Старец уже с детских лет сподобился получить от Бога много дарований. Он обладал великим даром глубоко чувствовать человеческую греховность. Отцы Церкви помогают нам понять, что человеку не просто признать свою греховность. Грешником себя сознает тот, кто познал то, что Бог открыл ему в общении Своей любви.
Отец Порфирий поражался тому, как много чудес открыл ему Бог. Его духовная высота явствует из его чувства собственного ничтожества. Очень трогательно он говорит о себе в одном из своих писем: «Я чувствую, что я самый грешный человек на свете… Я чувствую, что у меня много грехов, и прошу всех, кто знал меня, молиться обо мне, потому что и я, пока был жив, с великим смирением молился за вас».
Кроме великой любви отец Порфирий обладал еще и великим смирением. Однажды он сказал мне: «Я хочу тебя отругать». — «За что, Геронда?» — спросил я. «За то, что ты рассказываешь обо мне, о моих дарованиях. Я не желаю, чтобы ты об этом говорил. Все это даровал мне Бог в надежде, что я оценю Его дарования и стану лучше. Чадо мое, я боюсь, что на Страшном суде скажу: «Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? И не Твоим ли именем бесов изго–няли? И не Твоим ли именем многие чудеса творили?«И Господь мне ответит: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня[155]».
Великое смирение Старца проявилось и в том, какое место он избрал для своей кончины. Чувствуя приближение смерти, отец Порфирий отправился на Святую Гору, чтобы умереть там, вдали от мира, и таким образом избежать почитания, которое ему оказывали в миру. Обладая столь великими дарованиями, он жил очень смиренно и смиренно умер на Святой Горе.
Однажды я услышал критические замечания об отце Порфирии в некоторых «духовных» кругах и был этим очень огорчен. В одно из своих посещений Старца я вдруг невольно заговорил об этом, но тут же спохватился и замолчал. Старец проявил живой интерес к моим словам и, ничуть не смутившись, сказал: «Продолжай, продолжай, расскажи, что обо мне говорят. Я хочу это знать не из любопытства, но для того, чтобы увидеть, где я ошибаюсь, и исправиться». Из этих слов я понял, что для отца Порфирия не существовало проблемы личной обиды, то есть по сути — гордости. Он смиренно признавал свои ошибки с тем, чтобы их исправить на пользу ближним и во славу Божию. Поэтому замечания в свой адрес он принимал с радостью. Ответом Старца его критикам были его распростертые объятия. В тот день он мне сказал: «Ты знаешь, ко мне приходят различные люди, — из братств «Зои», «Сотирос», «Ставрос», других христианских организаций, а также миряне, люди, равнодушные к вере, и даже совсем неверующие. Я их не разделяю, но на всех смотрю одинаково и всех одинаково люблю». Старец не вступал в споры со своими критиками, но противопоставлял им свою смиренную христианскую любовь.
Был день ангела отца Порфирия. Мой друг находился в келье Старца, когда тот по телефону принимал поздравления от одного знакомого священника. «Что делать мне, грешному? — говорил отец Порфирий. — Сколько я нажил себе хлопот с посетителями. Одни называют меня пророком, другие святым, третьи еще как‑то. Что же это происходит? Однажды Бог заберет меня на небеса и скажет: «Ну‑ка, иди сюда, ты, который изображал из себя на земле святого и тебя считали чем‑то вроде святого Нектария и других святых». Что я, несчастный, тогда Ему отвечу?» Здесь уместно привести слова одного афонского монаха о Старце. Он сказал: «Отец Порфирий был святым, потому что по великому своему смирению он искренне верил, что он не святой».
Однажды я спросил у отца Порфирия, можно ли мне кратко законспектировать наши с ним беседы. Он ответил очень мягко: «Нет совершенно никакой необходимости записывать то, что я тебе говорю. Все, что я говорю, есть в Евангелии. Внимательно читай Евангелие, и ты увидишь, что в нем все это написано».
