8

- Прибарахлился малость? - ласково поинтересовался Каманин, глядя на оттопыренные карманы Красноморовского полушубка.

- Хорошо бы реактивов еще прихватить или хотя бы посмотреть, что там у них припасено.

Поднявшись по шаткой железной винтовушке, они снова попали в круглую химическую залу, где царил горьковато-кислый запах давно рассыпанных химикалиев.

- Посвети-ка на стеллажи, - попросил Василий.

Луч фонаря выхватил тусклые ряды склянок. Давно отклеившиеся этикетки лежали под ногами как опавшие листья.

- Тут, брат, сразу и не разберешься... Посвети-ка еще.

- Разбираться дома будешь. Только атомы распадные не бери. Все можно, а это - ни-ни... На значки смотри - где треугольник красный в желтом кружке - не прикасайся.

- Эту метку я знаю. Да атомы у них на воздухе и не хранились, - возразил Красноморов. - Они за семью печатями припрятаны.

- Кто их ведает... Хозяева-то - тю-тю... Царствие им небесное...

У Красноморова сложилось впечатление, что на этих стеллажах уже кто-то похозяйничал, искали что-то или разорить из глупого хулиганства хотели, такое тоже случалось. Некоторые банки были неплотно прикрыты, иные сдвинуты с прежних мест, о чем свидетельствовали темные, не успевшие еще заполниться вековой пылью гнезда. Красноморов вспомнил о платке, оброненном неизвестным посетителем.

Когда они выбрались на поверхность, Красноморов с облегчением вдохнул морозный воздух и зажмурился, ослепленный девственно чистым снегом. Едва ли здесь могла таиться какая-нибудь опасность - снег все скажет... А подземелье - оно уже позади.

Они забрались в вездеход.

- К приюту номер три заверни, - распорядился Каманин.

Вездеход угрожающе рыкнул и взял с места скорость. Они долго петляли между заиндевелыми деревьями, поднимая за собой облака мутно-белой пыли. Наконец, крякнув, машина остановилась у небольшой избушки, окна которой были забиты досками, но из криво посаженной трубы кудрявился белый, уходящий вверх дымок. Избушка, похоже, не пустовала.

Красноморов выбрался из кабины, разминая затекшие ноги, и остановился в недоумении. Пнред ним на поляне уткнулись мордами в сугроб еще два вездехода, а рядом прохаживались, уминая валенками снег, наблюдавшие за лесом несколько парней. Присмотревшись, он признал в них своих, хотя и не коротко знакомых.

- Кто здесь? - тихо спросил Красноморов Каманина.

- Свои, Василий Егорыч. Я же обещал тебе - поговорить надобно. Но не в подземном же склепе - там холодно да и небезопасно. Так что не серчай. А теперь в дом проходи. Нас уже ждут, поди. Посидим, согреемся, да потолкуем.

В доме потрескивала печка и горели свечи в металлических подставках - ждали гостей. Красноморову бросился в глаза накрытый к трапезе стол с пыхтящим самоваром. Откуда-то то ли из-за углов, то ли отделившись от мрачных плохо освещенных стен, возникли при появлении Красноморова и Каманина сразу трое, нет, даже четверо людей.

- Приветствуем вас, господа! - скзал один из них и голос его показался Красноморову знакомым. - К столу, к столу! Как добрались, Василий Егорыч?

Красноморов молча поклонился, а когда глаза его привыкли к освещению, узнал всех. То были члены Великого Совета - технари, как на подбор: Олеженька Серебрянин, светлобородый богатырь в просторной шерстяной кофте из отбеленной пряжи; городской историк Ерема Петухин, как всегда зачарованно сверкавший стеклами очков. Лучший хирург и костоправ общины Егорий Лужин (его, помнится, на Совете, когда разыгралась драма, не было) выложил на стол большие чисто вымытые руки. Четвертым выступил из темноты смущенный Борислав Балашов, математик, известный своим въедливым, хотя и незлобным умом. Красноморов рассчитывал увидеть в этой кампании и Ванникова, но Археолога среди хозяев избушки не оказалось.

