— Подсудимый, встаньте! Вам предоставляется последнее слово. Вам есть, что сказать? — голос судьи доносился до меня откуда-то издалека. Я поднял на него бессильные, уставшие от бессонных ночей и, не скрою — нередких слез, глаза.
— Я не убивал, — тихо и безнадежно сказал я.
Я знал, что меня осудят. Я, по слезным мольбам Ани продал свой дом, чтобы нанять хорошего адвоката, но все без толку. По-моему, он и сам знал, что проиграл это дело, хотя и поддерживал меня до последнего, мол, не волнуйся, все под контролем.
То время, что длилось заседание присяжных, казалось мне вечностью, и я уже желал лишь одного — чтобы это все скорее закончилось. Не важно, в мою ли пользу. Я старался не смотреть в ту сторону, где сидели Аня с Пашкой. Слишком уж тяжело мне было смотреть и на Пашку, и тем более, на рыдающую Нютку.
И вот, наконец, оглашение приговора: «Никитина Сергея Александровича признать виновным…»
Дальше я уже не слышал. Голова моя закружилась, а уши словно набили ватой. Сквозь звуковую завесу я слышал лишь рыдания Ани.
— Не переживайте, Сергей, — услышал я голос своего адвоката. — Мы подадим на апелляцию. Еще не все потеряно. Будем бороться!
Я хотел ответить ему, чтобы шел куда подальше. Будем бороться! Понимает ли он, что я пережил? Что для меня означает эта борьба, и каких нервов она стоит?
Я покорно протянул руки, чтобы на них защелкнули наручники, и меня повели из зала суда.
С того дня я превратился в зомби, я словно умер. Я вроде был живой — я говорил (правда, редко, лишь тогда, когда приходилось отвечать на вопросы), ходил, справлял нужду, и так далее, но тело мое двигалось самостоятельно, без меня. В моей голове совершенно не было мыслей, и иногда мне казалось, что и меня самого во мне нет, нет души — она будто умерла тогда, при вынесении приговора, от пережитого стресса.
За время нахождения в тюрьме я узнал о рождении сына, а однажды ко мне пришел мой адвокат. Я очень обрадовался свиданию с ним. Во-первых, это всегда надежда на то, что дело откроют заново, и обнаружатся новые обстоятельства, которые помогут мне выйти на свободу. По крайней мере, так меня утешал мой адвокат. Но одного он все-таки добился — дело действительно открыли, и расследуется заново. У меня есть шанс. Только лишь надежда помогала мне держаться и не сойти с ума. Дело в том, что насмотревшись всяких фильмов о тюрьме, я опасался стать жертвой издевательств со стороны сокамерников. Правда, в каком-то смысле мне повезло, и отношение ко мне было вполне терпимым, несмотря на то, что осужден я был за убийство.
Я не стал оправдываться, говоря, что я не убивал, так как это все равно, бесполезно.
«Все тут ни за что, ни про что!» — таков ответ на подобное заявление.
Я сказал, что убил за сестру. Тогда выяснилось, что со мной в камере сидит парень, чья сестра стала жертвой Виталия — девушку похитили, и долго держали в неволе, насилуя и заставляя заниматься проституцией. Однажды бедняжку нашли повешенной.
Так что я добился что-то вроде уважения. Правда, это пока никто не знает, что я работал с Виталием. Надеюсь, что к тому времени, когда это станет известно, я уже буду далеко-далеко, на свободе.
А пока моя жизнь не кажется мне адовой пыткой, правда это, конечно же, относительно.
— Здравствуй, Сергей, — поприветствовал меня Виктор Андреевич.
— Здравствуйте! — счастливо ответил я.
— У меня для тебя две новости, и, конечно же, как всегда они делятся на хорошую и плохую. В нашем случае, это хорошая новость и… ужасная.
— Что случилось? — с тревогой спросил я, боясь услышать то, что скажет адвокат. Если новость не просто плохая, а ужасная, то, наверно, кто-то умер.
— Начнем со второй? — деловито поинтересовался Виктор.
— Да-да, — раздраженно ответил я, — говорите уже. Не томите!
— Ваша жена, Илона, покончила с собой. Мне очень жаль, Сергей.
— Как это случилось? — осипшим, севшим голосом спросил я.
— Вам ведь известно, что она страдала психическим расстройством?
— Конечно.
— Так вот, как говорят доктора, после тяжелых родов, Илона впала в тяжелейшую депрессию, и под действием наркотических веществ выбросилась из окна.
— Но Илона не принимала наркотиков! — возразил я.
— Ну, возможно, раньше и не принимала, — равнодушно ответил мужчина.