Старец чувствовал себя самым грешным человеком на свете! И когда, по своей прозорливости, он прозревал дивные и замечательные вещи, то говорил своим близким:
«Я рад, что Бог дал нам эту возможность побеседовать с вами и что Он избрал меня, грешного и негодного, чтобы через меня рассказать вам об этих вещах. Потом я размышляю о том, что Бог открыл мне и что я говорил, и радуюсь».
Телефонный разговор с отцом Порфирием:
— Почему, Геронда, Бог разрешает людям несправедливо нас обижать? Разве это правильно?
— А кто ты такая, что можешь судить Бога? Прошу тебя, немедленно повесь трубку.
Наш телефонный разговор на следующий вечер:
— Добрый вечер, Геронда.
— Как я рад, что ты мне позвонила! Я очень ждал твоего звонка, чтобы попросить у тебя прощения за вчерашнее.
— Вы, Геронда… попросить у меня прощения? Да это я должна упасть к Вам в ноги и просить у Вас прощения за то, что так сильно вчера Вас огорчила.
— Я хочу попросить у тебя прощения за то, что велел тебе вчера повесить трубку. Ты знаешь, когда ты звонила, у меня был один несчастный, который хотел покончить жизнь самоубийством из‑за каких‑то проблем в отношениях с его девушкой. Он стоял на коленях, и я не хотел, чтобы он так и ждал, пока я буду говорить с тобой по телефону.
Очень трудно, практически невозможно передать на бумаге то, что я почувствовала в тот момент, и что чувствую даже сейчас. Поэтому единственное, что я могу сказать, и полагаю, что этого более чем достаточно, это что когда святые просят прощения у недостойных, это похоже на то, когда Христос стучит в ваши двери. Только люди, достигшие в меру полного возраста Христова[156], как говорит нам апостол Павел, могут просить прощения даже тогда, когда ответственность за проступок целиком лежит на других.
Однажды Старец сказал мне:
— Бог дал тебе много дарований. Он наделил тебя редкими дарами. Что ты должен чувствовать? Постоянно благодари Его и смиряйся в Его любви.
Проси Бога даровать тебе святое смирение. Не то смирение, когда говорят: «я последний», «я смиренный». Это сатанинское смирение[157]. Святое смирение является даром Божиим. Слышишь? Даром, наградой, а не результатом наших собственных усилий. Ты подготовь себя и проси у Бога этот святой дар. Не говори: «У меня есть такие‑то недостатки». Ничего не говори. Трудись, считай себя за ничто, а все остальное предоставь Богу.
Подвизайся, чтобы еще здесь, на земле войти в Нерукотворную Церковь Божию.
Однажды я сказал отцу Порфирию:
— Геронда, я не могу работать вместе с этим братом… он постоянно ропщет.
— Чадо мое, в тебе есть эгоизм. Ты это знаешь? Отсюда все твои беды.
— Я это знаю, Геронда, эта страсть у меня с детства. Помолитесь, чтобы Бог даровал мне в сердце смирение.
— Когда в сердце есть святое смирение, тогда оно все видит по–доброму и живет в Нерукотворной Церкви Божией уже сейчас.
Но это не то смирение, которое заключается в смиренных словах, и не то, о котором мы думаем, что мы его достигли. Святое смирение является Божиим даром душе. Его дает Бог, когда найдет чистое сердце, готовое принять его. Тогда душа с благодарностью взирает на Бога и устремляется к Нему.
Итак, ты не говори: «Он постоянно ропщет, он все время ворчит, он гневается» и т. д. Не говори: «У меня с ним нет никакого контакта и никогда не будет».
Это не выход из положения. Это не по–православному, не по–христиански. Поступая так, ты далеко отстоишь от любви Божией, ты отделяешь себя от благодати Божией, потому что ты отделился от твоих братьев.
Наоборот, не замечай их слабости, не подражай их немощам, так ты станешь единым с ними в совместных послушаниях. Что они хотят делать и как хотят… Так хотят? Хорошо, так. По–другому? По–другому. Так рушатся стены, отделяющие нас от наших братьев. Так мы соединяемся со Христом.
Чем ближе ты каждый день соединяешься со своими братьями, тем глубже таинственно входишь в любовь Христову.