- Добрый день, господа, - сказал Красноморов.

- Добрый, добрый, присаживайтесь, господа, потрапезничаем, да кое-какие дела наши обсудим. Сначала горячительного примем понемногу, чтобы думалось легче, да говорилось свободнее.

На столе оказались маленькие прозрачные цилиндрики. Олеженька Серебрянин ловко наполнил их чистейшей как родниковая водица жидкостью из высокого и узкогорлого сосуда, который тут же убрал со стола, предварительно закрутив на горлышке металлический колпачок. Перед каждым положили по ломтю хлеба, а сверху навалили розового переваренного мяса.

- С богом, - сказал Петухин, разглядывая свой цилиндрик на свет. - За встречу, да чтобы дела наши шли хорошо...

Жидкость оказалась и впрямь горячительной, не чета пименовской медовухе.

- На хлебушек с консервой налегай, Василий Егорыч, - тихо посоветовал Каманин, - а то с непривычки и в голову ударить может.

- Ничего, не боись, гооспода, - громко заявил Егорий. - Мы этот жалкий хмель в сей момент кофеем выведем из любой буйной головушки.

Перед Красноморовым поставили коричневую чашку с горьковатым напитком, который ему уже довелось отведать у Микеши.

- Пей, брат, - услышал Красноморов голос Егория Лужина, - это тебе не травяная настойка, а кстати, тоже растительная штука, только вот растений таких у нас тоже не водится теперь.

- Предки, известное дело, оставили...

Вот, значит, откуда у троюродной кузины все это добро. Всех она что ли в баньке отмывает? А он-то, дурак, подумал, что ему предпочтение ее как снег на голову свалилось.

- А теперь, господа, червячка заморивши, к делу, - сказал Ерема Петухин. - Откроем наше совещание. Трудные проблемы и заботы стоят перед нашим маленьким миром и надобно решение принять, как дальше быть, ибо невозможно более катиться по воле ветра...

А дело, как понял Красноморов, состояло вот в чем: ежели Совет обезглавлен, то кому-то надобно немедля взять на себя бремя забот о всеобщем благе. По закону главой Совета должен теперь стать Ванников Никита, а по справедливости? Нельзя в сложившихся условиях допускать сосредоточение власти в одних руках. Монополия никогда к добру не приводила. Это еще наши предки подметили и много крови пролили зазря, пока не осознали. И если сейчас допустить, что власть будет собрана у Ванникова, к примеру, никакого естественного развития нашей маленькой общины не получится. Уже и так ясно, что в Совете некоторые, будем говорить, сторонники Букреева, царство ему небесное, соединили в своих руках непомерную власть. Теперь их власть грозит еще более разрастись. Отсюда и травля технарей.

- Да чем же технари-то мешают Совету? Казалось бы наоборот... - подал голос Красноморов.

- А может, тем и мешают, что знаниями обладают. Ты в одной области, к примеру... И много ли вас таких, кто в физике теперь разбирается? Ты да Ефросинья Славина... Но с женщины особый спрос. Никола Каманин, тот про жизнь земную более других разумеет. Олеженька Серебрянин не только, надо думать, филисофский камень ищет. А знания - это как в старину говаривали - и сила, и оружие. И однажды довели они человечество до крупной беды. Теперь перед нами вопрос вопросов: что же делать дальше. Снова охотиться за знаниями, то есть собственными руками рыть себе могилу, или обойтись без них, у матушки-природы поучиться, помаленьку жить, наблюдать природу, не воздействуя на нее, не ставя опытов - просто связи между отдельными явлениями искать, да звездами любоваться. И абстракции математические не возбраняются. А питаться - чем земля уродит, да лес подарит. На наш век хватит... Технари же, они не столько наблюдают природу, сколько разрушают ее... Другое дело фольклористы... Гегемона Маркеловна, к примеру, собирает приметы да наговоры. Пусть она называет это наукой, то бишь научной фольклористикой. Систематизация, господа, тоже нужна и бог простит эту злобную старуху. Ведь действия ее никому не мешают, а может, и пользу приносят, если из этой систематики закономерности проглядываются. А вот когда ты, Василий Егорыч, атмосферную энергию впрок запасаешь и грозы в лабораториуме устраиваешь, это уже не так безобидно. Про атомы распадные и не говорю... Но тебя здесь никто и не обвиняет... Это лишь примеры того, чем технари мешать могут. Не тебе объяснять - ежели в Совете будет большинство технарей, то можно избежать множества ошибок, больших и малых, не зависеть от погод и воли господней, хотя все мы под богом ходим. Хуже другое - как бы в Совете теперь настоящий Наполеон не объявился...

