Глава 20

В этом году осень выдалась затяжная, а зима никак не торопилась брать в руки бразды правления. Лишь в середине декабря выпал первый снег. Да и то — скудный, скупой. Скромные сиротливые снежинки опускались на землю неуверенно и медлительно, будто стеснялись. А некоторые и вовсе не долетали до земли — таяли в воздухе, словно передумав ложиться на холодную, грязную землю. Те, что оказалась менее гордыми, растаяли уже на следующий день, превратившись в грязь. Мерзкая для декабря погода.

К счастью, уже в двадцатых числах стукнули морозы, и выпал настоящий, декабрьский снег. Город тут же обрадовался, оживился, засуетился, готовясь к встрече Нового Года. На городских рынках начали появляться первые сосны, а в магазинах появились множество разнообразных елочных украшений, гирлянд, хлопушек, да и просто всяких новогодних безделушек. Тут и там слышались взрывы «бомбочек». Одним мальчишкам я едва не надавал по ушам — эти засранцы баловались тем, что бросали эти «бомбочки» под ноги прохожим. Не всем, конечно, а выборочно. Вот так они посчитали забавным посмеяться над молодой женщиной, что никак не решалась пройти мимо них, так как они швыряли эти свои взрывашки буквально перед ее носом. Я крикнул им, чтобы убирались подальше, не то лишатся ушей, да и рук тоже.

В общем, вокруг царила волшебная, предпраздничная атмосфера.

Но только не в нашем доме.

— Лучше бы я уехала тогда в Лос-Анджелес, — с горечью сказала Илона во время очередной нашей ссоры. К слову говоря, скандалы стали частыми гостями в нашей молодой семье. Я вынужден часто и подолгу отлучаться из дома, ничего не объясняя жене. Она же понимает все по-своему. Я, естественно, ничего не говорю ей ни о Виталии, ни об Ане, которую он до сих пор удерживает, пряча неизвестно, где, и используя как средство манипулирования мной. — Лучше бы сделала аборт, и уехала.

— Ну, так и надо было! — в сердцах выпалил я. Мои нервы и без этого не пределе, от того, что мой мозг постоянно и систематически выносится ее заботливым дядей. Мысль Виталия о том, что от ребенка желательно избавиться, переросло в навязчивую, маниакальную идею. Он одержим, и я начинаю думать, что и в этом случае, он руководствуется собственными, скорее всего, корыстными интересами. Меня поражает, насколько циничным может быть человек, когда дело касается наживы.

— Что? — Илона подняла на меня взгляд, отложив в сторону какой-то модный глянцевый журнал. — Что ты сказал?

— Я сказал, что надо было избавиться от этого ребенка, чтобы сейчас не пришлось ныть, сокрушаясь о том, что не сделала этого раньше, — грубо ответил я.

— Ах, вот как ты заговорил, — Илона сощурила глаза, — теперь, когда мы женаты, и я никуда от тебя не денусь! Только зря ты думаешь, что можешь обращаться со мной, как тебе вздумается! — со злостью прошипела она. — Ты пропадаешь неизвестно где, притом, что у тебя нет работы. И кстати, насчет работы, почему ты ушел от дяди? Он что, мало платил тебе?

— Это наши с Виталием дела, — процедил я сквозь зубы, сдерживая себя, чтобы не наорать на беременную жену, — и тебя они не касаются.

— Да, конечно, как же! А на что ты планируешь содержать семью? На пособие по инвалидности?

— Заткнись! — не выдержал я. Как она посмела указывать мне на мой физический недостаток? Как она могла ударить так подло по наболевшему месту? — Ты знала, за кого идешь замуж. Ты ведь уверяла и меня, и Виталия, что достаток для тебя не имеет значения? Ты говорила, что вполне согласна довольствоваться тем, что я могу предложить тебе? Что, уже передумала? Надолго же тебя хватило!

— У тебя слишком скудные представления о достатке, — хмыкнула Илона, — если для тебя иметь небольшой домик в деревне, и заезжий автомобиль это предел мечтаний. А я, говоря о том, что неприхотлива, никак не имела в виду, что согласна жить в нищете!

— Ты и не нищенствуешь. Ты понятия не имеешь, что такое бедность, нужда, и тем более — нищета! И да, я горжусь тем, что купил дом, потому что заработал на него! Вкалывая на твоего дядюшку, я заработал столько, что могу позволить себе не работать какое-то время. Илона, сейчас не самый легкий период в моей жизни. Я не могу рассказать тебе, но в одном ты можешь быть уверена — это никак не связано с тобой.

— Я нашла в твоем телефоне кое-что, — поникшим, бесцветным голосом произнесла Илона. — Это было в сохраненных заметках. Ты еще искал в поисковике значение этого препарата. Я тоже заинтересовалась, и вычитала, что эта дрянь вызывает сокращения матки. Ответь мне, для чего тебе понадобилась эта информация?

— Сперва ответь ты, зачем копалась в моем телефоне, — сказал я.

— Это уже не имеет никакого значения! — почти завизжала она.

— Ты роешься в моем телефоне, ищешь в моем шкафу скелеты, вынюхиваешь, выискиваешь что-то, требуя объяснений, а сама в это время и думать не думаешь о том, чтобы поделиться со мной своими секретами. Так вот, теперь ответь ты мне — когда ты собиралась рассказать мне о своих проблемах с психикой? Когда у нас родится больной ребенок? Или же, если бы повезло, и по счастливой случайности, он родился здоровым, без видимых отклонений, ты и дальше продолжала бы отмалчиваться?