Старец, будучи истинным врачом, видел не только мои телесные немощи. Еще больше он переживал о моих бесчисленных духовных недостатках и заботился о том, чтобы я приобрел смирение. Однажды вечером отец Порфирий позвонил мне в больницу, а непосредственно перед его звонком одни супруги, мои пациенты, пришли и долго, горячо меня благодарили за лечение. Отец Порфирий сказал: «Георгий, это Геронда. Мы с тобой вместе пойдем в ад. Мы услышим: Безумный! В сню ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?[158]» Я прервал его: «Что мы имели в этой жизни, Геронда? Машинуразвалюху, пустой счет в банке и наши несбывшиеся мечты?» Старец ответил немедленно: «Что ты такое говоришь? Разве не говорят тебе люди: «Какой Вы хороший врач, как Вы нас любите, как заботитесь о нас, не берете лишних денег…«И ты все это принимаешь, проглатываешь. Ну вот, ты и теряешь свою награду. Точно так же поступаю и я. Мне говорят, что у меня есть «дарования», что я могу дотронуться до человека и сотворить чудо, что я святой. А я, слабый и безумный, все это принимаю. Поэтому‑то я тебе и сказал, что мы вместе пойдем в ад». — «Ну, раз так, то давайте пойдем вместе, — ответил я. — Вместе пойдем в ад». Вешая трубку, Старец сказал: «Я с тобой говорю серьезно, а ты всегда шутишь. Дай Бог нам обоим доброго покаяния».
Однажды я спросил отца Порфирия: «Геронда, какая разница между послушанием и смирением?» Старец с улыбкой ответил мне: «Это одно и то же». Действительно, когда мы оказываем непослушание воле Божией, не слушая советов духовника, можем ли мы серьезно верить в то, что мы смиренны? Можно ли умертвить свившее в нас себе гнездо чудовище превозношения иным оружием, кроме как послушанием воле Божией? Образец смирения явил нам, грешным, безгрешный Богочеловек, Который, по виду став как человек, смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной[159].
Я всегда с величайшим благоговением слушал убедительные отеческие слова отца Порфирия и реально ощущал его любовь и заботу о нас. Он никогда меня не хвалил, напротив, говорил: «Ты виноват. Мо–лись о своих братьях. Молись Богу, чтобы Он даровал тебе святое смирение и дар любви к Нему». Не помню, чтобы я когда‑нибудь возражал Старцу. Однажды я подумал, что отец Порфирий несправедлив ко мне в решении проблемы, о которой мы с ним говорили. Он мне тогда сказал: «Ты не прав», в то время как я считал, что поступаю правильно. Старец понял мои сомнения и сказал: «Ты прав, но у тебя нет прав. Христианин никогда не бывает прав. Он всегда должен считать виноватым самого себя». Быть правыми свойственно сынам века сего. Так ты никого не будешь осуждать.
Потребность в душевном отдохновении, которое обретаешь рядом со святыми людьми, двенадцать лет назад привела меня к отцу Порфирию. Одна из его духовных дочерей представила меня Старцу:
— Геронда, я привела к Вам моего директора по гимназии.
Я невольно возразила:
— Зачем упоминать о должностях? Здесь я просто Панайота. Этого достаточно.
Удивительно, но Старец был очень доволен. Он повернулся ко мне, глубоко–глубоко заглянул в мои глаза и рассмеялся подобно невинному младенцу.
— Ты правильно сказала. Мария не понимает, что Богу ничего этого не надо. Мы приближаемся к Нему посредством добродетелей.
Я села рядом с отцом Порфирием, открыла ему свое сердце, и он меня внимательно слушал. Он держал меня за руку, и мне казалось, что он молился. Взяв у него на прощание благословение, я уезжала со слезами на глазах.
Еще много раз я приезжала к Старцу. Когда у меня были трудности, я устремлялась туда, чтобы обрести покой и получить помощь. У меня всегда была твердая уверенность в том, что по молитвам отца Порфирия Бог исполнит любую его просьбу.