- Это кто такой? - поинтересовался Серебрянин.

- Был такой правитель в древности, он власть монополизировал... Из простых сословий вышел, а на вершине оказался. Когда жить становится легче, кому-то обязательно неймется, и вот появляются такие, которые власть к рукам прибрать хотят... - охотно пояснил Ерема Петухин. Его слушали напряженно.

- Кто же у нас в Наполеоны-то метит?

- А вот напряги головушку...

- Да зачем надобно - в Наполеоны? Чего делить-то? - растерянно протянул Василий и все захохотали.

- А ты, Василий Егорыч, выдь из своей скорлупы, да оглянись вокруг... Возьми хоть Ванникова Никиту. Все эти старые захоронки да склады да подземные города, что в округе имеются, получается - его епархия. Но не собственность! Нашел склады с непонятными приборами, надо звать Василия Красноморова да госпожу Славину - они лучше других разберутся, что к чему. Узрел химические порошки да реактивы - это по части Николы Каманина да Серебрянина Олеженьки - пусть выясняют, чем наши предки, царствие им небесное, природу травили... Медицинские там препараты, лекарствия, ясно не толстяку и обжоре Петрушину надобно совать, он в них - ни уха ни рыла. А Егорию Лужину. Книги - это, господа, по моей части, хотя бы по первости... Так ведь нет. Ванников все под себя норовит грести. А покойный Букреев приказ готовил, обнародовать хотел, да не вышло. А указ, господа, таков: запретить выход в окрестные леса без специального разрешения. И на могильники вообще наложить арест. А кто специальное разрешение выдавать будет? Ванников! Он же второе после главы Совета лицо, он и главный наш Археолог, и все могильники, да что в них сокрыто - в его руках. Без этих старых захоронений и складов мы, ясное дело, прокормимся, но науку развивать едва ли сможем... Мы же ничего нового не придумали с Обновления... До сих пор старыми запасами живем... Нет, господа, наполеонов следовало бы попридержать.

- Кто бы он ни был, этот Наполеон - он не один, - тихо сказал Борислав Балашов и все разом повернули к нему головы, прислушиваясь, потому что за ним водилось: тихоня-математик мог долго-долго молчать, как мышь в норе, а потом выдать такое суждение, что суть разговора сразу выявится. - Он же не один, господа. С ним Мусатов, хотя он в Совет и не входит, но это чисто формально, он все равно в курсе любого дела. А у Мусатова еще и своя команда имеется - нерассуждающие курсанты, добры молодцы. А это, господа, уже другая категория людская и сила другая. Если что, они технарей могут задавить одним лишь численным да физическим превосходством...

- Войны у нас еще не было... Атомный дождь пережили. Дети мертворожденные да уродцы случались тоже. Вот тогда и пришлось первые могильники расковыривать, чтобы дозиметры какие найти да химические анализы сделать - старики последние кое-что еще помнили... А до войны внутри общины еще не докатились, - пробасил Ерема Петухин.

- Коли о войне речь зашла, - заметил математик, - она, считайте, началась. С убийства Букреева.

- Господа, да как же такое могло случиться в общине? Может быть, это случайно произошло?

- Нет случайностей в природе, господа, есть только цепочка непонятных закономерностей.