— Это Виталий рассказал тебе о моей проблеме? — с дрожью в голосе спросила Илона. Она выглядела так, будто с нее прилюдно сорвали платье, обнажив то, чего она не хотела бы никому показывать.

— Да, — признался я.

— Это случилось после гибели родителей, — начала рассказ Илона бесцветным, монотонным голосом, — да, я впала в депрессию и употребляла психотропные препараты. Ну, так и что с того? Разве это должно теперь повлиять на наши отношения?

— Подожди, разве… разве эта проблема у тебя не с детства?

— Что? Нет, конечно! — фыркнула она. Ну, вот, приехали. Теперь я не знаю, кому верить. Виталию я не доверяю по понятным причинам — потому что он урод редкостный, но и Илоне, теперь, тоже не особо-то верю. — Зачем Виталий рассказал тебе? Не понимаю, — пробормотала она так, словно разговаривала сама с собой. — Что он еще тебе говорил? — оживилась она, и уставилась на меня, ожидая и требуя ответа.

— Ничего больше. А что, есть еще секреты?

— Зачем ты интересовался тем препаратом?

Ну, вот. А я уже надеялся избежать вопроса. Что же ей ответить? Что ее дядя, съехавший с катушек, настойчиво требует, чтобы я убил нашего с ней ребенка? Что я и сам не уверен, что хочу, чтобы он родился, поэтому согласился на эту мерзкую авантюру с подменой лекарств и купленным доктором? А суть плана заключается в том, что Виталий пригласит для Илоны знакомого врача, и тот пропишет ей кое-какие витамины. Конечно же, их проколют пару дней, чтобы не вызвать подозрений, ну, а потом — вместо витаминок сделают инъекцию этого препарата, вызывающего схватки.

— Я хотел знать, как это все происходит, да и можно ли вообще что-то сделать на таком сроке.

— Ты… Ты… — Илона задохнулась от злости. — Ты просто больной урод! — выпалила она срывающимся от ярости голосом.

Нет, дорогая, это твой дядя больной урод, а я беспозвоночная амеба, выполняющая все его требования. К тому же, я еще и трус, который боится проблем. Вот кто я.

— Ты скрыла от меня, что больна.

— Что бы это изменило? — почти с истерикой спросила Илона. — Тебе было бы проще сбежать? Мол, разбирайся сама со своей беременностью! Так?

— Нет, нужно было сказать гораздо раньше, когда до этого еще не дошло.

— А кто ты такой? — завелась моя жена, и я почувствовал, что надвигается буря. — Почему я должна была выворачивать наизнанку перед тобой свою душу?

— А кто я для тебя теперь? — тоже стал закипать я. — Кто я для тебя, если ты и сейчас предпочитаешь быть скрытной от меня? Да, я не хочу, чтобы этот ребенок появился на свет, потому что опасаюсь, что он будет не таким, как все! Я боюсь, что он родится больным, и я не хочу страдать, глядя на то, как страдает он. Вот почему я решил, что уж лучше пусть его не будет.

— Но почему? Почему ты думаешь, что он должен родиться больным? — Илона успокоилась, и ее голос стал тонким, и каким-то даже жалобным.

— Наверно, потому что, подозреваю, что психотропные вещества плохо влияют на плод! — завелся я.

— Сергей, — ласково позвала меня она, а затем встала и подошла ко мне, и, взяв мое лицо в ладони, заставила посмотреть на нее, чего я не хотел делать, так как был зол. — Посмотри на меня, — попросила она. — Я не принимаю никаких лекарств. — Илона тихо засмеялась, — я даже курить бросила, когда узнала о своем положении.

Я посмотрел на нее. Лицо Илоны сияло, а в глазах стоял блеск, какого никогда не было раньше. Возможно, это навернувшиеся слезы, а возможно, нечто другое, что исходит изнутри женщины, женщины, которая должна стать матерью. Глядя в эти глаза, невозможно не поверить в искренность сказанных слов.

— Я… Я надеюсь, это так и есть.

— Я ходила вчера в клинику, — Илона отошла, и мечтательно улыбнулась, то ли мне, то ли сама себе, собственным мыслям. — Врач, который проводил УЗИ, сказал, что никаких отклонений нет — сердечко бьется ровно-ровно, правда быстро. Но это, как сказал доктор, от того, что он волнуется. Дети, оказывается, все чувствуют, представляешь? — она засмеялась, и я невольно улыбнулся. — Я волнуюсь, и он волнуется тоже. Так вот, врач сказал, что все хорошо — сердечко здоровое, и другие органы тоже развиваются как положено, — Илона улыбнулась шире, и, посмотрев на меня, счастливо добавила: — У нас будет здоровый сын, Сергей!

Эти слова, и то, с каким благоговейным восторгом произнесла их Илона, изменили все. Какое это счастье — иметь здорового ребенка! И я не позволю никому отнять у нас это счастье. Я придумаю, как разобраться с Виталием. Я найду способ найти на него управу.

«Но ведь у тебя есть еще Аня, — зашептал мне мой внутренний голос, — и она в опасности! Ты подвергаешь ее опасности!»

Да, сохраняя жизнь своему ребенку, я рискую жизнью своей сестры.

«Не сестры! — снова запел внутренний голос, но уже с другой — дьявольской ноткой. — Не сестры!»

Да, не сестры. Но я люблю Аню, кем бы она ни была мне. Я люблю ее, пусть и непонятной даже мне самому, любовью.

Господи, как мне поступить?!

Загрузка...