа, отец Иоанн, — это святой человек, каждый день он учил тебя нашей святой вере, ты прочитал столько книг, столько лет ты являешься моим духовным чадом, и тебе неизвестно, что может означать, если Господь отказывается дать нам то, о чем мы Его просим?

Наступило молчание.

— Итак, послушай меня. Когда Бог не удовлетворяет нашу настойчивую просьбу, это значит или что Он не дает нам просимого, имея в виду нашу же собственную пользу, или что мы не знаем, как и когда надо Его просить. Бывает, что одновременно имеет место и то, и другое.

Что касается первого случая, то никто не знает, почему так происходит. Ибо непостижимы пути Господни! И тут я умолкаю.

Что же касается второго случая, о нем я могу тебе сказать очень много.

Во–первых, когда мы чего‑то просим у Бога, то должны делать это без настырности, не говорить: «Я хочу этого сейчас». Потому что такое наше поведение не только недопустимо, но и является выражением большой непочтительности к нашему Творцу. Кто ты такой или, если хочешь, кто я такой, чтобы требовать чего‑либо от Бога, и более того, требовать в определенные сроки?

— Но, Геронда, во–первых, мои просьбы не были требованием, а во–вторых, я не говорил о сроках. Вы это сами прекрасно знаете. Решение моего вопроса затянулось…

— Об этом я тебе и говорю, о причине, по которой разрешение твоей проблемы затягивается. Когда мы хотим попросить чего‑либо у Бога, то какое‑то время кротко с молитвой обращаемся к Нему. Если мы видим, что Он не исполняет нашу просьбу, тогда и мы перестаем Его беспокоить. Чем больше мы о чемлибо просим, тем дальше удаляется от нас просимое. Поэтому мы перестаем просить. И когда мы уже забудем о своей просьбе, она исполнится, и мы даже не будем знать, как это произойдет. Потому что Бог ничего не забывает. Он принял нашу просьбу, хранит ее, и когда сочтет, что настало время, исполняет ее. Поэтому мы не должны настаивать на своих просьбах, требуя от Бога их исполнения, чтобы Он сделал так, как мы хотим, и тогда, когда мы хотим. Настойчивость в этих случаях противопоказана. Вместо пользы она принесет только вред. А когда настойчивость сопряжена с упрямством, когда человек решительно настроен не отступать со своей просьбой, как, например, в твоем случае, тогда можно ожидать всего чего угодно, только не положительных результатов. Вообще, чадо мое, я хочу, чтобы ты понял, что мы не должны настаивать, пытаясь изменить волю Божию, потому что мы так хотим, и более того, потому что мы хотим этого прямо сейчас. Когда мы хотим чего‑то достичь, то должны к этому стремиться, но все‑таки оставлять все на волю Божию. В противном случае, чем больше мы стремимся достичь желаемого, тем дальше оно от нас удаляется. Это подобно нашей тени. Как бы быстро ты ни бежал, ты никогда ее не догонишь. Потому что чем быстрее ты будешь бежать, тем быстрее она будет от тебя убегать.

Ты понял, чадо мое, что я тебе сказал относительности настойчивости?

— Понял, Геронда, но не могу с Вами согласиться…

— Тогда я приведу тебе другой пример, и ты со мной согласишься.

Возьмем кувшин с узким горлышком, в которое ты едва можешь просунуть руку. Вот ты опускаешь в него свою руку, сжимаешь ее в кулак и пытаешься вынуть ее обратно, не разжимая. Сколько бы ты ни старался, тебе это не удастся. Ты можешь настойчиво пытаться вытащить руку и день, и месяц, и целые годы. Но все будет напрасно. Однако как только ты разожмешь кулак, сразу же сможешь с такой же легкостью вытащить свою руку из кувшина, с какой и опускал ее туда.

То же самое происходит и с твоей проблемой. Чем настойчивее ты пытаешься приблизить ее решение, тем дальше оно от тебя отдаляется. Запомни следующее. Если хочешь разрешить свою проблему, то прекрати настаивать на ее скорейшем решении. Богу известны твои трудности. Ты изложил Ему свою просьбу, и Он примет решение. Спокойно с верой жди от Него ответа. Если ты так поступишь, то решение будет положительным. Если же будешь продолжать настаивать, как ты сейчас делаешь, тогда результат будет отрицательным. Я советую тебе прекратить заниматься этой своей проблемой, если хочешь, чтобы ее решением занялся Бог.

— А как же, Геронда, слова: Просите, и дано будет вам… стучите, и отворят вам.[148] Разве они не подходят к моему случаю? Если я прекращу стучать в двери Божии, то как же Он мне их откроет? И если, опять–таки, я перестану Его просить, то как Он даст мне просимое?

— Все зависит от того, как ты будешь стучать, чтобы Он открыл тебе, и как просить, чтобы Он тебе дал просимое.

Если, к примеру, ты будешь стучать в дверь нагло, с угрозой, то будь уверен, что тебе ее никогда не откроют. А если и откроют, то не жди от хозяина любезного приема, скорее всего тебя вытолкают в шею. Напротив, если ты будешь стучать в дверь кротко, как воспитанный человек, то тебе ее широко откроют, и хозяин с радостью примет тебя и все устроит так, как ты пожелаешь.

То же самое происходит и тогда, когда ты у кого‑либо что‑то просишь. Если ты просишь нагло и дерзко, тогда ты никогда не получишь просимое. Тогда как если просишь кротко и вежливо, тогда немедленно получаешь то, что тебе нужно.

Все это, и даже еще в большей степени, применимо и в отношении к Богу. Он ни от кого не принимает ни давления, ни наглости, ни тем более угроз. Было бы странно, если бы было наоборот.

Итак, ты видишь, что недостаточно только лишь стучать в двери Божии, но мы должны знать, как правильно стучать, если хотим чтобы нам когда‑нибудь открыли.

Когда мы просим Бога о чем‑либо, важно не количество просьб, а то, как они подаются.

— Тогда, Геронда, почему Вы не просите Бога, чтобы Он удовлетворил мою просьбу? Ведь Вы знаете, как надо стучаться в Его двери, знаете, как надо Его просить, и имеете пред Ним великое дерзновение.

— Потому что, дитя мое, я не хочу принуждать Бога и тебе этого не советую. Никогда своими молитвами не принуждай Бога решать твои проблемы. Но проявляй большое терпение, жди, и ты увидишь, какую пользу это тебе принесет.