Весна скромно и застенчиво стучалась в окна моросящим дождем. А за окном стояла не по-весеннему холодная погода. Хотя нужно ли ждать иного от марта? Но все же погода больше напоминала позднюю осень, нежели раннюю весну.
Я нехотя вышел из дома. В такую погоду вообще никуда не хочется выходить, а уж тем более — идти в полицейский участок. Сегодня очередной допрос по делу смерти Виталия. В ту ночь, когда мы с Аней сбежали, этот псих, видимо, пустил себе пулю в висок. Вот что за выстрел я слышал, выбегая из дома.
В ту ночь, а вернее, раннее утро, нам удалось добраться до города благодаря тому мужчине, что подобрал нас. У Ани было сильное переохлаждение и обморожение ступней второй стадии. В больнице она провела больше месяца, я чуть меньше. И я, и Нютка схватили воспаление легких. Но мы выжили, и это главное. Для Ани кошмар уже почти закончился, а вот для меня, кажется, еще нет. Еще необходимо доказать, что это не я прикончил Виталия. Дядя Саша обещает помочь, но дело, говорит, серьезное. Очень трудно доказать мою невиновность, тем более, что никто ничего не видел и не слышал.
Наши с Илоной отношения окончательно свелись на «нет», и вскоре нас ждет развод. Моя жена никак не может поверить в смерть дядюшки, а еще она совсем не верит, что я его не убивал. Эту дуру никак не смущает тот факт, что ее родственник длительное время тиранил и меня, и мою сестру, это помимо того, что он занимался преступным бизнесом, но зато подозрения касательно моей непричастности в его смерти сводят ее с ума. Она едва ли не головой об стену билась, в истерике доказывая мне, что я редкостный негодяй и двуличный мерзавец. Вот я однажды и высказал ей все, что думаю и о ней, и ее родственнике. Так мы и решили, что развод неизбежен.
— Привет, Сергей, — вздохнул дядя Саша, когда я вошел в его кабинет. — Подожди немного. Следователь сейчас занят. Посиди пока, подожди его.
— Хорошо, — ответил я, и послушно присел на стульчике рядом с рабочим столом дяди Саши. — Дядя Саш, — осторожно обратился я к нему, так как мужчина был занят, копошась с бумагами, — а как вообще обстоят дела? Что говорит следователь?
— А? — растерянно переспросил он. — Ах, это… Скажу честно, ничем не могу тебя порадовать. Свидетелей нет, эти клоуны, что были там с вами в ту ночь, говорят, что слышали выстрел, когда ты был в доме.
— Они лгут! — возмущенно воскликнул я. — Я уже вышел, когда Виталий застрелился!
Дядя Саша лишь пожал плечами, и у меня начало складываться подозрение, что и он мне не верит.
— Может, они просто не видели, как ты выходил. Ты говоришь, они в машине сидели?
— Вроде да. Я только помню, как Нютка выбежала ко мне, а потом мы пошли пешком искать помощь.
— М-м-м, — пробормотал дядя Саша.
— Почему бы не спросить Аню? Она все подтвердит!
— Конечно, она все подтвердит, на то она и сестра. Аню обязательно допросят, но ее показания не будут иметь достаточной силы, понимаешь. Тем более, что она тоже была в машине в тот момент, а значит, ничего не могла видеть и знать. Все бы ничего, но дело осложняют отпечатки твоих пальцев на пистолете.
— Я же уже рассказал, зачем брал его в руки, я ведь не отрицаю этого, — устало сказал я.
— Да, но это не снимает с тебя подозрений, — вздохнул дядя Саша. — Поверь, я очень хочу тебе помочь, но дело, действительно, очень серьезное.
— Сколько мне дадут? — прямо спросил я.
— Надеюсь, до этого не дойдет.
— Но все же?
— Я не знаю, это будет зависеть от многих факторов — таких, как например ваш конфликт, и похищение Виталием твоей сестры.
— То есть, это может сократить срок?
— Я же говорю, будем надеяться, что до сроков не дойдет.
Ага, как же, а сам едва ли не напрямую говорит, что я безнадежен. Я тяжело вздохнул. Еще и этот следователь будет клепать мне мозг. Не успел я подумать о нем, как он нарисовался на пороге.
— Пришел? — спросил он дядю Сашу, будто и сам не видел, что я в кабинете. Вот кто-кто, а он абсолютно не верит в мою невиновность, и это очень плохо. Он всячески будет копаться в деле, выискивая доказательства, чтобы уже железно предъявить мне обвинения. Ну, вот, почему он даже слушать ничего не желает, когда я пытаюсь рассказать ему все, как было на самом деле? Неужели моя история настолько неправдоподобна? Ведь вскрытие подтвердило, что у Виталия была саркома, и справки есть. Тогда почему мне не верят? Почему не считают, что человек может просто сдаться, устав от болей и страданий?