- А может, кого другого убить хотели?

- Кого? Квас, ясное дело, для докладчика поставили.

- А докладчика сменили в последнюю минуту, по воле самого покойника, между прочим! Что же, он своей смерти желал?

- Нет, господа, повестку дня и в самом деле сменил Букреев в последнюю минуту. Но повар кваску наливал позднее - своими глазами видел, проходя мимо буфетной.

- Да разве квас отравленный был? Кто это доказать может? Покойник-то и в самом деле не выдержал напряжения, переусердствовал, так сказать, а недоброжелательство, чего греха таить, имелось, и он чувствовал его, что никак не способствовало и спазм сердечный вполне могло вызвать...

- Нет, Егорий, и ты, я вижу, точку зрения этой протухшей перечницы разделяешь? И в сглаз, поди, веруешь?

- Да причем здесь сглаз, Никола? Ты шире смотри - я же о том, что смерть даже непогода может спровоцировать. А отравить при всем честном народе трудно - а вдруг кто другой опередил бы Букреева и кваску отхлебнул? А?

- А это проверить можно! - сказал Василий и все разом посмотрели на него. - Я про отраву. У меня, господа, платок сохранился, когда я падал, в луже поскользнувшись. Руки потом оттирал.

- Что же ты следствию свой платок не показал?

- А вот не показал! Меня же и так обвинили в убийстве Букреева мысленным посылом, а ежели я еще и платок бы им предъявил, решили бы, что и отрава - моих рук дело. Ведь этот медведь в следственном приказе так и заявил: докажите, мол, господин Красноморов, что вы не делали посыла.

- Василий Егорыч прав, господа, - сказал Борислав Балашов.

- Махровое невежество наших властей, как бы сказали наши предки. И укрепляется с каждым новым происшествием, - мрачно пробасил Ерема. - Это они должны доказать, что ты не виноват, а не ты оправдываться. Устал я, господа, повторять, что всякая магия еще отольется нам.

- Платок-то у тебя где?

Красноморов порылся в кармане и вытащил на свет божий тряпицу, найденную в химической подземной зале.

- Это, что ли?

- Нет, господа. Это я подобрал нынче, когда мы с Николой Денисычем склад военный посещали. Как раз в химическом лабораториуме и лежал этот платок.

- Точно нашли, - подтвердил Каманин.

Находка пошла по рукам.

- Ага, - тихо прошептал Борислав, поднося тряпицу к свече. - Тут, между прочим, господа, буковки нитками вышиты. Так что вещица меченая. А буковки, доложу вам, такие: если отбросить вензеля, которые баба своему любезному закрутила, то останется Н.В.

- Кто же у нас - Н.В.-то?

- А чего тут думать? Никита Ванников - надо понимать.

- Это еще требуется доказать, господа...

- Доказать, оно, конечно, не помешает. Очень даже просто - увести у него еще один платок и сравнить вензеля.

- А если это не он?

- Не он, так другой, за чем дело стало? Но только Никитушка Ванников вполне мог в этом складе побывать: могильники-то по его части. Да и платок, ясно дело, не старый, новый, можно сказать, холщевый платок.

- А где твой, с отравой, Василий Егорыч?

Красноморов извлек из кармана поддевки лежалый, противно рахнувший платок.

- Прошу прощения, господа, все-таки двое суток миновало.

- Чего там смущаться, право слово, не девка.

- Давай, Никола, это по твоей части. Сможешь что определить?

- Да как вам сказать, господа? Если бы точно знать, чем травили...

- Ну, это я тебе подскажу, - воодушевился Егорий Лужин. - Поскольку смерть наступила практически мгновенно - жаль сам не присутствовал - видимо, синильная кислота. Есть у тебя реактивы, Никола?

- Найдутся. Не здесь, конечно, в лабораториуме...

- А в могильнике была кислота эта?

- Затрудняюсь ответить - я-то другое смотрел, - сказал Красноморов.



Загрузка...