— Господи, что теперь будет с моим сыном, — спросил я даже не его, и не ожидал получить ответа, но Виктор, как мой адвокат, видимо, посчитал, что должен отвечать на все вопросы.
— Ваша сестра, Анна, она ведь уже совершеннолетняя? — поинтересовался он.
— Ей девятнадцать, — ответил я.
— Ну, вот, она могла бы взять опеку над вашим ребенком.
— Да… Уверен, что так она и сделает, хотя сам бы я не хотел, чтобы она тратила свою юность на…
— Но в ином случае ребенок отправится в детский дом.
— Да, и этого я хочу еще меньше. А что за вторая новость? — перевел я тему разговора, а то уйдет, и забудет. — Вы говорили, что есть и хорошая новость.
— Ах, да-да, конечно, — вспомнил Виктор. Ну, вот, точно забыл. — В твоем деле открылись кое-какие обстоятельства. Я бы хотел, Сергей, чтобы ты еще раз, но только уже подробнее вспомнил и рассказал мне события той злополучной ночи. Это очень и очень важно.
— Хорошо, — заволновался я. — Я постараюсь.
— Скажи, Сергей, как тебе удалось покинуть дом Виталия? Он сам отпустил тебя, или же ты сбежал?
— Э-м-м, — задумался я.
— Между вами не было потасовки?
— Что вы имеете ввиду? — растерялся я.
— Ну, может быть, ты ударил его, и тем самым…
— Нет! — горячо возразил я. Что он пытает меня? Будто не адвокат, а следователь какой.
— Хорошо. А как его пистолет оказался у тебя в руках?
— Он сам дал его мне. Я сказал, что ненавижу его, и жалею, что не убил. Тогда он достал из кармана пистолет, и, кинув его мне, посоветовал наверстать упущенное. А для того, чтобы совсем уж вывести меня из себя, он позвонил своим людям, этим тупоголовым амбалам, и сказал им, что могут делать с Аней все, что захотят, если через пятнадцать минут не услышат выстрел.
— Вот как? Почему же ты не рассказал этого раньше?
— Я не знаю.
Потому что надеялся на дядю Сашу, дурак. Думал, что он выручит меня, раз уж и я, и Нютка помогали вывести Виталия на чистую воду. В итоге я в тюрьме, а Нютка едва осталась жива.
— Ладно, — по-отцовски мягко сказал Виктор. — Что было дальше?
— Дальше я подобрал пистолет, и даже прицелился, но… но не смог выстрелить.
— Почему не смог? Произошла осечка или что?
— Нет, я просто не смог, не смог сделать это.
— Ага, понятно.
— Я бросил пистолет на пол, и Виталий стал смеяться, поддевать меня, называя тряпкой, а после чего неожиданно принялся изливать мне душу. Тогда он и рассказал, что смертельно болен и жить ему осталось недолго. Я ответил, что меня не интересуют его проблемы.
— Скажи, Сергей, а ты знал до этого, что Виталий болен?
— До той ночи нет. Последнее время замечал, что ему нездоровиться, но о болезни мне было неизвестно.
— Хорошо. Что было после? Он отпустил тебя?
— Вроде того. Он сказал, чтобы я катился к черту.
— И?
— Ну, я и пошел, — тихо засмеялся я. — А уже когда вышел за ворота, услышал выстрел — глухой такой, но я не стал возвращаться, чтобы выяснить, что, да как.
— Это понятно, — согласился со мной адвокат, — ведь он мог стрелять тебе вслед.
— Да, могло быть и так.
— Дело вот в чем — распечатка последних звонков Виталия показала, что он, действительно звонил своим людям, и давал им указания. Но самое важное то, что они признались, что видели, как ты выходил из дома, после чего Виталий позвонил, и велел не препятствовать вашему с Аней уходу. Это говорит о том, что если доказать, что Виталий был еще жив, когда ты вышел на улицу, то…
— Не может быть… — не поверил я своим ушам. Я готов был рыдать от счастья.
— Может, — улыбнулся Виктор, — и очень даже.
— А эти псы, то есть люди Виталия, они согласятся подтвердить?
— Да, они уже дали показания в прокуратуре, и теперь выступят в суде.
— Интересно, что их заставило так раздобриться.
— Наверно, солидарность. По себе знают — каково это, сидеть в тюрьме, а в твоем случае, еще и ни за что. Наверно, это место, иногда все же исправляет людей.
— Угу. Если только не калечит.
— Так что, вот такие вот новости, — подвел итог Виктор, собираясь уже уходить.
— Замечательные новости! — вдохновенно сказал я. — Спасибо!
— Пока еще не за что, — улыбнулся Виктор, и, попрощавшись, ушел.
По дороге в камеру, я улыбался пусть и идиотской, но счастливой улыбкой.