— Проходи, присаживайся, — сказал мне следователь, когда мы вошли в его кабинет. — Итак, вы по-прежнему не признаете своей вины? — сходу начал он, не замечая скачков в обращении ко мне. Интересно то, что он всегда так общался — прыгал с «вы» на «ты», и наоборот. Признаюсь, это нервировало меня. Создается впечатление, что человек не может определиться — уважать ли тебя, или уже не скрывать своего презрения.
— Я не убивал Виталия… Виталия Николаевича.
— А почему вы называете его по имени? Вы что, были приятелями? — в тысячный раз задал этот вопрос следователь. Я тяжело вздохнул. Кто бы только знал, как я устал твердить одно и то же, по сотому кругу отвечая на одни и те же вопросы!
— Нет, мы работали вместе. Вернее, я работал у него.
— Кем?
— Помощником.
— А в деле говорится, что вы совместно вели бизнес.
— В вашем деле ошибка.
— Не в «вашем», а в твоем! — психанул он. — В твоем деле! Ты знал, что Романов планировал покушение на убийство Князева Игоря Владимировича? — снова перешел он на «ты».
— Нет.
Господи, только бы им не было известно о том, что я крал информацию с компьютера главбуха! Но как им может быть известно? Если только Нютка сдала бы меня, но она не сдаст.
— Значит, не знал. И о том, что Виталий Николаевич занимался похищением девушек и принуждением их к занятию проституцией, вам тоже не было известно? — обратился он ко мне уже на «вы». Он не понимает, что это раздражает?
— До поры до времени, — ответил я, и, поймав недоуменный взгляд следователя, пояснил: — Не знал, до поры до времени, пока моя сестра не оказалась у него.
— Ее он тоже удерживал у себя силой?
— Вам же должно быть известно!
— Отвечай на вопрос.
— Да.
— И заставлял заниматься…
— Нет! — повысил я голос, но поняв, что зря, уже спокойным голосом продолжил: — Он шантажировал меня, использовал мою сестру как средство манипулирования мной.
— Вот как? Очень любопытно.
Нет ничего любопытного, — хотел я сказать, но промолчал.
— Да.
— И что же он хотел от вас?
«От вас». Ну, вот, опять.
— Чтобы я отказался от его племянницы — своей жены.
— У вас был с ней роман?
— Да.
— Почему Романов не хотел, чтобы вы женились на его племяннице?
— Откуда я… Я не знаю. Это бы у него спросить, но он нам уже не скажет.
— Острите, — заметил следователь, и мне захотелось отрезать себе язык. Хотя чего уж там? Все равно…
Уже все равно.
— Он считал, что я слишком беден.
— Понятно. Но вы все-таки женились…
— Да. Против его воли. Это имеет отношение к делу?
— Все имеет, если я спрашиваю, — грубо ответил он.
— Илона ждала ребенка, — признался я, опасаясь, что следователь сочтет, что я убил Виталия из корыстных побуждений.
— Ага, — протянул он. — Расскажите еще раз, как вы оказались в родительском доме Романова.
— Нас привезли туда его люди. В ту ночь, Аня танцевала в его клубе, по принуждению… И я был там…
— Вы знали, что Аня будет танцевать?
— Нет, не знал. Я пошел в клуб, чтобы напиться. Мы с моей женой поругались, и…
— Понятно. В клубе вы увидели сестру, и… Что было дальше?
— Дальше я попытался увести ее.
— Увести?
— Да, увести, забрать оттуда! Нас задержали его люди, и…
— Чьи люди? Романова?
— Ну, конечно. О ком мы сейчас говорим? Да, они схватили нас, затолкали в машину.
— Это случилось в клубе?
— Нет, уже на выходе, нам удалось выбежать, но уехать мы не успели.
— Вы были не одни? С вами был ваш друг — Павел Алексеевич.
— Да, но Пашке удалось уехать, а вот мы с Нюткой не успели.
— Вы с вашим другом пришли в клуб вместе?
— Нет, я пришел туда один.
Дальше я рассказал о том, что Пашка знал, что Аня помогает полиции, рассказал, что Аня передала Пашке компромат на Виталия, и в подробностях поведал о том, что именно происходило в доме Виталия. Этот нудный, дотошный разговор длился еще примерно минут сорок, а затем следователь сообщил, что до суда я побуду пока на свободе, под подпиской о невыезде.
— Благодари за это Александра Петровича! — бросил он мне.
Итак, дело передают в суд, который состоится через два месяца.